Раса

Глава 37

На этот раз нас отводят в иное помещение, нам льстят, это для избранных рабов. Бревенчатая изба с окнами, правда, на них толстые решётки. Есть нечто похожее на кровать — настил из досок, ведро — понятно для чего, даже стол с неизменным корытом — сволочи!

— Нам бы поесть, — невинно моргает детинушка Семён.

— Змей вам в корыто! — плюётся Стёпка, — такого мужика замочили!

— Я ж не специально, — хлюпнул носом Семён.

Стёпка дико смотрит на нас:

— Убежать и не думайте, на кол посадим.

— В принципе нам и здесь хорошо, устали с дороги, погостим немного, — я посмеиваюсь, во мне зреет уверенность, что больших проблем покинуть «гостеприимных» людей нам ничего не стоит. Главное выяснить, где наши дети. И ещё, меня несказанно обрадовало то, что под крыльцом, всё так же валяются наши артефакты.

Мужчина со стальным взором, хлопает по плечу Стёпку:

— Принеси им, что ни будь, да не в корыто, эти рабы дорогие, — он вскользь глянул на меня, нечто благодарности мелькнуло в его глазах. Видно признателен мне за то, что я его не убил. А ведь, стоило мне сделать выпад, и его голова воспарила бы с плеч.

Стёпка ворчит, но распоряжение даёт. Со стуком грохнула задвижка, нас запирают. Не успели достаточно осмотреться, как дверь вновь открывается, нам вносят на блюде запеченный окорок и кувшин с вином. Вино я попросил заменить водой. На нас смотрят как на полоумных, но распоряжение выполнили. Приносят кувшин с родниковой водой.

Сидим, вгрызаемся в сочное мясо, жир течёт по рукам, салфеток нет, вытираем пальцы пучками соломы.

— В принципе, жить можно, — еле выговаривает забитым ртом Семён, — кормят, поят, на прогулку выводят, всякие там развлечения. Но, боюсь, скоро нам это надоест. Как ты считаешь, Никита?

Не стал отвечать, только улыбаюсь. Под рубашкой нащупал медальон, враги не заметили его, затерялся в густой поросли на груди. Поглаживаю алмазные камушки, они моментально отзываются на ласку, медальон теплеет, вспыхивает радуга. Поспешно одёргиваю руку, невзначай занесёт, куда-нибудь.

Мимо ходит народ, в окно изредка заглядывают, любопытно, похоже, не часто к ним попадают такие люди как мы. Один раз о прутья расплющилась глупая бабья морда, глаза как у перекормленной свиньи. Семён показал «козу», вопль и ругань, затем в окно влетают кусочки дерьма. Гостеприимный народ, однако!

До вечера не беспокоят. Стараемся отдохнуть, Семён плюхается на голые доски, смотрит в потолок, определённо, Грайю вспоминает. Я просто сижу, кручу серебряное кольцо, подарок Йоны. Тусклый камушек осветился, словно отвечает на внимание. Удивляюсь, как его не содрали с пальца. Судя по всему, их так же, не впечатлил.

Наконец за дверями возникает некое шевеление, засов с грохотом откидывается, слышится ругань, топот множества ног. У нас гости. Шумной толпой вваливаются хорошо вооружённые люди, становятся по бокам.

Благосклонно киваю, приглашаю сесть. Шутку не принимают. Последним входит Борис Эдуардович, удивлённо смотрю на его потное лицо.

— Ба, какая охрана! Неужели для нас такая честь? Вроде не кусались, — я не могу скрыть издёвку.

— Непонятные вы люди, зачем провоцировать, — честно сознаётся он.

Он садится за стол, Семён нехотя сползает с досок, принимает сидячее положение, в глазах скука.

— Мне думается, из вас рабов сделать не получится. Кости, конечно, можем поломать, повытаскивать жилы, а толку будет — нуль.

Холодея от реальной перспективы, криво улыбаюсь, жду продолжения монолога.

— Я хочу сделать вас свободными, хотя это будет весьма сложно. Никак являетесь трофеем Степана Геннадьевича. Но, допустим, гипотетически у нас всё получилось. Подпишете со мной контракт службы на двадцать пять лет?

— Ну, и в чём тут свобода? — с иронией смотрю на него.

— Определённая! Можете завести семью, иметь рабов…

— Опять, двадцать пять. Какое счастье, рабу иметь рабов! Круто!

