Раса

Глава 8

Мужика, которого уличили в краже сковородки, секли несильно и не долго, но орал он так, что с ближайших утёсов осыпались камни и птицы испуганно взмывали ввысь.

Эта экзекуция производит ошеломляющее действие, двое или даже трое мелких воришек, поспешили сознаться в кражах имущества и отдать хозяевам их вещи.

Мне было неловко от того, что пришлось прибегнуть к физической расправе, но совесть меня долго не мучила, наверное, во мне говорят гены казаков, что испокон веков осаживались по моей линии и закрепились в крови. Такого рода наказания у них норма. Мой прадед был атаманом донского казачьего войска, и последующие предки не ниже атаманов.

Следующий день после назначения моей персоны Великим князем начинается бурно, стремительно. Князь Анатолий Борисович создал воинскую группировку из кадровых военных. Пользуясь особыми уполномочиями, он многих восстанавливает в званиях и навязывает жесточайшую дисциплину.

Князь Аскольд просто неподражаем. В течение дня он изыскал авторитетных людей и создал, а я закрепил своей властью, первые законы нашего государства и дал всем понять, что их нарушение, смерти подобно. Но гайки затягивать не стал, дал свободу выбора или быть с нами или уходить от нас. Пару семей, невзирая на предостережения, ушли в лес. Это сильные, волевые люди, может, выживут. Хотя, на этот счёт, у меня большие сомнения. И в подтверждении моим опасениям, как то ночью я вновь слышал громогласный рёв медведя и злобные человеческие крики, сменившиеся в вопли боли и отчаянья. Медведь вновь полакомился человечиной. Так как больше это терпеть невозможно, а ещё по причине постройки города на плато, я решил извести мишку, а заодно изучить прилегающие территории.

Вылазку назначили произвести ранним утром, когда пещерный медведь, после трудовой ночи, посапывает в пещере.

Князь Анатолий Борисович, выделил шестерых воинов, вооружённых тяжёлыми копьями, может и мало, но остальные, он сказал, пока не подходят для этой миссии.

Утром, когда ночных сверчков сменили трескучие кузнечики, мы выходим из города и, по свежей росе, бредём по тропе, навстречу приключениям на свою… голову.

Тетиву на мощный лук нацепил заранее, Семён волочёт дубину, украшенную осколками обсидиана, Аскольд, блочный лук, по силе не уступающий моему, но более лёгкому в обращении.

На плато я останавливаю группу у тропы, по которой прошлый раз мы так неблагоразумно пошли. Меня неприятно удивило то, что она приблизилась прямо к обрывам, о чём наличествовало полёгшая под брюхом существа сочная трава и голубоватая слизь. Прислушался. Кровь быстрее побежала по венам, все чувства обостряются, из глубины души выползает некая древняя непонятная сила, будоражащая сознание. Вновь множество запахов обволакивают меня. Пахнет мятой, свежестью лимонника, горечью бессмертника, мёдом диких пчёл, навозом копытных и,… я вздрогнул от отвращения. Ветер донёс до моих ноздрей гнилостный, смрадный запах смерти. Кто скажет, что смерть не пахнет? Ещё как пахнет! Волоски на теле вмиг приняли боевую стойку, то есть, дыбом. Мурашки ползут по телу, словно большие африканские сороконожки. Рот наполняется вязкой слюной, в горле запершит.

— Туда нельзя, — я с трудом шевелю языком в пересохшей гортани.

— Медведи? — встрепенулся Аскольд.

— Нет, это, то членистоногое, сожравшее ребят.

— Нас много, может, завалим? — с сомнением говорит Аскольд.

— Нет, князь, не получится. Оно чужое, даже для этого мира, — где-то в моём сознании гнездится данная уверенность.

— Но,… у нас миссия….

— Эта тварь страшнее медведя, — мне словно со стороны некто подсказывает эти сведенья.

— Не возвращаться же назад, — Аскольд обескуражено чешет бородёнку.

— Мы можем у обрыва пройти, но будем уязвимы, если медведь всё, же решит устроить засаду. Они хитрые, умные. Лучше не рисковать. Обойдём тропу. Придётся уйти в лес. Крюк не малый, но не пересекать тропу. Насекомое её чем-то намазало, узнает о нас тут же.

