Раса

Глава 25

Жрица занимает место за штурвалом. Я помогаю Гронду перебраться в каюту. Осматриваю раны. Хотя ему пришлось много двигаться, вследствие чего пошла кровь, всё же динамика заживления на лицо.

Меняю повязки, Гронд внимательно наблюдает за мной. Несколько неприятно, я все ещё не привык к горящим зрачкам. Только в комиксах видел такие ужасы, людей источающих огонь из глаз. Думаю, у народа подземного мира выработалась мутация глазного яблока, в результате чего, они могут свободно ориентироваться в полной темноте.

— Я так понимаю, низшая каста не слишком вам подчиняется, — стараясь не смотреть ему в глаза, уверено говорю я.

— Правильно понимаешь, — его мысль с хрипотцой царапнула мой мозг. — Более того, они сами себя считают высшей кастой. Но это ничего не меняет, они отбросы общества, но необходимые нам. Людоеды обитают на окраине государства, весьма агрессивны к чужакам. Никто не проскочит мимо них, и никто не выйдет за пределы страны без их согласия.

— А вы, как же?

— Мы? Мы над всеми кастами. Можно сказать, вне конкурса, — Гронд закашлялся от пронзившей в груди боли. — В прочем, — продолжает он после не длительной паузы, — нам они тоже доставляют некоторые неудобства. Поэтому маршруты огородили металлическими решётками, … от греха подальше. А ещё… у нас оружие, а у них его нет. Согласись, неплохой аргумент.

— «Когда дипломаты не могут договориться говорят пушки», — иронизирую я.

— Тонко подмечено, — с явной симпатией соглашается Гронд.

Катер несётся по подземной реке как превосходный рысак по стриженой лужайке. Двигатели мощно и ровно гудят, вибрация небольшая. Всё говорит о продвинутых технологиях. Безусловно, существуют научные центры, современные заводы, высококвалифицированные кадры. Хотя, во мне мелькает мысль, может это наследие древних цивилизаций? Ладно, время покажет.

Оставив раненого отдыхать, поднимаюсь на ходовой мостик. Там, на уютных диванах спят наши ребятишки. Семен рядом с Грайей, лицо сосредоточенно суровое, видно делится с ней байками из своей жизни. Женщина приоткрыла рот в восхищении, её расплавленный взгляд вязнет в свинцовой радужке Семёна. Вот интересно, земной мужчина, вскормленный Солнцем, с кожей цвета бронзы и пещёрная женщина с неземными глазами, как нефритовая статуэтка, разговаривающая так, как лают наши дворовые собаки. А ведь чувствую, потянулись друг к другу, как луковка из подземного царства, навстречу бесстрашной пчеле. Ну не пчеле, а большому мохнатому шмелю. Это вернее. Мысли Семёна басовито гудят, я бы мог уловить их суть, но стесняюсь, уж очень интимными эмоциями веет.

Они видят меня, Семён изображает радость, Грайя скользнула по мне внимательным взглядом.

— Гронд спит. Долго нам ещё? — по-деловому спрашиваю я.

— К утру будем. Поставим катер в ангар, далее наш маршрут будет пешим.

— А там как?

— А там как повезёт. В любом случае дорога будет весёленькой.

— В смысле, обхохочемся.

— Не то слово. Если людоеды не сожрут, наши могут принять за демонов, кожа у вас, как у призраков и глаза страшные. Демонам они вырезают печень.

— Нельзя так с исчезающим видом, — шучу я.

— Прямо, исчезающие. У нас их каждый день вылавливают. Развелось, как собак нерезаных. Лезут из нижних уровней, серой воняют, вместо кожи чешуя. Сдаётся мне, Другие, ими вплотную занялись.

— Действительно, весело у вас здесь.

— В любом случае, лучше, чем под Солнцем, — отмахивается она.

— Спорный вопрос.

Она рассеяно поводит глазами, утыкается в ласковый свинец Семёна, неожиданно робко улыбается ему. Вновь нефритовая кожа освещается разовым румянцем. А ведь совсем её проняло, с беспокойством думаю. Отношения без будущего. Если, конечно, Семён не возжелает спуститься, на постоянное место жительства, в её подземное царство. А ведь от него можно ожидать чего угодно, с ещё большей тревогой думаю я.