— У вас нет выбора.

— Выбор есть всегда.

— Для вас это будет смерть.

— В этом сомневаюсь. Жить мы будем долго, — я смеюсь ему в глаза.

Он багровеет, не привык к такому вольному обращению к своей особе, в то же время, интуитивно чувствует некий подвох в моих словах. Усилием воли заставляет выпученные глаза занять прежнее положение и даже улыбается в ответ:

— Судя по раскованности суждений, вы занимали в своих племенах высокие положения, не удивлюсь, если вы — вожди. Вы и здесь сможете ими стать. Всё в ваших руках. Поверьте, это единственное, что могу делать для вас. Подпишем договор, и для вас открываются немалые возможности. Нам нужны опытные стратеги, на прицеле Град Растиславль.

— Прекрасно! — я едва не давлюсь слюной.

— Вы жители этой страны? — понимает мою реакцию Борис Эдуардович.

— А если нет, — темню я.

— Определённо с этого города! — восклицает он, потирает руки в возбуждении. — Не иначе находитесь под командованием самого князя Аскольда! Угадал? У меня новое к вам предложение, всё, что захватите в Граде Растиславле, будет принадлежать вам! КаковО, моё предложение!

— КАково, — морщусь я, — прелестная заявка стать «крысой». У меня встречное предложение. Если ТЫ выполнишь, всё, что я тебе прикажу, оставлю в живых.

Борис Эдуардович резво вскакивает:

— Блефуешь! — машет пальцем перед моим лицом, — да мы сейчас вас изрубим в капусту, а Стёпке откупную дам, чтоб не возмущался!

— Не ори, — Семён слегка приоткрывает глаза, а в них булькает ртуть, — лучше послушай умного человека.

Борис Эдуардович затравленно водит глазами, хочет дать команду воинам, но не решается, он невероятно сильно смущён. Очевидно впервые в такой ситуации. По его мнению, рабы, вольно разговаривают, а ещё приказывают. Естественно, от этого голова может пойти кругом.

Но, во дворе возникает переполох, истошно визжит женщина, звякает упавшее ведро, нечто полыхнуло в ночи, раздаётся хлопанье крыльев.

— Ты, что ли, Вирг? — посылаю мысль дракончику.

— Дуру одну напугал.

— Ты осторожнее, могут подстрелить, — тревожусь я.

— Ерунда, уже стреляли, стрелы отскакивают.

— Всё же улетал бы от греха подальше.

— Хорошо, только барашка зацеплю.

— Не утащишь!

— Да я подрос немного.

Борис Эдуардович чернеет лицом, слышит шум во дворе. А там вовсю свистят стрелы, крики, гам, ругань, топот ног. Он прекрасно связывает данную ситуацию с нами. Бросается вон из избы, дверь запирают.

— Вирг проказничает? — Семён довольно ухмыляется. — Толи ещё будет!

Через дверь врывается злобный голос Бориса Эдуардовича:

— Не радуйтесь, завтра на колоду положим.

— Это он нам?

Семён хмурится:

— Пугает. Ну, ну, посмотрим.

А мне не по себе, вспоминаю распятого человека, истерзанного плетьми.

Постепенно шум во дворе затихает, дракончик уволок овцу, сжёг одно из строений и, довольный умчался в ночь.

К сожалению меня, задевают слова Бориса Эдуардовича. Представление не имею, смогу ли выдержать пытки? «Это же, не наши методы», мерещится фраза из известной комедии. Но, это не комедия. Стискиваю зубы, Семён поглядывает на меня. Интересно, а как его самочувствие? Помню, на дерево от страха лазал, клопов давил. Но, на это раз взгляд участлив, глаза излучают серебряный свет.

— Не посмеют, — уверенно заявляет он, — боятся. Гадость, точно изобретут, это факт. Неизвестно, что лучше, пытки или то, что придумают.

— Поживём, увидим, — ложусь на голые доски, однако следует поспать.

Семён бухается рядом:

— Никита, — пинает локтем, — попробуй использовать кольцо.

— Для чего?

— Мор напустить, — серьёзно заявляет друг.

— А, как, же твои демократические принципы?

— Как-то из памяти стёрлись.

— Оно, лишь, усиливает магию, — вздыхаю я.

— Так я, об этом и говорю.

— Меня Зирд учил, учил, чуть не сорвался. Уже хотел надавать мне по шее, ничего не выходит! Костёр, лишь, научился зажигать.

