Простой советский спасатель 3

Глава 10

Сказать, что я охренел — это ничего не сказать. Я молча пялился на мичмана, который внимательно смотрел на меня, не упуская ни малейшей эмоции, жеста, дерганья бровей. А я с трудом удерживал невозмутимое лицо, но чуял, как моя хваленая выдержка, о которой ходили легенды в отряде, дает трещину.

Мысли куда-то исчезли, в черепной коробке болтался один единственный вопрос: какого черта он несет? Ни разу за годы жизни мой отец не говорил, что у него есть родня. Вся наши многочисленные родственники со стороны матери, у которой было пять братьев и три сестры, включая её, самую младшую, которую бабушка родила в сорок пять лет.

Батя, он вроде как сирота. Рано потерял родителей, попал в детский дом, насколько я помню. Отчего-то в нашей семье, при всей отцовской любви к истории города и судьбам чужих людей, не принято было вспоминать батиных предков. Отец на мои редкие вопросы о дедушке с бабушкой скупо отвечал, что не помнит своих родителей, маленький был. Фотографий тоже ни одной не сохранилось.

Даже если предположить на мгновение, что это правда и у отца был брат, почему его фамилия Лесаков? Сидор Кузьмич уверяет, дядя — родной, значит, братишка или младший или старший. Но родственников не разлучали, если случалась беда, детей одних родителей отправляли в один детский дом. Во всяком случае в моем времени это делается так. Неужели в советские годы правила были другие?

Черт, хреново, что я не помню почти ничего про семью студента. Бабушки-дедушки, были или не были. Так, стоп Лесовой, включи мозги. Вспоминай, у студента была бабушка, которая его и воспитывала после смерти отца-матери. Старушка приказала долго жить не так давно.

Похоже, придется съездить-таки к Алексею в гости, поискать семейные архивы и все такое. Собственно, это нужно было сделать сразу же, дорогой товарищ, а не распускать хвост перед аппетитными загадочными курортницами и не встревать в спасательные авантюры.

— При всем моем…хм… уважение, Сидор Кузьмич, очень сомневаюсь в Вашем утверждении, — я, наконец, взял себя в руки. — Родителей я своих хорошо помню, да и бабушка у меня была. Мамина мама, мы с ней жили, да и меня потом она же и воспитывала, пока жива была.

— А что ты знаешь про отцовскую родню? — Кузьмич гнул свою линию, и вот на этот вопрос мне нечего было ответить. Кроме того, что они погибли, когда пацану до пятнадцатилетия оставался месяц, я мало что знал.

И отец, и мать Алексея оба увлекались альпинизмом. Клятвенно обещали взять сына с собой, так сказать сделать подарок на будущий день рождения. Но судьба распорядилась иначе: Лесаков младший заболел, подвести группу родители парня не могли, потому ушли без сына и сгинули в горах, когда внезапно сошла лавина при очередном восхождении. Весть о том, что поиски прекратили, мальчишка вместе с бабушкой получил как раз в день своего рождения. С тех пор он его не просто не любил, даже не праздновал.

Мамина мама про отца Алексея если и знала что, то не считала нужным рассказывать. Насколько помню, жили они более-менее дружно, с тещей Лесаков старший не конфликтовал, но и любви к ней особой не испытывал. Уважал как мать своей женщины, помогал. Бабушка не одобряла его увлечение «старьем», как пренебрежительно называла отцовскую страсть к истории, мифам, легендам и поискам утраченных сокровищ.

Так, стоп, еще одно несоответствие. Мы оба — и я-Лесовой, и Алексей Лесаков — Степановичи. Это ж каким идиотом нужно быть, чтобы обоих сыновей одним именем назвать? Или это как в том анекдоте, когда у бабы было семеро детей и все Иваны, и различала она их исключительно по отчеству?

— Про отцовскую мало что, — подтвердил я. — Кроме того, что… как Вы там сказали? Лесовой Степан Иванович? — уточнил у особиста.

— Именно, — кивнул мичман.

— Тогда вопрос: Вы утверждаете, что Лесовой Степан Иванович и Лесаков Степан Николаевич — родные братья, так? — я намеренно сделал паузу перед отчеством Лесакова.

