Простой советский спасатель 3

Глава 7

— Ой, Олег Сергеевич, здрасти, чаю хотите? — с ходу атаковала доктора Верочка и засуетилась.

— Не откажусь, — добродушно хмыкнул мужчина. — Это кто у вас тут? И почему кот с сестринской?

Вера хихикнула, Василиса Тимофеевна едва сдержалась, чтобы не заржать в голос так сказать. Я смущенно улыбнулся и представился:

— Пациент Лесаков — кот.

— В смысле кот? — не понял доктор.

— Ну, это я тут девушкам кота изображал, веселил, так сказать.

— А, шутник, значит, рассеянно покачал головой Олег Сергеевич, принимая чашку чая из Вериных рук. — Спасибо.

— Угощайтесь, доктор, — старшая медсестра пересела на стул возле окна, освобождая врачу свое место возле сахарной коробки и бубликов.

— Так, больной, а Вы что здесь, кстати, забыли? — сделав пару глотков, спохватился дежурный. — Вам плохо?

— Нет, доктор, мне уже хорошо. Спасибо, — серьезно ответил я.

— Вы что, Олег Сергеевич! Не узнаете? — Вера сделал круглые глаза.

— А должен? — врач кинул меня взглядом.

— Да это же наш герой, который потерялся! — девчонка всплеснула руками. — Он же пропал, а потом раз и снова вернулся.

— Верочка, я ничего не понимаю. Кто пропал, зачем и откуда?

— Так, Вера, градусники в руки и марш по палатам! Хватит чаи гонять, — скомандовала Василиса Тимофеевна.

— Но…

— Никаких но, работа не ждет. Бегом! — женщина нахмурила брови. — Немедленно!

— Хорошо, — девчонка расстроилась, что не дослушает историю, но послушно вышла из сестринской и отправилась выполнять свои обязанности.

Через минуту в коридоре раздался её возмущенный голос, загоняющий пациентов по палатам.

— Так что тут происходит? — повтори Олег Сергеевич. — Вам плохо?

— Олег Сергеевич, это пропавший Лесаков. Думали, он на пожаре погиб, а он вечером пришел в отделение, как ни в чем не бывало. Вот пытаюсь выяснить, где его черти носили.

— И что, выяснили?

— Не до конца. Как раз Вы зашли с вопросом про кота.

— Про кота? Ах да, Лесаков изображал кота, — врач улыбнулся рассеянной улыбкой. — Зачем?

— Изображал в лицах спасение животного, — пояснил я.

— Понятно. С Вашего позволения, я, пожалуй, дослушаю историю.

— Конечно, доктор. Так вот, когда кот заорал, я метнулся в комнату и увидел его на шкафу. Я ему кыс-скыс, а он не в какую, а пожар все ближе. Слышу, в коридоре же Василия спасли и выводят из дома. А я тут с котом! Ну, я и решил уронить шифонерчик, чтоб, значит, этот рыжий испугался, спрыгнул и на улицу выбежал.

— Это Петрович, он упертый, — уточнила Василиса, улыбнувшись.

— Какой Петрович? — удивился доктор.

— Ну, кот же, рыжий, наш больничный, его тут все знают от медсестёр до больных. — Спрыгнул?

— А как же.

— Так а дальше-то что? — в Василисином голосе послышалось нетерпение: то ли ей действительно настолько были интересно узнать про мои приключения, то ли ее смущал доктор и она хотела побыстрее от меня избавиться, но отправить в палату не находила причину, вроде же сами пригласили чай попить.

— А дальше я решил, что надо уходить. Но не бросать же кота! Только это гад слазить не хотел по-прежнему, выманить-то нечем, да и перепугался бедняга здорово. Ну, я и решил опрокинуть шкаф, чтобы у зверюги не осталось выбора.

— Опрокинули? — меланхолично прихлебывая чай, уточнил доктор.

— А как же. Пришлось, правда, повозиться, доробла еще та: громоздкий, тяжелый, еле справился. И как раз в тот момент, когда этот гроб начала падать, котяра решился-таки соскочить на пол, заметался по комнате. Я его ловить, а он ни в какую, а сзади уже припекает. Ну, я и начал его ловить а тут еще один взрыв, меня и накрыло.

— Чем накрыло?