Ночь в разгаре. Глаза слипаются. С беспокойством смотрю на Грайю. Она кивает носом, зевает, показывая хорошенькие, белые как жемчуг, зубы.

Подхожу поближе. Незнакомые приборы, но картинки узнаваемые. Вот этот — эхолот, в другом приборе отсвечивается береговая линия, а вот здесь проявляются багровые пятна живых существ. Со штурвалом понятно. Скорость переключается просто рычагом вперёд — назад. В принципе всё очень просто.

— Я поведу катер. Иди, поспи хотя бы часа два — три.

Она с удивлением смотрит на меня.

— Справлюсь. Не переживай.

Она бесцеремонно влезает в мои мысли. Нехотя кивает. Уступает место. Потягивается, хрустит суставами. Покачиваясь от усталости, спускается в свою каюту. Я вцепился в штурвал, всё же страшно, катер реагирует на малейшее движение руля. Как бы, не влететь в берег. Обливаюсь потом от напряжения. Но в этом есть свои плюсы, спать расхотелось. Мой друг, недолго думая, заваливается рядом с детьми и умиротворённо засопел. Я остаюсь один, наедине со своими мыслями.

На моё счастье, река течёт без сильных излучин, почти ровная. Корректировать движение легко. Глубина в центре достаточная, чтобы не вляпаться в мель. Земноводные, от звука двигателя, шарахаются в разные стороны.

Медленно идёт время. В небольших иллюминаторах сплошная темень. Семён богатырски храпит. Повизгивает во сне малыши. С тоской вспоминаю свою Ладушку, Ярика. Как они? Наверное, там нешуточный переполох. Аскольд, видимо, нас разыскивает. Не удивлюсь если он с отрядом уже в пещере. Только б не случилось с ними беда. Но Аскольд человек осторожный, надеюсь, всё у них будет путём.

Проходит час, другой, третий, четвёртый. Я с беспокойством всматриваюсь в иллюминаторы. Забрезжила серость рассвета. Грайя всё ещё спит. Как бы ни проскочили место, думаю. Наконец слышатся лёгкие шаги. Она проворно влетает на ходовой мостик.

— Проспала, — буркнула она. Быстро анализирует обстановку, бесцеремонно спихивает меня с кресла и лихо разворачивает катер на сто восемьдесят градусов. Семён от толчка просыпается, детишки ещё громче засопели.

— Мимо проскочили? — с участием спрашиваю я.

— Угу. Ещё с полчаса и угодили бы в водопад.

— Опрометчиво.

— Да, потрясло бы немного.

— Что-то не так? — тревожится Семён.

— Скоро причаливаем, — я не стал вдаваться в подробности.

Грайя сбавляет ход, катер тихо шелестит вдоль прибрежных зарослей. Находит узкий проток в листве, ныряет в густые заросли. Впереди виднеется свод потолка плавно переходящий к земле.

Ловко сворачивает в ещё один проток, направляет катер к металлическому сооружению. Он высится прямо из воды, и при приближении к нему судёнышка, гостеприимно растворяет створки, похожие на жалюзи. Грайя виртуозно швартуется к причальной стенке.

— Мы на месте, — она глушит двигатель. Тишина больно бьёт по мозгам.

Дети ёрзают на диванах. Светочка первая открывает ясные глазки, затем зевает Игорь, хищно клацнув клыками.

— Когда мы будем завтракать? — щебечет девочка.

— После того как умоетесь, — улыбается Грайя.

Завтракали все вместе. Гронд восседает на широком кресле, лицо задумчивое, ест мало, пьёт больше, лечебную настойку. Не раз жрица поглядывала на него с тревогой.

— Ты права, — с трудом говорит он, — я останусь здесь. В аптечке всё необходимое, съестных припасов достаточно.

После еды Грайя навьючила на себя тяжёлый ранец, на пояс подвешивает подсумок с патронами, надевает шлем и перекидывает через плечо автомат. На предложенную Семёном помощь, лишь усмехнулась. Глазами попрощалась с Грондом, первая, легко выскакивает на причал.

