Простой советский спасатель 3

Глава 8

Я встал на колени и едва ли не с головой нырну в деревянное нутро, не понимая, что происходит. Кружка, вещи, тарелка с ложкой, которые Женька притащил по совету Сидора Кузьмич, все лежало на месте, кроме самого главного — папок с архивами Федора Васильевича. Даже скоросшиватель, который я прихватил из сестринской и тот исчез.

Трижды переложив вещи с одной полки на другую, я опустошил тумбочку, вывалив все свое барахло на соседнюю койку, прекрасно осознавая, что все мои действия ни к чему не приведут. Сумка с папками — это не иголка в стоге сена, в маленьком шкафчике затеряться не смогла бы.

Я медленно выпрямился и плюхнулся на койку, растеряно глядя в одну точку. В голове звенела пустота, я пытался сообразить, кому могли понадобиться старые бумаги, и кроме Игорька, которые проявлял нездоровый интерес с моим так называемым конспектам, и, может быть Кузьмича, в голову никто больше не приходил. Мысль хоть и не была лишена здравого смысла, но показалась мне бредовой.

Даже если мои предложения верны и мичман как-то во всем этом замешан, вряд ли он стал бы так рисковать и похищать бумаги из больницы. Тем более посылать Игорька. Чужой человек в отделение маячить долго не сможет, тем более ночью. Когда я вернулся в травму после пожара, бумаги были на месте. Вечером я залазил в тумбочку, брал умывальные принадлежности. Значит, свистнули сумку ночью.

Вот только на ночь травматологическое отдание, как и все другие на любом этаже в корпусе, запираются на замок, ключи хранятся у дежурного врача, запасные у старшей медсестры. Я очень сомневаюсь, что Василиса Тимофеевна кого-нибудь пустила в свои владения среди ночи, да еще и в палату к больному разрешила зайти.

Остается одно: крыса на этаже. И, скорей всего, прямо сейчас спит на соседней койке. Мстительная такая тварь. Мало его, видимо, в жизни били, вот и сейчас напрашивается.

Я оглянулся на соседа, по-прежнему сопящего в кровати. Мужичонка скукожился под легким одеялом, свернувшись калачиком, и сладко спал, периодически всхрапывая и что-то бормоча типа и дергая головой. Видать, сон нехороший снился. И что мне теперь делать? Если его не прижать чем-то крепким и желательно под дых, начнет отпираться.

Я поднялся, подошел к койке и застыл, разглядывая урода сверху вниз. Оглянулся на двери, обнаружил, что они плотно прикрыты и присел на корточки возле его тумбочки. Осторожно, стараясь не скрипнуть дверцей и не разбудить (пока) спящего красавца заглянул внутрь.

Потрепанные карты, кружки-ложки-тарелка, грязная бутылка кефира, огрызок яблока, рассыпанные шкорки от семечек. Одним словом свинарник. Вздохнул и протянул руку поглубже. А вот и находка! Мои пальцы нащупали краешек бумаги, потянул и вытащил старую схему города. Ну, кто бы сомневался, повелся на карту и таинственные значки, придурок.

Я поднялся, спрятал карту в карман, развернулся к спящему вору и задумался, что же мне с ним сделать, чтобы не покалечить, но при этом выбить информацию о том, куда он дел архив.

Вздохнул, взял стул, подпер ручку дверей, вернулся, взял с соседней кровати подушку, наклонился и прижал её к лицу мужичка. Времени на доверительные беседы у меня просто напросто не было. Как говорил наш армейский старшина: кто испуган, того легко победить.

Мужик задергался, попытался вырваться, но я держал крепко, контролируя процесс чтобы не убить нечаянно. Затем отшвырнул подушку, быстро схватил его за плачи, рывком поднял его с кровати, стащил, втащил в простенок между двумя кроватными спинками, прижал к стене, ногой пододвинул одну кровать, запирая крысу в ловушку.

Задыхающийся дядя даже не дергался в моих руках, болтаясь как… хм… оторванный хвост. Выкатив глаза, мужичок хрипел, вцепившись в мои кисти. Я же крепко сжимал его за шею, но так, чтобы не оставить следов, и улыбался.

— Пу-у-у-с-с-сти… с-с-су-у-у-к-а-а… — просипел мужик, бешено вращая глазами.

— Ай-яй-яй, ругаться нехорошо, — еще шире улыбнулся я и чуть крепче сжал костлявое горло.

