Раса

Глава 1

Я у последней черты, есть шанс стать кем угодно, но страх удерживает от решающего прыжка, можно остаться пешкой, но существует путь к бессмертию. Выбор за мной, но впереди пропасть, а над ней — площадки, на них покоятся каменные блоки и прямо из монолита растут чарующей красоты цветы. Это мир грёз, но они опаснее яда тайпана.

Брожу над бездной, желая их набрать, но к ним ведут коварные осыпи. Понимаю, только сделаю шаг, и рванёт вниз лавина, но желание высасывает душу. Останавливаюсь перед пропастью, блок с благоухающими цветами завлекает. Может сделать шаг? Почти решаюсь. От ужаса шевелятся волосы, но меня тянет как магнитом. Меня зовут, но внизу тьма. Трясу головой. Наваждение медленно, словно через силу, отпускает меня. Тяжело дышу, пот заливает лицо.

А вокруг свет и тепло. Кричат чайки, нежно плещется море, пищат дети, взрослые перекидываются неторопливыми разговорами, пахнет дымом и жареным мясом.

Сейчас обычный майский день, хотя нет, не совсем обычный. Вот так, чтобы собралось сразу, причём почти в полном составе, две семьи, с моей стороны и со стороны жены, никогда такого не бывало, за исключением, разве, в далёком прошлом, свадьбы.

На живописном берегу Чёрного моря, в районе Качи недалеко от моего родного Севастополя, отмечаем майские праздники. Дымятся угли от костра, румянятся шашлыки на шампурах. Как обычно, склоняюсь над ними, раздувая картонкой угли.

Тесть угрюмо жуёт соломинку. Сидит на круглом валуне, до сих пор не понимает, что здесь делает, зачем поменял уютный диван на жёсткий камень.

Тёща и моя ненаглядная жена Лада оживлённо беседует с моей матерью, о хитростях домашней выпечки, та кивает, но почти ничего не отвечает в ответ. Думаю, имеет собственное мнение о таинствах домашней кухни, но предпочитает не спорить.

Брат моей жены, Егор, с моим тринадцатилетним сыном, Яриком, как обычно спорит на исторические темы, причём, к моей гордости, сынок почти не уступает в знаниях своему весьма не глупому дядьке.

В отдалении, в скалках, на песочке, у самой кромки воды, сидит со своей девушкой, сын Егора, Стасик. Он увлечённо сдувает пылинки со своей Ирочки, попутно вешает лапшу на уши.

Брат матери, Игнат, задумчиво смотрит в море. Он штурман, недавно пришел с кругосветки. И вот, опять засобирался в очередной рейс. Больше недели домашней жизни, обычно не выдерживает в обществе хохотушки жены.

Его жена, Надя, готовит поляну, расстелила на мелкой гальке скатерть и размещает всякие салатики и закусочки. Хотя по мне зачем, если есть шашлыки, хватит доброго сухого вина и кетчупа.

Её дочь, Яна, пытается помочь, но её очаровательная дочурка Светочка, требует внимания. Пятилетней девчушке необходимо побегать по песку и покидать камушки в воду.

А её папаня, Аскольд, устал от проказ и «спускает пар», зайдя по колено в студеную воду Чёрного моря, там очаровательное чудовище достать его, не может. Вот и всё, это моя семья, не очень большая, но среднестатистическая.

Пляж, на котором разместились, не пустынен, народ рассредоточился по всему берегу, дабы не мешать друг другу. Слышатся весёлые голоса, кто-то даже, что-то пропел, где-то, зачем-то врубили музыку. Я люблю музыку, но на природе предпочитаю слушать природу.

Чуть правее от нас, ближе к скалам, семья из четырёх человек, ловят на длинные удочки рыбу: муж с женой и два сына лет восемнадцати, двадцати. Удивительно, я действительно вижу, они таскают рыбу и крупную. А я думал, в море, кроме медуз, ничего не осталось. С завистью поглядываю на них, в прошлом тоже рыбачил, но больше на реках и озёрах, благословенного Кубанского края. А сейчас, редко, очень редко охочусь с подводным ружьём в районе мыса Фиолент. С нашей жизнью времени ни на что не хватает, ни на дачу, ни на природу.

Вот то, что собрались, просто чудо. Точно, неведомый процесс покинул мёртвую точку и, взлетел над нашими судьбами. Атмосфера в мире сгустилась, стала враждебной, цунами, землетрясения, ураганы стали нормой. Люди сходят с ума от жадности к деньгам, к власти. Войны, делёжка уже поделённых территорий и прочее, прочее.

Я один из не многих, кто верит, Земля, существо живое. Настанет день, когда ей надоест прощать недоумков, уничтожающих собственную среду обитания. Она вскрикнет, встряхнёт весь мусор, похоронит в недрах, накопившийся в избытке, людской помёт хозяйственной деятельности вместе с его производителями и поймёт ЧЕЛОВЕК, что не он царь природы, но это будет последним пониманием.

