Москва.
Погрузив коробку с кроваткой в машину, поехал с ней домой. Можно, конечно, было бы оставить подарок до четверга в машине, и вручить сразу Сатчану при встрече, когда на базу за колясками поедем. Но завтра выходной, хотел одним днём в деревню метнуться, на баню посмотреть. Насколько я знаю, мама с Ахмадом тоже собираются. У Гриши девятого парад от академии, он поехать не сможет, а Родьку надо с собой взять. Что он будет, что ли, один дома целый день в праздник сидеть?
До праздничного выступления в ДК ЗИЛа оставалось ещё больше полутора часов. Пообедал не спеша и поехал на Восточную улицу.
Святославль.
Левичев сразу после просмотра квартиры привёз Рябовых в исполком. В Бюро обмена пришлось посидеть минут сорок в очереди, пока, наконец, они попали в кабинет. Заметив хмурый взгляд, который бросила на него Сычёва, сотрудница бюро, которая оформляла ему обмен с Якубовыми, он сразу понял, что с ней будут проблемы.
— Что у вас? — спросила она.
— Квартирный обмен Святославль — Брянск, — положил он перед ней документы.
— До обеда двадцать минут осталось. Я не успею даже документы проверить, — ответила она, даже не взглянув на бумаги. — Приходите после обеда.
— Но, Ирина Васильевна, посмотрите, хотя бы, всё ли у нас есть? — попросил Левичев, взглянув на часы
— Не могу, — дерзко взглянула она на него.
До обеда ещё целых двадцать пять минут, вообще-то, — отметил он про себя и настороженно спросил:
— Почему же?
— Потому что времени остаётся до обеда мало. Я не хочу потратить на вас половину своего обеденного перерыва. Приходите после обеда.
Левичев понял, что спорить сейчас с ней — только разозлить, и предложил Рябовым пообедать в райкомовском буфете. Пока остаётся шанс оформить всё одним днём, нужно потерпеть выкрутасы этой зазнавшейся боярыни.
Дождался следующих желающих на обмен. Занял очередь перед ними, чтобы после обеда попасть в Бюро обмена первым, и повёл Рябовых «попробовать, чем питается городское начальство». За шутками и прибаутками он пытался скрыть своё беспокойство. Ему очень хотелось верить, что работница Бюро обмена удовлетворится тем, что заставила их потерять лишние полтора часа. А если нет? Может, попробовать потихоньку договориться с ней? Конфеты сунуть, или даже и пару червонцев? Или сразу к её начальнику пойти?
Приехал за полчаса до начала концерта. Артисты уже были на месте и суетились за опущенным занавесом. Оттуда доносились голоса и смех, и время от времени занавеса кто-то касался, и вся тяжёлая бархатная махина начинала колыхаться, отражая свет огромной люстры в центре зала.
Пристроился на первом ряду и стал ждать. Вскоре выглянул со сцены Серёга Белый. Увидел меня, кивнул, и тут же исчез. Вскоре справа по лестнице стали спускаться в зал Малина, Витя Еловенко и ещё два незнакомых мне мужика. Видимо, это команда Виктора. Поднялся им навстречу, они подошли, и Витя представил их как Горыныча и Чапая. Сам Горыныч представился Дмитрием, а Чапай Коляном. Не перепутать бы… Горыныч мощный, крупный, а Чапай высокий и худой.
Мужики обступили меня, с интересом разглядывая.
— Вы не смотрите, что он выглядит, как студент второго курса, — важно заявил им Ромка Малинин, — на самом деле он…
— Студент второго курса и есть! — не сдержался я и рассмеялся.
— Да ладно тебе скромничать, — заулыбался Виктор. — Лина рассказывала, как ты мою заведующую строил…
Тут в зал вошли парторг завода Барсуков и Бортко, а за ними райкомовское комсомольское начальство в лице Войнова и Сатчана и заводское в лице Григоряна со своим помощником.