Под моими ладонями дернулся кадык. Я полностью осознавал что делаю, так сказать, хладнокровно применял тяжелую артиллерию из своего богатого арсенала. Юность у меня была богатая на приключения и драки. Сам никого не начинал, но и от отморозков не бегал. А вот таких вот… крысенышей, которые все делали исподтишка и при случае с радостью били в спину, не переваривал органически.

Моя жертва задергалась сильнее, злость испарилась и во взгляде мужик теперь явстенно читался испуг. Это хорошо, разговорчивей будет.

— Ну что, продолжим? Или сам скажешь, куда дел бумаги?

— К-к-а-к-и…

Договорить я ему не дал. Слегка приподнял, так чтобы ноги оторвались от пола, и чуть-чуть встряхнул. Голова непонятливого вора дернулась и аккуратно впечаталась в стену.

— Вопрос повторить? — продолжая ласково улыбаться, поинтересовался я.

— С-с-су-к-а-а… пус-с-т…

Я опустил болезного, но не выпустил из захвата.

— Слушай, дядя, у меня мало времени. Где мои вещи?

— Да пошел ты, — выматерился мужик.

Я вздохнул, улыбнулся и тихо пояснил:

— Сейчас буду бить больно и без следов. Ты не смотри что я молодой. У меня учителя хорошие и опыта выбить из тебя правду хватит.

Собственно бить я его не собирался, так, в случае ну совсем уж крайней необходимости для того, чтобы разговорить. Ну а припугнуть — почему бы и нет. Хотя с такой смазливой мордой лица как у моего нынешнего тела на испуг взять сложно. Но, судя по тому, как изменилось выражение физиономии воришки, моя улыбка возымела действие.

— Да выкинул я их, — заверещал он.

— Тихо, дядя, тихо! Не ори, больных разбудишь. А оно нам надо?

Сосед обрадовался, как маленький, даже воздух успел набрать в легкие, чтобы заорать на всю Ивановскую. Да только я снова слегка сжал горло, пережимая кадык.

— Ну чего, ты, в самом деле? А? — ласковым тоном увещевал я. — Куда выкинул? Запамятовал? Так я могу быстро напомнить, хочешь?

— Н-не-т, — этот редиска попытался отрицательно покачать головой, но не сумел. — П-понял я… Пус-сти-и-и… — заскулил гаденыш.

Я разжал руки, но с места не двинулся, по-прежнему держа мужика в клетке из спинок двух кроватей, крепко зажатым со всех сторон.

— Выкинул я их. В мусорный бак за корпусом, — буркнул сосед, растирая шею, и добавил злорадно. — Баки в шесть утра забирают, так что иди, ищи… щенок!

Каюсь, не сдержался, вполсилы засадил под дых. Дядя застонал и согнулся пополам. Я подхватил его подмышки, дотащил до кровати, уложил и укрыл одеялом.

— Отдыхай, дядя. И не рыпайся. Вякнешь кому-то — убью, — пригрозил я и выскочил из палаты, торопясь вниз.

Контейнеры с мусором я отыскал быстро, потоптался возле них, огляделся по сторонам, обреченно вздохнул и полез в первый искать архив. Однако, утро бывает добрым! Мне невероятно повезло, не пришлось расковыривать половину ящика, чтобы отыскать пропажу. Видимо сосед выкидывал бумаги ночью сразу после того как я вырубился и до того момента. Как отделение заперли на ночь. Сумка лежала сверху и от нее даже не сильно воняло.

Другой вопрос: что теперь с ней делать? Оставлять в палате нельзя, это урод опять что-нибудь учудит. Не удивлюсь, если сожжет на этот раз лишь бы посильнее ударить. Прятать под подушки, когда сплю, и весь день таскаться с архивом в обнимку на процедуры и в туалет? Такое себе решение.

Есть, конечно, слабая надежда на то что меня сегодня выпишут, но интуиция ухмылялась и утверждала обратное: после пожара и моей пропажи на несколько часов как минимум еще на сутки оставят как максимум на всю неделю. И это еще менты не в курсе, что я вернулся. Им же тоже меня необходимо опросить, насколько я понимаю как непосредственного участника событий.

Остаются два варианта: сгонять на автовокзал и спрятать документы в камеру хранения, или договориться с Василисой Тимофеевной и отдать ей папки на передержку в сестринскую. Вечером, если Лена сегодня придет, попросить девушку унести домой и спрятать у себя.

