Раса

Глава 16

Кто же так выводит мелодичные трели? Мне прохладно, глаза закрыты. Сознание просыпается и с ним ощущение жизни. Шевельнулся. Я в мягкой постели. Значит в доме. За окном заливается птаха. Вот трудяга! Осторожно приоткрываю глаза. Утренние лучи Солнца на миг слепят и наполняют сердце радостью. Я жив!

Окно открыто настежь, на ветке сидит серенькая птичка, с упоением щебечет. Да это же соловей!

— Очнулся, племяш? — слышу непривычно участливый голос Игната.

Скашиваю глаза. Напротив, стоит мой дядя, взгляд серьёзный. Неужели переживает? Чуть в стороне — братья Храповы. Как всегда подтянутые, мышцы литые, стальными буграми застыли под кожей цвета бронзы. Значит я в санатории.

— Давно я здесь?

— С неделю. Весь бок был разворочен. Семён целый день тебя сшивал. Хорошо, что родник необычайной целебной силы. С пяток пуль в животе сидело. Где ж ты умудрился их поймать?

— На войне, — ухмыльнулся я.

— Отморозков ещё хватает, — подумал о своём Игнат. — Ты как то аккуратнее будь, мать чуть с ума не сошла, Лада вся извелась.

— Где она?

— Бульон разогревает.

Скрипнула дверь, бесцеремонно протиснувшись между братьями Храповыми, влетает моя Ладушка. Лицо мокрое от слёз, но глаза лучатся радостью и нежностью. Прижимается ко мне, целует:

— Я так боялась, — шепчет она, — на тебе живого места не было. Что произошло? Аскольд молчит. Это, что, люди Вилен Ждановича напали?

— Они не причём, — прижимаю её к груди, — это другое. Весточка от нашего старого мира.

— Как же так, я не понимаю?

— Не забивай себе голову. Всё прошло и не вернётся вновь. Все живы, это главное.

— Не прессуй мужа, — хмыкает один из братьев, — он неделю не ел.

— Ой, я сейчас! — восклицает жена, одаривая взглядом полным любви.

Через минуту комната заполняется народом. Лада тащит казанок с благоухающим бульоном, следом семенит Яна, мать протягивает мне руки, плачет. Ярик теребит меня за рубаху, Егор по-военному делает отмашку рукой, скупая улыбка, словно нехотя скользнула по его обычно всегда невозмутимому лицу. Семён, рассерженный как медведь, у которого отобрали мёд, пытается всех отогнать от моей постели. Затем махнул рукой, жмёт руку.

— Рад, что всё обошлось. Теперь точно будешь жить, — он высыпал на мой живот тяжёлые пули. — И где ты смог столько поймать?

— Места надо знать, — ушёл от ответа. Не хочу говорить, что происходит, или будет происходить, на нашей родной земле. Ох, как серьёзно надо задуматься о смысле нахождения нас здесь.

Наслаждаюсь едой, это нечто необыкновенное. Так вкусно! Кровь весело бежит по артериям, разнося силу по всему организму.

— Божественно! — нахваливаю стряпню Ладушку. — Мне б добавки!

— Обойдёшься! — хмурится Семён. — Хочешь заворот кишок получить? Неделю лишь воду в тебя вливали.

— Жаль, — облизнулся я.

— Вечером разрешаю съесть кусочек варёного мяса, — сжалился несносный сероглазый верзила, — но очень маленький, добавил он непререкаемым тоном.

Болеть иногда так приятно. Особенно когда у тебя почти ничего не болит. Вода из родника действует как мощное обезболивающее.

Полностью расслабился, по утрам слушаю соловья. Общаюсь с родными, друзьями. Стараюсь ни о чём не думать. Но, через недельку, другую появляется желание окунуться работу. Это как зуд в… пятках.

Не обращая на протесты Семёна, потихоньку спускаюсь к морю, хожу по сверкающей чистотой гальке, захожу по колено в воду. Лада с сыном всюду сопровождает.

Затем Храповы занялись моей физической подготовкой. Каждый день лечебная гимнастика, купание в море. И вот, наконец-то, швы становятся эластичными, а в мышцах — сила.