Пространство, а быть может — время, неуловимо меняется, осознаю неожиданно остро. Ломается структура прилегающих к берегу склонов красноватых скал, море словно отступает, по крайней мере, Аскольд удивлённо хмыкает, оказавшись на оголённом песке, и заходит глубже в море. Тучки, постоянно маячившие у горизонта, чудесным образом исчезают. И ещё, это меня очень смущает, повеяло запахом хвои и смолы, такие ароматы всегда присутствует в лесу. Но Кача, пустынное место, вверху степь и ветер должен доносить запахи степных трав и пыли.

Тесть, в прошлом охотник, повёл носом, улыбается, думаю, лесные запахи навеяли воспоминания о тех днях, когда он лазил по лесистым горам с ружьём в руках.

Слева раздаётся радостный вопль, семья рыбаков вытягивает крупную рыбину.

Свершилось, мысль изгибается в голове как дуга электросварки. Сажусь на камни, голова идёт кругом. Очевидно, начинаются неприятности.

— Никита, — стол готов. Как шашлыки? — слышится голос Надюхи.

— Уже скоро, — без энтузиазма отвечаю я. Оглядываюсь по сторонам. Безусловно, мы не в том месте, где были. Почему ни кто не замечает? Встаю, направляюсь к семье рыбаков, которые буквально подплясывают вокруг зевающей от недостатка кислорода белобрюхой рыбины. Минуту назад рыбачки стояли на жёлтом песке, а сейчас — на плоской гальке в окружении каменных глыб.

— Что поймали? — но и так вижу, экземпляр необычный. На берегу извивается акула, малёк акулы, в этом я разбираюсь. Акулёнок, родился, может день назад, но весит килограммов пять. Внушительные, треугольной формы зубы, явно не катрана и больше походят на смертоносный частокол белой акулы.

— Акула! — балдея от счастья, выкрикивает отец семейства. — Это не катран, возможно, белая акула, я за живот зацепил, иначе б леску перекусила! Хорош экземпляр!

— Детёныш мегалодона, говорят, они вымерли задолго до появления человека, — у меня кровь отхлынула от щёк. — Вам не кажется, что это более чем странно?

— Вот это да! — разом галдят рыбачки как грачи, увидев червяков, а мои слова пропускают, мимо ушей. Они радостно подпрыгивают, лупят руками по ляжкам и радуются жизни, — поздравьте нас!

Вот, бараны, совсем не догоняют. Смотрю на них с великим сожалением:

— Могу помянуть, — некрасиво изрекаю и, чувствуя спиной удивлённые взгляды, на ватных ногах бреду к своей компании.

— Папа, мама! — слышу звонкий голосок Светочки. Она только, недавно ходила в кустики и заодно, по тропинке, пробежалась вверх. Теперь сбегает вниз, радостно повизгивает.

— Что моя козочка увидела? — воркует тёща.

Ребёнок не обращая внимания на раскрытые бабушкины объятия, бросается к маме.

— Мамуля, — захлёбываясь от восторга, щебечет Светочка, — там мишки! Папа, мама и три сыночка!

— Ай, ты моя деточка! — с умилением восклицает тёща. — И, что они делают, наверное, с горочки катаются? — решив поддержать игру ребёнка, нараспев, говорит она. Моя мать заулыбалась и тоже хотела сказать, нечто подобное, но не успела и славу богу. Светочка поняла, что ей не верят, нахмурилась и выпалила:

— Ты, бабка, дура.

— Ах, ты дрянь! — Яна грозит пальцем дочке. — Не смей так разговаривать со старшими. Светочка истошно вопит и мчится за поддержкой к отцу.

Аскольд недовольно морщится:

— Света, вот выйду и дам по попе.

Я, под аплодисменты Надежды, принимаюсь таскать шашлыки за импровизированный стол, так любовно накрытый ей.

— Так! Девочки, мальчики, всё готово, всем за стол! — радушно зазывает она.

— Ну, вы подумайте, — всплёскивает Надя руками, — Стасик со своей пассией купаться полезли, вода ледяная, застудятся и не нужны будут друг другу, — хохотнула она.

— Не застудятся, — подаёт голос Аскольд, — наверное, спад произошёл, вода как парное молоко, двадцать пять по Цельсию, не меньше.

— При спаде, наоборот вода становится ледяной, а не тёплой, — глубокомысленно, приподняв одну бровь, изрекает Игнат. — Ты, батенька, что-то путаешь.

— Может, и путаю, но вода действительно тёплая, — без обиды в голосе чешет тощую бородёнку, Аскольд, — попробуйте сами.

