— Что конкретно Вы от меня хотите, Сидор Кузьмич? — вздохнул я, так и не определившись с выбором.
— О чем рассказал тебе твой дед? — в упор глядя на меня, сразу же спросил мичман.
— Вы по-прежнему настаиваете, что Федор Васильевич Лесаков мой родственник? — я реально удивился такой настойчивости.
— Я не просто настаиваю, Алексей, я уверен в этом, — Сидор Кузьмич поднялся, подошёл к своему столу, открыл ящик и достал оттуда еще одну папку. — Здесь собраны все материалы по архивариусу, — мичман похлопал по пухлой папке. — И это только одна из папок. Думаю, тебе будет достаточно только её, чтобы убедиться в моих словах. Хотя, не уверен, что такая родня обрадует комсомольца. Ну да при необходимости поможем, — хозяин кабинета улыбнулся и небрежно засунул папку в стол. — Ведь мы де друзья, Лесаков, не так ли?
— Ну, предположим, что это так, — ляпнул я, не подумав, что это звучит двояко.
Я замолчал, задумавшись, прикидывая, что рассказать, а что упустить, но так чтобы все вместе казалось самой правдивой правдой.
— Можно вопрос?
— Конечно, Алексей, — с готовностью откликнулся Сидор Кузьмич.
— Что Вы хотите обнаружить в этих подземельях?
— А ты не знаешь? — в голосе хозяина кабинета прозвучала лёжкая ирония вперемешку с удивлением.
— Если честно — нет, не знаю. Федора Васильевича я впервые увидел в больнице, когда попал с сотрясением. Мы успели перекинуться парой слов, а потом мне стало нехорошо, и я уснул. Когда проснулся, старик спал. Если бы не Лена… — я запнулся и уточнил. — Если бы не Елена Блохинцева, старик бы окочурился. Когда она пришла меня проведать, заметила, что дед как-то не так лежит. Ну и кинулась к врачам, в результате соседа по палате забрали в реанимацию. Вот и все наше знакомство, — я сделал вид, что колеблюсь, но потом вроде как решился и досказал всю историю. — Вечером какая-т медсестра передала просьбу деда зайти к нему в палату… Ну, я и пошел…
Я честным взором смотрел на начальника, осознавая, что пока все делаю правильно. По глазам Кузьмича отчётливо было видно: особист прекрасно знал подробности этой истории и проверял меня, так сказать, на вшивость. Ну да ладно, где наша не пропадал.
— А дальше?
— А дальше… — я сделал вид, что задумался. — Дальше я пару часов сидел у кровати умирающего, пытаясь разобрать его несвязную речь и… — тут до меня дошло: если архивариус был так нужен Комитету госбезопасности, палата реанимации сто пудов прослушивалась, и вот тут точно не стоит врать.
Самым честным своим голосом я пересказал весь наш диалог с Федором Васильевичем. Потом пересказал все свои мысли по поводу того что старик объявил меня каким-то мифическим наследником. Про то, как утром решил прогуляться и узнать расписание и что из этого вышло.
В кабинете снова повисло молчание. На этот раз дышалось более-менее легко, и Кузьмич не давил своей силой и возможностями.
— Чаю еще хочешь? — неожиданным ходом Прутков прервал молчание.
— Не откажусь, — согласился я: организм молодой, постоянно требует подпитки, а я с утра только и выпилю, что чашку чаю в КГБ с парой бубликов.
И все-таки интересно, почему Сидор Кузьмич так мягко стелет? Почему не берет быка за рога и не ломает хребет двадцатилетнему пацану? Уж всяко в Комитете умеют выбивать информацию из людей, что уж говорить про таких недорослей, коим является Леха Лесаков. Желает склонить к добровольному сотрудничеству, взывая к совести и к любви к своей Родине?
Собственно, почему и нет? Правильно замотивированный добровольный помощник лучше того кто сотрудничает под угрозой жизни или тюремного заключения. А тут парнишка проникнется высокими идеалами о спасение государства, и сам все расскажет, покажет, а то и в клювике принесет. Вот только пока мой клювик не прояснит ситуацию до конца, вряд ли наше сотрудничество будет искренним. Хотя сомневаюсь, что оно вообще будет честным с обеих сторон.
Если это все-таки политический заговор против Брежнева, то лично мне нужно приложить все усилия, чтобы выкрутиться из передряги живым и с безупречной репутацией. Как это сделать — вот вопрос! Я и сам-то не знаю, что в подземельях, хотя и предполагаю самое худшее — золото ищут товарищи заговорщики. А вот для себя или для страны — это уже другой вопрос.
Сидор Кузьмич снова разлил вкусный чай по стаканам, подсыпал бубликов в вазочку, и выставил на стол дощечку с бутербродами. Я сглотнул. На по-мужски грубо нарезанном хлебе лежали кружочки копченной колбасы. Интересно, если я заточу парочку, это будет считаться, что я продал душу дьяволу-особисту?
— Угощайся, — Кузьмич кивнул головой на импровизированный поднос.
— А в больнице сейчас завтрак, — вздохнул я, все еще размышляя насчет пожрать за счет КГБ и насколько это чревато. С другой стороны если это какая-то очередная проверка, ну, пусть проверяет на здоровье и делает свои собственные выводы. А я просто захомячу бутер без всяких душевных терзаний.