— Тоже хлеб. Надо подумать, как это можно использовать.

— Разве, пожар, что ли, создать? — скептически хмыкаю.

— Можно и пожар, — Семён замолкает, обдумывает различные варианты.

— Спал бы, лучше, — хмурюсь я, — утро вечера мудренее. Мы не знаем, где наши дети. Вытащим. А, там, сожжём всё к чёртовой матери, — я зеваю, переворачиваюсь на другой бок.

Сон навалился как медведь арктодус задним местом. Уплываю в мир грёз как медуза на гребне девятого вала. Меня швыряет в пространстве как щепку, даже голова кругом идёт.

Вижу необычайные миры. Звёзды и множество обитаемых земель. Они манят к себе. От них идёт тепло и нечто родное мне, словно миры наполнены Любовью. Но, в пространстве закручивается чёрная спираль, она начинается в одной галактике, а кончается далеко на задворках Вселенной. От неё веет пронизывающим холодом. Она чужая, наполнена злобой, алчностью и завистью.

Угольно чёрные корабли выныривают из мрака и несутся к скоплению земель наполненных светом. Я знаю, сейчас произойдёт нечто страшное, кричу. Крик тонет в пустоте. Что делать? Взор обращаю далеко в космос. Там центр Вселенной, он яркий и очень далёкий. Я уверен, там сосредоточена Великая Светлая Сила. Могущество безграничное, но и Нравственность за пределами познания человеческого разума. Она не позволяет испепелить Врага и даёт возможность развиться духовно. В этом Великая Наивность. Не существует равновесия из сил зла и добра. Зло это регресс души, назад к истокам эволюции. Это противоречит развитию, а значит, должно искореняться, даже, с помощью «хирургических» методов.

Тело наполняется искрящимся светом. Вижу сквозь свои руки, невероятное ощущение полной свободы, страха и радости. Тянусь к сияющему центру.

Звёзды вспыхнули, слились в разноцветные радуги, затем, пространство просто полыхает различным цветом, словно северные сияния космических масштабов. Никогда даже не догадывался, что бывает такая красота. Красота чистых энергий, это то, что ещё не познал человеческий разум.

Внезапно сполохи и вспышки меркнут, я оказываюсь во Вселенной наполненной светом. Бесчисленные солнца излучают мягкий свет, невероятное количество обитаемых земель вращаются вокруг своих светил. Царит спокойствие и тишина.

Обо мне уже знают, меня приглашают. Плыву к серебристым гигантам. На их орбитах зависли космические корабли различных форм, размеров и цвета. Я знаю, среди них есть торговые, исследовательские и военные суда. Каждый корабль может обгонять свет во многие, многие сотни раз. Но есть и то, что переносит мгновенно, в любую точку Вселенной, энергетические Врата.

Оказываюсь в искрящемся мире. Стою на излучающей золотой свет, платформе, по бокам возвышаются хрустальные скалы. Свет вокруг меня переливается искрящимися звёздочками. Я его могу потрогать! Мне хочется смеяться от счастья.

Они возникают из пустоты. Высокие, полупрозрачные существа. Глаза небесно голубого цвета, с постоянно меняющимися оттенками. По мере приближения сущности уплотняются, становятся более похожими на привычные для меня, человеческие фигуры. И вот, передо мной, оказываются несколько мужей. Окладистые, шелковистые бороды, широкие рубахи, расшитые очень знакомыми орнаментами и узорами. От них веет небывалой силой, чистотой, добротой, словно родитель увидел своего любимого ребёнка. А глаза — в них понимание и, непостижимая для моего осознания, мудрость.

— Зачем, ты живой, посылаешь свою сущность? — это вопрос выбивает меня из колеи. Я как-то не понимал своего состояния, но, сейчас всё становится на свои места. Это просто сон!

— Ошибаешься, это не сон. Кто ты? И почему на твоей груди сущность кристалла Междумирья?

Скашиваю глаза, если к этому подходит сие понятие, вижу блистающий всевозможными огоньками, медальон.

— Это подарок.

— Вещь, такого рода, подарком не бывает. Значит ты Посланец. Что привело тебя, ещё не родившийся?

— Чёрные корабли, — я смущён термином, «не родившийся».