— И пробовать не буду, в Интернете указано, море прогреется до шестнадцати градусов. Этих шалопаев необходимо выдернуть из воды и дать водки с перцем, чтоб не заболели.

— Для тебя водка от всех болезней лекарство, — неодобрительно качает головой Надежда, поджимая сочные губы. — А ты, какого мнения, Никита?

Я как робот смотрю на Надю, согласно киваю, затем перевожу взгляд на Стасика и Иришку, они весело плещутся у берега, а где-то вдали гладь моря рассекает чёрный плавник.

— Стас! — подал голос Егор. — Ты чего учудил, быстро на берег!

— Дядя Егор, — смеясь, кричит Иришка, — море действительно тёплое.

— Батя, она правду говорит, присоединяйся.

Тут мой сын суёт руку в воду:

— Папуля, водичка класс, они не обманывают.

До меня начинает доходить смысл происходящего, в мозгу вспыхивают иллюстрации кархародонов перекусывающих китов пополам, вскакиваю на ноги:

— Живо на берег! — воплю так, что дал в конце петуха. Надежда от неожиданности роняет тарелку с салатом, а жена округляет и без того большие глаза.

— Что с тобой, Никитушка? — потянулась ладонью ко лбу.

Молодёжь мигом вылетает на берег, непонимающе смотрит на меня. Такого крика, явно не ожидали, по характеру я достаточно тихий человек.

— Сынок, плохо выглядишь, бледный такой. Тебе нездоровиться? — встревожено говорит мать.

— Скоро всем будет плохо, — подбородок неприятно дёргался, я на гране шока. — Тебе действительно нехорошо, Надюша дай, что ни будь попить.

— Водки налей, — гудит дядя Игнат.

— Отстань, — отмахивается Надежда и протягивает минералку.

— А ты знаешь, всё же лучше налей водки, — всплакнул я.

— Ну, да, конечно. Со всеми выпьешь! — хмурится Лада.

— Права как всегда, — кисло улыбаюсь, оглядываюсь по сторонам. — Малыш! — зову Светочку. Девочка подскакивает, утыкается мне в колени. Наконец на неё обратили внимание.

— Где ты мишек видела? — стараюсь говорить без напряжения, но непроизвольно впиваюсь взглядом в розовое детское личико.

Тёща и мать заулыбались. И решили вновь поддержать игру, мало им наверно было:

— Да, деточка, а Маша была, кашку с ними ела?

Светочка корчит рожицу и показывает язык.

— Света! — грозит Яна, — веди себя прилично.

— Не трогайте её! — вновь излишне резко рявкаю я. Ребёнок вновь прильнул ко мне.

— Дядя Никита, а ты мне веришь? — смотрит в мои глаза ангелочек.

— Верю.

— Вот здорово! — смеётся девочка. Лица взрослых вновь просветляются, видя такую детскую непосредственность. Лада присаживается рядом:

— Вы, пожалуйста, быстрее решайте со своими медведями, очень кушать хочется, шашлыки стынут, — и смачно чмокает меня в щёку.

— Хорошо, — таю я, — садитесь, мы сейчас подойдём.

— Рассказывай, малыш, — нетерпеливо спрашиваю Светочку.

Девочка надувается от гордости, ей нравится, что её серьёзно воспринимают:

— Значит так, дядя Никита, после того как я сходила в кустики, решила погулять и побежала по тропинке вверх. А там, большое поле, а за полем лес. А когда мы приехали на машинках, его не было, вырос, наверное, — делает она гениальное предположение. — Так вот, очень далеко, большая скала. А под ней, я думала, хомячки травку щиплют, а присмотрелась, мишки: мама и два таких хорошеньких мишутки. Я хотела побежать к ним, поиграть, но решила, мама заругает, вот и прибежала, а мне никто не поверил, — Светочка вновь надувает губки, в глазах блеснули слезинки. — А ты мне веришь? — пытливо заглядывает мне в глаза.

— Хотелось бы не верить, но ты, малыш, уверен, действительно видела медведей и очень правильно сделала, что не побежала к ним. Они дикие и могли тебя съесть.

— Брр, — зябко передёргивает острыми плечами девочка, — не хочу, что бы меня ели.

— И я не хочу, — серьёзно говорю я, — прошу, если увидишь диких зверей, бегом ко мне или к папе. Поняла? Да, дядя Никита, — радостно визжит Светочка и мчится рассказывать, что ей поверили.

Подхожу к Егору:

— Не составишь компанию, пойдём, поглядим, что там?

— Папа и я с вами, — повис на моей руке Ярик.

— Никита, дружище, после поляны хоть на край света. Женщины нас не поймут.

— Может ты прав, — поразмыслив, соглашаюсь я.

