Рабыня дракона

Призрачные надежды

***

Сумерки сгустились над твердыней Оран — непроглядные тучи заволокли небо, лишая всякой надежды. Летний дождь шел второй день, и не было от него спасения. Воздух пахнул свежей травой, смытой грязью и всем, что растет. Ароматы войны: гнили, пожаров и горелой земли сменились более приятным свежим благовонием, хотя мокнуть никому не нравилось. Может быть, погода благоволила и вносила какое-то избавление, но картина, которая встретила герцогиню Масур, сводила её с ума. Это был не страх, а отчаянье и из-за него хотелось кричать.

Три дня назад Алекса увидела, что случилось с Карлом, с его армией, с южным фронтом. Широкие поля, рощи, деревни и целые леса были выжжены дотла. Казалось, горел даже камень, а вода прогнила и стала вонять трупами. Сотни миль выжженной пустыни встретили герцогиню Масур. Тут и там солдаты императора жгли костры, прощаясь со своими людьми и врагами империи. Костры разводили для всех. Казалось бы, битва давно закончилась, и все должны были сделать еще недели назад, но тел было так много, что трупы будут сжигать все лето. Горы гнилого мяса — все, что напоминало о человеке, обкладывали сухими ветками и поджигали. Запах смерди и горящего мяса убил бы всякую надежду и чувство защищенности у подданных герцогини, но благородный дождь смыл тревогу, отогнал мерзкие запахи и позволил людям выполнить свою миссию.

На двадцать шестой день пути герцогиня Масур оказалась дома. Она приехала в твердыню Оран. Ворота были открыты, заржавевшая и гнилая решетка поднята. Во дворе твердыни собрались люди — знакомые и нет — они смотрели, как герцогиня Алекса Масур вернулась домой.

Люди были измученные, израненные, лишенные всякого покоя и мирного неба над головой. Все они стояли под дождем, мокли, смотрели на свою герцогиню сквозь пелену пустоты и безысходности. Причины у этих сломленных людей были — эти причины лежали по всему двору твердыни; тела мертвых, что не успели захоронить или спасти. Тела были разбросаны по двору, лежали в каждой казарме, свалены в кучи, обложены камнями и засыпаны грунтом. Куда не брось взгляд, вокруг была безысходность: в лицах выживших, но раненых и уставших людей, в их окровавленных одеждах, ранах и на телах мертвецов. Это место было наполнено горем, болью, сожалениями, утратами и почему-то безразличием. Подданные герцогини Масур были настолько сломлены, что никто из них не попытается себя защитить, даже если на них нападет ребенок с мечом. Надежда и желание жить давно погасла в глазах.

Алекса долго смотрела в эти пустые глаза, опустошенные лица, в эти фигуры, которые раньше были людьми. Сердце герцогини сжималось от боли, ведь она тоже пережила эту боль — потерю мужа, исчезновение отца, братьев и младшей сестры. Но сдаваться было нельзя. Это только начало путешествия, а впереди встреча с Драконом империи.

— Яков, — вымокшая до нитки, прошептала герцогиня, — собери всех здоровых мужчин, найдите телеги, соберите тела и вывезите их за пределы твердыни. Нам нужно похоронить их всех на кладбище, пока есть такая возможность.

Командир сопровождения поклонился, махнул рукой своим людям и быстрым шагом они все скрылись на конюшне. Пока герцогиня пыталась придумать план действий, к ней, через толпу, пробрался епископ Эфрон — брат герцога Карла Масура.

Эфрон

— Госпожа, — проговорил он безжизненным голосом.

— Отец наш…. — Алекса взяла его руку, покрытую плотным слоем грязи и крови и, не постеснявшись и не побрезговав, приложилась губами. — Я рада увидеть вас в добром здравии.

— И я тебе рад, дитя. — На усталом лице Элиота мелькнула кое-какая улыбка. — У нас печальные вести для тебя, моя госпожа….

— Я уже знаю, — вздохнула Алекса, обняв епископа. — Мне очень жаль, отец наш. Мой муж был великим человеком.

— Муж?.. — Элиот вскинул брови. — Госпожа, причем тут Карл?

Алекса отстранилась.

— Как это причем? — задумалась она. — Карл ведь погиб на войне.

— Нет, не погиб, — заявил Элиот. — Карл был сильно ранен, но он жив и сейчас лечится в твердыне Гордон.

Алекса была бледной, промокшей, уставшей и полностью убитая горем. А эта радостная весть вернула все то, чего она лишилась в дороге: надежды, любви и маленького девичьего счастья. Герцогиня остается шестнадцатилетней девушкой, которая грезит о таких радостях в жизнях. И пусть муж был и остается подлым лжецом, их брак и любовь герцогини нельзя взять и вычеркнуть.

