Раса

Глава 18

Проходят года, Град- Растиславль разросся. Население стремительно увеличивается. Появились дети уже этого мира, растут крепкими и здоровыми. Болезни отступили, в больницах лечат лишь случайные травмы. Вирус исчез из нашей жизни.

Люди крепко стоят на ногах. Голода нет, еда разнообразная, скоро поспеет пшеница, которую можно пустить на муку. Спустили на воду первый корабль. Послал за Игнатом, прибыл как всегда недовольный. Назначаю капитаном. Он демонстративно сплёвывает в мою сторону, но на трап взошёл. Замечаю, как у этой сволочи, брызнули слёзы как у клоуна, когда он качнулся на палубе.

Команду он подобрал лично, загрузились сетями и тут же вышли в море Рос, то есть — в озеро Рос. Я не случайно оговорился про море, это озеро по размерам не уступает знаменитому Байкалу, которое местные называют — священное море Байкал. Затем построили ещё три корабля.

Напечатали первые деньги. Князь Аскольд выдаёт мне под роспись зарплату, целых сто рублей за три месяца. Всему населению Растиславля — точно в таком же размере, каждому по сто рублей.

Удивлён и шокирован такой несправедливостью, думал, у меня будет больше всех, но неподражаемый князь заявляет:

— Первоначально не хочу кого-то выделять. Пусть все будут в равном положении, а затем посмотрим, как они распределяться. После решим, кому добавить, а кому убавить. Тебе, Великий князь, наверное, добавим, — смягчается он.

Получила деньги и Лада. Сияя от радости, тащит на рынок. Ярослав наотрез отказывается ехать с нами. Наш сын возмужал, окреп. Сергей Иванович, глава охотников, часто берёт его на охоту. Мастерство мальчика растёт с каждым годом. Сейчас Ярика называют не иначе как — Ярослав Никитович. Солидным парнем становится. Хотя почему парень? Он настоящий мужчина, никак восемнадцатый год идёт, скоро в армию. Его тренируют братья Храповы. В рукопашном бою ему нет равных. И из лука бьёт без промаху, заслуга Исая и Аскольда, неплохо владеет копьём и мечом. Но и в точных науках преуспел. Главный инженер предложил ему работу на верфи в качестве проектировщика. А это, я вам скажу, равносильно в прошлой жизни, получить приглашение работать на космодром. Как говориться, у меня есть повод раздуваться от гордости как индюк.

На подросших жеребцах выезжаем на улицу. Когда-то давно их поймал в степи, долго выхаживал, затем дрессировал и вот результат, мы в сёдлах. Как удобно. Можно сказать, началась новая жизнь. Своего жеребца назвал Шпорой. Много с ним было мороки. Нрав дикий, ни кого не признаёт, лягается, кусается. Настоящий зверь. Видел даже как он жрал сырое мясо. Видно прирождённый вожак. Совсем недавно решил его объездить. Это было что-то! Ощущение, словно обуздал дикого быка и хотя мы вроде друзья, он чуть не разорвал мне ногу, пытался скинуть, ржал как взлетающий реактивный лайнер. Но я, все же, сильнее. Он понял после двухчасовой сумасшедшей скачки. Остановился. Весь в пене, потом забрызгал одежду, даже седло промокло. Бешенство в раскалённых глазах исчезло. Я спрыгнул, он уткнулся тёплыми губами в ладонь. Я отвожу его к озеру, напоил, помыл, расчесал спутанную гриву. Домой меня вёз как смирная овечка. Я боялся, что невзлюбит меня, но наоборот, Шпора привязался ко мне как к своему родителю. Но для других остался свирепым зверем, только Ладу терпит, да и Ярику разрешает себя чистить и мыть. А у Лады, напротив, коник попался спокойный, но выносливый и резвый. Назвала его Соколиком.