Пью сухое вино, по привычке макаю шашлык в кетчуп, закусываю молодым зелёным лучком, но почти не чувствую вкуса, мне страшно. В отличие от всех, знаю, домой мы не вернёмся, нет его просто, ничего нет, ни городов, ничего.

— Никита, с тобой всё в порядке? — в глазах жены колышется тревога. Она всегда меня понимает.

— Со мной всё хорошо и с нами будет всё хорошо. Только кое-что произошло, нам нужно держаться друг друга. Тогда всё будет как надо, — в моей улыбке грусть и растерянность.

— Что случилось, Никита? — нешуточная тревога блестит в глазах Ладушки.

— Мы будем жить с нуля.

— Как это? — шепчет она.

— Очень скоро всё поймёшь.

— Не пугай меня.

— К сожалению, не пугаю, это факт. Но во мне зреет ощущение, все будет хорошо и даже очень, но…не сразу.

— Мне ничего непонятно.

— Скоро всем будет непонятно.

— Скажи, наконец, что произошло?

— Подожди немного, скоро сама всё поймёшь.

— Но, что именно я пойму? — шепчет в ухо.

— О чём мы шепчемся? — подмигивает Надежда.

— Да, так, «…о чём-то близком и родном…», — декламирую строку из какого-то стихотворения.

— Понятно, — ничего не поняла Надюха.

Внезапно слышится плач. По пляжу бредёт мальчик лет шести и горько плачет. Чувствуя, что произошло, нечто недоброе, поднимаюсь.

— Ты куда? — пугается жена.

— Мальчик, видишь?

— С родителями поссорился, — неуверенно говорит Лада, — хотя не похоже, так безысходно не плачут. У него действительно настоящее горе.

— Я такого же мнения.

— Вы куда? — спрашивают из-за стола.

Мальчик бредёт по пляжу, но не одному отдыхающему не интересно, что произошло. С одной компании, правда, предложил конфету. Полное равнодушие, жутко становится за людей.

Наша Светочка быстрее всех оказалась у мальчика:

— Кто тебя обидел? — голосочек дрожит от участия. Мальчик останавливается, перестаёт рыдать, но слёзы продолжают катиться с опухшего лица. К чести наших семей, через секунду все столпились около ребёнка. Моя мать присаживается на корточки:

— Что случилось, мой золотой?

— Да, что случилось? Где твои родители? — тёща, морщит лоб и в вечно немом вопросе, поднимает брови. Красиво получается, ведь она учительница начальных классов.

Мальчик вновь зарыдал:

— Утопли, — еле выговаривает он страшные слова.

— Нет, — в ужасе отшатывается мать, — этого не может быть.

— Ты сам видел? — сердце у меня сжимается от жалости.

— Да, они поплыли с ружьями на охоту за скалки, а там вода забурлила и стала красной. Это кровь. На них напала акула.

— Ну, вот, приехали, — фыркает Игнат, — мальчик фантазирует.

— Игнат, знаешь, что поймали те рыбаки? — во мне как снежный ком нарастает раздражение и злость.

— Ну, что? — он усмехается, скептически поджимает сочные губы.

— Эй! — крикнул я рыбачкам, — принесите акулёнка!

Глава семейства, подхватывает малька за хвост и неторопливо подходит.

— Катран, что ли? — Игнат наклонился и осёкся. — Где его нашли? Это детёныш белой акулы!

— Это не белая акула, это нечто гораздо более крупное существо, — я замечаю, как дядя побледнел.

— Да, — соглашается Игнат, — это детёныш не белой акулы, на своём веку я их много повидал. Но в Чёрном море нет таких животных, — неуверенно произносит он. — Может, из Средиземного зашли?

— Это уже не Чёрное море, — с торжеством выпалил я.

— Не надо из меня делать болвана, — рычит Игнат.

— Стоп! Короче. Не будем спорить. Здесь ребёнок и с его родителями, что-то случилось серьёзное. Необходимо во всём разобраться.

— Мальчик, а кроме родителей с тобой ещё кто-то был? — спрашиваю я.

— Да, — глотая свои слезы, говорит он.

— Кто? — оживляюсь я.

— Сестра трёхлетняя, она в палатке.

— Ты её бросил? — неожиданно жёстко спрашивает Светочка. В удивлении смотрю на племянницу, характер ещё тот. Не простой человек растёт.

Мальчик застывает, округляет глаза, затем бросается бежать. Спешим следом. Затем я резко останавливаюсь:

— Всем идти не надо. Пойду я, Егор и Игнат, остальные пусть ждут и не нужно ни какой самодеятельности.

— Я с вами, — заявляет рыбак.

Вчетвером едва поспеваем за мальчуганом. Краем глаза вижу отдыхающих, они бросают заинтересованные взгляды, но вопросов не задают, видно решили, что всё обошлось без их участия. Как говориться, живём по принципу: «баба с возу, кобыле легче».