Вспышка в сознании заставляет меня трепетать. Я вижу сквозь галактики. Угольно чёрные корабли ведут атаку на мирные земли. Яркие огни в тысячу солнц сотрясают планеты. Миллиарды сущностей, уже без физического тела, содрогаются. Крик, лавиной заполняет Вселенную. От ужаса и горя я плачу.

Темнеют глаза окружающих меня людей, то один, то другой тает на искрящейся золотым сиянием площадке. Срываются с места тяжёлые межгалактические корабли, пространство словно искривляется, слепящий огонь разрывает чёрный рукав, многие угольно чёрные корабли вспыхивают как малые звёзды, другие, в панике мельтешат в окрестностях галактики. Золотистые корабли сеют смерть в рядах чужаков.

На этот раз возмездие пришло быстро, большая часть планет спасена, враг спешит убраться в Чёрные Чертоги. Велика мощь Светлых, но я знаю, это лишь, группа разведки врагов. Где-то, на задворках Вселенной копит силы Чёрный разум.

Но золотистой площадке остался один из статных мужчин. Взгляд суров, но в, то, же время из глаз струится теплота.

— Ты вовремя пришёл, нам сложно контролировать всё. К сожалению, один из нас посчитал, что передав Им, часть Знаний, даст толчок для их духовного развития, но получилось иначе. Развилась зависть и злоба, но не духовность. Результат — война.

— Вы боги? — робко спрашиваю я.

— Люди. Будет время, вы будете нас чтить как богов, затем, путём обмана, вашими душами овладеет тот, кто отошёл от нас. Много лжи и страданий принесёт он всем. Во имя его веры будут сжигать на кострах, уничтожаться целые народы, Человека, Свет Доносящий Миру, который придёт с ним сражаться, убьют, и будут прикрываться им, отобрав даже его Истинное Имя, для порабощения народов. Но, низвергните Чёрного бога И ЕГО ВЫ и, произойдёт это тогда, когда люди начнут вдумчиво читать Главную Книгу Чёрного бога, и поймут, сколько в ней ненависти и жестокости. Книга Света станет главным духовным наследием, и очистятся души потомков наших.

— Вы всё знаете, что произойдёт. Почему не предотвратите это, — я не понимаю, я удивлён.

— Потому что это Судьба. Её можно знать, но менять очень сложно. Не нам её определять. Тяжкое бремя знать будущее, — он горько вздыхает.

— Так, кто же вы всё-таки? — я едва не кричу.

— Мы, РАСА. Я Род.

— Славянский Бог? — выпучил глаза в неверии. Такое откровенье — сильное испытание моему разуму.

— Человек я, мягко улыбается Род. А если и бог, то не конкретно славянский, а Расы. Но тебе пора, Посланец, — Род легонько касается живого медальона на моей груди. Словно засыпаю во сне.

— Свет Доносящий Миру, — шепчут мои губы.

— Радомир, — слышу сквозь сон голос Семёна.

Утро, как обычно, застаёт врасплох. Только изготовился досматривать сон, хлопает дверь, вваливается толпа.

Хмуримся, продираем глаза, посылаем куда подальше. Бориса Эдуардовича нет. Гоголем стоит Стёпка, шапка набекрень, ухарь, мать твою!

— Подъём, рабы! — орёт он.

— Не ори, не глухие, — ворчит Семён. Свистит плеть, рассекает плечо, кровь брызгает сквозь рубаху. Я дёргаюсь вперёд, но воины опускают копья. Зло смотрю на острые наконечники, можно постараться разбросать их, чувствую, время замедлилось, убью всех, и они даже не почувствуют. Но дети! Где их искать!

— Не страшно, — слышу мысль Семёна, — царапина, отыграюсь. Время придёт.

— Выходим на двор! Смотреть в землю, руки за спину!

Мешкаю, вновь свистит плеть, словно огнём полосонуло по спине. Больно! Вот, чёрт, долговязый, умеет хлыстать!

— Бегом! — кричит Стёпка.

Делать нечего, нехотя бежим. Воины грохочут сапогами рядом, копьями колют в спины. Утреннюю пробежку устроили, сволочи.

Выбегаем за забор, бежим по посёлку. Народ проснулся, занимается хозяйством, на нас смотрит с любопытством. Не часто они видят таких людей как мы.

Посёлок, отстроен добротно, хаты большие, множество хозяйственных построек. Мычит, рычит, зверьё в загонах. На фоне домов выделяются покатые спины степных мамонтов. На возвышении, молотит крыльями, мельница. Вдали виднеются поля со скошенной пшеницей.