— Давно хотел погулять в лесу, — усмехается Аскольд.

— Согласен, князь, лучше погулять в лесу, — как боевой конь щёлкает челюстями Семён. — И домой, окружим город кольями, чего ещё надо, — добавляет браво.

— Нет, Семён, мишку навестить необходимо сегодня, — мягко говорю я.

Взгляд друга тускнеет:

— Если необходимо навестить, почему нет. Вон, сколько нас, мужиков.

Я морщусь:

— Не мужиков, а мужчин. Улавливаешь разницу?

— Как-то, нет? — искренне признаётся сероглазый богатырь.

— У меня ассоциация образа мужика, как нечто грубое, ленивое, хитрое, пьяное, иногда энергичное для совершения гнусных целей существо. А мужчина, он и в Африке, мужчина. Во все времена герои были мужчины: Македонский, Александр Невский, Суворов, Кутузов, Нахимов, Георгий Жуков…, а разбойники — мужиками: Стенька Разин, Емельян Пугачёв, Котовский, Ельцин….

— Ельцин был патриотом, — вновь лязгает челюстями Семён.

— Не буду спорить. Вот только могучая империя под названием СССР развалилась: «Пусть каждый берёт столько суверенитета, сколько сможет», — цитирую слова первого президента.

— Это Горбачёв развалил! — горячо кричит наш патриот.

— И он, тоже, — соглашаюсь я.

— Кстати, для справки, у Котовского дворянские корни, — Аскольд беззвучно смеётся.

— Да? — удивляюсь я.

Мужчины в отряде реагируют по разному, кому до одного места, кто-то солидарен с Семёном, кто, со мной.

— Я уважаю твои взгляды, дружище, не будем спорить по пустякам, нет здесь ни ельциных, горбачёвых, кашпировских и тому подобных — есть мы. Вот это важно. Хотя, мужики не испорченные революцией, в те, далёкие времена. Совсем другие. Кормильцы, таланты и пр. пр. И разбойники среди них были и человеколюбцы. Одним словом, люди, простые смертные люди. Перестройка испортила их и квартирный вопрос, — усмехаюсь я. — Однако задержались у тропы, смрадом смерти от неё несёт, можно задохнуться. Зверь, в этой местности умный, через тропу не переходит. Видите, их тропки резко сворачивают в сторону. Знают эту тварь. Меня страшит, что членистоногое расширяет свои охотничьи угодья. Или оно растёт, или — ждёт потомство. Боюсь, для нас это будет сильной головной болью. Радует то, существо не сходит с тропы. Нападает строго в их направлениях, видите, все местные животные не боятся быть рядом, но на дорогу не заходят. Вижу в этом большой смысл. Наверное, членистоногое плохо видит и не ощущает запахов, ориентируется исключительно на свои сигнальные линии. В любом случае, тварь страшна. Неизвестно какие сюрпризы принесёт. В самое ближайшее время, придётся с ней разобраться, — я едва не рассмеялся, увидев, как отреагировал на мои слова Семён. Воинственно выдвинутая челюсть, с хрустом вернулась на своё место, взгляд затуманился, устрашающего вида дубина, упала в траву. Богатырь сник, слюни текут от страха.

— Неужели боишься? — с иронией спрашиваю его.

— С чего взяли? — Семён попытается выдвинуть челюсть вперёд, но не получается. — Вот, что думаю, Никита Васильевич, — Семён всё же выдвинул свою челюсть слегка вперёд, — у нас здесь столько народа, а в городе крепких мужчин мало. Считаю, я буду там более полезен, чем здесь. Вдруг кто на них нападёт, тут моя помощь понадобиться.

— Интересный поворот сюжета, — с интересом смотрю в открытые, честные глаза, — давно придумал?

— Нет, но если вы считаете, что без меня не справитесь, пойду с вами, — без энтузиазма буркает он.

Аскольд вовсю веселится, а мне искренне стал жаль парня. Со всеми его вывихами, он мне нравится. Молодой, ни в армии не служил, родители старой закваски интеллигенты, дрался, наверное, в детстве мало. И, вдруг, в такие переделки. Немудрено слегка скиснуть. Но, я посмотрел на застывшего в ожидании юношу, ему нужно набираться опыта. Встряхнуть надо, для его же пользы. Поэтому с сожалением сказал:

— Мы не сможем обойтись без твоей дубины, дружище.