— Именно так, — в глазах Кузьмича заплясали черти, сбивая меня с мысли.

— Вас ничего не смущает. Сидор Кузьмич? — я уставился на собеседника.

— Ничего.

Ах, ты ж, гад! Что ж ты такое знаешь, раз даже отчества и одинаковые имена тебя не смущают. Я мочал, буравя хозяина кабинета взглядом. Мичман тоже молчал, насмешливо глядя на меня, ожидая дополнительных вопросов. Ну. я и рассказал ему анекдот про даму с семью Иванами.

— По-Вашему, так получается, — хмыкнул я, не дождавшись реакции.

— Хороший анекдот. Смешной. Только, Алексей, правда, она другая.

— Слушайте, может, прекратим ходить вокруг да около? Что Вам от меня нужно? — не люблю я эти танцы вокруг шеста. Вроде все видно, а главного не разглядеть.

— Ну, хорошо, — Сидор Кузьмич поднялся, прошелся по кабинету, остановился возле окна, стекла которого были закрашены белой краской, оперся на подоконник и оглядел меня длинным изучающим взглядом.

Честно говоря, даже мне, бывалому спасателю, на минуточку стало не по себе от этого рентгена, что уж говорить о настоящем Лесакове. Тот уже давно должен сжаться от страха, отвечая только «да» и «нет», и соглашаясь на все предложения дорогих товарищей безопасников.

— Предлагаю сделку.

— С удовольствием выслушаю Ваше предложение, — кивнул я.

Если Сидор Кузьмич и удивился моей такой самоуверенности, то вида не подал.

— Итак, сделка. Я рассказываю историю твоей семьи, в обмен на ответную любезность: ты делишься со мной информацией, которую передал тебе дед. Всю информацию, включая документы, которые ты привез из Лиманского. Кстати, где ты их отыскал? — начальник буровил меня взглядом, считывая эмоции, но я держал лицо.

— Какие документы, начальник? — включил я дурака. — Говорил же: конспекты забрал, тетка передала.

«Вот черт! Ну, дурак я, ох, какой, дурак! Подставил Анну Сергеевну по всем статьям выходит!» я едва не застонал вслух от огорчения. Кто ж знал, что мичман, которому я впаривал легенду о своей поездке в Лиманский, окажется такой… таким… короче, засланным казачком! И как теперь выкручиваться?

— Давай договоримся сразу: я тебе ты — мне правду и только правду. То, что в сумке далеко не конспекты, я уже знаю. Собственно предполагал с самого начала. У Игорька ничего не вышло, туповатый он для таких поручений. Фантазии не хватает подойти к поискам с огоньком, — хмыкнул Сидор Кузьмич, демонстрируя свое доверие мне.

Гляди, мол, Алексей, я от тебя ничего не скрываю. Видишь, про Игоря рассказал как на духу, раскрыл карты и про соглядатая, и про поиски документов. Ну, а чего бы и не поделиться информацией, которую я и так уже знаю.

Я молча улыбнулся и кивнул, соглашаясь с оценкой товарища, который мне точно как товарищ не приглянулся с первой встречи.

— Что касается твоей истории с семейством Рыжовых… — особист сделал паузу («Хорошо стелет, шельмец, как по сценарию», — восхитился я). — Ты молодец, Алексей. Не могу гарантировать, что Федора не посадят, но постараюсь посодействовать, чтобы дали условный срок. Ты же понимаешь, подельники его сдадут с потрохами, как только мы возьмем доктора. А мы его возьмем, Алексей, можешь не сомневаться. Он давно в разработке у милиции, ну, и мы помогли, чем могли. С учетом показания, которые дал Федор Рыжов, ему свет приличный срок. Обещаю, что остального семейства Рыжовых милицейские разбирательства и судебные дела не коснуться. Свидетелями пойдут.