Хорошо живут, думаю я, но не все. Рабов много. Следовательно, этот строй, паразитов. А паразитов необходимо изводить. Не дай бог, зараза распространяться будет. Войной идти нужно. Сжечь «осиное гнездо»!

Пробегаем мимо церкви. Позолоченный крест красиво реет над посёлком. В церковном дворе толпятся прихожане. Женщины, как положено, в платках, мужчины, без шапок.

Как же вы, отцы церкви, допускаете такую несправедливость, рабство? Вера позволяет? Устраивает, ишь, как разжирели! Зло думаю.

Наконец, подбегаем к окраине. В глаза бросается башня из камня, множество построек, непонятного назначения, рвы, траншеи, балки с верёвками и крючьями. Слышится голодный рёв хищников и пахнет — разложением.

Добегаем до ограды, Стёпка лупит кулаком. Ворота со скрипом отворяются, показываются бородатые мужики звериного вида. Одеты в медвежьи шкуры, лохматые шапки, теряются в густой растительности, на бородатых лицах. У каждого, к поясу, подвешен меч, за спинами — луки, а у кого — просто дубины.

— Никак к аттракциону готовиться треба, — говорит один из них.

Стёпка подбоченился, сильнее заломил шапку:

— Таких рабов ещё не было. Следует организовать Полосу препятствия, высшей категории сложности. Завтра, в Господин Великий Ждан, гости прибудут, для них, это станет изюминкой. Вы уж, постарайтесь, мужики.

— Да не впервой, гости от восторга плакать будут, — заверяют мужики.

— Ты когда-нибудь, проходил полосу препятствий? — шепчу Семёну.

— На турнике два раза подтягивался, в институте.

— Подтянемся здесь, бесчисленное количество раз, — заверяю друга.

— Угу, и в болоте том, поныряем.

— Зверей подразним, — вторю ему.

— Развлекалово. Душа радуется.

— Молодцы! Бойцы! — слышит наши разговоры Стёпка, даже лицом добреет.

На прощание, всё же не удерживается, пару раз стегает плетью и просит:

— Порадуйте гостей, сразу не подыхайте. Мне на вас хоть чуток заработать надо.

— Главное, чтоб ты не издох от усердия, — сплёвываю ему под ноги.

Стёпка ржёт как лошадь, одобрительно поглядывает на нас и, обращается к мужикам:

— Рабов мясом накормите! Завтра, с утра, буду, — он командует своим воинам и они, поднимая придорожную пыль, убегают в старом направлении.

— Спортсмены, хреновы, — ворчит Семён.

Один из мужиков, видимо, старший, со шрамом от виска до шеи, ласково смотрит из густых бровей, поглаживает густую бороду:

— Вы, ребятки, не стесняйтесь, заходте. Милости просимо. У нас здесь всё просто. Сечь плетьми, никто не будет, на кол не сажаем. Еда, сытая. Вам здорово повезло, у вас есть шанс, стать свободными. Те, кто проходит Полосу препятствий и, поднимается в ту башню, освобождается от рабства. Правда, никто ещё не дошёл и до половины трассы. Но, вы, как я кумекаю, люди не простые. Не из Града Растиславль, однако?

— Туристы мы, заблудились, — Семён смотрит дерзко, мышцы перекатываются под бронзовой кожей.

— Ну, проходте, проходте, — не сильно, но настойчиво, толкают мечами.

Заходим за ограду, на возвышении стоят добротные избы. Около них, что-то пилят, строгают, слышатся удары топором. Один мужик борется со строптивым конём, группа зевак заключает пари, кто победит. В отдалении дрессируют степных мамонтов. Ватага мальчишек, запускают воздушного змея.

Как мило, царит спокойствие и безмятежность. Но, вот, только, по соседству, застыло в ожидании, мрачное сооружение. Множество механизмов работают постоянно, так как связаны с потоком реки. Она несётся сквозь обломки скал, и впадает в долину.

На крутящихся шестернях, до сих пор, виднеются ошмётки от человеческих тел. Они не убираются, та как подобраться к ним невозможно.

Полоса препятствия изготовлена в виде лабиринта, множество тупиков, ходов с ловушками, блестят прутья клеток. Есть участки, затопленные водой, но, под водой, что-то бурлит — работают некие механизмы. Мостки, над оврагами. Внизу виднеются острые колья.