В одной группе людей пытаются настроить волну на радиоприёмнике, но в эфире слышится лишь треск от разрядов далёких гроз. Они не могут понять, в чём дело. Ничего скоро поймут, я злорадно усмехаюсь. У меня обида за мальчика.

На удивление, на диком пляже, присутствует много людей. Обычно, весной, все устремляются в лес, в горы. А только когда прогревается вода, к морю.

Народ скопился разный. Где-то бренчат на гитаре, наверное, студенты из Симферопольского медицинского университета. На отшибе от всех, но в очень выгодном месте, под добротными тентами расположилась серьёзная публика, для них стоят столы, сидят в плетённых из лозы креслах, пьют дорогую водку, виски, коньяк. Их женщины, с удивительной ловкостью передвигаются по камням в туфлях на длинных шпильках, кокетливо заигрывают с мужчинами, пьют мартини со льдом и не о чём не задумываются. Одетые в белые рубашки молодые ребята, готовят барбекю, жарят на плашках королевских креветок и прочее, прочее. Я сильно не заглядываюсь на эти поляны. Единственно, что удивляет, такая публика никогда с простым народом не соседствует, а здесь. Хотя нет, они огородились от остального мира кольями, забитыми по периметру их стоянки. А накаченные мальчики, явно за него ни кого не пропустят. Но в большинстве, народ на берегу, попроще.

Ребёнок ведёт далеко от зоны отдыха. Скалы грозно нависают над водой. Судя по всему, там находится их стоянка, подводные охотники всегда стараются выбирать места подальше от скопления людей.

Действительно, с трудом протискиваемся между тёмными скалами, замечаем синюю с белым, палатку. А рядом с ней, к величайшей радости, вижу женщину, одетую в гидрокостюм. Она склонилась над мужчиной, так же в гидрокостюме. Рядом, на камнях, сидит бледненькая, испуганная девчушка. В её ногах небрежно валяется вязанка рыбы, нанизанная на толстую леску.

— Мама! — взвизгивает мальчик и бросается к ней.

— Коленька! Где ты был, ненаглядный мой?

— Вы не утопли, мамочка? Что с папочкой?

— Ему в больницу надо. Он… руку повредил.

— Я видел, на вас акула напала!

Женщина, наконец, обращает на нас внимание:

— Очень хорошо, что вы здесь. Мужа необходимо срочно вести в больницу. Он потерял много крови. Вы поможете поднять его наверх. У нас автомобиль. Действительно… на нас напала акула… не катран, похожа на океанскую, метра три.

— Я врач, — говорю я, чтобы сразу расставить все точки над «i». Склоняюсь над мужчиной, он в сознании, но видно, находится на грани обморока. Рука почти перекушена, кость сломана, но артерии и вены сильно не пострадали, просто везунчик. В стационаре за месяц поставили бы на ноги, но… здесь.

— Всё очень серьёзно? — шепчет женщина.

— Не сказал бы, — в раздумье говорю я. — Но есть некоторые обстоятельства, которые могут несколько осложнить лечение. Швы необходимо наложить немедленно, до стационара может не дотянуть, — я нагло вру. Не объяснять же её, что нет уже никаких больниц. — Я всё сделаю здесь, потом переправим в больницу.

— Это возможно? — в её глазах вспыхивает надежда, смешанная с недоверием.

Ох, как я сомневаюсь! Хочется сказать, такая операция, в полевых условиях, просто нереальна, но улыбаюсь жизнерадостно, словно клоун на манеже:

— У меня солидная врачебная практика.

— И инструмент есть?

У меня всегда с собой аптечка, но для данного случая она мало подходит. Но ответил:

— Есть, всё есть. Мужчины! Аккуратно берём его здесь и здесь. Идём медленно, я буду придерживать руку. Вы,…- обращаюсь к женщине.

— Меня звать Катей.

— Вы, Катя, берите детей и всё необходимое. Придётся у нас немного задержаться.

— Конечно, я мигом, — она бросается собирать рюкзак, лихорадочно запихивает разбросанные вещи.

— Рыбу возьмите, — видя, что Катерина демонстративно обходит стороной нанизанные на шнурок подводные трофеи, — говорю я.

— Да ну, её! — в сердцах выкрикивает она.

— Возьмите, — настаиваю я. Я понимаю, скоро у нас возникнут проблемы с провиантом.

— Пусть пацан несёт, — гудит Игнат, — а ты, Никита, второй рюкзак на себя повесь, видишь, женщина запряглась как лошадь.

Я усмехаюсь, — мне тридцать пять, а родной дядя старше меня всего на пять лет, но он как всегда решил показать кто здесь главный.

— Если буду отвлекаться на груз за спиной, у мужчины рука оторвётся. Вы, Катя, если всё не потянете, оставьте часть вещей, потом заберём.