Линия причала теряется где-то вдали. У причальной стенки, застыли в неподвижности, маломерные суда различных типов. У меня мелькает мысль, всё же это наследие другой цивилизации. Иначе сейчас сновало по берегу масса народа. Стоим в неподвижности, оглядываемся по сторонам, дети жмутся у ног. Тусклый свет едва пробивается из открытых створок. Но вот они закрываются. Полная тьма. Включили фонари бластеров.

Жрица двигается вперёд. Неуютно здесь, техники много, людей нет. На берегу застыли тяжёлые автомобили, погрузчики, на боку лежит упавший грузовой кран.

Вдоль причальной стенки стоят металлические сооружения. С опаской смотрю в провалы тёмных окон.

— Здесь никого нет, — улавливает мою тревогу жрица.

— Откуда всё это?

— С прошлой войны. Как ты точно подумал, наследие древних.

— Вы этим только пользуетесь?

— Не совсем. Для того, что бы реанимировать кое-что из этого, требуются «продвинутые» технологии, — она ехидно улыбается. Я понял, вновь копалась в моих мыслях, но не стал возмущаться. Сейчас я точно знаю, более того, что ей разрешено она не выудит из моего сознания.

Почти с километр топаем по бетонке. Шаги гулко разносятся эхом. Жуть тихонько вползает в сердце. Наконец подходим к концу огромного ангара. Впереди мегалитическое творение из металла, дверь десять на десять. Кажется, нет силы, способной ей сдвинуть. Но Грайя только глянула на неё. Скрытые механизмы приходят в движение. Дверь с тяжёлым гулом отодвигается в сторону. Сильнейший порыв ветра едва не сбрасывает нас на пол. Мы, обхватив хрупкие тельца детей, ждём, когда дверь закончит свой путь. Наконец она застывает в неподвижности.

— Бегом! — жрица устремляется вперёд. Мы, прогибаясь под тугой струёй воздуха, с великим трудом вползаем за дверь. Она словно ждала когда мы, покинем ангар, вздрагивает, и с тяжёлым гулом закрывается.

Мы оказались в невероятном мире. Находимся на верхней площадке. Мягкий рассеянный свет заливает пространство. Внизу остроконечные холмы, поросшие длинной пурпурной травой всех оттенков, от светлых тонов до ярко насыщенных красок. Всё находится в постоянном движении, под порывами сильного ветра колышутся как лёгкие водоросли на морском дне.

На границе холмов покоится море. Его воды, прозрачные как стекло, обволакивают прибрежные камни и гладкую гальку.

Где-то сбоку, шумит водопад струящийся, из нагромождения остроконечных скал. Небольшая речушка теряется в пурпурной траве. Множество уютных опушек у подножья холмов. Они словно укрыты лебяжьим пухом.

— Вот бы здесь шашлыки пожарить, отдохнуть, рыбу половить, просто расслабиться, — мечтает Семён.

— Всё это будет, … для тебя, — загадочно улыбается жрица.

Вниз ведёт тропа из искусно подогнанных плит. На крутых местах, предусмотрительно изготовлены перила. Они из дерева, по-видимому, изготовлены недавно. Игорь ринулся первым, но Светочка хватает его за воротник:

— Куда бежишь? Там людоеды!

— Здесь их нет. Нейтральная территория. Но лететь впереди всех не следует. Это место не вполне изучено. Что скрывается под мягкой травой не известно. По крайней мере, Другие сюда, никогда не заглядывали, а это о многом говорит, — жрица взъерошила мальчику волосы.

— Животных много? — меня заинтересовал именно такой вопрос.

— Рыба в море есть. Звери сюда не заходят. Насекомых вроде тоже нет. А ведь интересно, почему? — неожиданно жрице самой стал интересен, сей момент, — но с нами никогда не было проблем при прохождении этого участка, — Грайя явно в замешательстве.

— По-крайней мере, для вас опасности нет, — делаю я вывод, — а для нас, не знаю.

Женщина насупилась, в глазах тревога.

— В любом случае обратной дороги нет. Так что, вперёд, — командую я.