Идея показалась мне хорошей, но когда я вернулся в отделение, то сообразил: Василиса скоро сменится, и договариваться нужно с новой старшей медсестрой. Не факт что я с ней уже знаком. Но чем черт не шутит.

— Ну, ты посмотри на него! Опять шляется где-то!

Вернуться незамеченным не удалось, Василиса Тимофеевна уже обходила свои владения.

— Я на пять минут, — улыбнулся я, включая все свое очарование. — Василиса… Тимофеевна, помощь нужна.

— И что же тебе нужно, сынок? Дополнительный укол, желательно снотворного, чтобы ты, наконец, угомонился?

Ну, насчет сынка медсестра погорячилась. Всего-то лет на десять старше меня нынешнего, примерно как Нина. Ох, ты ж, ешкин-картошкин, какой сегодня день недели-то? Чуть не забыл про свое первое жгучее приключение и про новое свидание! Черт! А и правда, какое сегодня день недели? Ладно, потом посчитаю.

— Ну, сынок из меня такое себе… удовольствие, — добавив в голос намек, наигранно возмутился я. — А вот помощь и правда нужна.

— Чего тебе, говори уже, — вздохнула старшая смены, занимая пост и доставая какие-то журналы.

— Василиса Тимофеевна, сосед у меня по палате странный какой-то, не нравится он мне, а у меня вот, — я показал сумку с папками. — Наследство, так сказать. Как бы не спер.

— Да кому оно нужно, такое наследство, — бросив взгляд на слегка испачканную сумку, хмыкнула Василиса. — От меня-то ты что хочешь?

— Можете до вечера архив у себя в сестринской припрятать? А вечером его заберут? — сострив умоляющую рожицу, попросил я. — А я в долгу не останусь.

Василиса подняла на меня глаза, обсмотрела с ног о головы. На её лице черным по белому проступало: что с тебя взять-то, студентик, кроме проблем на мою голову?

— Ладно, давай сюда. Спрячу я твое наследство, — медсестра кивнула в сторону стойки, на которой лежали какие-то медицинские бумаги.

— А можно прямо сейчас. Пожалуйста! — взмолился я, на полную включая не только очарование, но и подключая кошачьи умоляющие глазки.

Однако, внешность красавчика тоже можно использовать в своих целях. Походу пьесы, я привыкаю пользоваться новыми возможностями собственного тела.

— А ты нахал, — Василиса вскинула голову, хмыкнула, выждала минуту и поднялась со стула. — Давай сюда, спрячу я твое богатство.

— Спасибо, Василиса Тимофеевна! Вы там меня выручили! Позвольте, я донесу до сестринской.

— Неси, — с видом королевы согласилась медсестра, и мы двинулись прятать мой архив. — Но запомни: еще раз сбежишь до выписки — пеняй на себя! Уяснил? — мило прошипела старшая смены, задержавшись на пороге комнаты.

— Уяснил. Больше не буду. А когда меня выпишут? Я же здоров! — я решил ускорить события со своим выходом из больнички.

— А вот это решает доктор! Давай сюда. Смене я передам, что это твое. Все марш в палату, готовься к уколам! — дверь захлопнулась перед моим носом.

— Спасибо, — громко поблагодарил я дверное полотно, так чтобы медсестра услышала, и потопал восвояси.

В наших больничных апартаментах было тихо. При моем появлении сосед скривился, тут же отвернулся к стене, укрылся одеялом с головой и замер, усиленно делая вид, что он спит. Я рухнул на койку и уставился в потолок. Еще один день торчать в больнице, не имея возможности даже изучить полученные бумаги? Да я точно чокнусь! Бездействие для меня — самое худшее, что может произойти.

За окном оживились птицы, начинался новый рабочий день. По палатам пошли медсестры, начиная процедуры. Скоро загремит каталка с завтраком. Тоска зеленая чем бы заняться?

Помаявшись еще с час, бессмысленно валяясь на постели и пытаясь связать в единую картину все имеющиеся у меня узелки, я дождался утренних процедур, принял все лекарства которые положены и отправился на поиски своего лечащего доктора. Желание отпроситься на весь день и торжественно пообещать вернуться на ночевку в отделение крепло с каждой минутой.

Доктора я не нашел, пробегающая мимо незнакомая медсестра подсказала, что все врачи на утренней планерке. Оставалось только ждать, пиная балду.