— Я это понял, — Семён вздыхает и закидывает её на мощное плечо.

Раздвигая руками густую растительность, отряд двигается к лесу. Из-под ног вылетают тучные птицы, спугнули целый выводок змей, влезли в паутину с толстым пауком, Аскольд его пожалел и за паутинку отшвырнул в сторону. Почти до смерти напугали жирного зайца, самозабвенно хрумкующего сладкий корень. Подняли сонного бычка. Он с шумом протопал в заросли и исчез. В отдалении услышали рык хищного зверя, но не медведя, может дикая кошка.

В окружении вооружённых копьями людей, я чувствую себя как на прогулке, но отдёргиваю себя. Нельзя расслабляться, ситуация может поменяться в корне. Кто знает, какие сюрпризы может преподнести этот мир. Может, захочет наказать или — наградить. Лотерея.

Луга закончились и резко утыкаемся в стену из деревьев. Лес, как обычно встречает холодком и смолистой свежестью. Лесные птицы шныряют меж ветвей. До боли знакомые рыжие белки устроили между собой свару, гоняются как сумасшедшие друг за другом и стрекочут, что твои сороки. Жук рогач, басовито прогудев, врезается в голову Семёна, валится ему на грудь, но успевает взлететь и проворно исчезает. Это спасло ему жизнь. Семён уже замахивался дубиной.

Очень неожиданно напоролись на целые заросли малины, причём, весьма крупной, крупнее садовой если не в три, то в два раза точно. Сюрприз, приятный. Нашли дикую грушу, на удивление просто великанских размеров, даже больше садовых. Жаль, что не зрелая, но место запомнил. А под ногами цветёт лесная клубника, цветки крупные, листья сочные, большие. На стыке леса и луговых просторов, деревья оплёл дикий виноград, догадываюсь, плоды будут немаленькие. Чем не Эдем, думаю я, но утробный рёв неведомого зверя, мощно пронёсшегося в лесу, повергает нас в ступор.

Отряд охотников ощетинивается копьями, я и Аскольд мигом натягиваем луки, даже Семён, зверски завертел дубиной и глазами.

Лес трещит, стволы ходят ходуном. Словно цунами на нас наваливается острый звериный запах. Тяжёлая поступь сотрясает землю.

Животные показываются в просветах зелени, я подумал, галлюцинация. Глазам поверить не могу. Дух захватывает от восторга и страха. Невероятно, это степные мамонты. Сибирские мамонты, на их фоне, были бы не сформировавшимися подростками.

Древние слоны идут на границе леса, впереди возвышается вожак, в холке не менее шести метров. Его бивни длиной более четырёх метров, как торпеды торчат впереди и покачиваются из стороны в сторону. Хобот, толщиной с бревно, проворно ощупывает листву. Маленькие глазки буравят пространство впереди себя, и, кажется, оно накаляется. Свинячий хвост выписывает кренделя. Уши колыхаются как брезентовые палатки в непогоду. Слон явно возбуждён, заметит нас, жизнь в этом раю закончится. Следом за ним топают другие великаны: слоны, слонихи с малышами. И весь этот кошмар двигается на нас как лавина с гор. Куда бежать? Где скрыться? Паника потихоньку сковывает ноги. Но, скидываю оцепенение и знаком указываю отряду, укрыться в лесу. Есть шанс, слоны не последуют в чащу, их тела могут завязнуть между крепких стволов.

На наше счастье, ветер дует от стада в нашу сторону, это спасает нам жизнь. Я знаю, вряд ли характер животных, мягче, чем у обычных слонов. Неожиданно встретиться у них на пути, равноценно самоубийству.

Для своей массы, слоны двигаются бесшумно, только земля вздрагивает как кочки на болоте и вожак, изредка извергает из себя умопомрачительные звуки, от высоких до сверх низких. На психику давит как кувалда на наковальню.

Обливаясь потом, мы отступаем в гущу леса. Хочется бежать без оглядки, но это было бы верхом безрассудства.