Я благодарен Семёну за лечение, но он смотрит на меня несколько странно, утверждает, что шансов выжить у меня не было. А если б даже выжил, то потребовались долгие годы реабилитации, затем — инвалидность. Оказывается, у меня была прострелена печень, разорвано лёгкое, перебиты мышцы, а внутренности буквально намотало на пули.

Наконец рассмотрел наше первое прибежище. Храповы делают из него первоклассный санаторий. Строят два комплекса из камня и бетона, но и дерева в избытке. Веранды, площадки для приёма солнечных ванн, разнообразные тренажёры на различных уровнях, бассейны, искусственные водопады. Насадили деревьев, разбивают клумбы, газоны. Засыпают многочисленные дорожки галькой взятой на побережье. Вырубают в скале лестницу, чтоб удобнее спускаться к морю.

Работников у них хоть отбавляй. В основном ребята крепкие, весёлые, трудятся с воодушевлением, но и отдыхают в полной мере. Правда, несколько своеобразно, относительно моего понятия. Качаются на тренажёрах, борются, фехтуют на мечах, стреляют из луков, метают копья, бегают по склонам и т. п. Как говорится, братья подбирают кадры исходя своего понимания. Хотя, гадость ему я, конечно, сделал, послав свиту Миши Шаляпина. Давно не видел таких угрюмых рож. Они всё делают, чтоб ничего не делать. За, что и поплатился один из них, особенно строптивый. Говорят, его скормили акулам.

Игнат, на отдельной площадке, строит добротный дом. Единственно удивляет, зачем он намерен делать несколько этажей? Наверное, пережитки прошлого. Дядю моего не переделать. Как только я пошёл на поправку, он вновь стал смотреть на меня с пренебрежением, с насмешкой. Надюха, напротив, само радушие, кажется, вот-вот потечёт мёд. Удивительно странная парочка.

Часто вспоминаю тёмное лицо Славы. Но какие у него пронзительно светлые глаза. Хочется верить, он попал в Вирий, куда так стремился после смерти. То, что его убили натовцы, не подлежит сомнению. Мне грустно и жаль его, но, без таких как он, Родина обречена. А ещё мне по ночам иногда снится человек, которому в будущем суждено прийти на нашу многострадальную землю. Высокий, с ясным взором, прейдёт он с Севера, к народу, погрязшего в грехах. Но у этого народа серая кожа, они дети чужого бога. Не поймут его светлые мысли, принесут в жертву своему кровавому божку. И после смерти не оставят, на его святости взрастят гнилую идею и, держа её как знамя, начнут закабалять народы.

Мне кажется, мы можем толкнуть «колесо истории» в сторону от приближающегося Ада земного. Нам ещё раз дают шанс не быть наивными, чтоб «любите ближнего своего» звучало шире и ярче — «любите ближнего своего, если ОН того ДОСТОИН». Чтоб идеи звучали чётко и ясно, чтоб не нужно было их объяснять, интерпретировать на свой лад. Чтоб они были прозрачны и ясны как блеск горного хрусталя. Честные мысли не должны, скрываться под «семью замками», укрытые множеством «вонючих одеял», они должны парить в пространстве и, быть доступны всем как свет и свежий воздух.

Сегодня ночью мне вновь снится сон, где я вижу высокого человека с ясным взором. Он лежит в мрачном ущелье, на острых камнях. Он невероятно сильно страдает. Над ним нависло существо с серой кожей. На первый взгляд, оно похоже на женщину, необычайной красоты, но я знаю, оно двуполо. Это не человек.

Словно внутри меня раздаётся голос, он сильный и приятный, льётся как река, бескрайняя и холодная, но в нём тревога:

Моё пробуждение снова происходит под пение соловья, но в голове до сих пор звучит, словно эхо, мужественный голос: «По серой коже их, вы узнаете Чужеземных ворогов…».