Меня уже все и так знали, мы поздоровались, а Варданян, тем временем, представил начальству Виктора с командой.
— А это, товарищи, наши начинающие звёзды — вокально-инструментальный ансамбль «Ночные асы».
— Ну, вперёд, ночные асы! — напутствовал их Войнов, и они все прошли к центру первого ряда и начали рассаживаться.
— Какое интересное название вы своей группе выбрали, — заметил я. — Отсылка к истребителям времён войны?
— Ну да, — смутившись ответил Еловенко. — Это творческий псевдоним… Что-то как-то мы постеснялись идти на сцену с такой песней под своим названием.
— Каким же? — с любопытством спросил я.
— «Горчаель». Горанин, Чаплин, Еловенко, — сразу пояснил он, что это значит.
— Горчаель, — повторил я. — Так-то звучит нормально, но зашифровывать в название группы фамилии её участников — большая ошибка. Кто-то придёт, кто-то уйдёт, каждый раз название менять, что ли?
— Да мы уже и сами это поняли, — взглянув на Ромку, согласно кивнул Горыныч.
— Ну, раз так, «Ночные асы», значит, «Ночные асы», — заключил я. — Вперёд! Дерзайте и скоро никто не будет задумываться над словами в названии вашей группы, у всех они будут ассоциироваться исключительно с вами и получаемыми от ваших песен положительными эмоциями!
— Нам бы твою уверенность, — произнёс Еловенко, переглянувшись со своей командой.
— Да нормально всё будет, расслабьтесь! — улыбнулся я. — Уверенность в себе — часть секрета успешного выступления музыканта. Вы должны заражать уверенностью в себе своего зрителя. Есть даже термин такой — харизма. Смогли заразить верой в себя и свой успех зрителя — он вас без удержу полюбит. Самые успешные музыкальные группы все сплошь харизматичные…
— Надо же как! — уважительно взглянув на меня, протянул Колян.
Опять выглянул со сцены Белый и парни поспешили вернуться к нему.
Святославль.
Минут за пятнадцать до окончания обеда Левичев уже занял оборону у Бюро обмена. К сожалению, те, перед кем он занял очередь, куда-то ушли. Так что несколько скандальных тёток, пришедших уже после того, как он увёл Рябовых в буфет, попытались отогнать его от двери. Но он, не повышая голоса, очень жёстко отшил их, тряся бумагами в руке в качестве аргумента. Давно обратил внимание, что лучше настаивать на своем, тряся перед носом у оппонентов какими-нибудь бумагами. Кажется, что ты действительно имеешь на что-то право большее, чем остальные.
Сычёва вернулась в свой кабинет после обеда с опозданием минут на пятнадцать. Когда они попали, наконец, к ней в кабинет, Левичев был уже в таком состоянии, что готов был сорваться. Но все же старался успокоиться заранее, приготовившись к худшему.
Предчувствие его не обмануло.
Сычёва медленно и дотошно читала все документы, что представили обе стороны, перекладывая их один за другим.
— О! Какая печать слепая, — воскликнула она, посмотрев на очередной документ. — Так не пойдёт.
— И что? — удивлённо уставился на неё Рябов, — нам из-за этого в Брянск и обратно ехать? Чтобы нам ещё одну печать рядом поставили?
— Да, — ответила она ему, не задумываясь, и отодвинула от себя их документы. — Все же речь идет о квартире, а не о банке с огурцами. Сами должны понимать, как важно все правильно сделать.
Всем стало ясно, что уговаривать её бесполезно. Потрясённые Рябовы собрали свою часть бумаг и вышли из кабинета. Левичев тоже собирал свои, но медленнее, чтобы иметь повод остаться один на один с Сычевой.
— Но почему? — спросил он, не выдержав.
— Потому что вы меня обманули в прошлый раз, — ответила она ему, уверенно глядя ему в глаза. — И мне влепили выговор из-за вас.