В коридоре появились первые любители утренних процедур. Я вернулся в палату, ругая себя за то, что отдал папку на хранение, сейчас бы сидел себе, изучал остальные бумаги. Но утром у девчонок много работы, подходить и снова беспокоить я не рискнул, чтобы не портить отношения. Оставалось только одно: дождаться затишья и выпросить бумаги обратно.

Я снова завалился на кровать, пытаясь вспомнить, что знаю, и продумать дальнейший план действий. Получалась странная картина, больше похожая на приключенческий роман, чем на реальную историю. Но, исходя из собственного богатого опыта, я четко осознавал: порой жизнь преподносит такие сюрпризы, что любой исторический, любовный и любой другой развлекательный формат покажутся серыми и бездарными. Взять хотя бы мою историю…

Думай, Леха, думай. Если Лена все правильно поняла, то умерший Лесаков Федор Васильевич является одним из потомков отлученного от рола Лесли.

Вопрос: причем здесь Степан Лесовой? По фактам и логике, на карте должна быть фамилия Лесаков, раз архивариус Лесаков — потомок, хранитель городских тайн и какой-то родственник моего Алексея. Не зря же он настаивал на том, что я наследник, отдал мне ключи, да еще и соседку предупредил о моем возможном появление.

Тогда какую роль во всем этом бедламе играет мой настоящий отец? И почему доктор дядя Коля Блохинцев исследует биографию моей семьи? Точнее, родословную. Что он пытается там отыскать, какие следы?

В палату бочком протиснулся сосед, кинул на меня странный взгляд и спрятался на своей койке. Что-то в его поведение цепануло меня, но я так и не понял, что конкретно в поведение соседа вызвало во мне беспокойство?

Медсестрам пожаловался на утренний инцидент или врачу — это вряд ли, уже пришли бы выяснять. Хотя этому разукрашенному чужими кулаками запойному красавчику девушки вряд ли поверят. Его слово против моего, пусть я моложе, да только репутация у студента не подмочена ничем. Если не считать самовольного ухода из больницы.

В закрытые двери кто-то вежливо постучал. Я удивился, но крикнул: «Войдите!», глянул на соседа и напрягся, ожидая какой-то подвох. На пороге появился молодой мужчина с черной потрепанной папкой в руках. Даже если бы он пришел по гражданке, а не в форме милиционера, именно этот предмет выдавал бы его с головой. Это как визитная карточка полицейских, которая не изменилась со времен советской милиции. Я поднялся и сел на кровати, чувствуя, что товарищ пришел по мою душу.

Гость осмотрел палату, задержал взгляд на соседе, отчего тот заерзал, тут же встал, начал суетливо заправлять койку, затем уселся на край постели, сложив руки между колен.

— Добрый день, товарищи. Следователь милиции старший лейтенант Кожедубов Михаил Викторович. Кто здесь… — парень на секунду замялся, затем раскрыл папку и зачитал по бумажке. — Лесаков Алексей Степанович?

— Лесаков — это я, — откликнулся, поднимаясь с кровати, но при этом в упор смотрел на своего однопалаточника.

Мужик криво ухмыльнулся, но явно был разочарован. Что-то здесь не то, будем делать посмотреть. Милиционер двинулся в мою сторону, на ходу доставая удостоверение, махнул красными корочками, раскрыл и зачем-то представился еще раз:

— Следователь милиции старший лейтенант Кожедубов Михаил Викторович.

— Лесаков Алексей Степанович, — повторил я в свою очередь, мало ли вдруг не расслышал. Присаживайтесь, — предложил я указывая на свободную кровать.

— Спасибо, — на лице молодого следователя мелькнуло удивление.

Страх и настороженность перед людьми в форме у советского человека заложен на уровне генетики, как бы мы не хорохорились. Эта фобия передается нам на клеточном уровне с кровью родителей. А тут какой-то парнишка двадцати лет от роду, к которому заявился милиционер, ведет себя совершенно спокойно, да еще и приглашает присесть. Подозрительно? А как же.

Но после приключений в подземельях, пожара, утренней истории с вором-алкашом и всего остального, что случилось со мной в этой новой жизни за несколько дней, я устал. Устал притворяться не собой, а юным студентом, прятать за вежливой улыбкой подозрительность и приобретенный цинизм, терпеть указания тех, кто старше по возрасту, потому что они априори лучше всё знают за меня. Надоело делать то, что велят и куда втягивают.