— Да, нет, что вы, мне не привыкать и не такой груз таскала. Вы, пожалуйста, не отходите от мужа.

— Катюша, брось палатку, сопрут и ладно, у нас ещё одна есть, — слабым голосом хрипит супруг.

— Э, нет, палатка нам нужна, — возражаю я. — Оперировать, где буду, на песке?

Очень осторожно ступая на шаткие камни, идём к стоянке. Мы впереди, Катерина, действительно, навьюченная как лошадь, да ещё постоянно цепляющихся за неё детей, плетётся сзади. Когда поравнялись с местом, где гуляет серьёзная кампания, одна из длинноногих девиц, углядела у мальчика вязанку рыбы. Неуклюже маневрируя на своих ходулях, цокает к нам.

— Какая прелесть, Вилен Жданович, поглядите рыбка, я хочу её! Ой! — она неожиданно видит изувеченную руку. — У вас неприятность? — и почти без паузы. — Продайте рыбу, мы её в фольге запечём.

У Катерины от бешенства белеют глаза:

— Пошла вон, сука драная.

— Сама сука, ты! — моментально реагирует длинноногая, с вызовом вздёргивает острый подбородок.

— Эй, вы там! Ещё одно оскорбление и я вас всех дерьмо собственное жрать заставлю, — наверное, возмущается лично Вилен Жданович. Эй, вы, ихтиандры, сколько за рыбу хотите? Только без наглежа, а то так заберу, я не прощаю хамства. Катерина едва сдерживается от гнева, вот-вот, да, скажет в ответ грубость на свою голову. Шепчу ей, что бы молчала, а сам говорю:

— Меняемся на бутылку виски.

— О, чего захотел. Эта бутылка триста боксов тянет, могу рюмку налить.

В компании негромко рассмеялись.

— Тогда бутылку водки.

— Что ты делаешь, Никита, — продудел Игнат, неужели, своей водки у нас мало.

— Маловато, думаю, — очень серьёзно говорю я.

— Что, паря, выпить хочется? — насмешливо спрашивает Вилен Жданович.

— Очень, — не моргнув, говорю я.

— Алексей Семёнович, когда яхта подойдёт? — спрашивает Вилен Жданович, напротив сидящего немолодого лысеющего мужчину.

— Ждём с минуты на минуту, уточнил бы по мобильной связи, да вы сами знаете, что-то с этой самой связью неладное. Мобильники все молчат. Война, что ли началась?

— Ну-ну, не накаркай, — грозит пальцем Вилен Жданович. — Значит яхта на подходе, хорошо. Виталик! — подзывает молодого, холёного парня, — дай алкашам одну бутылку и сделай рыбу, как просит Ритуля.

Молодой человек сунул мне за пазуху водку, брезгливо покосился на изувеченного человека, забирает у ребёнка рыбу и передаёт поварам.

— А, что у вас за раненый лежит? — без интереса спрашивает Вилен Жданович.

Только хотел сказать об акуле и о том, что в море купаться небезопасно, как встрепенулась Катерина:

— Со скалы упал, кстати, вода в море очень тёплая, зря не купаетесь, — зло выкрикивает она.

— Спасибо, детка, про море учту. Приходи вечером, на яхте своя дискотека и приличный бар, — подмигивает Вилен Жданович.

— Непременно! Вот только сначала поглажу…

— Быстро пошли, — одергиваю её. Она дёрнулась как боевая лошадь, но быстро сникает.

— Подонки, всхлипывает она. — А водку, зачем взяли у этих козлов? Вы не похожи на пьяницу.

— Как говорится, с паршивой овцы, хоть шерсти клок, для дезинфекции. Руки надо помыть, рану обработать, перевязочный материал. Мало ли для чего, нужна водка. Эта вещь от всех болезней, — правильно, Игнат, — подкалываю дядю.

Когда мы поравнялись с медиками, останавливаюсь, мне нужен ассистент. Думаю, найду их в группе студентов. Ребята уединились за крупными камнями, и веселятся на всю катушку. Когда появляюсь в их поле зрения, они перестают тренькать на гитаре и недовольно уставились на меня.

— Привет честной компании, — поднимаю руку.

— Ну, привет. Чего надо?

— Вы с медицинского?

— Реально вы правы, — изрекает смуглый паренёк.

— Студенты, значит.

— Не совсем реально, только наполовину. Кое-кто из нас уже дипломы заимел.

— Хирурги есть.

— Интересный вопрос. Вырезать, что-то надо?

— Мне не до шуток. Сам я хирург, мне нужна помощь ассистента. Здесь, на пляже.

— Не хрена себе! — выпалил один из ребят. — Операцию, что ли, провести надо? А в больницу не проще отвести. Наверху куча телег, договориться всегда можно, а до ближайшей больницы, пятнадцать от силы двадцать минут.