— Честное слово, очень жаль, что так получилось, — попытался он исправить ситуацию. — Но, вы же сами прекрасно понимаете, что этот обман, больше, Якубовым был нужен, а не мне.
— Нет, не понимаю, — ответила она. — О чём вы?
Он молча подхватил свои документы и вышел из кабинета.
Всё с ней понятно, — думал Левичев. — Будет теперь из себя тут главную строить… Видно, что и подарок если презентовать, она мне его в лицо швырнет… Ну, ничего! На каждую пешку ферзь найдётся!
Левичев показал Рябовым успокаивающий жест рукой и отправился к начальнику Бюро обмена.
К его огромному сожалению, к Бобрецову тоже оказалась полно народу. Он занял очередь, предупредил, что отойдёт ненадолго, и пошёл к Рябовым сказать, что придётся ещё немного подождать.
Левичев успокаивал себя тем, как сейчас расскажет начальнику про произвол его сотрудницы! И как ей влепят очередной выговор!
Так ей и надо, дуре! — злорадно думал он.
Москва. Гагаринский райком КПСС.
Услышав от помощницы, что его спрашивает племянница, Володин недовольно скривился, но попросил соединить.
— Здравствуйте, Герман Владленович, — проворковала Регина. — У меня есть для вас кое-что очень и очень интересное. Вам обязательно надо это увидеть.
— Что ещё?
— Очень важная информация, — с придыханием ответила она.
— Как в прошлый раз с таксопарками?
— Нет, — тут же осеклась Регина.
— Ладно, приходи. Посмотрим, что у тебя там за важная информация такая…
Москва. Камвольно-отделочная фабрика.
Сколько капитан Орехов ни наблюдал за Анной, заметить что-либо конкретное он не смог. Прошла уже неделя со дня той злосчастной поломки, а линия так и не заработала. Более того, не ясна была и причина этого.
Заметив, как Сашка Озеров в чём-то настойчиво убеждает Анну, а она с растерянным видом стоит перед ним, опустив глаза, Орехов решил, что Озеров поймал её с поличным и убеждает признаться.
Когда Анна с опаской взглянула на него, капитан сделал вид, что смотрит в другую сторону, а сам продолжил наблюдение.
Вдруг, Анна, тяжело вздохнув, кивнула согласно Озерову, и направилась прямиком к нему. Капитан от неожиданности перестал шифроваться и уставился на приближающуюся к нему Юрченко.
— Михаил Николаевич, можно с вами поговорить? — испуганно спросила она.
— Конечно. Слушаю тебя, — постарался он ответить как можно спокойнее, чтобы не спугнуть её в желании признаться.
Неосознанная это ошибка или злонамеренная диверсия, вот что интересно? Капитан мысленно ставил на второе. Ну и, авось, удастся понять, что с линией и починить её как можно скорее. Это ему тоже в плюс пойдет. А что делать потом с Юрченко, решат компетентные органы. Но Анна сумела его ошарашить, заведя речь совсем о другом.
— Михаил Николаевич… Я не хочу возвращаться в США, — проговорила она.
— Что? — не поверил он собственным ушам.
Тут же рядом оказался Озеров.
— Михаил Николаевич, Аня хочет остаться в СССР, — заявил он. — Она же может попросить у нас убежище?
Капитан оказался не готов к такому повороту событий, он даже не думал в этом направлении. Хотя, оглядываясь назад, он на многие моменты взглянул сейчас иначе…
Концерт во Дворце культуры ЗИЛа начался с торжественной части, куда же без неё? Потом была физкультурно-поэтическая композиция на стихи Юлии Друниной…
Ребята очень старались, стихи читали девчонки по очереди. Сопровождалось действие акробатическими этюдами, символизирующими войну, борьбу и долгожданную победу…
Но я смотрел на всё это как в тумане. Помню, как рыдала моя мать, когда Юлия Друнина покончила с собой в девяносто первом. Поэтесса не смогла пережить развала страны, ради свободы которой она прошла почти до конца всю войну. Сколько раз ранена была, сколько наград было у этой потрясающей женщины… А сколько она, как депутат Верховного Совета, боролось за права армии, ветеранов Великой Отечественной Войны и воинов-интернационалистов…
Вот о ком надо песню написать! — думал я, вслушиваясь в слова стихотворений. — Молодцы наши, что выбрали именно её стихи.
