Ревизор: возвращение в СССР 31

Глава 15

Москва. Мебельная фабрика имени Первого мая.

Прикидывая вчера весь вечер и так и эдак, директор мебельной фабрики решил, что принять предложение районного начальства — это значит потерять добрую половину прибыли, а может и вовсе — львиную её долю. Поставят своего человека на какую-нибудь не самую ответственную должность и будет он контролировать объёмы подпольного производства. А отвечать, в случае чего, ни за что не будет. А на кой ему все это? Еще бы понять, кто их схему раскрыл…

Но и игнорировать такое предложение себе дороже. В пятницу с самого утра Гайдуков вызвал к себе своего заместителя Шаповалова и рассказал ему о вчерашнем визите райкомовского представителя, в расчете получить от него хороший совет.

— Что будем делать, Фёдор Евгеньевич? — спросил его Гайдуков.

— Дмитрий Львович, рано или поздно это должно было произойти, — ответил Шаповалов. — Удивительно ещё, что мы так долго проработали в автономном режиме.

— Это да… Если бы не мой однополчанин из КПК, они бы нас ещё полтора года назад под себя подмяли…

— Может, опять к нему обратиться?

— Даже не знаю… Что я ему скажу?

— Как в прошлый раз.

— В прошлый раз я сказал, что студенты решили в ОБХСС поиграть и работать мешают… А вот как сказать, что районное начальство узнало о наших махинациях и требует с ним делиться? Он же не в курсе, чем мы тут занимаемся… И я очень не хочу, чтобы был в курсе. Может и не посмотреть, что вместе воевали…

— Ну да, тонкий момент… А какие условия райком выдвинул?

— Формально никаких, Фёдор Евгеньевич, — с тоской в голосе ответил Гайдуков. — Мне, просто, дали понять, что в их силах как остановить любую проверку, так и её инициировать. Недвусмысленный намек, понимаешь ли… Надо полагать, это означает, что надо к ним на поклон идти, и принимать любые их условия.

— Собственно, это так и есть, — вынужден был признать Шаповалов. — Дмитрий Львович, сами не отобьёмся… Или звоните снова однополчанину, только продумайте все, как следует, учитывая, где он работает, или придётся соглашаться на их условия, какие бы они ни были. Это всё слишком серьёзно. Нам выкрутили руки.

— Очень неудобно дважды за помощью обращаться к такому человеку… Может, все же райком? Ну а если они весь доход начнут себе забирать?

— Надеюсь, у них хватит ума не дразнить спящую собаку, — развёл руками Шаповалов. — Ладно нас с вами без денег оставить, мы под расстрельной статьёй ходим, будем держать рот на замке. А вот остальные молчать не станут…

— Ёшь твою медь, — выругался директор, о риске с этой стороны он и не думал.

Шаповалов ушёл, высказавшись за вынужденное сотрудничество с райкомом, если директор не готов снова тревожить однополчанина, но Гайдукову этот вариант совсем не нравился. Мало того, что он терял, в этом случае, контроль над предприятием, так он ещё терял контроль над собственной безопасностью.

Москва. Гагаринский райком КПСС.

— Герман Владленович, разрешите? — вошел Некрасов к Володину в кабинет и сразу прикрыл за собой дверь. — Еле дождался, когда вы с Тверской вернётесь… Поговорил я вчера с директором мебельной фабрики… Не понравился мне этот разговор, Герман Владленович. Уж больно он какой-то спокойный и уверенный. Я ему про серьёзные последствия, если будет и дальше в одну харю хапать, а он мне, спасибо за предложение, я подумаю… Мне сразу показалось, что у него за спиной кто-то есть очень серьёзный.

— Да что ты распаниковался? — небрежно откинувшись в кресле, ответил Володин. — Думаешь, он тогда сразу не сказал бы?

— А что, должен был сказать? — с сомнением посмотрел на него Некрасов.

— Должен был, — сел Володин, облокотившись локтями о стол и придвинувшись к Некрасову ближе. — Или сам. Или, если опасается, уже позвонили бы те, кто за ним стоит.

— Ну, вам виднее, — согласился тот, успокаиваясь. Похоже, он сам себя накрутил, жути нагнал. Вот что значит мало опыта в таких играх на высоком уровне. Володин, похоже, правила игры знает, раз не волнуется…

Москва. Лубянка.

— Разрешите, Павел Евгеньевич? — зашёл майор Румянцев к Воронину. — Ивлев только что звонил.

— Так, — отложил свои дела полковник. — Докладывай.