После разговора с соседом, когда я позволил себе снова быть собой, все вдруг как-то сразу встало на свои места. Да, это тело еще нескоро повзрослеет, но кто сказал, что я должен жить по навязанным этой действительностью правилам? Это игра в одни ворота, и пока голы забивают исключительно мне. А значит, пришла пора перенести игру на поле противника. Хорошо бы еще выяснить, кто он, этот таинственный товарищ.

Милиционер присел на край незаправленной кровати, поморщился, но подниматься и идти за стулом не стал. А я не счел нужным проявлять инициативу и обеспечивать органы правопорядка удобствами.

Пару минут мы играли в гляделки и в молчанку, пока старлей не понял: спрашивать сам я ничего не буду. Ему нужно вот пусть он и задает вопросы. Мало ли, по какой причине он сюда прителёпал. Может и вовсе не из-за пожара, как я предполагал.

— Алексей…

— Степанович, — подсказал я.

— Алексей Степанович, где Вы были вчера примерно с пятнадцати часов до восемнадцати часов? — строго начал следак.

Но ответить я не успел. В дверях больничной палаты появились двое из ларца одинаковых с лица. Интересно, а это еще кто такие? Следователь сидел спиной к двери и не видел новых гостей. Зато сосед как-то сразу подтянулся, выпрямился и сел еще ровнее, чем до этого.

— Гражданин Лесаков, пройдемте с нами, — глядя на меня в упор, произнес тот, что постарше.

Причем не спросил и пригласил. Мужик в идеально отглаженном костюме четко знал, кто я. И вежливо приказал встать и идти за ним.

Старлей возмущенно оглянулся, поднялся и сердито поинтересовался:

— Вы кто такие, товарищи? Что здесь происходит?

— Не твое дело, старлей, — говорун даже не глянул в сторону сердитого следователя. — Гражданин Лесаков, следуйте за нами.

— Никуда он не пойдет! — старший лейтенант достал корочки и сурово представился. — Следователь милиции старший лейтенант Кожедубов Михаил Викторович. Здесь происходят следственные действия.

Я молчал, уже понимая, что у парня просто нет шансов. Встречал я однажды в своей молодости таких вот людей в черном. И я не ошибся.

— Не кипятись старлей. Комитет государственной безопасности.

Следак слегка побледнел, но потребовал предъявить документы. Говорливый гэбист жестом фокусника вытащил откуда-то удостоверение, взмахнул им, раскрывая, и тут же убрал.

— Пройдемте, гражданин Лесаков, — говорун позволил себе легкую вежливую улыбку. — Если вопросов больше нет.

— Вопросов нет, — Кожедубов подхватил свою папку, захлопнул и, застегивая, едва не сломал замок от злости.

Вопросы были и у него и у меня, да только кто же нам на них ответит здесь и сейчас.

— Извини, старлей, не судьба, — попрощался я с милиционером, достал из тумбочки пакет с документами, переобулся и пошел к застывшим каменным изваяниям.

Два тела в пиджаках посторонились, пропуская меня в перед, в коридоре взяли меня в коробочку и повели на выход. Хорошо хоть наручники не надели. Я шел и пытался прикинуть, за каким лешим я понадобился КГБ. Из-за пожара? Да ну вряд ли, если только это не специальный поджог, угрожающий безопасности страны Советов.

В отделении словно все вымерли. Все двери закрыты и только бледная медсестра проводила меня взглядом, замерев на своем посту. На улице прямо возле входа стояла черная «Волга». Меня усадили на заднее сиденье, сами сели с двух сторон, можно подумать я сбегу. Ну да ладно.

Минут через десять мы подъехали к неприметному зданию, вышли из автомобиля и зашли внутрь. Сопровождающие показали документы постовому, расписались в амбарной книге и повели меня по ступенькам на второй этаж. Еще минута, и мы стоим возле кабинета без опознавательных знаков. Говорун постучал, услышал «Войдите», распахнул двери, шагнул первым за ним я, следом молчун.

— Разрешите доложить. Задержанный Лесаков доставлен.

И опять ни чинов, ни имен, ни званий, странно все это.

— Свободны, — раздался до боли знакомый голос.

Сопровождающие синхронно развернулись, обошли меня и покинули кабинет. Я остался один на один с хозяином кабинета, который стоял ко мне спиной возле окна. Мужчина медленно развернулся и улыбнулся:

— Ну, здравствуй, Алексей Лесаков.

Да твою ж кузькину мать и лешего впридачу! Этого не может быть!