Тут поэтическое представление закончилось и Белый пригласил автора стихов на сцену!..
Блин! Она же ещё жива! Еще вполне цветущая женщина поднялась с первого ряда и прошла мимо меня на сцену. Белый ей руку ещё подал, когда она по ступенькам поднималась… Не помню, какого она года рождения, но ей же сейчас ещё лет пятьдесят, не больше. До той трагедии ещё полно времени… Надо мне будет обязательно что-то предпринять! Всех я не спасу, вместе с СССР погибли под его обломками миллионы… Но хоть кого-то да обязан…
Она выступила с коротким приветствием и прочла замечательные стихи:
'Я принесла домой с фронтов России
Веселое презрение к тряпью —
Как норковую шубку, я носила
Шинельку обгоревшую свою.
Пусть на локтях топорщились заплаты,
Пусть сапоги протерлись — не беда!
Такой нарядной и такой богатой
Я позже не бывала никогда…'
— Будьте счастливы ради тех, кто оставил свою жизнь, свою молодость, свои мечты и надежды там, на войне, — говорила она с тёплой улыбкой. — Нам, оставшимся в живых, видевших смерть в лицо не раз, очень важно, чтобы молодые ценили жизнь свою, а в ней каждый день и каждый час.
Её провожали со сцены бурными овациями. Белый подарил ей шикарный букет и помог спуститься со сцены.
Ну, тут уж я свой шанс не упустил, и принял её у Серёги внизу у лестницы. Представившись корреспондентом газеты «Труд», выпросил у неё домашний телефон с намерением обязательно взять у неё интервью и написать про неё целую статью. Вот та личность, масштаб которой нужно обязательно показывать молодежи… Вот та героиня, которую нужно делать идолом, вместо попсы…
Проводил поэтессу к свободному креслу в центре первого ряда с начальством рядом и вернулся на своё место.
К этому времени уже началось выступление «Ночных асов». Бугай Горыныч оказался ударником, а Чапай — бас-гитаристом. Красивая лирическая мелодия, красивый голос Ромки Малинина сменились жёстким ритмом и довольно экстремальным вокалом Витьки в припеве. Там ему ещё и Чапай подвывал. Народ в зале обалдел и никак не отреагировал. После второго куплета в исполнении Малины, у него опять принял эстафету Еловенко и ему уже скромно помогали из зала. Третий раз припев пели уже довольно дружно, а ближе к концу парни умудрились так раскачать зал, что четвёртый припев зал пропел грозным массовым хором:
'Война! Это боль, это ярость сердец,
В душе только холод и пепел.
Слезы превратились в сталь и свинец,
Для врага — только смерть, только трепет!'
В конце парни, вдохновившись, повторили припев несколько раз подряд и, в итоге, сорвали бурные овации. Народу их выступление крепко зашло… И начальство, кстати, тоже было очень довольно, видя такое единение музыкального коллектива с народом при исполнении идеологически правильной песни.
Белый, спрыгнув прямо со сцены, подбежал к помощнику секретаря комитета комсомола, что-то уточнил у Варданяна и, как я понял, кивнув головой «Ночным асам», передал им разрешение на исполнение второй своей композиции.
Когда послышался знакомый проигрыш «Жёлтой реки», я, признаться, сильно напрягся. Но Витька отчудил, так отчудил, переписал немного стих про Мишку косолапого, чтобы тот попадал в мелодию знаменитого хита Христи. Малина и Чапай старательно подпевали ему и все трое с серьёзными лицами покачивались с ноги на ногу, изображая переваливающихся при ходьбе медведей. Прямо, как дети, которых под этот стих учат ходить.