Пахнет зеленью, дымом и свежестью с озера. Народ идёт с работы домой. Много знакомых лиц, на этой улице в основном мои родственники, друзья, знакомые. Но проехав не более ста шагов, картина меняется. Всё чаще вижу незнакомцев и даже ощущаю, некоторые меня не знают. Это не мудрено, наш город разросся до тридцати тысяч. Почти каждый день кто-то да приходит. Очень часто люди идут к нам под защиту. Вилен Жданович совсем распоясался. Наводит ужас на многочисленные поселения, разбросанные вдоль береговой полосы. Но есть те, кто устал от ежесекундной борьбы за существование. Покидают посёлки — крепости в лесах и примыкают к нам. В основном это сильные, мужественные люди. Они рассказывают невероятные истории стычек с лесными людьми, с первобытным зверьём. Говорят, продолжали бы дальше жить так, приспособились. Но недавно в лесах стало появляться такое, что трудно описать. Спасу от них нет. При встрече спастись трудно, хватают людей и утаскивают в свои подземелья. Эти существа настоящие монстры. Отдалённо напоминают людей, но безобразны как прокажённые на последних стадиях. Передвигаются как жабы. Когти — позавидует Фредди Крюгер. Кровь ядовитая, дыхание обжигает лёгкие. Меня это волнует, догадываюсь, откуда ветер дует. До сих пор помню ночь в лесу у разлома.

Минуем казармы, затем выезжаем к торговым домам. Множество магазинчиков, забегаловки, чтоб поесть на скорую руку, трактирчики в которых есть всё кроме спиртного. На него запрет, вплоть до отрубания пальцев. Везде чистота и порядок, непременное моё условие.

На подходе к рынку краем глаза цепляю команду из малышни. В главе команды гоп, Светочка, рядом не по годам повзрослевший Игорь в волчьей шкуре. За ними, боясь отстать, чешет мелюзга, от семи до десяти лет. Видя такой беспредел, торможу Светлану Аскольдовну.

— Ну, дорогая, колись. Куда детвору ведёшь?

У девочки глазки забегали. Что бы выдумать? Игорь насупился, искоса поглядывает на малолетнюю бандершу.

— На озеро купаться. Мне папа разрешает, — выпалила она.

— Допустим тебе можно, хотя я не уверен. А причём твои друзья? У них свои родители есть.

— Мне тоже можно, — сверкает белоснежными клыками Игорь.

— Мне некогда разбираться. Всем по домам, — с трудом хмурюсь я.

— Тётя Лада! — пискнула Светочка.

— Ну, ребятки, — разводит она руками, — здесь мои уполномочия не действуют. Выполняйте, что вам дядя Никита сказал, — произнесла она строго, но в глазах искрится веселье.

Дело в том, что озеро не мелкое. Пару шагов и… пропасти. Но хуже всего, в омутах обитают огромные сомы, до четырёх метров. Бывало, заглатывали даже людей. Поэтому купальни организовали в строго отведённых местах. Но мальчишки на пляжах купаться не любят. Вечно с ними проблемы.

Светочка надувает губки, на щёчках обозначаются упрямые складочки. Она вздёргивает носик, оглядывает притихшую малышню.

— По домам! — тоном, не терпящим возражений, командует она. Малыши разбрелись кто куда. Она осталась стоять с Игорем.

— А вы, почему стоите, как два тополя? — я сурово сдвигаю брови.

— Мы тоже уходим домой. Правда, Игорь? — Светочка щурит ясные глазки. Она, хитро улыбаясь, тащит мальчика, вроде бы к дому.

— Смотри, Светлана Аскольдовна, мы скоро приедем. Если вас не увижу, будете наказаны, — вдогонку кричу я. Но дети делают вид, что не слышат. Паршивцы!

— Мне кажется, у них есть план, — Лада внимательно смотрит на меня, — нас они глубоко имеют в виду. Как бы хлопот с ними не было. Яне и Семёну надо бы за ними приглядывать внимательнее. У них такой возраст, они самые умные, а все мы — старая плесень.