Слоны идут неторопливо, обрывают сочные ветки с листьями, тут же испражняются, удобряя и без того плодородную землю, фыркают, хлопают ушами, отгоняя надоедливых мух. Пока, беспокойство не проявляют. Но, ветер начинает меняться. Вожак останавливается, из утробы несутся угрожающие, рокочущие звуки, глазки краснеют от злости. Еще мгновенье, и живая лавина обрушится на нас, сметая всё вокруг.

— Пора! — кричу я и, мы, как пигмеи из страны сказок, бросаемся врассыпную от взбесившихся циклопов.

Вожак видит нас, угрожающе наклоняет голову и, трусцой, увеличивая темп, двигается на нас, а вслед за ним всё стадо. Топот, пыль, трубный рёв, треск поваленных деревьев, всё смешивается в едином порыве. Как я бегу! Ветер свистит в волосах, листья хлещут по лицу, а ещё я ору. А, сзади настигает смерть. Как назло, деревья стоят редко и не мешают продвигаться древним слонам. Но, мы можем прятаться за толстыми стволами. Это несколько сбивает с толку разъярённых хозяев необъятных просторов, но не долго. Умные гады, начали нас подлавливать, заходить за деревья с разных сторон. Но, всё же, лес густеет и слоны, то один, то другой отстают, но не вожак стада. Эта сволочь не унимается. Я выбился из сил, ноги дрожат, лёгкие разрывает от нехватки воздуха, а слон всё развлекается, гонит и гонит меня. Когда же ему надоест, в отчаянии думаю я, петляю и нарезаю зигзаги. Хобот несколько раз проносился в сантиметре от меня, смрадное дыхание сбивает дыхание. Но, все, же, я проникаю в густоту деревьев, и тот останавливается. Слон сдаёт задом, но вязнет меж стволов, пытается развернуться, длинные бивни застревают в толстой коре.

Теперь я веселюсь. Как подлая мартышка корчу рожи, подпрыгиваю и смеюсь. Но гигант не паникует, он налегает на деревья и те, что были не слишком большие, с треском ломаются, иные раздвигаются под мощью тела. В итоге, слон исполин, благополучно выбирается из ловушки. Я разочарован исходом, вот, думал, мяса будет. Но, в тоже время остаюсь доволен, сам спасся, даже не обделался со страху. Да и такого великана оставлять на смерть, не хотелось.

Вожак скрывается, через некоторое время трубят слоны, приветствуя своего единоплеменника. А я огладываюсь и зову товарищей. Первым подходит князь Аскольд, глаза искрятся весельем, он сух и румянен, разве, что, бородёнка, несколько растрепалась. Затем, подполз дружище Семён, одежда изодрана в клочья, лицо, как перезрелый помидор, волосы слиплись и все в лесной трухе, но дубину не бросил, держит бережно, как ребёнка. Чуть позже, группками и по одному, является весь отряд. Я с удовлетворением оглядываю людей, жертв нет, копья в руках. Можно продолжать путь.

Слоны нас загнали глубоко в лес, но приблизительное направление знаю, впрочем, и на опыт Аскольда надеюсь. Нам бы идти налево, но мы оказались у разлома в земле, очевидно, произошла подвижка земной коры и, почва разверзлась в разные стороны метров на сто пятьдесят, образуя бездонную трещину. Сколько я не вглядываюсь вниз, ничего кроме мрака не вижу. Спуститься немыслимо, возвращаться обратно, неминуемая встреча с нашими хоботными друзьями. Поэтому, мы бредём вдоль, уходящей вглубь леса, трещины. Вот, проблемы нам устроило насекомое, если б не её новая дорога, давно вышли к мишке. Но, как говорится, жизнь вносит свои коррективы.

Разлом произошёл недавно, множество деревьев повалено, сломано, почва на кромках, ещё не успела осыпаться, ручей, что пересекал лес, теперь срывается вниз водопадом, тропы зверей оборваны. Масса неудобств, для всех.

Полдень, а мы всё гуляем по лесу. Реально, миссию в этот день не завершим. Поэтому разрешаю князю Аскольду, взять пару человек, для охоты. Мы, же останавливаемся лагерем рядом с ручьём. Семён моментально сгребает листву, в наслаждении вытягивается на ней, раскинув в разные стороны руки, улыбнулся, как младенец, и сладко сопит. Умаялся, бедолага. А я, с остальными людьми, принялся, заготавливать хворост, расчищать место под костёр. Вскоре, весело заплясали язычки пламени, заструился душистый дымок.