Неплохо постарались. Какая изобретательность! Римляне, ни за, что так не сделали бы! Только славяне могут такое изобрести. Меня захлёстывает гордость за этот народ. Я всё больше убеждаюсь в том — разорять нужно, это «паучье гнездо».

Нас ведут к избам, с любопытством рассматриваю народ: мужики поголовно бородатые, бабы, в цветастых сарафанах, молодухи, как на подбор — кровь с молоком, юноши крепкие, хозяйственные. Во дворах мычит скотина, сушатся стога сена. На оградах развешены разнообразные глиняные горшки.

Заводят во двор, он огорожен глухой оградой. Строение разительно отличается от тех, что видели раннее. Из толстых брёвен сложен барак, окна узкие, крыша перекрыта, так же, брёвнами и искусно уложена сеном. У барака, выгул — периметр, затянутый металлической сеткой. В нём прогуливаются будущие покорители Полосы препятствия. Народ крепкий, сытый, но в глазах — пустота. Знают, что их ждёт. Нам радушно открывают оббитую железом дверь, входим внутрь. Пахнет потом, едой, сеном. Часть помещения используется под спальные места, это помост, обшитый досками и, длинный стол — обеденное место.

Дверь за спиной с грохотом закрывается. Нас видят, хмуро оглядывают. Нехотя подходит здоровенный мужик:

— Новенькие? Откуда?

— С Севастополя, — говорю я.

— Ну, это в прошлом. А сейчас откуда? — мужик не понял шутки.

— Обосновались, у гор, поселение у нас там, — осторожно говорю я.

— Отдельно от всех решили жить. Угу. Мы, вот тоже, хотели самостоятельно. Быт наладили, с лесным народом, так… более менее. Впрочем, жить можно было. Но, вот, видишь, сюда попали.

— Надо было, в крупные города подаваться, — советую я.

— Поздно. Поздно «пить боржоми, когда почки отпали», — рокочуще смеётся он. — А вы проходите, места для всех хватит. Меня Дмитрием кличут, я старший здесь. А вас как?

— Никита, Семён, — представляемся мы.

— Вот, что, воины, на столе еда, в той бочке вода. В загоне гулять можно в любое время суток. Там, кстати, отхожее место.

— Давно здесь? — спрашиваю Дмитрия.

— С полмесяца. Засиделись, уж. Но, вот, завтра ждут гостей. Недолго ждать осталось.

— Шансы, вообще есть?

— Есть, — уверенно говорит Дмитрий, — меньше десяти процентов.

— Нам говорили, что никто ещё не прошёл.

— Стращают, если было бы так, интерес у народа исчез бы. А ведь, ставки заключают. Здесь такие деньги крутятся.

— Обнадёжил.

— Да, уж, — благодушно улыбается.

Присаживаемся за стол, он пододвигает блюдо, заполненное хорошо прожаренными кусками мяса:

— Наедайтесь, завтра сильными надо быть.

Подходит ещё народ, рассаживаются рядом, с интересом поглядывают на нас. Все, как на подбор, рослые, крепкие. У каждого в глазах живёт надежда.

Разговорились. Оказалось, многие из Севастополя, часть из Симферополя, несколько, бывшие Питерцы. А, с Дмитрием, оказывается, вообще жили на одной улице, Советской. Он в десятом, а я, тридцать втором доме. Во, как бывает!

В бараке пахнет не очень, очевидно баньку, узникам, не предлагают. Нам надоело нюхать запахи, выходим в загон. Прогуливаемся вдоль решёток, о жизни мечтаем. Таких, как мы, немного. Кто-то сидит на корточках, пару человек занимаются борьбой, один, держится за толстые прутья, тоскливо смотрит на вольный мир.

Дмитрий, не отходит от нас ни на шаг, всё вспоминает как бегали на Приморский бульвар, ловили бычков в Чёрном море, ели фруктовое мороженое,…. Детство вспоминает. С сожалением поглядываю на мощного мужчину, не нравятся его воспоминания, обычно, так, перед смертью.

Мы, так больше размышляем, как выбраться отсюда. За оградой возятся бородатые мужики. Вроде, как, занимаются делом, но, иной раз, да поглядывают на нас. Следят. А за оградой, пост стоит, мужики с топорами и мечами. Ну, куда бежать? Допустим, прорвёмся здесь, а в посёлке, куча народа. Поймают, как пить дать. Детей вызволить необходимо. Поэтому, я оборачиваюсь к Дмитрию:

— Это точно, кто пройдёт Полосу препятствий, свободным станет?