Мы спускаемся по крутым, потемневшим от времени, ступеням. Пурпурный мир приближается и становится всё великолепнее. Шелковистая трава колышется под ветром, красные искорки срываются с кончиков стеблей и фантастическим роем разносятся по округе. Волнующий аромат приятно щекочет ноздри и … музыка. Я её ощущаю телом. Смотрю, у Семёна глаза поголубели. Он улыбается, старается идти быстрее. Детвора — они пищат от восторга. Одна лишь Грайя сохраняет тревожное молчание. Автомат сняла с предохранителя и держит впереди.

— Никита, ты слышишь, трава поёт? — Семён счастливо улыбается.

— Музыку слышу. Она во мне.

— Да, да, и она во мне. Просто невероятно.

— Трава поёт? — жрица с недоверием смотрит на нас. Вертикальные огненные зрачки расширяются и вспыхивают огнём.

— Неужели не слышишь? — удивляется Семён.

Женщина поджимает губы, весь вид выражает скепсис.

— Привыкли, наверное, к этой музыке, вот и не слышите, — предполагаю я.

— Глупости, — излишне резко выпалила она. Но я знаю, ей обидно, — вы там не расслабляйтесь. Вдруг вам этот мир готовит ловушку? — чуть ли не с вызовом добавляет она.

— Нет, — я уверен и спокоен, — он принял нас.

Словно в подтверждении мыслей, вихрь искрящейся пурпурной пыльцы взметнулся с кончиков травинок, и осыпает меня с головы до ног.

— И я хочу! — вопит Светочка. Пурпурная пыльца окружает детей и запорашивает им плечи. И Семёну досталось. Словно смеясь над ним, пурпурная смесь залепила ему нос. Ну, совсем дед Мороз.

— Надо же! — фыркает жрица. Она закидывает через плечо автомат и, помрачневшая от обиды сбегает с лестницы. Трава расступается перед ногами, обнажая тёмные плиты древней дороги.

— Впервые такое. Нам указывают путь! — Грайя с восхищением оборачивается ко мне. — Это всё ты, Великий!

— А, брось, — мне становится неловко от такого внимания. Внезапно меня осеняет, это разумная форма жизни. Эти холмы, трава — разум. Разум необычный, но и он ждёт помощи. Вновь груз ответственности, как исполинская гора, опускается на плечи. Как мы все, взаимосвязаны друг с другом. Мы дети Земли. Разные, но все вскормленные её «молоком».

Идём мимо остроконечных холмов, словно покрытых велюровым покрывалом. Нежная трава ласкает ноги. Вездесущая, пурпурная пыльца, приятно щекочет ноздри. Всё вокруг наполнено ароматом и звучит музыка. Неожиданно Грайя в удивлении крутит головой и заулыбалась:

— Я её тоже слышу!

У водопада, нежно журчащего с мохнатых скал, останавливаемся на привал. Умываемся в прохладных струях, испили воды, при этом чувствуем, словно всплеск, прилив энергии. Шелестит трава, непонятно как, перед нами оказываются спелые плоды, аппетитные и ароматные. Отведав их, все потёртости, ранки, мигом зажили. А у Семёна, на месте вырванного зуба, появляется набухающий бугорок. Он в восторге! Пурпурный мир принял нас как дорогих гостей и делится своей Силой.

Грайя сидит в траве, с удивлением смотрит, как отрастает, потерянный когда-то мизинец, на правой руке. Она счастливо что-то бормочет и улыбается. Затем внезапно расстраивается:

— Как плохо, Гронда с нами нет.

К её ногам подкатывается мясистый плод.

— Это ему? — удивляется она. — Спасибо, — прячет его в свой ранец.

Я отдыхаю в густой траве. Мне хорошо и легко. Думаю об этом странном мире. Какой он могущественный. Добрый. Добрый? Добрый к нам! А ведь чувствую, он может и убивать. Пурпурный мир рад не каждому. Искорки пыльцы проносятся у глаз. Они подтверждают мои размышления.

Музыка звучит таинственно и торжественно. Она затрагивает самые потаённые струны души. Наполняет сознание восторгом и уверенностью. Я сижу в мягкой траве, прислонился к уютной кочке, глаза слипаются. Незаметно погружаюсь в сон, и словно душа воспаряет над телом. Я в окружении странных людей. Они высокие, стройные. Полупрозрачные, тела светятся благородным пурпуром. Лица приветливые, раскосые глаза смотрят с интересом.