— Угу, особенно ты, — оглядывая жену со всех сторон, и не обнаружив ни каких изъянов, — соглашаюсь я.

— Иногда ты бываешь просто несносным, — возмущается Лада. Если серьёзно, возраст у них не простой. Не придержать, натворят бед.

— А мы тут причём? Аскольд ей всё разрешает. Яна считает, чем больше свободы, тем больше приспособится к жизни.

— Она сама ещё ребёнок, — вздёргивает тонкие брови Лада.

— Старушка ты моя тридцативосьмилетняя, — сокрушённо качаю головой.

— Она младше меня на пять лет, — вспыхивает Лада.

— Вот и я говорю, — и получаю сокрушительный удар острым кулачком между лопаток.

— Твоя взяла, — морщусь от чувствительного тычка и иду на мировую.

— Семён Игоря балует, — с возмущением продолжает она.

— Очень хорошо, «детей надо баловать и тогда из них вырастут настоящие разбойники», — усмехаюсь я. — А ты, что, Ярика иначе воспитываешь? Мальчик совсем домашний.

— Я не о том, — отмахивается она, — Игорь крепкий ребёнок, но излишне добрый. Сложно будет в жизни. Увидел зайца подранка, заплакал. Сейчас выхаживает. У него столько зверей дома. А Семён ему потакает. Клетки новые делает. Целую лечебницу организовали.

— Разве это плохо? — с недоумением смотрю на жену.

— Нет, конечно, но вдруг он останется один. Пропадёт! Он не сможет охотиться.

— Он не будет одинок. Он один из нас, — мрачнею я. Понимаю, куда клонит Лада. Люди рассказывают, к воротам Титанов часто приходит лесная женщина. Очень вероятно — мать Игоря. Лада боится, что она выкрадет его. — Кстати. Твоего отца безумно любят животные и он их. В то же время это не мешает ему быть прекрасным охотником. Помню, когда с тобой только познакомился, он часто ездил на охоту и никогда не приезжал пустым. Я тогда впервые попробовал настоящую дичь, оленину, кабанчика. А какие пирожки с зайчатиной делала твоя мать!

— Скоро у нас будет мука, мама напечёт столько пирожков, — мечтательно закатывает глаза Ладушка.

Мы проехали центральную улицу. Домов становится меньше. Скоро озеро. Я запретил селиться у воды ближе, чем за сто метров. Вообще, мне надоело свинство людей. Как только найдут чудесное место, моментально начинают загаживать. Подойдёшь к милой паре, вокруг разбросаны бутылки, пакеты, корки от арбузов и спросишь, зачем нагадили? Они округлят глаза и скажут — не мы. Итак, в ста процентах случаях. С содроганием помню, как в той жизни, чудные, милые твоему сердцу места, превращаются в свалки. Ну, почему так? Они пришли отдыхать. Всё изгадили. Уехали. И вновь пропрутся на это место. И вновь изгадят. Что случилось в человеке? Почему он превратился в хама? Полная безнаказанность. Безразличие. Наглость. Впрочем, есть такое слово: «после нас хоть потоп». Это есть — деградация. И это качество закрепляется в генах, так же, как склонность к насилию, безделью и прочим нелицеприятным качествам.

В наш мир пришли и такие люди, в генах которых есть все эти качества. К сожалению.

Я предложил князю Аскольду — за свинство — три месяца работ в каменоломнях. Труд крайне тяжёлый. В принципе, это каторжные работы. Даже Аскольд удивился суровости наказания, но затем понял мою затею. Чтоб чистоплотность в гены вошла.

Помню душещипательную историю. Стражники порядка обнаружили компанию молодых людей у купальни. Мужчины убили косулю, освежевали, разбросали кишки по всей округе, изломали ветки на прекрасных деревьях, в центре поляны, покрытой изумрудной травой, устроили кострище. Счастливые женщины хвалят мужчин — добытчиков, дети визжат в восторге, плещутся в воде. Одним словом, обычная компания, проводящая отдых после трудовой недели.