— Так и будет. Без этой изюминки, интерес пропадёт, и у нас, и у зрителей. Кстати, тот мужик, что привёл вас, в прошлом был рабом. Смог пройти дистанцию, теперь, свободный человек, нас охраняет.

— Сволочь! — зло говорит Семён.

— Почему? — удивляется Дмитрий.

— Раз остался, значит, нравится.

— Козёл! — добавляю я. — Будет возможность, морду начищу.

— А куда ж ему идти? — округляет глаза Дмитрий.

— Куда угодно, но, здесь, не оставаться.

— Резонно, — чешет голову собеседник. — Я, точно уйду.

Смотрю на него, сильный мужчина, ни капли лишнего жира, мышцы, словно высушены сухим ветром, змеятся под кожей. Вроде, не слишком рельефны, но скручены между собой, как волосяная тетива лука. Небольшое усилие, и потенциальная энергия разрядится как конденсатор, и вознесётся в резонансе, сокрушая всё на пути. Недаром Дмитрий, эти годы существовал, лишь, в окружении своей небольшой семьи, отбиваясь от первобытного зверья и нашествия лесных людей. Шанс пройти Полосу препятствия, у него больший, чем у других.

Он рассказал о своей жене, по его словам — настоящая амазонка. Говорит, от её имени пахнет морем, звать Мариной. Сыновья, как подросшие волчата, Александр и Евгений.

Люди, Вилен Ждановича, и не пытались сломить их оборону. Но, подкараулили там, где он их не ждал, накинули сеть и, он здесь. Я всё убеждаюсь, выжить в одиночку, никак нельзя. Пусть ты, даже «Бэтман», из американских сказок.

— Продолжишь так же жить, на отшибе у всех? — спрашиваю его, но заранее знаю, такие люди, как он, второй раз, на грабли, не наступают.

— В одиночку не выжить, вздыхает он, — убедился. В Град Растиславль, подамся. Слышал, Великий князь, хоть и деспот, — меня коробят его слова, — всё же, о народе своём печётся.

— И в чём же, он такой деспот? — украдкой спрашиваю, Семён ухмыляется, незаметно корчит мне рожи.

— Разгуляться не даёт, всё, в жёстких рамках закона. Грудью свободно не вздохнёшь, сразу уткнешься в какие-то правила.

— Зато, в своём хуторе, сам себе был закон, — усмехаюсь я.

— Ага, — не замечает подвоха Дмитрий. — А вы, случаем не из Града Растиславля, — он наклоняет голову, смотрит из нависших бровей.

— Мы? Ну,… да.

— И как вам Великий князь, Никита Васильевич?

— Мне, нравится! — с воодушевлением говорю я, Семён фыркает в рукав.

— Наверное, действительно, не плохой мужчина, раз его подданные о нём хорошо отзываются, — делает глубокомысленный вывод наш собеседник.

— Мужчина, он, действительно не плохой, — смеётся Семён, пихая меня локтем.

— Я хочу попросить вас об одной услуге, — Дмитрий внезапно становится суровым, глаза стекленеют, — вдруг, что со мной случится, возьмите мою семью в Растиславль. Это в излучине реки Альма, на возвышенности. С одной стороны гора, стёсанная как седло, без леса, абсолютно голая. Это главный ориентир. С другой стороны, обрывы, склоны в «живых» камнях, едва держатся в земле.

— Что-то ты скисаешь, друг мой. Сам приведёшь, — я стараюсь возмутиться.

— Почему-то, детство вспоминаю, не к добру, — вздыхает он. Я с Семёном, переглядываемся.

— Мы отведём их в Град Растиславль, — серьёзно говорю я.

В глазах сильного человека мелькает признательность. Он, почему-то уверен, нам под силу преодолеть пыточную Полосу препятствий. Он, как добропорядочная собака, признал в нас волков. Опытные люди, всегда в состоянии оценить силу других.

Не спеша, проходит день, лезем в вонючий барак. Мужчины стараются отвлечься от предстоящего испытания, кто как может. Кто-то играет в кости, другие, бесцельно склоняются по бараку, часть спит, или делает вид, что спит. Дмитрий, отодрал кусок доски, обстругивает её — хоть какое, но оружие. Правда, если выпустят медведей, они не заметят этой щепки.