Костин тоже сначала услышал благую весть, потом увидел, как его подруга засверкала от радости и ему это, мягко говоря, совсем не понравилось. Счастье Алексы излучало добро и чистоту, но эта девушка, переполненная любовью, должна была полюбить его, а своего полумертвого мужа забыть и выбросить из головы. И все же, живучий герцог Карл Масур снова встал на пути рыжеволосого деревенского юноши, влюбленного в свою прекрасную подругу.

— Это прекрасные вести. — Алекса уж явно сильно расплывалась в улыбке, однако епископ этой радости почему-то не разделил. — Отец наш, в чем же дело? — насторожилась герцогиня. — Мой муж ведь жив, а это самые прекрасные новости за последний месяц.

— Дело не в моём брате, госпожа, — поспешил отчитаться Элиот. — У меня есть еще одна весть. Некоторое время назад к нам приехал… гость…. Честно говоря, я не знал, как с ним поступить и решил оставить его в твердыне, пока мой брат поправляется. Расчёт был на то, что Карл сам решит этот вопрос, но раз уж вы здесь, вам следует поговорить с гостем.

— И кто это? — с опаской спросила Алекса.

— Ваш отец.

***

Роберт Холл лежал на холодном полу в гостевой комнате. Облеванный, бывший граф валялся лицом в своей рвоте и моче. В покоях стоял такой смрад, что герцогиня зажала нос, но и это не спасло. Едкий запах рвоты, вина и дерьма был таким резким, что из глаз герцогини прыснули слезы. Больше никто сюда не осмеливался входить, поэтому Алекса прошла от двери к окну и пустила в покои свежего дождливого воздуха.

Роберт продолжал храпеть и булькать. Алекса с трудом узнала своего отца — он лежал на животе в каких-то рваных, мокрых, грязных тряпках, едва похожих на какие-то признаки одежды. Вокруг были разбросаны кубки, деревянные кружки, посуда и остатки еды. Кровать тоже претерпела от мочевого пузыря бывшего графа Холла. Желтые простыни были обделаны много раз, а за отцом никто не решился убрать. Сам Роберт выглядел избитым, по крайней мере, у него был сломан нос, разбиты костяшки на пальцах и порезана правая ладонь. Так же он отрастил бороду, такую пышную и жесткую, что Алекса впервые увидела его в таком виде. Её любимый отец никогда не чурался бритвы и сбривал недельную щетину раньше, чем в этом гнезде поселиться жизнь: клопы и прочая живность.

Роберт Холл

Епископ Элиот сообщил, что Роберт Холл прибыл сюда пару недель назад — весь избитый, израненный и в оборванных тряпках. Бывший граф вел за руку двух близнецов, следовавших за ним даже когда они оказались под защитой высоких стен и ворот твердыни. Оказавшись тут, Роберт рассказал, что в усадьбу, где он жил с женой и детьми ворвались какие-то чудовища. Эти существа похитили Жасмин и маленькую Лару, а уже к рассвету скрылись в пелене белого тумана, будто бы их никогда и не было. Роберт хотел пойти в погоню, но оставлять двух сыновей на растерзание империи было нельзя. К тому же, по деревне Сопки тоже прошлись чудовища, которые похитили всех молодых женщин и девочек. Собравшись с силами, бывший граф загрузил телегу, взял жителей — тех, кто хотел с ним поехать и отправился на юг, чтобы освободить жену из лап чудовищ. Вот только поездка оказалась не такой радостной, и уже через несколько дней их небольшой отряд был разбит в лесу. У Роберта остались сыновья, которых он хотел спасти, поэтому единственным выходом была дорога в твердыню Оран — земли его дочери Алексы Масур. Прибыв сюда, он оставил своих сыновей на попечение Элиота, а сам заперся в этой комнате и запил.

Смрад был невыносимый, но герцогиня нашла в себе силы и склонилась перед отцом на колени, чтобы растолкать его. Тот, как только открыл глаза, расплылся в омерзительной улыбке, показав, что ему не только нос сломали, но часть зубов выбили. Жасмин — женщина привередливая. Что бы она сказала, увидев своего мужа в таком плачевном состоянии? Алексу сейчас больше всего волновал пьяный отец, а не то, каких мужчин предпочитает её мачеха. Отринув лишние мысли, герцогиня перевернула мокрого отца на спину и зарядила ему пощечину.

Эффекта от удара легкой ладонью было столько же, сколько в подвале, когда Алекса впервые ударила своего отца. Роберт не почувствовал пощечины, продолжая улыбаться во весь рот.

— Отец, вы меня слышите? — спросила Алекса.

— Офелия, любовь моя… — пробубнил Роберт Холл. Его перегар, пожалуй, не уступал всем ароматам в гостевой комнате. — Любимая, наши девочки уже спят?

Мало того, что отец говорил с большим трудом и в пьяном угаре, так он еще напился до такой степени, в котором перепутал свою дочь с покойной женой.