Под разлапистыми кустами нахожу поляну шампиньонов и теперь нанизываю их на прутки и развешиваю над огнём. Часа через полтора, подходит Аскольд с людьми и большими вязанками птицы. Расталкиваю Семёна и заставляю накопать глины у ручья. Парень с усердием нагребает целую гору, но он хмур и зол, наверное, не выспался. Затем птицу обмазываем глиной и в костёр. Через полчаса объедаемся сочным, нежным, вкуснейшим мясом и заедаем грибами, запивая всё, студеной водой.

После обеда ко мне подсаживается Аскольд:

— Мы нашли проход через разлом, поперёк лежит дерево. Но, это волчья дорога. Они облюбовали этот путь. Прошли, от силы, день назад.

— Волки? Нестрашно. Отгоним, — отмахиваюсь я.

— Ты, наверное, думаешь, они сродни нашим серыми? Боюсь огорчить. Судя по следам, в холке они больше метра, а в длину с человека. Настоящие монстры. Причём, их целая стая. И, ещё, — Аскольд как обычно скребёт бородёнку, — в их стае дети.

— Какие дети?

— Обычные, человеческие. По следам семь. Возраст пять, шесть лет. Наверное, волчица потеряла своих волчат. Наткнулась на человеческих детёнышей, взыграл материнский инстинкт, так дети оказались у волков.

— Дела, — качаю головой. Семён, слышит наш разговор, как обычно, предлагает спасать малышей.

— Вряд ли получится, — задумываюсь я, — да, и поздно, наверное. Они уже волчата, с людьми жить не смогут. Такие случаи были, звери усыновляли человеческих детей.

— Я слышал, — соглашается один из охотников, крепкий мужчина с проседью в волосах, — бывало, даже двух ребятишек усыновляли, но, чтоб так много.

— Подрастут, будет племя необычных хищников, — усмехается князь Аскольд.

— Но, вдруг, они недавно в стае? Человеческие навыки не растеряли. Может, действительно вытащить их оттуда? Как считаешь, Аскольд, — обращаюсь я к другу.

— По повадкам, они в стае не один год.

— Но, мы, здесь недавно?

— Значит, они местные.

— Как, местные? — я едва дар речи не теряю.

— Мы не первопроходцы, на этой земле, помимо нас, есть люди. Или, существа, похожие на человека, — добавляет он.

— Да, идол, — я вспомнил каменное изваяние у пещеры с монстром. — Здесь есть люди.

— Здорово, люди! — блеснул свинцовым взглядом Семён.

— Или напоминающие их, — мрачно повторяет князь Аскольд.

— Вижу, ты расстроен, — нехорошее предчувствие беды колыхнулось в груди.

— Мы здесь недавно, а они давно. Рано или поздно, произойдёт стычка между нами. Мир этот, они знают хорошо, мы, пока нет. Преимущества на их стороне, — резюмирует друг.

— Следовательно, стычек, в ближайшее время, не будет, — твёрдо заявляю я.

— Будем надеяться, — криво усмехается князь Аскольд. — Но, сдаётся мне, они уже узнали о нас.

— С чего ты взял? — неприятно удивляюсь я.

— Подсказывает интуиция.

— Плохо, — я верю в интуицию друга. — В любом случае, сворачивать с намеченного пути не будем. Мы пойдём по волчьей дороге, — твёрдо решаю я. Семён вздыхает, Аскольд кивает, но в глазах большое сомнение. Мужчины в отряде не ропщут, тесть, действительно подобрал хороших воинов.

Быстро собрались. Князь Аскольд скрывает следы нашего присутствия, костёр тушим и застилаем мхом, разбрасываем листву.

— От случайного взгляда, против следопыта, без толку, — с иронией замечает он.

Ощущая тревогу в сердце, веду отряд к волчьей тропе. Аскольд идёт рядом и необычно суров, я понял, игры закончились, начались будни.