Прилёг на необструганные доски, вспоминаю, чему учил Зирд. Ругаю себя за то, что был таким плохим учеником. Хотя, если разобраться, сам Зирд, овладевал магией ни одно столетие. Что требовать от меня, земного человека, едва царапнувшего сорокалетний рубеж.

Незаметно подкрались гнусные сумерки, глазом не моргнёшь и — утро. На ум ничего не приходит. Прекрасно осознаю, даже, если пройдём Полосу препятствий, увечий не избежать. Перспектива не радует.

Семён, по своему обыкновению, тихо мурлычет песенку. На него зло косятся, но замечаний не делают. Трудно воспитывать человека, с такими мышцами.

— Сам Росомаха прибудет на «аттракцион», — неожиданно заявляет Дмитрий.

— Какая, росомаха? — приподнимаюсь на локтях. Но уже знаю, о ком он говорит. Совсем плохо. Этот, точно узнает нас.

— Генерал, Виктор Павлович, прозвище у него такое. Преданный пёс самого императора Вилен Ждановича. О нём ходят легенды, лишь, князь Аскольд, ему ровня.

— Дела, — встаю с нар, Семён перестаёт мучить публику, замолкает.

— Слышали о нём?

— А кто не слышал, — нервно прохаживаюсь.

— Нам, какое дело, до него, — не понимает нашу реакцию Дмитрий.

— Дела, нам, до него, никакого нет, — соглашаюсь я. — А вот у него, к нам…. Всё, пора спать, завтра непростой день.

Утро, как обычно, приходит неожиданно, в вонючий барак, врывается свежий ветер, мотылёк, занесённый сквозняком, с грохотом бьёт меня в лоб, прорываются светлые лучики Солнца, оживляют убогое помещение.

Народ нехотя поднимается с запотевших досок, лица хмурые, злые.

— Быстрее, рабы, приводим себя в порядок, и строиться в загоне, — знакомый мужик, со шрамом от уха до шеи, возвышается в проёме, добродушно посмеивается. — Жрать, не советую, если распорите живот, пищей залепите кишки. А это — инфекция.

— Во, гад, беспокоится, — обозлился Семён.

— Гнида, — соглашаюсь я.

Толпясь, выходим из барака, щуримся от яркого света. Полным ходом идут приготовления. Вдоль Полосы препятствия, устанавливают длинные скамейки, на шестах развешивают разноцветные ленточки, доносится запах жареного кабанчика.

Настроение у жителей приподнятое, праздничное. Бабы нажарили семечки, малышня бегает с леденцами на палочках. Много воинов. Все в доспехах, держат мечи и тяжёлые копья. Стоят шеренгами вдоль «аттракциона».

Привлекает внимание один человек, он отличается от всех большим горбом на спине и застывшим лицом, словно маска одета на изуродованное лицо. Его побаиваются, но не трогают. Он долго смотрит на нас, от его взгляда, мороз проходит по коже. Словно и не человек он вовсе. Наконец он уходит, смешивается с толпой, но, его взгляд, всё равно ощущаю, изучающий, холодный.

Прибывают первые гости, публика разнообразная. Кто пешком, кто верхом на прирученных лошадях, кто на повозках.

Хмурюсь, наблюдая за прибывающими людьми, для них, это, праздник, развлечение. Радуются как дети. Невероятно как быстро растеряли сострадание, доброту. Разбухла в душах гниль. Так, потихоньку, скатятся до уровня людоедов.

Внезапно слышится барабанный бой, голосят дудки. Народ срывается с места, бежит встречать неких высоких гостей.

— Строиться в загоне, — ревут надсмотрщики. Свистят плети, нам приходиться поспешно становиться в одну шеренгу.

Стучат копыта, во двор врываются всадники. Слуги принимают поводья, помогают спешиться знатным особам. Стёпка, суетится, заламывает шапку, улыбается во весь рот, жестикулирует, как есть — Петрушка.

Его, узнаю сразу. Он отличается других всадников. Одет неприлично просто. Видавшая виды, изрядно потёртая кожаная куртка, небрежно накинута на плечи, выцветшие штаны, из грубой ткани. Но, широкий пояс, сверкает золотом, и подвешен к нему грозный меч, с блистающими каменьями на рукоятке.

К нам прибыл Росомаха, генерал службы безопасности императора Вилен Ждановича, собственной персоной.