— Если медленно ехать, — ехидно хихикает смазливая девушка.

Понимаю, сморозил глупость. Никогда в жизни, никто не пойдет на такую авантюру, оперировать на песке, когда, по их мнению, до ближайшего медпункта совсем ничего.

— Вы меня не так поняли. Ассистент, в смысле не оперировать, а помочь транспортировать.

— Понятней изъясняйтесь, коллега, — язвит усатый с куцей бородкой паренёк.

— Ладно, батя, выкладывай, что случилось. Я хирург, но без практики, работы нет. Работаю грузчиком, семью кормить надо, — как бы в своё оправдание басом говорит увалень, с серыми как свинец глазами.

— Не хрена себе? — теперь удивляюсь я. — Тебе нельзя, руки испортишь.

— Понимаю, но я стараюсь не напрягаться.

— Конечно! Я видела, какие ты ящики таскаешь, — с потрохами сдаёт его лупоглазая девушка с наивным лицом.

— Если не вдаваться в детали, мужчине руку чуть не оторвало. Кость сломана, мышцы сильно повреждены, но артерии, жилы, вены почти не пострадали. Есть шанс, руку можно спасти, если принять срочные меры, — разъясняю я ситуацию.

— Крови много потерял?

— Много и сейчас сочится, повезло, что у него жена боевая. Первую помощь оказала весьма не дурно.

— Я схожу, — поднимается с места сероглазый увалень.

— Семён, тебе помочь? — высказывается кто-то без особого энтузиазма.

— А, что, кроме меня, здесь есть ещё хирурги? — усмехается парень.

— Так не оперировать же будешь, а опять таскать. Видно на роду у тебя написано, взял побольше, понёс подальше, — я поморщился, шутка неудачная, но Семён и бровью не повёл.

— Пойдём, батя.

— Меня Никитой Васильевичем звать, — представляюсь я.

— Понятно.

Мы отходим от весёлой компании и Семён неожиданно выпалил:

— Я всё знаю.

— Что именно? — останавливаюсь я.

— Я догадался, и вы тоже всё знаете. Во-первых, у меня было предчувствие с месяц. Думал бред какой-то, мерещилось, что полечу в «Ноль», — он усмехается. — Якобы нам дают шанс начать всё с начала, остальные обречены. Оставят кучку людей, причём без разбора. Выкарабкаются, значит, у человека есть будущее, а нет, что-то придумают, на замену. Вы обратили внимание, Никита Васильевич, Солнце взошло с моря, а не наоборот? Мы вообще неизвестно где. Может это даже не Крым. Я орлов видел, как страусы по размеру. Недавно бегал наверх, всюду лес. За оленем наблюдал, он величиной с буйвола. Это доисторический мир.

— Твои ребята знают?

— Нет, но чувствую, о чём-то догадываются, сегодня слишком веселятся, как перед истерикой. Наверное, этот мир нас, людей, подготовил, чтоб стресса сильного не было.

— Моя племянница медведей видела, никто не поверил, кроме меня, — я вздыхаю.

— Очень скоро поверят, — с горечью говорит Семён.

— Придётся выживать, — мне грустно и тяжело на душе.

— Придётся. Только необходимо подойти к этому грамотно.

Мы выходим из-за камней. Нас с нетерпением ждут.

— Поторапливаться надо, — Егор искоса смотрит на Семёна.

— Это, Семён, молодой хирург, будет ассистировать, — с ходу бросаю я. Семён подходит к раненому.

— Нападение акулы? — без обиняков спрашивает он.

— Да, — кивает Катерина.

Семён существенно разгружает Катерину, которая, наконец, смогла взять за руку хныкающую дочурку. Маленький сын ведёт себя по-мужски, не плачет и пытается помогать матери, правда, этим больше мешает. Но она с благодарностью принимает заботу малыша. Мне импонирует её позиция. Очень верное воспитание, из мальчугана будет толк, когда вырастит.

Осторожно идём по берегу. На этот раз много людей проявляют сочувствие к раненому, хотя, вижу, некоторым просто любопытно. Мы предупреждаем всех, в море появились опасные хищники и вовремя, многие открыли для себя пляжный сезон. Нам мало верят, даже глядя на изувеченную руку подводного охотника, но идущий с нами рыбак, в таких красках рассказывает, как он выловил белую акулу, что всех купающихся, чуть ли не за шиворот повыдёргивали из воды их друзья и родственники.

Наконец прибываем на свою стоянку. Мать, как обычно, грохается в обморок, она не переносит вида крови. Тёща тоже еле держится, другие покрепче, включая мою Ладушку, она у меня вообще молодец, трудности её только мобилизуют. Аскольд близко не подходит, с непонятно странным выражением на лице наблюдает со стороны, тесть сразу предлагает помощь, Стасик с Ирочкой взялись за руки, как школьники, очень переживают. А Светочка примкнула к детям и принялась утешать их в меру своего возраста.