Самое интересное, среди них был один из ведущих инженеров по строительству судов на верфях. Мы заложили к постройке ещё пять кораблей. Город разросся, потребление рыбы возросло, к тому же появились отдалённые поселения, с которыми необходимо поддерживать все связи. Два кузнеца — очень уважаемая профессия. И остальные не тунеядцы. Но в них сидит ген хамства. Они даже не поняли, за что им связали руки и бросили к уголовникам дробить камни на долгие три месяца, а детей, на это время, отдали в воспитательный центр. Резонанс всколыхнул всё общество. Звучали гневные заявления о необоснованно жестоком наказании, якобы нужно было слегка пожурить, может наказать материально, но так же, чисто символически. Я так думаю, вопили хамы, считающие себя правозащитниками. Князь Аскольд быстро навёл порядок. В каменоломнях добавилось, этак, человек пятьдесят. Быстро стихли вопли, и с удивлением отметил, единомышленников у нас появилось немало.

Вообще считаю, только в чистоплотности физической и моральной есть будущее у народа.

Рынок располагается в некотором отдалении от города, в двухстах метрах от озера. Не очень удобно для доставки товаров с судов, но я распорядился провести дорогу до торгового центра. Сейчас на ней катятся повозки, запряжённые приручёнными дикими лошадьми. Купцы везут товары. На пристани слегка покачиваются два судна. Два других на промысле. Общее командование над ними осуществляет мой добрый дядька. При встрече со мной он уже не сплёвывает в сторону, но взгляд всё равно суровый. На мои распоряжения, что-то процедит невразумительное сквозь зубы, но исполняет исправно. Сейчас он перебрался в Град Растиславль, выстроил ещё один дом, опять же, трёхэтажный. Неисправим. Живёт с Надюшей, зятя с дочерью и внучкой не приглашает. Видно сильно повздорил с Аскольдом.

Чуть дальше виднеется верфь. Один корабль почти закончен, четыре других напоминают скелеты китов. Доносится стук молотков, визг пил, рёв степных мамонтов. Они перетаскивают брёвна, толкают тяжёлые балки. Гиганты видны издалека. Сердце замирает от восторга. Неужели мы смогли приручить и выдрессировать их?

Рынок гудит как потревоженный улей. Разношерстный народ снуёт между рядами. Продавцы зазывают покупателей. Идёт меновая торговля. Один обменял подковы на десяток гусей, другой, морс из диких ягод на клубок ниток. Но, вот заметил, несмело предлагают деньги. Кто-то открещивается от них, но есть, кто очень в них заинтересован. Правдами и не правдами, пытаются завладеть ими как можно в больших количествах. Разнообразного товара у них много, верно будущие крупные предприниматели. К ним и решили подойти.

Привязали коней у входа к рынку, кивнул охраннику, чтоб стерёг.

— Здравствуй, добрый человек, — обращаюсь я к очень немолодому, но крепкому с внимательным взглядом старику.

— И тебе того же, — остро глянул из-за кустистых бровей старый дед. — Часом ты не сын Степана, сапожных дел мастера? — не узнав во мне Великого князя, но увидев в моём облике, нечто знакомое, делает предположение.

— Почему так решили? — усмехаюсь я.

— Одежда богатая, жена ладная. Никак знатный человек. Не меньше, чем сын сапожника.

— Вы мне льстите, — улыбаюсь я. Лада украдкой фыркает в ладошку.

— Что ж, молодые люди. Выбирайте товар. Могу предложить девочке бусы из речного жемчуга. Есть отрез тончайшей ткани, выменяли у лесных людей. Из паутины. Лёгкий, прочный как сталь, а посмотрите какие узоры!

— Сколько? — выдыхает потрясённая Лада.