Вскакиваю на пол, украдкой бросаю взгляд на сопящую на кровати Ладу, на цыпочках босяком выхожу на крыльцо. Храповы, увидев меня, перестают колоть дрова. Улыбаются. От разогретых тел струится пар, ни капли жира, рельефные мышцы безупречной формы. Они словно молодые волки, сильные, но справедливые, безжалостные и добрые — Человеческие Дети, обладающие иммунитетом от наивности.

— Пробежимся по склонам? — предлагает, наверное, Лёша.

— Нет, хватит бездельничать, пора и честь знать. Спасибо за заботу, но, мне пора в Град Растиславль.

Ярик в разочаровании рассыпает дрова:

— Я думал, мы ещё чуток побудем здесь. Тут так здорово!

— Ага, и заниматься не нужно, — с укоризной говорю я.

— Нагоню!

— Нагонит он. Скоро тебя и Игорёк обгонит, а начинал, ведь, с нуля.

— У него мозги чистые, не замусорены всякой всячиной, — хмурится сын, — поэтому и даётся ему всё легко.

— Просто, он не лентяй, — поучительно говорю я.

— Кто у нас ленится? — на пороге показывается Лада, прекрасная со сна. Удивительное качество не каждой женщины, после ночи, выглядеть еще более обворожительно. Невольно залюбовался, взгляд скользнул сверху вниз и вновь взлетел к её огромным, как бездонные озёра, глазам. Лада насмешливо фыркнула:

— Нам действительно пора, папа твой точно выздоровел.

Ярик попытался получить поддержку у братьев, но те лишь развели руками:

— Извиняй брат, но, без образования будешь как те бездельники, которых нужно постоянно подгонять, — указали они на вылезающих из шалаша хмурых, грязных парней, что раньше считали себя элитой общества, а оказались дерьмом. Вот такие люди присасывались раньше к таким как Миша Шаляпин, постепенно заражая хозяев своей деградацией, низвергая их на свой уровень. Опасные они люди. Не место им в нашем мире, мелькнула мысль.

— Толк от них есть? — глянул я на братьев.

— Никакого. Лишь развращают своим видом и ничего не деланьем других.

— Гоните их отсюда.

Храповы кивнули, в глазах промелькнуло понимание. Как говорится, «на войне как на войне», врагов надо уничтожать.

Один из их команды, я сразу узнал его, это толстопузый «весельчак» в дурацкой белой панаме, сплошь увешенной блестящими значками и медальками. Правда от его весёлости и следа не осталось, белая панама превратилась в лохмотья, часть значков и медалек растерял, увидел меня, скоренько семенит в мою сторону.

Он приблизился, пахнуло застоявшимся потом. Поморщился, уже давно успел отвыкнуть от таких запахов. В Граде Растиславле у нас прижился культ чистоты.

— Товарищ князь! Тьфу, извините, господин Никита Васильевич! Нас притесняют! Нас гнобят! Эти товарищи, тьфу, господа, издеваются! Заставляют камни таскать, а сами на тренажёрах качаются, с бабами заигрывают.

— Так уж и с бабами! — силюсь скрыть омерзение к этому мелкому человечку. Но, моё лицо непроизвольно кривится под его бегающими глазёнками, зло сверкающими из жирных складок лица.

— А ещё они Вована акулам скормили. Для нас невосполнимая утрата, он был лучше любой женщины!

Вспомнил типа с масляными глазами, с голубизной во взоре, передёрнулся от отвращения. Я никогда не понимал и не приветствовал «ни голубых, ни розовых». Бог создал мужчину и женщину для продолжения рода, а не для утех своего уда. Словно из пространства выплыло воспоминание, теперь я не сомневаюсь, голоса Бога: «… и двуполы они, И могут быть женой, аки мужем».

— Ты тоже гомик? — сдерживая тошноту, спрашиваю я.

— Некрасивое слова, — тупит глаза «весельчак», — да, я нетрадиционной ориентации. Более того, я бисексуал!

— Это, наверное, вообще «высший пилотаж», — усмехаюсь я. Мне гадостно на душе, словно душу поливают мерзко пахнувшим дерьмом. Как это неестественно в чистом мире. Такое ощущение, будто нагадили на клумбе из роз. Вспыхивает острое желание смыть всю эту гадость в унитаз.