«Су-у-ка!» — выматерился я про себя, в слух же поинтересовался:

— С чего Вы взяли, что эти люди как-то повлияют на мое решение? Они мне никто. Не друзья, не родня. Так, случайные знакомые. Мне было любопытно разобраться в непонятной истории, я разобрался. Что поделать, вот такой я любопытный, — я развел руками. — Ну, решил помочь парню, свел его с доктором, познакомил, а дальше уже их дела. Если пацан решил прийти с повинной, молодец, настоящий комсомолец. Поможете хорошим людям, попавшим в еду, тоже будете молодцом. Я-то здесь каким боком?

— А ты молодец, — ухмыльнулся Сидор Кузьмич. — Гладко стелешь.

Угу, да только жестко спать все равно придется мне, не так ли, товарищ глубоко законспирированный комитетчик?

— Ты ведь понимаешь, мне ничего не стоит тебя задержать до выяснения?

— На каких основаниях? У Вас на меня ничего нет, — буркнул и тут же обозвал себя дураком: когда это органам правопорядка нужен был повод, если необходимо задержать нудного человека.

— Вижу по глазам, ты и сам понял, какую глупость сморозил, — ухмыльнулся сидор Кузьмич.

— Ну, хорошо, давай так, я расскажу тебе историю твоей семьи безвозмездно, так сказать.

— Угу, а взамен что я должен буду сделать? — теперь уже хмыкнул я.

— Я же сказал: безвозмездно, то есть даром.

— Бабушка меня учила, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Не верится, товарищ… Кстати, Сидор Кузьмич, а Вы так и не сказали, в каком Вы звании. Представились не по форме, так сказать.

Черт, Леха, кончай дерзить и выёживаться. Это тебе не там. Это тебе здесь. Как сказал герой одной из моих любимых историй: «Это самый советский из всех периодов, черных воронков уже нет», а время тотального беспредела еще не настало. Хотя, если честно, я до конца не уверен в том, что в этом здании, прикрываясь интересами государства, со мной будут церемониться. Многое может измениться, но людей в форме, отвечающих за безопасность страны, во все времена штампуют на одной фабрике.

— Я знаю, что к тебе в руки попала карта подземелий нашего города, — резко остановившись напротив меня, ровным голосом произнес Прутков. — Я знаю, ЧТО находится под городскими улицами Энска. Предполагаю, хотя нет — уверен, ты, Алексей, тоже это знаешь. Скажи мне, как попасть в тайное хранилище?

Я молчал, стараясь не выдавать своих эмоций. Резкая смена разговора, такая откровенность пугали. Что если мои предположения все-таки имеют под собой основания, и Кузьмич — именно тот мужик, которому предназначалась схема, случайно попавшая к руки журналиста Стеблева? Тогда становится понятной эта внезапная охота на ведьм. Не мог мичман просто так туда завалиться, даже если он близко знаком с предводительницей нудистов Екатериной-не-помню-отчество.

Если подумать, комитетчик вполне мог с утра пораньше прогуляться по берегу, чтобы забрать карту из тайника, а когда схрона не оказалось, вернуться и предложить милиционерам, с которыми он в дружеских отношениях, устроить рейд под предлогом жалоб от населения. Ментам какая разница, с помощью кого делать месячный план? Как говорится, Кузьмич хотел и рыбку съесть и косточкой не подавиться. Но вмешался случай в лице ушлого студента-корреспондента, и карта попала не в те руки.

— Буду с тобой откровенен, Алексей. Ты ведь комсомолец? — я кивнул, (а то он не знает!), особист продолжил. — Грядут страшные времена для нашей страны, Алексей. Мы в самом начале эпохи перемен. Да, сейчас нам всем кажется, все идет хорошо, мы дружно шагаем в светлое будущее. Социализм, так сказать, построили, — Сидор Кузьмич замолчал, прикуривая очередную сигарету. — Но это далеко не так, Алексей.

Я по-прежнему молчал, пытаясь понять, что за спектакль разыгрывает Прутков, и к чему приведут все эти откровения?

— Понимаешь, Алексей, — мичман задумчиво выпустил кольцо дыма в потолок. — Систему, любую систему, какой бы она не было, нужно совершенствовать. Если у власти стоят талантливые руководители, неважно кто: цари, диктаторы, президенты, — мудрыми и нудными реформами они не просто удерживают государство на плаву. Они обеспечивают развитие своей страны.