Егор с Игнатом быстро разбивают палатку, а сынок откуда-то приволок два ящика и четыре доски. Из них сооружаем, нечто подобие операционного стола и взгромождаем туда раненого.

Он очень плох, пару раз терял сознание и я побаивался, что может умереть от болевого шока. Не раздумывая, вливаю в рот полбутылки водки, он приоткрыл глаза и благодарно представляется:

— Геной меня звать.

— Ожил, очень хорошо. Так вот, Гена, лежи не дёргайся, привязывать не будем, всё равно не получится, ящики сами по себе неустойчиво стоят. Сделаем новокаиновую блокаду, она несколько снимет боль, но если будет невтерпёж, попросишь ещё водки. Договорились?

Он кивнул, в глазах появилась твёрдость, приготовился, значит. Я разложил инструмент, глядя на который, плакать хочется. Но, по крайней мере, скальпель, пару зажимов, иглы, нитки имеются.

Обильно смачиваю водкой салфетки, Лада поливает на руки всё той же водкой и, отогнав всех от палатки, принялись оперировать. Я никогда в жизни так виртуозно не работал, но всё же, иной раз, хотелось опустить руки. Не в условиях стационара, эта операция почти безнадёжна. Семён ассистирует первоклассно, удивительно, как его не заметили, он же просто самородок. Я хирург с большим стажем, но без Семёна были бы проблемы. И Гена ведёт прилично, боль терпит, водку не просит.

Прошло два часа, завязываю последний узелок, устанавливаем на руке шину и облегчённо вздыхаем. Получилось, шанс, что рука останется, больше девяноста процентов.

— Никита Васильевич, первый раз вижу такую работу, я ваш ученик навсегда, — серые глаза Семёна источают восхищение.

— Без тебя, Семён, у меня могло, не получится, — говорю истинную правду. — Что ж, пойдём к народу.

Мы выползаем из операционной. Катерина подлетает как наседка.

— Всё, через месяц останутся только рубцы. В рубашке родился твой мужчина.

Она бросается благодарить, но я отмахиваюсь.

— Вот теперь можно выпить, да, Семён?

— Как скажете, профессор.

Показывается Аскольд с ведром картошки.

— Может, запечём?

— Нет! — вскричали мы с Семёном одновременно.

— Почему? — удивляется он, рассматривая овощи, словно увидел в них скорпионов.

— Это бонус, — говорит Семён.

— Повремени, — предлагаю я.

Картошка, это же плодовая культура будущего. Как прав, Семён, это бонус, возникает мысль.

— Папуля, — прижимается к Аскольду Светочка. — А Солнышко наоборот движется, не в море, а туда, — с детской непосредственностью машет ручонкой маленькое сокровище.

Возникает тишина. Все проанализировали слова ребёнка, и оказалось это правдой. Солнце, действительно заходит за скальную гряду, не тонет в море.

Игнат не удерживается на ногах, рухнул на песок. Для штурмана это чересчур.

— Природная катастрофа, — шепчут его уста. От бравого вида не осталось и следа. В глазах, как злобные тараканы, бегает паника, — океаны выйдут из берегов, цунами смоют материки…

— Никто ни кого не смоет, — плеснул на него презрительным взглядом. В данный момент он начинает меня раздражать. Не люблю паникёров, — мы оказались в другом мире, и я докажу это. Сейчас подымаемся вверх. Гарантирую, место не узнаете. Семён видел лес и зверей. Кстати, и Светочка видела лес, думаю, медведей тоже. Только давайте не паниковать. Организуем жилища, займёмся пропитанием. Уверен, всё наладится, нас много, не сомневаюсь в блистательных результатах, — я произнёс пламенную речь, но аплодировать никто не стал.

— Пойдём, поглядим, — соглашается тесть. Он встаёт, дёргает плечом, будто поправляет ружьё. Не дожидаясь нас, идёт к тропе.

— Вот здорово! — подскакивает ко мне Ярик. — В школу идти не надо, гуляй целый день.

— Это ты ошибаешься, бабушка Лиля не допустит, что бы ты рос неучем. Правда, мама, — обращаюсь к тёще.

— Да, да, конечно, — всхлипывая, выговаривает она, вытирая слёзы. Я с удивлением замечаю, как вмиг она постарела.

— Сынок, может, ты ошибаешься, а Солнце всегда заходит в ту сторону, — мать просящим взглядом смотрит на неправильное светило.

Все молчат. Мы часто бывали на этом берегу и любили смотреть, как оно, наливаясь багровым огнём, заходит в море. Это событие всегда разное, но всегда прекрасное.