— Да ничем оглушило, упал лежу. Вижу, кот тоже головой трясет видимо и его зацепило. Я его схватил, пока он не соображал ничего, ну, и тикать из дома. На улицу когда вышел, кот вырвался и удрал, а мне что-то так нехорошо стало, я и отошел в тенечек. Очнулся, правда, в парке, на лавочке. Вот тут, Василиса Тимофеевна, н спрашивайте не знаю, как я там оказался.

— Такое бывает, — хрустнув баранкой, пояснил доктор. — Пострадавшие от шока могут не соображать, что делают. Вас уже осматривали молодой человек?

— Не успели, Олег Сергеевич, — виновато потупилась Василиса Тимофеевна.

— Ну как же так! — ставя чашку на стол и обретая осознанный вид, удивился доктор. — От Вас я такого не ожидал Василиса.

— Доктор, да все в порядке. Медсестры не виноваты. Я тут половину травмы напугал своим появлением. Меня-то, оказывается, уже всей больницей похоронили, а тут я собственной персоной нарисовался. Ну, пациенты и напугались, крику было: покойник вернулся, мертвец ожил. Еле угомонили. Ваш медперсонал сработал оперативно: всех успокоили, по палатам разогнали, меня вот завели на осмотр, а я так есть захотел, а на столе чай с бубликами. Ну и уговорил девушек сначала накормить, напоить добра молодца, а потом уже и предметно осматривать. Вы уже не серчайте, доктор, — я включил все свое обаяние.

Василиса Тимофеевна незаметно выдохнула и теперь улыбалась одними глазами, слушая мое сочинение на свободную тему. Но подставлять глупую Верочку я не собирался, как и старшую медсестру. Неизвестно сколько мне тут еще торчать в отделение, так что портить отношения с девчонками в белых халатах дурацкая идея. И теперь, судя по довольному виду Олега Сергеевича, я все сделал правильно.

— М-да… — поднимаясь, задумчиво протянул врач. — Все-таки дремучий у нас народ! Вы представляете, молодой человек некоторые наши пациенты в приметы верят! Темные люди! Пройдемте со мной, я Вас осмотрю. Спасибо за чай, Василиса.

Эс этими словами Олег Сергеевич развернулся и покинул сестринскую. Я глянул на старшую смены, женщина одними губами шепнула: «Спасибо», — и кивнула вслед врачу, выпроваживая меня на осмотр.

«Можно подумать, у медиков нет своих странных примет и традиций», — хмыкнул я про себя, но вслух ничего не сказал.

Наш отрядный врач Ходаков чего только не рассказывал про медицинские предрассудки: и ботинки-то нельзя снимать на смене, как только снимешь, тут же последует вызов к пациенту. И на пустую кровать в одежде не садиться, сразу тяжелобольной поступит.

Когда Артему объясняли, что уж к нам-то в отряд не пациентов с тяжелыми травмами точно не привезут, он упрямо качал головой и пояснял свою позицию: мол, к нам не привезут, а вот на выезде всякое может быть.

Спорить с ним было бесполезно мужик долго работал на скорой, прежде чем к нам попал. Мы давно привыкли к его чудаковатости: врач он был хороший, друг и напарник прекрасный, а тараканы у каждого свои.

Одна только примета совпадала с нашей спасательной: заступая на суточное дежурство не вздумай желать коллегам доброго утра, хорошего вечера, спокойной ночи и удачной смены. Стоит кому-то ляпнуть одну из этих обычных вежливых фраз, пиши пропало: или ночка будет жёсткая, или вызовов будет целая туча. Так что «здорово» и «всем спать» — самые ходовые выражения у нас на базе.

— Все Лесаков, геть к доктору на осмотр и бегом в палату! — махнула рукой Василиса, придавая мне ускорение.

— Так точно! — отрапортовал я, глядя на свою папку, по-прежнему сиротливо лежащую на столике возле двери в сестринской.

— Василиса Тимофеевна, я заберу, — подхватывая скоросшиватель, категоричным тоном, но с улыбкой, сказал я.

— Это зачем еще? — медсестра подозрительно сощурилась.

— Так мое же, — прижимая к себе добычу, еще шире заулыбался я. — Помните, читал возле вас на банкете. А когда хлопнуло, я ж инстинктивно рванул на помощь ну и забыл в холле. Думал все, н найду. А она вот она — у вас в целости и сохранности. Спасибо Вам за это!