Мы продвигаемся максимально тихо, ноги пружинят на мшистой земле, заросли обходим предельно осторожно, ловим каждый звук. Лес дышит первобытной силой. Деревья гиганты, обвешанные лианами, вызывают трепет. На огромной высоте существует неведомая жизнь. Неясные тени скользят в кронах, то ветка упадёт, то спланируют на землю перья или клочки шерсти. Раздаются резкие крики, яростное рычание, свист птиц, шипение, стуки, треск. Изредка дорогу перебегают необычные копытные, элегантные, с длинными шеями и тонкими рожками. В самой гуще продираются лесные титаны. Огромные тела, похожие на великанские туши буйволов, но заросшие густой шерстью, шеи толстые, морды, напоминающие верблюжьи головы. Помня недавнюю встречу со слонами, мы сделали всё, чтобы не попасться им на глаза.

Слева змеится бездонная трещина. Где-то в глубинах скапливается голубоватый туман, и, нехотя выползая на поверхность, стелется в низинах, оставляя после себя липкую сырость.

Мне жутко смотреть в пропасть, но взгляд притягивает. Казалось, там, на дне, живёт нечто, с чем человеку встречаться не стоит. Одна мысль о необходимости перебираться через трещину, наводит ужас. Интуитивно вкладываю стрелу в лук, пальцы сами по себе оттягивают тетиву. Князь Аскольд так же бледен. Странно, на его лице выступил пот. Тоже чувствует страх. Для меня это открытие. А Семён меня удивил, он спокоен и даже весел. Вот, что значит счастье, для дилетанта, бояться там, где не надо и не бояться — где стоило бы.

На нашем пути целый бурелом из поваленных деревьев и, как следствие, множество мелкой живности под ними, но далеко не безобидной. Сороконожки, змеи, мохнатые с тарелку пауки. И всё это богатство приходится преодолевать.

Но, вот, подходим к мосту. Дерево, в обхвате, метров двадцать, сломано как спичка, лежит от одного края трещины до другого. Острый скол позволяет легко проникнуть на ствол и воспользоваться им как мостом, что и сделали волки, сделав дерево своей переправой. Оголённая земля вся изрыта. Огромные звериные следы, действительно, вперемешку с человеческими отпечатками. Я с любопытством склонился над следами:

— А с чего ты взял, что дети с волками, может они раньше прошли или позже? — спрашиваю я Аскольда.

— Неважный с тебя следопыт, Великий князь. Видишь, мальчик подсадил волчонка на дерево, смотри, как отпечатались пальцы на ногах, а коготки зверёныша оставили царапины на коре. А вот здесь, другой ребёнок цеплялся за волчицу и выдрал клок шерсти. В этом месте дети подрались с волчатами и те, и другие получили трёпку от волчицы. А вот…,- Аскольд осекается.

— Я, заинтригованный сажусь рядом:

— Что замолчал?

— Ребёнок грыз кость, на ней следы хороших клыков. И, жим челюстей не детский, кость перекушена пополам.

— Монстры, какие то, — бормочу я.

— Просто они другие, — шепчет князь, оглядывается по сторонам.

Мне становится не по себе. Если здесь такие детки, то какие взрослые? Внезапно мне кажется, за нами наблюдают. Я выпрямляюсь, смотрю в лес. Все мужчины выставляют копья, тоже чувствуют чьё-то внимание.

— Однако нам не стоит задерживаться, — Аскольд, словно простреливает взглядом окружающую листву.

Не слова говоря, Семён проворно карабкается на ствол дерева, что-то давит дубиной и с выжиданием смотрит на нас. Не сводя взгляда с внезапно притихшего леса, быстро заскакиваем на природный мост.

Толстая кора буграми покрывает дерево. Бурелом из сломанных ветвей местами в клочьях грязной паутины, скользкая плесень, множество мокрых древесных грибов, делают переход достаточно сложным, если не опасным. И ещё, слизни, мокрицы, многоножки, жуки с длинными усами, всё это снуёт перед ногами и ещё норовит цапнуть. Давно не испытывал такого омерзения. Но, приходилось, стиснув зубы от отвращения, продираться сквозь гниль, давя, то ногой, то кулаком назойливых насекомых.

Дерево огромное, мы уже прошли, проползли метров семьдесят, а оно всё ещё не кончается. Ветвей стало больше, различной живности — полчища, ствол тоньше. Ноги скользят. Кора и всякий мусор, срывается вниз и исчезает в тёмной мгле пропасти.