Продавец моментально замечает лихорадочный румянец на её щеках:

— Вещь дорогая, но она того стоит. Никак зарплату в деньгах выдали. Двести пятьдесят рублей, — тоном, не терпящим возражений, молвит старик.

— Ой, — пискнула жена, — у нас только двести на двоих. — Я возвожу глаза к верху. Ну разве так торгуются!

Дед прячет торжествующую улыбку в густых усах:

— Только тебе, красавица, уступлю за двести тридцать.

— У нас нет таких денег, — бледнеет Лада.

— Не кажется вам, с ценой загнули, этак, рублей на сто? — вмешиваюсь я в торговлю.

— Это плата за риск, — усмехается продавец. — Может и дороговата, слегка, но поверьте, достать её было сложнее, чем эти камушки, — он выуживает на свет божий горсточку необработанных изумрудов.

— Ой! — совсем теряется Ладушка.

— Можете взять изумруды за двести, — предлагает он, украдкой посмеиваясь в усы.

У жены в голове происходят титанические подвижки. Наконец она решилась. Лицо посуровело.

— За двести, отрез.

Дед разводит руками:

— Нет, милая, никак не можно. Возьмите за двести рублей изумруды и… вот эту нитку жемчуга. Очень пойдут к твоим глазам, девочка. Пусть это будет моим подарком. А отрез, может, купите в другой раз. Материал лёгкий, рисунок нежный, прочный. Ни один человек не в состоянии порвать его.

— Так уж порвать нельзя? — не верю я.

— Попробуйте сами. Если порвёте, отдам бесплатно весь рулон, — протягивает он кусок ткани.

Смотрю на растерянную жену, беру в руки кусок полотна, верчу в руках, ощупываю. Вес почти не ощутил, но сила в нем чувствуется необыкновенная. Старик высокомерно улыбается. Он уверен в своём товаре. Лада смотрит на меня, в уголках огромных глаз сверкнули как две капли росы слезинки. Вот проняло её, с раздражением думаю я. Лучше вон-то седло взять, пилу, гвозди. Ведра, какие хорошие, а горшки глиняные. Сколько полезного товара! Отрез! Вот зацепило мою половину. Пальцы сжимают полоску ткани. Она скрипнула как сталь. Старик хмыкает. Вокруг собираются люди. Зевакам не прочь развлечься. Наверное, такое представление было не раз. Меня это заводит. Туман ползёт в голове. Мир меняется, всё замедляется. Мышцы каменеют, пальцы ещё сильнее вцепляются в ткань. Делаю рывок. Звучит хлопок как выстрел из дальнобойного орудия. Дымок взвивается в воздух. Материал лопается, и в руках оказываются две половинки. В толпе ахнули. Старик пошатнулся, с шумом садится на плетёные корзины. В глазах проступает отчаянье и удивление. Я в восторге кручу перед собой две полоски материала. Дед прав. Это действительно великая драгоценность. Мысли пляшут в голове. Можно изготовить защитную одежду воинам. Лёгкая, дышит, движения не сковывает. Можно заменить кольчуги, латы и даже щиты.

— Хорошо, отец, мы даём двести рублей и вот этот кинжал, — я вытаскиваю из-за пояса, дорогой моему сердцу, узкий клинок.

Дед затрясся, никак не ожидал такого поворота сюжета. Наверное, уже подсчитывает убытки. С поклоном передаёт драгоценный отрез. Затем несколько мешкает. Видно в нём идёт борьба торговца и просто порядочного человека. Он сгребает с лотка все украшения из жемчуга и с почтением передаёт Ладе. А я, между тем думаю, Аскольду дам задание срочно заняться приобретением этого материала.

Мы садимся на коней. На Ладу невозможно смотреть. От счастья светится как Солнце в зените.

— Всё же я где-то вас видел. Ты точно не сын сапожника? — вдогонку выкрикивает старый торговец.

— Это Великий князь Никита Васильевич и его жена Великая княгиня Лада, — говорят из толпы.