«Весельчак» не понимает, шучу я или нет:

— Простите, — гнусно выводит он, — а вы, какой ориентации?

— Мужской, — сплёвываю на пол. Мне смертельно надоело говорить с этим типом.

Братья смеются, у них иммунитет от такого «дерьма». Привыкли принимать радикальные меры.

— Как вы их до сих пор терпите? — удивляюсь я, с укором смотрю на братьев.

— Простите, не понял, так вы какой ориентации? — не унимается «весельчак».

— Пошёл от сюда, козёл вонючий! — не сдерживаюсь я.

— Что вы сказали?… Вам нельзя так общаться с народом! — в сердцах выкрикивает «весельчак», глазёнки ещё быстрее забегали, на лице появляются жирные капли пота.

— Сегодня же, вон из города. Куда угодно, но, чтоб вас всех здесь не было. Если не уйдут, на кол их.

— Это не демократично, у всех должна быть свобода выбора! — «весельчак» неожиданно со страху мочится в штаны.

— У вас выбор есть всегда, кол или акулы, — зловеще говорю я.

Вот как бывает, думаю я, кто-то чувствует себя в новом мире как в Раю, а для кого-то он стал Адом.

Братья Храповы незамедлительно подзывают к себе пару крепких мужчин, дают указания по поводу этой «ошибки природы». Слышатся возмущённые вопли, угрозы, затем всё переходит в обычный скулёж.

Лада гадливо морщится, сын заглядывает мне в глаза, в них понимание. Какой светлый у него взгляд! Растёт настоящим мужчиной! С нежностью обнимаю Ладу и сына.

Напоследок купаемся в море, затем заходим к Игнату попрощаться. Он целует в макушку Ярика, обнимает мою жену, что-то не членораздельное буркает в мою сторону, сурово приказывает Надежде собрать нам, что-нибудь в дорогу. Благодарю, протягиваю руку для рукопожатия, но он, словно не замечает моего жеста. Чешу себе затылок, никак не могу понять своего дядю.

В Град Растиславль идём с командой подводных охотников. Заодно помогаем нести их трофеи. Катерина в своём репертуаре, набили рыбы столько, что унести не могут.

Ярик вертится у огромной белуги, её несут шесть человек. Рыбина тускло блестит на Солнце, распространяя свежий рыбий запах. Из её живота выскальзывают чёрные икринки и как бусинки падают на землю. Непроизвольно глотаю слюну. Лада, так же косится на белугу, в глазах тоска. Катерина перехватывает наши взгляды, смеётся:

— Завтра пришлите Ярика, отсыплю килограммов пять икры.

Наконец-то я дома. Стоим у озера Рос, смотрим на город, в нём кипит жизнь. Не умолкая, стучат молотки, с грохотом падают брёвна, слышится смех, кого-то кроют матом. Развалин уже не видно, виднеются добротные крыши, из многих труб вьётся дым. Где-то из загонов доносится рёв буйволов и фырканье гигантских оленей, визг диких свиней. Громыхают тяжёлые повозки. Пахнет свежим сеном, цветущими деревьями, дымом и водой. Малышня ловит раков, чуть в отдалении женщины полощут бельё, с неуклюжих плотов мужчины бьют острогами рыбу.

Катерина с командой, поволокли рыбу на разделку, Ярик, увидев своих друзей, как-то незаметно исчезает. Обнимаю Ладу, идём к своему дому. Там нас ждёт приятный сюрприз. Крыша на доме, полностью готова. Аскольд с Егором навешивают дверь, в доме хозяйничает Яна со своей очаровательной дочуркой, Светочкой. Во дворе выстроен небольшой загон, в нём стучат копытами три оленёнка, подарок Семёна. Игорь кормит их из рук свежей травой. Увидел меня, улыбнулся, блеснув острыми клыками. Удивительный мальчуган.

Светочка повисла на моей шее и первый вопрос, который задала:

— А, что ты мне принёс?