Напрягаюсь до невозможности. Обоняние выхватывает запахи необычных существ, а слух выдёргивает непонятные звуки: то ли бормотание, то ли разговоры. Но, может, это болезненное воображение, галлюцинации? В любом случае я очень тороплюсь пройти опасный мост, спихиваю с дороги жуков, пауков, пугаю мелких грызунов. Скольжу, чуть не падаю, но иду, стремясь быстрее преодолеть это кошмар. Впереди вскрикивает и ругается Семён, сражаясь с очередной гадостью. Охотники не ропщут, разве, кто кого посылал куда подальше, князь Аскольд замыкает путь. Он идёт, молча, руками при продвижении не помогает, держит перед собой лук со стрелой, но движется ловко и бесшумно, ни разу не споткнулся и не поскользнулся. Я всегда не перестаю удивляться навыкам друга.

А пропасть под нами гипнотически манит к себе, удушливые испарения доносят неясные запахи живых существ. Там живёт своей жизнью неведомый нам мир. Я догадываюсь, разойдясь в разные стороны, трещина открыла вход в нечто, что абсолютно чуждо нам, жителям света. Мороз дерёт кожу, страх гонит всё быстрее. Но вот, показались просветы в листве. Страшный путь подходит к концу.

Отряд спрыгивает на землю, и сгрудились вокруг меня. Не мешкая, даю команду князю Аскольду замыкать колонну, сам возглавляю. Последний раз смотрю на мешанину веток и листьев на дереве-мосте, вроде улавливаю скрытое движение. Был соблазн пустить стрелу, но решил повременить. Почти бегом веду отряд из леса. Это необходимо сделать до вечера, иначе, лес нас сгубит.

Почва под ногами становится более влажной, мха — целые поля, иногда под ногами брызгает вода. Меня это тревожит, боюсь, забредём в болото, а то и в трясину занесёт. Держимся ближе к разлому, хотя хочу уйти от него. Щупальца белёсого тумана, выползающего из него, не дают покоя. Всё кажется, под его прикрытием выползет какая-нибудь гадость нам на погибель.

Часто натыкаемся на волчьи, вперемешку с детскими, следы. Звери, как и мы, в болото не уходят. Но, обратил внимание, близко к расселине, так, же не приближаются. Значит, действительно, там опасность для всех.

Запах свежей крови резко бьёт в ноздри. Я останавливаюсь как вкопанный. Аскольд неслышно приближается, вытягивается как струна прислушивается. Смотрит на меня, требуя пояснений.

— Кровью пахнет.

— Я не чувствую, — принюхивается князь.

— Заходим с боков, — распоряжаюсь я. — Нагромождение валунов видите, это там.

Очень медленно, обходя сухие ветки, приближаемся к сему месту. Над ним витает дух смерти. Кругом пятна крови, земля вспахана словно плугом, молодые деревца сломаны, кусты выдраны с корнем.

Сразу за валунами натыкаемся на разорванного матёрого волка. Затем на другого зверя, покрытого многочисленными рваными ранами. Он ещё живой, издыхает в страшных муках, кишки вывалились на землю и по ним ползают жирные мухи. Волк, с трудом поворачивает огромную голову, ни тени угрозы не вижу в его глазах, только отрешённость, приготовился к смерти.

Мне становится, безумно жаль, моментально натягиваю тетиву, стрела взвизгивает, положив конец его мучениям.

И вдруг, вижу человека. Он, почти двухметрового роста, лежит животом на земле, пальцы скрюченно вцепились в землю, тело — сплошная рана, крепкая шея, почти полностью перегрызена. Охотники быстро переворачивают его на спину, я отшатываюсь. Клыки, как кинжалы, торчат во рту словно тигриные, слегка в разные стороны. Но лицо, достаточно человеческое, с разницей лишь в жевательных мышцах, они мощные, звериные. Что он не поделил с волками? Может детей хотел забрать? Мелькает мысль.

— Может, это батя, за своими детьми пришёл? — подтверждает догадку Семён.

— Очень может быть, — Похороните его. И,… задумался я, — волков тоже.

— Никита Васильевич, сюда, — кричат охотники, — ребёнок, живой!