— Он узнал, что на одной из московских фабрик командировочная гражданка США остаться у нас решила, убежище просит в СССР. Ивлев хотел интервью у неё взять для газеты, но руководство фабрики не разрешило. Он просит дать ему разрешение…

— Что за фабрика?

— Камвольно-отделочная Министерства текстильной промышленности РСФСР.

— А что там американка делала?

— Оборудование новое налаживала. Фабрика линию производственную американскую только получила.

— Ясно… Раз мне не сообщали, значит, это наши коллеги занимаются этим вопросом. Но и нам с точки зрения пропаганды дополнительная статья в «Труде» не помешает. Тем более это позволит нам часть славы за это дело в свой актив записать. Так что пусть Ивлев возьмёт у неё интервью, — кивнул Воронин, закончив рассуждать. — Не забудь только, в план проведенных мероприятий с Ивлевым это включить.

— Разумеется, Павел Евгеньевич.

Москва. Квартира антиквара Некредина.

Взял монету в руки, чтобы рассмотреть. А то мало ли, зря кипишую… Поднеся к глазам, сразу обратил внимание, что золото темнее, чем на фальшивке, что мне продали. Взял монету в руки и уже, как знаток, сразу повернул к себе ребром. Гурт с цепочкой мелких ямок… Фух, похоже, это все же оригинал. Отмена тревоги! С этим антикваром можно иметь дело.

— А есть другие монеты? — всё-таки решил я отказаться от её покупки и положил обратно на стол. — У меня аллергия на этот год…

— Николаевские червонцы? — предложил антиквар, удивлённо взглянув на меня.

— Давайте, — согласно кивнул я.

— Самые ценные монеты девятого и десятого годов, они стоят в полтора — два раза дороже других, — начал готовить меня антиквар. — Есть две таких монеты. Эти года не дочеканивали в советское время…

— В смысле, не дочеканивали в советское время? — не понял я.

— Большевики неоднократно пользовались старыми штемпелями, — смутившись, пояснил антиквар, не зная, как я отнесусь к этой информации.

— Надо же… Я не знал. Какие года, говорите, надо брать?

— Девятый и десятый, десятый реже встречается.

— Две монеты только таких? — уточнил я. — А ещё что-то особенное есть?

— Есть памятная монета тридцать семь с половиной рублей, но она дорогая.

— Тридцать семь рублей? — удивился я. — Даже не слышал про такие.

— Тридцать семь рублей пятьдесят копеек, — уточнил Илья Павлович и вышел в соседнюю комнату, прихватив с собой со стола и два рубля восемнадцатого века.

Он принёс три монеты с профилем Николая второго. Одна из них реально была с надписью «Сто франков. Тридцать семь рублей пятьдесят копеек».

— Девятый и десятый года по двести рублей, памятная монета четыреста пятьдесят.

— А обычный червонец сколько?

— Сто пятьдесят.

— А много редких монет, вообще, вам встречается? — с любопытством разглядывал я николаевские сто франков тысяча девятьсот второго года.

— Бывают ещё двадцать пять рублей, пятнадцать, семь, империалы… Но самые редкие монеты шестого года, десять рублей и пять, — уверенно ответил он и мне понравилась эта его спокойная уверенность, человек, явно, в теме…

— Класс… Илья Павлович, а запишите, пожалуйста, мой телефон. Если будут попадаться такие монеты, я с удовольствием буду их у вас выкупать, по мере возможности.

— А сегодня какую возьмёте? — снисходительно покачал он головой.

— Так все три, — ответил я как о само собой разумеющемся, успев уже оценить их очень хорошее состояние. Помнится, наибольшую ценность имеют экземпляры без следов использования.

Он удивлённо взглянул на меня, и я решил, что пора доставать деньги. Отсчитал тысячу двести пятьдесят рублей и положил на стол.

Он тут же засуетился, принёс газету, расстелил несколько её листов внахлёст и ловко завернул в неё лампу. Монеты я сам решил было завернуть в свой носовой платок, так, чтобы они не касались друг друга. Но он тут же заохал, замахал руками, и принес мне три маленьких бумажных пакетика, как раз под размер монет. И бережно положил каждую монету в один из пакетиков.