— Мы эльфы, человек.

— Эльфы? Это сказка.

— Верно. Ты правильно чувствуешь. Мы жили на этой Земле ещё тогда, когда её не было в этом мире.

— Я не понимаю.

— Сначала появилась душа Земли, затем она обросла мышцами.

— Вы ровесники Земли?

— Мы? Мы жили всегда.

— Так вы боги? — осенило меня.

— Нет, конечно. Богом можешь стать ты. Мы, попроще.

— Это шутка?

— Очень может быть.

Лица пурпурных людей искрятся весельем. Они развлекаются на всю катушку. Я чувствую себя глупой букашкой. Внезапно, словно проносится ледяной ветер.

— Другие, хотят выдуть душу с Земли. Останутся лишь мышцы. Это будет зомби планетарного масштаба.

— Как страшно.

— Не просто страшно. Представь, чистые энергии всех живших и живущих ныне существа на Земле, внезапно станут неприкаянными. Без будущего. Это реальная смерть. Бессмертная душа станет смертной.

— А как же бог?

— Бог во всех нас. Не будет душ, не будет бога. Ты даже представить не сможешь, что есть мир без бога. По критериям непонятным даже нам, выбрали тебя. Почему-то считают именно ты, способен извести Других.

— Я, что, один такой, уникальный? — во мне разгорается скепсис.

— Как всякая букашка, — смех звучит, словно серебряные колокольчики. — Уникальность, вещь относительная. Представь некое событие. Срывается с горы небольшой камушек-букашка, падает на притаившуюся лавину. Зашевелились огромные камни. Лавина двигается вниз, сметает всё на своём пути. По сути, уникальное событие, малюсенький булыжник разбудил грандиозное событие, сдвинул с места миллионы тонн.

— Значит я булыжник, — странно, но я ощущаю некое облегчение.

— Ну, зачем так. Не совсем булыжник — полированный опал! — смех звучит по всей округе, но мне не обидно, тоже улыбаюсь. Мне легко в окружении полупрозрачных существ, которые называют себя эльфами.

— А скажите, меня мучает вопрос, — я с надеждой смотрю на сказочный народ, — может, вы знаете, как нужно использовать артефакты? Мне заказали спасти мир, — я скромно опускаю глаза.

— Скромняга. Мир он будет спасать! — эльфы смеются. — Не ты будешь спасать, а тобой.

— Ну, пусть мной, — обижаюсь я, — но всё же, скажите?

Словно проносится ураган, настроение у эльфов меняется с игривого, до враждебного. Они окружают меня. Пространство гудит, вспыхивают электрические разряды, пахнет грозой. Не могу понять, что происходит. Внезапно догадываюсь — они думают.

Неожиданно всё заканчивается, я вижу усталые лица, в раскосых глазах растерянность.

— Нам блокируют вероятности событий, — голоса на удивление беспомощны. Безусловно, с таким они столкнулись впервые.

— Но кое, что зацепить успели, это в обход прямой мысли.

Тяжёлый голос звучит, словно из всего пространства:

— Когда свинец станет золотом, Другие уйдут.

— Подождите, это полный абсурд! Нельзя из одного сделать другое и,… причём здесь артефакты?

— В том то и дело. Тебе придётся поменять природу вещей. Чтоб «свинец стал золотом», это не конкретно этих элементов, они могут быть совсем не причём. Мы же говорили тебе, это обходной путь. Вероятно, артефакты повлияют на ИЗМЕНЕНИЕ.

— Как сложно с вами, умными, — не удерживаюсь от язвительного замечания.

— Какие есть, — раздаётся без эмоций, сухой голос.

Дунул ветер. Я открываю глаза. Рядом играют ребятишки, Семён мечтает о возвышенном, Грайя бросает на него нежные взгляды, поминутно заливаясь краской. Неужели всё было сном? Эльфы? Булыжник? Свинец и золото?

Музыка во мне обрывается, пурпурная пыльца срывается с места и крутится как позёмка в зимнюю стужу.