Улыбаясь, дарю ей причудливо изогнутую ракушку. Здороваюсь с князем Аскольдом и вечно невозмутимым Егором, обнимаю Яну. Лада с Яной, моментально исчезают в доме. Втянул воздух в ноздри, едва не захлебнулся слюной, соблазнительно пахнет жареной картошкой с луком. Интересно, откуда её раздобыли?

— Где отец? — спрашиваю Игоря. Мальчик заглядывает в мои глаза. Взгляд ясный и чистый. Как мне нравится этот сорванец! А ведь, иной раз похулиганить может. В то же время честен, справедлив и абсолютно никого не боится. Поначалу старшие ребята задирали, но он дал сокрушительный отпор, да и Светочка вмешалась, её все уважают, настоящая бандерша.

Девочка встрепенулась: — Оперирует мамонтёнка. У саблезубого тигра отбили. Слоник такой хороший, кончик носа мягкий, а уши как два лопуха. А ещё, дядя Семён, обещал волчонка принести, — за мальчика быстро протараторила она. Выручила друга, Игорь ещё плохо говорит, хотя учится быстро.

— Как в городе? — обращаюсь к князю Аскольду.

— По-разному, — уклончиво заявляет он, почёсывая куцую бородёнку, затем добавляет, — в основном народ понимающий. Но, иной раз прут такие пережитки прошлого, только радикальными мерами получается искоренять. Вот, недавно, один мужичок другого, на «счётчик» поставил.

— Это как? — удивляюсь я.

— Обычно. Поделился куском мяса, а потом потребовал два. Тот пообещал, да ногу сломал, принести не смог. Время прошло, а благодетель требует уже целого оленя, — князь Аскольд бесшумно смеётся.

— И, что дальше было?

— Вещи отобрал, жену увёл.

— Негодяй, — возмутился я.

— Но даже не в этом дело, — неожиданно став серьёзным, говорит князь Аскольд, — я понял, это ростки будущего ростовщичества.

— И какие меры принял? Плетьми секли?

— Нет. Я посчитал, что ростовщичество, сродни государственной измене. А время у нас сейчас, почти военное. На кол посадили.

— Не перегибаешь палку? — сурово глянул на друга. В душе, что-то поскребло, но быстро отпустило.

— Народ иначе не поймёт, — невозмутимо говорит князь.

— Говоришь как чиновник.

— В какой-то мере я им стал, — не спорит Аскольд. Он отвлекается от разговора, с шумом выдыхает воздух, приподнимает дверь. Егор подсуетился, направляет петли под навесы, дверь мягко садится на своё место и легко закрывается.

— Ну, как? — поинтересовался князь, явно любуясь произведённой работой.

— Просто замечательно, — хвалю их.

— Мальчики, картошка стынет, мойте руки! — звучит звонкий голос Яны.

Садимся за стол. Это моё творение. Он грубый, тяжёлый, но прочный. Лада скрасила его неуклюжесть, застелив столешницу шкурой оленя. На деревянной подставке стоит безобразная сковорода, одно из первых произведений нашего литейного производства. Но это не главное, она доверху наполнена поджаристым картофелем вперемежку с сочными кусками мяса, и всё это щедро усыпано золотистым луком. Разящий с ног аппетитный дымок вьётся над ней, сводя с ума наши желудки. На дощечках лежат всевозможные коренья, неизвестные мне овощи, свежие капустные листья, в плетёных корзинах — дикие яблоки, груши, сливы. В глиняном горшочке благоухает янтарного цвета дикий мёд. Естественно, морс из различных ягод, собранных на болоте. Даже сметана, наверное, буйволиц ухитряются доить.

Никогда б не подумал, что картошка может оказаться деликатесом. Хрустит на зубах и, одновременно тает во рту. Жареный лук приносит дополнительный колорит. Даже, успевшее надоесть жареное мясо, и оно, в сочетании с картофелем, приобретает восхитительные оттенки вкуса. Жизнь, определённо налаживается! Ещё б румяного хлеба! Нахально мечтаю я.