— А не врешь? Там схемы да чертежи старые. Тебе-то они зачем?

Ясно-понятно, заглядывала, значит.

— Да что Вы, у меня целая сумка таких папок, — пожал я плечами. — Тётка передала дядькин архив, когда я к ней с утра мотался. Вот, изучаю наследие, — я похлопал по папочке. — Пока не пойму, нудно или нет, как разберусь, станет ясно что с этим архивом делать: то ли в печку, то ли в музей сдать. Дядька у меня историком был, — сочинял я на ходу, не моргнув глазом.

— Ну, хорошо, ступай уже, доктор ждет, — Василиса Тимофеевна потеряла ко мне интерес.

— Вы это… Верочку-то предупредите, чтоб за обморок и поднос не распространялась, а то сами знаете, народ у нас с фантазией, такого присочиняют, — я покачал головой и ретировался.

— Или уже, воскрешенец! — фыркнула старшая смены и принялась наводить порядки на столе.

В коридоре я заколебался: идти к врачу или сначала занести папку в палату? Решил сходить к врачу и потом уже не выходить никуда. Тем более, что из открытых дверей больничных «номеров» на меня нет-нет да и поглядывали с предвкушением неспящие пациенты. Завтра точно проходу не дадут, подробности будут выпытывать. Ладно будет день будет пища, разберемся по мере поступления запросов на мою персону.

От Олега Сергеевича я едва вырвался. Дежурный врач долго меня осматривал, щупал голову, заглядывал в глаза, стучал по коленкам, уточнял, откуда и при каких обстоятельствах появилась та или иная царапина и порез.

С ожогами мне повезло, не заработал. А вот мелкие ранки, синяк на ноге от удара об угол, небольшие порезы на руках и лице присутствовали. Но тут я не смог объяснить доктору, откуда они взялись, сам не знал. Когда скатывался по трубе во второй подвал вроде головой не крутили фейсом ни за что не цеплялся, а вот, поди ж ты. Разве что приложился о стену шкафа при первом паление. Надо же, а ведь я и правда, некоторые моменты с трудом помню. Вот и ладненько, достоверней разыграю свою партию.

Наконец, я вырвался от доктора и, прижимая к себе папку, потопал в палату, очень надеясь, что сосед уже спит и не будет приставать с вопросами. Моим надеждам, как и всем остальным мечтам за последние сутки, не суждено было сбыться. В палате меня ожидала компания из четверо мужичков, которые резались в карты на пустой соседней койке.

— Ты глянь и вправду живой! — воскликнул тот самый дедок, которого примерно час назад кто-то обозвал старым брехуном. — Точно живой-то, паря? — задрав голову и почесывая куцую бороденку, уточнил старикан, сощурив левый глаз.

— Живой, батя, но адски уставший. Так что я — спать. Все вопросы завтра!

— Да че ты, хех, мы тут тебя ждем, подробности узнать, а ты спать! — хекнул сожитель по палате. — Давай, рассказывай, че случилось? Как ты не угорел-то? Тебя ж пожарники так и не нашли, и люди не видели, как ты с пожара-то выскакивал.

— Не, мужики, я — спать, сказал же. Битый час медсестрам и доктору объяснял, где был, что делал как выбрался. Потом еще Олег Сергеевич устроил форменный допрос точнее осмотр с ног до головы, еле вырвался. Так что, тушите свет, с картами в коридор. Хотя не советую: Василиса Тимофеевна сегодня не в настроение.

— Ты че тут раскомандовался, сопля, хех. Ты как со старшими разговариваешь? А? Верно я говорю, мужики.

Но мужики промолчали, не поддержали нагловатого соседа. Я устало вздохнул: этот день когда-нибудь закончится? Очень хотелось нахамить, но я сдержался, развернулся и шагнул к соседу по палате. Мужичонка сидел на кровати, держа в руках карты веером.

Понятное дело, борзый дядя оказался в проигрышной позиции и тут же попытался вскочить, чтобы перехватить инициативу и задавить авторитетом. Лидер из него такой же как из Васьки-ирода трезвенник. Я возвышался над ним, обгоняя на две головы в росте, это я молчу про собственную ширину плеч.