Мы остались вполне довольны друг другом и любезно распрощались. Ну, хоть с этим антикваром, авось, сработаемся. Настоящих цен я не знал на то, что купил, ну так я все равно же пойду на всякий случай проверить монеты к тому специалисту, что мне Иван порекомендовал. Заодно аккуратно и по ценам уточню. Если монеты подлинные, то даже если он с меня процентов пятьдесят в советских рублях сейчас наварил, к примеру, то все равно к девяностым это вложение окупится многократно. Да, Эль Хажжи — Эль Хажжами, но я, после выживания в 90-х, никогда не положу яйца в одну корзину. Получится у меня с ливанцами, не обманут — стану в конце восьмидесятых очень богатым человеком за счет своей доли в совместных проектах на Западе. А если искушение их возьмет и мою долю под себя подомнут — просто буду обеспеченным человеком, скупая время от времени антиквариат, как сегодня. Повезет со здоровьем — буду реализовывать в восьмидесятых и девяностых амбициозные планы на постсоветском пространстве, создавая островки социальной стабильности хоть для кого-то в бурных водах рынка. Не повезет — просто будет запас на черный день.

Вынес свадебный подарок от антиквара в ничем не примечательном газетном свёртке, и положил его в машине на заднее сидение, зафиксировав для надёжности своим портфелем.

Москва. УВД Пролетарского района города Москвы.

Надеюсь, этого необычного чернокожего майора не зря ко мне в отдел перевели, — думал начальник УБХСС Градов. Неспроста, дело о махинациях со старинными штемпелями поручили нам сразу вместе с его переводом…

— Вызывали, Александр Демидович? — зашёл к нему в кабинет майор Баранов.

— Да, Василий, — показал он ему на стул рядом. — Что по делу Загорского музея? Выяснили, откуда они берут золото?

— Ищем, Александр Демидович, — развёл руками Баранов.

— Что, у Погашева совсем никаких подозрительных контактов не зафиксировано?

— В таком деле любой контакт подозрительный, — ответил Баранов. — Взяли под наблюдение морг при горбольнице в Мытищах. Погашев уже дважды встречался с санитаром морга Каменщиковым.

— Морг-то тут причём? — с сомнением посмотрел он на майора. — Может, они приятели просто.

— Может и приятели… Но пока, кроме Каменщикова и Голубевой у Погашева никаких регулярных контактов не выявлено.

— Понятно… А Мешков? — спросил Градов.

— У Мешкова, вообще, очень ограниченный круг общения. Только коллеги по музею. Ну и вышли ещё через него на группу коллекционеров-нумизматов… Но это всё не то… Фанатики этого дела, по внешнему виду монеты расскажут, на каком монетном дворе она была изготовлена и в какие годы. И в годах все очень солидных, намного его старше, подделкой уж точно не будут заниматься, здоровья не хватит…

— Но Мешков-то занимается?

— Мешков ради своей коллекции, похоже, на это и пошёл, — заметил Баранов. — На редкие экземпляры тоже деньги нужны, и немалые…

— Мне вот, интересно, что с музейной коллекцией с таким хранителем?

— Директор музея Вершинин тоже об этом постоянно говорит, — усмехнулся Баранов. — Нервничает по этому поводу сильно… Я ему объясняю, что узнаем по окончании следствия. А сейчас пока нельзя инвентаризацию проводить, вспугнём Мешкова и он не даст больше штемпели Погашеву. А нам обязательно надо его с поличным на изготовлении брать. Возможно, он не один работает, а их там целая артель…

— Ну, Вершинина можно понять, под ним кресло горит. Если часть экспонатов расхищена, его же по головке за это не погладят!

— Думаю, ему зачтётся, что это он шум и поднял, заметив, что штемпели на время исчезают, как мы с ним и договорились, — заметил Баранов. — И потом, как уследить за старшим научным сотрудником музея?

— Всё равно, Вершинин же не профессионал, как-нибудь себя да выдаст… Главное, чтобы он что-нибудь не отчудил, и нам всю комбинацию не сломал! Может, его в отпуск отправить или на больничный? Сколько нам времени ещё надо?

— Это зависит от того, сколько у Погашева поддельных монет осталось… Может, он их столько наштамповал, что ещё десять лет торговать можно будет.

— Ну да! Скажешь тоже! Где он столько золота взял бы? Кстати, какие мысли появились, как он свои подделки продаёт? — поинтересовался Градов. — Не на рынке же он с ними стоит.

— Нет, конечно, — кивнул Баранов. — Есть подозрение, что Голубева, любовница Погашева, может быть к этому причастна. Она дамский мастер в салоне-парикмахерской, к ней только по записи можно попасть. Круг общения очень большой и клиентки сплошь не из простых смертных…

— Угу… А что, если подослать к ней кого-нибудь? Выкупить побольше этих фальшивок?.. А то же, и правда, десять лет ждать будем, пока они сами распродадут свои запасы.