Первые пять минут из-за стола доносится лишь интенсивное чавканье, затем начинаем нахваливать стряпню наших женщин. Им это нравится, накладывают нам ещё, мы не спорим. Даже Светочка с Игорем попросили добавки. Что за чудо, жареная картошка с луком! С усмешкой вспоминаю прошлую жизнь, где это блюдо являлось дежурным, если не было чего получше. Как меняются приоритеты, простая еда возносится до небес, а от деликатесов, типа крабов, креветок, устриц и прочих, воротим нос.

Постепенно приходим в себя после сладостного потрясения.

— Откуда такое чудо? — набитым ртом едва проговорил я.

— Первый урожай. Помните то ведро картошки, что Аскольд хотел запечь? — Яна лукаво смотрит на мужа. — Больше десяти вёдер с него получили. Здесь почва невероятно богатая. Вот, решили побаловать вас, можно сказать, в честь выздоровления Никиты.

— Спасибо, — искренне говорю я. — Может, завтра борщечка сварите? — с придыханием прошу их.

— К сожалению никак нельзя, — Яна усмехнулась, — пару вёдер как НЗ оставили, остальное готовим к посеву.

Лада обнимает меня за плечи, загадочно заглянула мне в глаза.

— Ещё один сюрприз? — догадываюсь я.

— Нашли ростки пшеницы. Мужичок один, вытряхивал свои вещи, среди них оказалось зерно. Хорошо, что птицы не склевали. Теперь у нас есть надежда в будущем поесть хлеба, а может, даже булочек, — Лада даже глаза закатила в предвкушении.

— Мельницу необходимо строить, — с невозмутимым выражением лица шутит Егор.

— А ведь ты прав, — чешет тощую бородёнку князь Аскольд, — пока чертежи подготовим, лес подсушим, глядишь, и уже будет, что молоть.

— Вы это серьёзно? — не верит Егор.

— Более чем, — улыбаюсь я, — сегодня же найди специалистов. Пусть готовят чертежи, — приказываю Аскольду, — и ещё, раз заговорили о чертежах. Мужчины с плотов рыбу бьют острогами. Непродуктивно. Семьи свои они смогут накормить, но, боюсь нам необходимо вводить налоги. Чиновников надо кормить, — глянул я на хмыкнувшего князя, — строителей, военнообязанных…. Корабли необходимо делать! Геннадий пусть специальные снасти начинает готовить. Игната привлеки, поможет в корабельном деле. Ну, а там, на своё усмотрение. Время раскачки прошло. Жильё готово, быт — более-менее, впрягаться надо, как лошадки в хомут. Кстати, охотники видели табун лошадей, пускай жеребят отловят. Да и мамонтят необходимо приручить. Ждут нас серьёзные стройки. И ещё, — я мрачнею, — необходимо каждый день отслеживать ситуацию на Разломе. Сдаётся мне, скоро аммиачная нечисть начнёт проявлять активность. Пост у входа в ворота Титанов необходимо удвоить. Анатолий Борисович должен продумать о всеобщей воинской обязанности. Не ровен час, Вилен Жданович захочет подмять нас под себя. По слухам, у него конкретное рабовладельческое общество. Выискивают по лесам народ и заставляют работать на себя.

— Есть такое дело, — соглашается князь Аскольд, — пару наших горожан выкрали. Пришлось встречаться с Росомахой, проблему решили, бедолаг отпустили. Но это пока у нас силы равные. Почувствуют нашу слабину, никого не пощадят.

— С лесным народом необходимо наладить отношения, — продолжаю я, — под боком потенциально опасный сосед.

— Это так. Регулярно происходят стычки с охотниками. Бог миловал, пока жертв не было, наши люди успевали уйти. И ещё, — князь Аскольд отхлебнул из кружки морс, старательно вытер бородку, — у лесных людей наблюдали оружие. Мечи, искусной работы, кинжалы. Явно не они его изготавливают. Из этого следует, помимо нас, их, есть другой народ и весьма продвинутый. Меня это беспокоит. Кто-то из охотников, якобы видел, как лесные люди общались представителями подземной цивилизации. Вроде бред, но проверить необходимо. Предлагаю исследовать те пещеры.

— Незамедлительно, — соглашаюсь я.