Я напрягся: настолько глубоко никогда не нырял в советскую политическую историю. Меня больше интересовали тайны, клады и загадки, чем грязное закулисье политических мировых театров. К чем Кузьмич ведет? Провоцирует? Ищет реальный повод взять меня за жабры?

Сидор Кузьмич докурил сигарету, наклонился, расплющил бычок о дно пепельницы и рывком уселся на стул, в очередной раз пристально вглядываясь в мое лицо. Что уж он во мне пытался отыскать, одному азовскому бычку известно. Но от этих его театральных пауз и странного разговора становилось все больше и больше не по себе.

— Так вот, что я тебе хочу сказать Алексей… В нашей стране, к сожалению, каждый следующий руководитель оказывается хуже предыдущего. Мы разоблачили «культ личности» вождя всех народов, ему на смену пришел товарищ Хрущев Никита Сергеевич со своим так называемым «волюнтаризмом», — Кузьмич замолчал, тяжелый взгляд хозяина кабинета буквально вдавливал меня в диван.

«Черт, вот только не хватало вляпаться в какой-нибудь государственный переворот», — с тоской подумал я, мысленно перелистывая страница советской истории брежневской эпохи, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь про попытку сместить дорогого Леонида Ильича.

Но, увы, память беспомощно разводила руками и норовила закопаться поглубже. Если что-то и было в это период «застоя», я об этом точно ничего не знал. Подозреваю, никто во всем Советском Союзе не догадывался. Скорей всего, если заговорщики имели место быть, их разоблачили, тихо повязали, быстро осудили и отправили лес валить в лучшем случае. В худшем — расстреляли, чтобы другим неповадно было.

Я смотрел на Сидору Кузьмича и прикидывал варианты своих дальнейших действий. Но варианты не прикидывались, они просто отсутствовали. Если мичман — один из заговорщиков, то кого они готовят на место Брежнева? Кого-то из военных? Из своего ведомства? Хуже всего было то, что я не просто не знал, кто сейчас руководит Комитетом государственной безопасности. Я не имел ни малейшего представления о том, какие политические силы, партийные группировки разыгрывали шахматную партию.

Здесь мне всего лишь двадцать лет и я меня интересует море, солнце, девчонки, деньги и удовольствия. И уже тем более, я не задумывался о государственных заговорах в свои настоящие шесть лет. Да и став взрослым избегал всякой политики. Да Леха, вечно ты не в говно, так в жвачку вляпываешься.

— Что молчишь? Напугал я тебя? — усмехнулся Сидор Кузьмич, снова доставая сигарету. — Говорю тебе только потому, что парень ты умный. Сейчас не понимаешь позже поймешь. Так вот, Алексей, для того, чтобы к власти пришел нормальный здоровый человек, необходимо, чтобы руководитель жил интересами народа, судьбой своей великой страны, а не использовал Советский Союз как свою личную кормушку, — Кузьмич так скрипнул зубами, что сигарета едва не выпала из его губ. — А для того, чтобы помочь хорошим, правильным людям, изменить нашу с тобой жизнь, сделать нашу с тобой страну лучше, сильнее, богаче, мне и нужны те самые документы, которые достались тебе по наследству.

Сидор Кузьмич замолчал. Кабинет погрузился в прокуренную напряженную тишину. Впервые в жизни я растерялся до такой степени, что не знал, как поступить. как и Спасать СССР, влезая в заговор против действующего генерального секретаря Леонида Ильича Брежнева, я точно не собирался.

Поверить своей интуиции и довериться мичману, который оказался кэгэбешником? Помочь ему разобраться в непонятной истории, или отдать документы, и пусть сам разбирается во всех непонятках?

Или играть в молчанку, изображая по возможности молодого наивного дурачка? А самому по тихой выяснить, что за тайну скрывал архивариус и каким боком в эту тайну замешан Лесаков?

Но тогда нужно идти на сделку с так называемым следствием в лице товарища комитетчика Сидора Кузьмича Пруткова, чтобы он, в свою очередь, рассказал мне о том, кто же такой есть студент-второкурсник Алексей Степанович Лесаков.