Народ от смеха чуть под кресла не попадал. Пародия, с музыкальной точки зрения, получилась очень достойная. Что касается идеологической составляющей, то, возможно, наше партийно-комсомольское начальство решило, что не помешает высмеять содержание западной популярной музыки. В любом случае, выступить «Ночным асам» с зарубежным хитом позволили, а это уже большой прорыв для наших идеологов. Тем более, что ухохотались все до слёз и долго аплодировали…
На этом сегодняшний концерт завершился. Расходились все с улыбками на лицах. Это был успех для всех выступавших, причём, безоговорочный. С чем я и поспешил поздравить вновь созданную группу.
— Вы прекрасно сегодня выступили, — искренне похвалил музыкантов я, поднявшись к ним на сцену. — Я, конечно, не музыкант, но мне уровень вашего сегодняшнего выступления показался очень высоким. Вам надо обязательно продолжать работать в этом составе. Ваша универсальность, как вокалистов, — посмотрел я на Романа с Виктором, — сделает вашу группу очень востребованной на разного рода мероприятиях, как официальных, так и частных. На свадьбах и юбилеях очень неплохо можно зарабатывать.
— И еще на похоронах, — сострил Горыныч, разбирая ударную установку.
Посмеялись, и я предложил им подбросить их с инструментами на машине…
Москва. Союз советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами.
Вернувшись с совещания, начальник отдела по книгообмену Морозова села у себя в кабинете и задумалась. Из Торгово-промышленной палаты пришёл запрос на двадцать человек на стажировку в ТПП в течении двух недель. Руководство ТПП и ССОД решило объединить возможности за рубежом двух советских общественных организаций. Эти нововведения положительно воспринимались сотрудниками обеих организаций. Их сотрудничество значительно повысит эффективность работы ТПП и добавит значимости ССОД.
Прикинув количество мест в заявке, руководство равномерно распределило их по отделам, чтобы не было никому обидно. Отделу по книгообмену предстояло выделить двух человек.
Руководителям отделов предписывалось участвовать в стажировке в обязательном порядке. А ещё одно место Ольга Вениаминовна решила предложить Галие Ивлевой.
Галия хорошая девушка, неглупая, доброжелательная и тактичная, — думала о ней начальница. — С ней можно будет на стажировке провести время и с пользой для общего дела, и приятно для себя лично.
Москва. Детский дом № 19.
Брагины договорились встретиться в детском доме сразу после занятий. Раньше, чем после обеда, их попросили не приезжать. Медику ещё надо было медкарту подготовить…
Евгения приехала первой, получила все документы и сидела уже второй час с Ларочкой в холле в ожидании мужа.
Знала бы, что он так задержится, сама с сумкой в институт поехала бы, — думала Женя. — А то теперь ни мужа, ни сумки. Вещи Ларочкины сложить некуда.
Она сначала играла с малышкой, потом читала ей книжку. Ларочка скромно улыбалась и с испугом смотрела на Женю каждый раз, когда та вставала.
— Уходишь? — спрашивала она, заглядывая ей в глаза.
— Нет, нет, милая, — поспешно отвечала Женя. — Костю ждём. Вместе домой поедем. Он, ты и я. Все вместе.
Ларочка кивала и казалось, что она всё понимает. Женя прогуливалась с ней по холлу, играла. В кабинете дежурного педагога увидела телефон и решила позвонить родителям. Спросив разрешения, она сначала набрала отцу и поблагодарила за помощь.
— Спасибо, пап! Всё получилось! Мы сегодня забираем Ларочку, — делилась она радостно с отцом.
— Поздравляю, дочь. Уверен, ты будешь хорошей матерью этому ребёнку. Маме уже позвонила? — уточнил он.