В голове мелькнула строчка из детского стихотворения: надо спортом заниматься, надо-надо закаляться, надо первым быть во всем. Но тут явно не этот случай. Дядья засуетился не зная как выкрутиться, чтобы не ударить в грязь лицом. Вроде заявился же как крутой мужик, а выходит пшик. С минуту мы поиграли в молчанку с гляделками, потом я растянул губы в улыбке, пожелал всем спокойной ночи, развернулся и пошел к своей кровати.

— Да ты че, борзый, да?

Вот правду говорят, не поворачивайся спиной к шелудивым псам, укусят. Вот и это норовит цапнуть за пятку, сделав неправильный выводы. Я молча засунул папку в сумку, сумку в тумбочку, достал полотенце и умывальные принадлежности и двинул к выходу. Возле порога задержался, оглянулся и очень вежливо попросил, глядя в глаза деду с козлиной бородкой:

— Все разговоры — завтра. До свидания товарищи, — и отправился умываться.

— Да ты чё, сопляк!

— Угомонись, Петро, че ты загоношился? — услышал я сильный и властный голос деда. — Прав парнишка. Хоть и молодой, да поумнее некоторых будет. Ша, ребяты, все по палатам. А то и правда, засиделись мы, как бы Тимофеевна клизьму не выписала, по прямому назначению.

Мужики заржали, и пока я шел по коридору слышал, как они разбредаются по своим комнатам, негромко переговариваясь.

Я вернулся в палату, ожидая продолжение банкета, то бишь скандала. Обычно такие типчики быстро не успокаиваются, если уж решили повозникать. Но, к моему удивлению, мужичонки в кровати не было.

С удовольствием завалившись на кровать и с наслаждением вытянувшись в полный рост, я глубоко вздохнул, закрывая глаза и мечтая только об одном, уснуть и не видеть никаких снов. На этот раз вселенная или кто там отвечает за сновидения, меня услышала, я вырубился и проспал до утра.

Проснулся на рассвете. В отделение было темно и тихо. На койке сопел и прихрапывал сосед. Я даже не слышал, когда он вернулся. Повалявшись и сообразив, что спать больше не хочу, решил взять папку и пойти в холл почитать возле окна. Но сначала перекусить пирожками.

Достал пакет, подумал, решил совместить приятное с полезным, как делал всегда: чтение за столом во время еды — за это меня в детстве только бабушка не ругала. А читал я много и запоем. Прятал книжки под ванной и в туалетном шкафчике за трубами. Нет читать мне не запрещали, но когда я брал в руки книги, то забывал обо всем на свете, выпадал из реальности, забывая не только про домашнее задание но и про мамины просьбы пропылесосить, убраться и прочие прелести семейного быта.

А еще я очень любил валяться в ванной с книгой. что тоже не приветствовалось родителями, несмотря на то, что санузел у нас был раздельный. Приходилось прятать книги под ванную, чтобы валяться в воде и читать.

В туалете тоже частенько запирался, чтобы не мешали. Оно ж ведь как, стоило показаться родителям на глаза, как непременно озадачат чем-нибудь очень важным и нужным. А там мушкетеры и королевские интриги, детективы и погони, индейцы и поиски сокровищ.

Долгое время читал ночами за столом в своей комнате, закрывая двери, прикрывая щель возле пола скатанным покрывалом. Бабушка на мои чудачества не реагировала, мы с ней жили в одной комнате, относилась спокойно, покрывала меня, как водиться во всех делах.

Помню, мама долго удивлялся, почему на моем письменном столе оргстекло пошло волнами, пока не спалила мои ночные бдения. От настольной лампы, которую я очень низко наклонял, покрытие нагревалось, а когда остывало, ровная поверхность превращалась в пластиковые холмы.

После этого пришлось читать под одеялом с фонариком. Хорошо было, когда мама уезжала в командировку на несколько дней. Я мог спокойно читать на кухне, треская ванильные сухари и запивая их молоком. Отец тоже был запойным читателем. Поэтому без мамы сильно не ворчал.

Помню, «Молодую гвардию» и «Горячий снег» я проглотил буквально за сутки. И очень расстроился, думая, что в нашем современном мире больше нет места подвигу. Как оказалось, место подвигу есть всегда. Просто не всегда он громогласный, точнее, подвиги любят тишину. Наверное, поэтому я и стал спасателем.

Отложив сверток с пирожками, я сунулся в тумбочку за сумкой с архивом и офонарел: бумаг на месте не оказалось.