Офелией звали мать Алексы и Карлы Холл. Женщина погибла шестнадцать лет назад, когда пыталась подарить жизнь второй дочери. Нянечка рассказывала, что мама девочек очень сильно болела, а ей еще пришлось рожать в лихорадочном состоянии. Офелия не смогла побороть ни болезнь, ни родов. Новорожденную девочку пришлось вырезать из чрева мертвой женщины, но об этом Алекса узнала, когда училась на хирурга. Лечащим врачом графини Офелии Холл был Орлан де Месс, а его ассистентом кузен Карла Масура, учитель и наставник герцогини Масур, тот самый Жак де Оран.

Жак тогда был молодым, жизнерадостным графом, полным амбиций, которого не могла напугать никакая война, как он сам полагал. У него не было опыта лечения раненых на войне, но учителя видели в нем огромный потенциал и удивительное любопытство к наукам. Увы, первая же операция сделала его тем, кто он есть сейчас: холодный, отстраненный, резкий и весьма черствый мужчина, которого больше не интересуют женщины. Офелия Холл на собственном примере показала, насколько ужасная может быть реальность. Горе Роберта, у которого на руках осталось две девочки, закалили Жака настолько, что он не повел бровью, узнав о смерти своего кузена, Карла Масура.

Пока герцогиня Алекса Масур размышляла о своей матери, Роберт хватил её за запястье, повалил в лужу рвоты, а сам взгромоздился сверху.

— Отец?! — Герцогиня попыталась его отпихнуть, но тот был слишком тяжелым. — Я Алекса! Разве ты меня не узнаешь?

Роберт что-то пробурчал и потянулся грязными руками к лицу своей дочери. И даже в пьяном угаре он ухитрился вцепиться в волосы герцогини одной рукой, а второй одернуть юбки.

Алекса почувствовала на своем бедре тяжелую руку отца, которая была не только черствой, шершавой и мокрой, но еще и омерзительной на ощупь. В глазах герцогини промелькнул ни муж, ни отец, а Сана — уродливый мальчик, что был рожден от кровосмешения королевы со своим родным отцом. Злость и безумие овладели сердцем герцогини Масур — настолько сильная и не уступающая ярости и силе опытного солдата.

— Прочь! — закричала Алекса. Она хватила первое что попало под руку, и ударила этим отца по голове. Это был серебряный кувшин из-под вина, который оглушил бывшего графа, отчего тот потерял сознание и рухнул всем весом на дочь.

На крики герцогини прибежали солдаты. Люди, заметившие свою госпожу на полу в луже рвоты и бородатого человека на ней, сразу схватили Роберта за руки, оттянули его в сторону и заковали на цепи.

— Нет! — Какой-то солдат хотел ударить отца, но Алекса вскочила с пола, поправила юбки и злостно посмотрела на своих людей. — Этого человека никто не станет бить. Вам понятно?

Следом за солдатами в покои ворвался Яков.

— Госпожа? — он посмотрел на бывшего графа, лежащего у кровати. — Что тут случилось?

— Мой отец поскользнулся и упал на меня, — сорвала Алекса. — Вызови сюда служанок, пусть вымоют тут все и сменят постель. Моему отцу больше не наливать, а когда он отрезвеет, пусть его приведут в порядок и приведут в мои покои.

— Как прикажете, — поклонились солдаты.

— Яков, — добавил герцогиня, — скажи слугам, что, кто нальет моему отцу, понесет наказание. Если кто-то попытается оспорить мои приказы, будем наказывать по законам военного времени. Сечь плетью любого, кто оспорит моё правление. Пусть об этом узнают все. А теперь за работу. К возвращению герцога твердыня должна сиять.

***

Герцогиня распорядилась и дала указания всем, кто мог нормально ходить и заниматься делами. Женщин отправили на кухни и по покоям, чтобы они начали готовить еду, проверили запасы провизии и вычистили каждый угол твердыни Оран. У мужчин задачи были более грязные и относились к разгребанию грязи, трупов и лишнего мусора во дворе твердыни. С появлением сильной руки правителя, работа закипела, а жизнь заиграла новыми красками.

Поздно вечером, когда устроили похороны на кладбище, все жители твердыни покинули укрепленные стены, чтобы проститься со своими друзьями, близкими и соседями, которые не дожили до этого дня.

— Госпожа, — признался Яков вполголоса, — меня тревожит договор…

— Не волнуйся, — ответила Алекса, — все будет хорошо.

— Я вам верю. Моя клятва вечна, герцогиня Масур. Вот только стоит ли так поступать? Может быть, следует…

— О чём вы говорите? — вмешался епископ Эфрон.

На юго-западе, прямо около пышной рощи, появилась группа Когтей Дракона — тех жутких людей в черных масках, что герцогиня Масур перепутала с мертвыми, бездушными чудовищами. Завидев их, люди потянулись в сторону стен твердыни, за которыми смогут спрятаться от ярости императора.