— Нет ещё, — радостно ответила ему Женя. — Сейчас позвоню!
Она попрощалась с отцом, ещё раз поблагодарив его, и набрала домашний номер родителей.
— Мам! Нам сегодня Ларочку отдают! — так же радостно сообщила она рассчитывая услышать поздравления, как от отца.
— Как? — услышала она вместо этого. — Почему?
— В каком смысле, почему? — растерялась Евгения. — Мы же хотели! Мы столько ждали, просили, добивались…
— Но как же так?.. Ой, извини дочь, молоко убегает!
Услышав короткие гудки, Женя поняла, что мать бросила трубку.
Что это она? — удивилась она. — Даже не поздравила…
Она взяла малышку на руки и вернулась в холл, пытаясь осмыслить разговор с матерью. Ей стало обидно и немного страшно…
Наконец, Евгения увидела бегущего к крыльцу мужа с большой дорожной сумкой в руках.
— Что ты так долго? — накинулась на него Женя.
— Да наши сегодня на стрельбы первый раз поехали, пока отпросился на военной кафедре… Привет, Ларчёнок! — присел он перед малышкой.
— Уходишь? — спросила который раз девочка, взглянув на Женю испуганно.
— Нет, мы вместе уходим. Пошли одеваться, — повела Евгения ребёнка и мужа на второй этаж. — Где наши ботиночки? — усадила Евгения малышку на кроватку, на которой уже сложено было её нехитрое приданое. — Поедем сейчас с тобой домой. Тебя там мишка жёлтенький уже заждался…
Когда девочка уже была одета и Костя упаковал все оставшиеся детские вещички в сумку, до бедного ребёнка только стало доходить, что её тоже забирают.
— Мишка, — показала она на дверь.
— Мишка дома ждёт, — с недоумением ответила ей Евгения.
— Нет. Мишка там, — показала девочка на дверь. — Его тоже надо забрать.
Брагины переглянулись между собой.
— А нам разрешат игрушку забрать? — озабоченно спросила Женя.
— Если не разрешат, я договорюсь на нашего мишку поменяться, завтра привезу, — решил Костя. — Показывай, Ларчёнок, что за мишка?
Девочка привела их в игровую.
— Мишка, иди к нам, — позвала она мальчишку лет шести.
Брагины потрясённо уставились на него, а он смотрел на них с такой искренней надеждой…
Москва. Квартира Томилиных.
Не дозвонившись мужу на работу, Марина Геннадьевна Томилина позвонила их свату Брагину на службу. Того тоже не оказалось на месте. Она аж взвыла от отчаяния.
— Чёрт знает что!!! Дети вот-вот чужого ребёнка в дом притащат, а их никого на службе нет!
На глазах навернулись слёзы от злости и бессилия. Она металась по квартире и каждые пять минут набирала то одного, то другого.
Наконец, её соединили с Брагиным.
— Лёва! — прокричала Марина Геннадьевна в трубку. — Лёва, что это значит⁈ Вы же обо всём договорились! Почему детям разрешили усыновление⁈ Они детдомовского ребёнка домой тащат прямо сейчас! Вы же ездили договариваться! Вы же говорили, что обо всём договорились⁈ Вас что, обманули?
— Подожди Марина, ты уверена?
— В чём я уверена? В том, что мне дочь на радостях позвонила и сказала, что им ребёнка сейчас отдают?
— Ничего не понимаю, — потрясённо ответил ей сват. — Подожди, Марин. Я всё узнаю и перезвоню.
Марина Геннадьевна хотела ему сказать, чтобы он сразу выяснил, можно ли отыграть всё назад? Но Лёва уже положил трубку.
Она зарычала от напряжения на всю квартиру как раненый зверь. И сделать ничего нельзя, пока Лёва не выяснит, что, вообще, произошло? Почему детям разрешили усыновление? И ждать его звонка сил не было никаких.