— Надо подумать… Это кто-то должен быть, кому по работе часто причёска нужна… Надо же несколько раз за короткое время к Голубевой записаться, чтобы в доверие успеть втереться и вывести естественным образом разговор на монеты, — задумчиво проговорил Баранов.

— Значит, так и сделаем. И да, ты же работал под прикрытием! — вспомнил Градов. — Я у тебя в личном деле читал… Значит, тебе и прорабатывать эту операцию!

— Хорошо, Александр Демидович, — озадаченно кивнул Баранов.

Вернувшись домой, спрятал монеты в тайник в столе у себя в кабинете. А лампу убрал в шкаф от греха подальше. Ирина Леонидовна напомнила проверить записки со звонками.

Звонил Румянцев и Валиев. Оба звонка таких, что можно не бежать за квартал к телефону-автомату. Первым делом набрал Румянцева.

— Ну, интервью согласовано, — сказал он. — Так что можешь ехать.

— А когда?

— Да хоть сейчас. Директор фабрики уже в курсе.

— Отлично, — обрадовался я. — Спасибо, Олег Петрович!

— Давай, работай, — весело ответил он.

Полагаю, что люди они не глупые, и напрямую не позвонили директору из КГБ. А устроили ему звонок из министерства через своего человека там. Впрочем, это легко можно будет понять по лицу директора при следующей встрече. Начнет необычно дергаться, значит, все же они облажались с прикрытием… В этом случае в будущем буду избегать к ним с такими просьбами обращаться… А директор… Нет, не думаю, что догадавшись, что я связан с КГБ, она хоть слово об этом хоть кому скажет. Скорее всего решит, что в нашей группировке и люди из КГБ наличествуют. Может, даже еще и успокоится, решив, что у нас все крепко схвачено…

Тут же набрал Комитет по миру. Сперва ответил Марк Анатольевич, но Валиев быстро подключился к разговору, сняв параллельную трубку у себя в кабинете.

— Павел, хорошо, что ты позвонил. Привет, — возбуждённо проговорил он. — Рейд на «Красный металлист» согласован и назначен на вторник пятнадцатого мая.

— Отлично, Ильдар Ринатович. Спасибо, что позвонили.

— Не за что… Договорился на заводе, что мы часам к трём к ним подъедем. Ты сразу туда или от нас все вместе стартуем?

— Давайте, все вместе, — подумав, решил я. — Во сколько мне у вас быть? К двум?

— В два уже выходим, — уточнил Ильдар и мы с ним попрощались до вторника.

Святославль.

Став счастливым обладателем «Жигулей», Руслан загнал машину в ремзону на работе, проверил масло, оценил общее состояние вместе с коллегами. Они её на яму поставили и устроили консилиум по ходовой. Общий вердикт был: «хорошая машинка».

Счастливый Руслан облегченно выдохнул, все же до последнего боялся, что что-то потребует дорогого ремонта. Решил долить в бак бензина, которого на автобазе было море разливанное. Но открыв лючок бензобака и взявшись за крышку, он напрягся.

— Жёваный крот! Это что такое⁈ — воскликнул он.

— Или это сахар, дружище, или я балерина, — подошёл к нему мастер участка.

— Ёперный балет! Ну что за козёл этот Левичев! — взорвался Руслан. — Я как чувствовал, что не отдаст он машину так просто! Какое-нибудь дерьмо да устроит напоследок!

— Да не прыгай ты так! Если и хотел напакостить, то не разбирается он в машинах, вот у него и не получилось. Главное, не переживай, движок точно будет в порядке. Всего-то и надо — промыть бензобак и фильтр, — успокаивал его мастер. — Ну и топливный насос, на всякий случай.

— Нет, ну, какая все же сволочь! — не мог успокоиться Руслан. — Ни себе, ни людям! А мать ещё извиняться к нему собиралась идти, дура!..

Приехал снова на фабрику, не хотелось оставлять это дело на следующую неделю. В воскресенье уже, может, и статью подготовлю, в понедельник отвезу в редакцию. А то во вторник у меня уже новая эпопея начнётся.

Первым делом зашёл к директору фабрики. Убедиться, что разрешение есть. Не успел я заглянуть в её кабинет, как она поднялась мне навстречу.

— Павел, мне звонили из министерства, предупредили, что придёт корреспондент из газеты «Труд»! — с радостной улыбкой сообщила она. — И велели оказать всяческое содействие.

— Даже так? — улыбнулся я.

— Пойдёмте вместе, я всех предупрежу, — предложила она.