Алекса следила за всем этим молча. Было видно, как люди напуганы и заплаканы, но их страх и слезы скрывал сильный дождь. Безжизненные подданные растянулись черной рекой, со скрытыми под плащами лицами, что укрывали их волосы от дождя. Вскоре в твердыне скрылись все, за исключением герцогини, её верного командира Якова и епископа Эфрона. Костин, разумеется, не вышел на кладбище, потому что эти люди для него совершенно чужие.

Когда Когти Дракона приблизились к кладбищу, епископ отстранился и под страхом смерти поспешил спрятаться за каменными стенами твердыни, бросив свою госпожу наедине с кошмаром, пришедшим сюда из-за бескрайнего моря. Яков же воспринимал этих людей менее пугливо, а может быть, просто хотел, чтобы об этом так думали. Любой живой человек напугается подобную тварь, даже если это обычный человек, спрятавший лицо и тело под уродливой маской и окровавленными льняными бинтами.

— Сердце моего Дракона. — Человек в золотой маске поклонился, поприветствовав герцогиню на языке империи. — Вам удалось добраться в целости и сохранности. Думаю, мой Дракон будет рад об этом узнать.

— Где он сейчас? — не кривя душой, открыто спросила герцогиня Алекса Масур.

— Мой Дракон редко покидает свой корабль. Голоса, Длани и Глаза заменяют его в этих землях. Голос моего Дракона сообщил, что готов принять Сердце моего Дракона, когда прибудет сюда. Завтра вечером будет назначена встреча и мне велели проследить, чтобы с Сердцем моего Дракона ничего не случилось.

— Это мои земли. Пусть Дракон, Длань, Голоса и прочие подданные вашего императора не беспокоятся за меня. Я уже сообщила одному из ваших Дланей, что мне не нужна защита. Если между землями Оран и вашим императором есть возможность заключить мир, будет лучше, чтобы тут никто не появлялся. Вы, Когти, тоже.

Человек в золотой маске поклонился.

— Как прикажете, Сердце моего Дракона, — сказал он. — За вами прибудут. Вам стоит выполнить условие и тогда, я уверен, мир будет заключен.

Алекса исполнила реверанс и отослала эти Когти прочь.

— О чём вы говорили? — провожая их взглядом, спросил Яков.

— Коготь Дракона напомнил мне условия, — ответила Алекса, направляясь в твердыню.

— Может быть, вы и мне о них расскажете?

Алекса посмотрела на своего командира.

— Тебе следует знать только три вещи. Во-первых, больше не задавай мне вопросы, которые ставят под сомнение мою власть….

— Я лишь…

— Что? — нахмурилась Алекса. — Яков, скажи мне честно. Ты спрашивал у моего супруга, как тебе нужно выполнять приказ? Ты их оспаривал? Вмешивался в дела своего господина?

— Нет, госпожа, — поклонился он. — Герцог говорил только то, чем считал нужным поделиться. Однако я пытаюсь вам помочь.

— Благодарю, но мне не нужна твоя помощь. Ты служишь моей семье, так служи мне, а не устраивай допрос.

Яков еще раз поклонился.

— Во-вторых, — добавила герцогиня, — пока моего мужа нет, ты единственный, кому я могу доверять. Не знаю, что на этот счёт решит Карл, но пока его нет, вся ответственность и командование твердыни ложиться на твои плечи….

— Благодарю вас, госпожа! — возгордился Яков.

— Не стоит. Я не разбираюсь в управлении, так же как и не понимаю в войнах. А когда Карл вернется, в твердыне должен быть полный порядок. И если герцогу что-то не понравиться… думаю, ты уже понял, с кого я буду спрашивать.

— Я наведу тут порядок, госпожа.

Алекса пошла дальше. Поднимаясь по склону горы, она видела на стенах людей, которые несли караул.

— И последнее, — прошептала она. — Это останется между нами. Выдашь мою тайну, лично тебя пристрелю.

— Я не посмею…

— Завтра мне придется уехать на несколько дней, — перебила Алекса вполголоса. — Я оставляю твердыню Оран под твоим присмотром. Как только мой экипаж отбудет, закроешь ворота и откроешь их только двум людям: мне или Карлу Масуру. Никого не выпускать без позволения. Все понятно?

— Да, конечно. Я все выполню, но мне казалось, вы возьмете меня с собой.

— К сожалению, это невозможно, — вздохнула Алекса. — Длань мне дал понять, что, если я хочу заключить мир, мне придется ехать на переговоры одной.

— И вы поедете? — встревожился Яков.

— Поеду, — подтвердила герцогиня. — Нужно закончить переговоры, иначе нас либо убьют, либо мы сами умрем тут от голода.