Как только мы вошли в новый цех, Валентина Петровна сразу позвала Воздвиженского и Орехова, и сообщила им, что насчёт меня звонили из министерства.

— Павел возьмёт интервью у Анны для газеты «Труд», — произнесла она, и осталась стоять рядом с таким видом, как будто Анна — это она сама.

Отошёл немного в сторону, давая понять, что хочу поговорить с девушкой наедине. Однако она не спешила подходить ко мне. Зато с решительным видом подошёл переводчик.

Палитесь, товарищ капитан. Ну будь вы обычным переводчиком, так на кой вы мне вообще нужны, раз девчонка отлично говорит по-русски? — подумал я, мысленно улыбнувшись и смирившись с его присутствием. Куда же без КГБ в такой ситуации?

— Орехов, — протянул он мне руку.

— Ивлев, — представился я, пожав её.

— Ань, подойди, пожалуйста, к товарищу корреспонденту, — попросил он, но она, вместо этого, подошла к парню Воздвиженского, забыл его фамилию.

— Я без Саши никуда не пойду, — заявила она.

Так вот оно что, значит… Любовь… Мы с Ореховым переглянулись, и он понял, что я догадался.

— Об этом лучше не писать, — тихо произнёс он.

— Хорошо, — тут же согласился с ним.

Мы с Ореховым сами подошли к молодым людям. Познакомившись, начал спрашивать у девушки, как её зовут, где она жила в Америке, кто её родители, откуда так хорошо русский знает? Что ей конкретно понравилось в СССР? Что больше всего поразило? Когда и как она приняла решение остаться? Как она планирует свою дальнейшую жизнь у нас? Где и кем собирается трудиться?

Оказалось, что в её планах остаться на нашей фабрике. Взглянув на Воздвиженского с Колесниковой, которые тихонечко стояли в стороне и подслушивали, убедился, что для них это не новость. Задал сразу несколько вопросов и им насчёт трудоустройства Анны.

Воздвиженский высоко оценил её умения и знания. С довольным видом сообщил, что она обнаружила поломку, которую вся бригада безуспешно искала больше недели.

— Значит, сейчас с оборудованием всё в порядке? — уточнил я.

— Да, — подтвердил он. — На следующей неделе рассчитываем сдать линию министерской комиссии.

— Ну, что же, я очень рад за вас, — улыбнулся я девушке. — Мало того, что вы вернулись на свою историческую родину, так ещё оказались востребованным специалистом для нашей промышленности.

Девушка переглянулась с Озеровым и улыбнулась первый раз за всё интервью. Понятно, что её решение не связано ни с политическими взглядами, ни с социальными условиями… Но если я не задам ей вопросы на эту тему, их задаст кто-нибудь другой. Лучше уж я…

— А скажите, Анна, есть разница между жизнью и работой у нас и в США? — спросил я. — Что-то бросилось вам в глаза? Что-то самое очевидное?

— Здесь нет разницы, на работе ты или не на работе, — ответила она, — ты советский человек и все везде одинаково к тебе относятся. И ты ко всем одинаково относишься.

— А в США не так?

— Не так… Важно, в какой семье ты родился, в каком районе ты вырос и живёшь… Учился в частной школе или государственной. Есть ли у тебя высшее образование… Что еще… Здесь все трудятся, а в США стало модно быть хиппи. И это еще не самое плохое, большинство хиппи просто используют легкие наркотики, и никому не мешают. Но появилось и много тяжелых наркотиков, говорят, что из-за войны во Вьетнаме. Преступность разбушевалась из-за этого…

Она ещё припомнила борьбу феминисток за равные права женщин в условиях труда, но не очень разбиралась в этом вопросе.

— Судя по всему, речь идёт о равной оплате для мужчин и женщин за один и тот же труд, — предположил я, взглянув на Орехова. Но тот безразлично пожал плечами, очевидно, он и сам был не особенно в курсе. Ладно, эту тему поднимать не буду в статье все равно. Хоть в СССР в плане равенства мужчин и женщин сделано несравненно больше, чем в США, но разница в зарплате мужчины и женщины у нас тоже тема больная…

На этом я завершил своё интервью, пожелав девушке скорее стать полноправным членом советского общества.

Ну а сам решил, что надо поближе познакомиться с этой парой. В восьмидесятых, когда все начнет разваливаться, она наверняка уедет с мужем в США, чтобы не страдать тут вместе со всеми. Но только в том случае, если я не предложу им хорошо оплачиваемую нишу в своих бизнес-проектах. Ну а что — технарь с американским гражданством мне пригодится. Буду через нее современное оборудование подтягивать для модернизации производств в России…