— Вот и завтракай, — мичман улыбнулся, протянул руку, взял хлеб с колбасой, смачно откусил половину, прикрыв глаза от удовольствия, запил сладким чаем.
— Спасибо, — я с чистой совестью сжевал пару бутербродов, пользуясь временным отсутствием вопросов.
— Ты нашел икону у старика? — как всегда внезапно поинтересовался Сидор Кузьмич.
— Неа, — протянул я, ни разу не покривив душой.
Ну, а что, с моей точки зрения рисунка на часах с кукушкой — это не икона. Иконы они в позолоченных окладах, висят в красном углу. А картинка на циферблате — какая ж это икона? Так, баловство. И самое главное, я точно знаю, что Игорек ничего такого не отыскал, иначе бы очередная копия карты подземелий народилась сейчас у Сидора Кузьмича, и я бы здесь не сидел.
Довольно вздохнув и поблагодарив хозяина кабинета за вкусный завтрак, я едва не откинулся на спинку дивана, чтобы вздремнуть, но вовремя вспомнил, где нахожусь и перестроился, снова ныряя в шкуру советского студента.
Не знаю, когда и в какой момент жизни это случилось, но страх как чувство, как эмоция в моем организме напрочь отсутствовал. За это я был неоднократно бит морально своим начальством в нашем поисково-спасательном отряде. Причем страх не только перед реальной опасностью, но и перед чинами, званиями и прочими статусами.
Поэтому меня обычно во время проверок отсылали дежурить в Должанку, чтобы я не попался на глаза высокому начальству, приехавшему побухать в Энск, в смысле на ревизию, и что-нибудь не ляпнул в ответ на претензии по поводу устаревшей техники и прочих моментов.
Наверное, этот пофигизм чувствовался и в поведение студента, поэтому Сидор Кузьмич время от времени кидал в мою сторону странный задумчивый взгляд, словно пытался разгадать: дурак ли я на самом деле, ничего не понимающий и бесстрашный, или и вправду такой придурковтый? Ну да пускай голову ломает, мне же лучше. Буду темной лошадкой с душой нараспашку.
— Алексей, мне казалось, мы договорились о честном и взаимовыгодном сотрудничестве? — глядя на меня поверх стакана, уточнил Сидор Кузьмич.
— А как же, — от полноты души я придал руки к груди, заверяя мичмана в своей честности. — Никаких икон я не нашел. Так были какие-то картинки на стенах. Но это точно не иконы, репродукции, думаю.
И вот тут наступал тот самый момент, когда нужно было сделать выбор: говорить про Анну Сергеевну или промолчать? Если скажу, добрую соседку задолбут допросами, а в деревне такого не утаишь и получиться у женщины не жизнь, а спектакль из серии: то ли она украла, то ли у нее скоммуниздили, но осадочек остался.
Вопрос в другом: знает ли Сидор Кузьмич про Анну Сергеевну? Точнее, не так: что именно знает мичман про отношения соседки и старика-архивариуса? Сто пудов знает. Но не факт, что в курсе про переданные бумаги. И тут я мысленно треснул себя по лбу. Я же сам ему рассказал про документы и где их взял! Чертов Игорек, который встретил меня на автовокзале! Чтоб ему пусто было!
Хорошо, что вспомнил. Сейчас бы треснул тонкий лед доверия, который мы вроде как выстроили с мичманом в процессе общения. Придется все-таки признаваться про Анну Сергеевну, как бы мне не хотелось её оставить не у дел. Но, думаю, дорогой товарищ Прутков уже и сам в курсе, какие конспекты и от кого я притащил из Лиманского.
— Икону я не нашел. Зато познакомился с соседкой старика — Анной Сергеевной, и вот она-то мне и помогла. Я когда ей ключи показал, которые Фёдор Васильевич мне дал, так она сразу вынесла архив старика и мне отдала. Сказал, что сосед так велел: отдать тому, кто с ключами придет. Ну, я и забрал, — я пожал плечами. — А что интересно же. Мы с отцом очень историей нашего города и района увлекались. Вот я и решил сначала изучить бумаги, а потом отдать в краеведческий музей, — плел я на голубом глазу совершенно искренним голосом.
Я даже верил сам себе, надеюсь, Кузьмич тоже мне поверил. Потому что, судя по слегка изменившейся позе, старый черт знал и про Анну Сергеевну, и про то, что я в дом был и ничего не наел. Ну, это он так думает. Черт Леха, что-то с памятью твоей стало, старческий склероз на молодой мозг что ли влияет?
— А из дома Федора Васильевича я только фотографии и забрал.
— Почему?
Я замялся, делая вид, что сомневаясь — говорить или нет. Сидор Кузьмич подобрался, ожидая ответ, но не торопил. Молодец, хорошо работает. Поторопи он пацана, и показал бы, что его очень интересуют эти снимки. Я вздохнул и покаялся:
— Ну… Мы с пацанами пару раз спускались в подземелья… Так вот, я, когда разглядывал фотки, понял, что старик снимал тем места, рядом с которыми есть проходы под землю. Я не все их знаю. Но это точно они! — я победно улыбнулся, показывая, какой молодец.
Собственно, я ничего не терял. Все эти точки давным-давно были известны. Остальные точки входа я запомнил, и обязательно проверю. Осталось придумать, как отсортировать фотографии, чтобы в руки Сидора Кузьмича попали только нужные карточки.
— Я тебя услышал, — Сидор Кузьмич задумчиво пощипал подбородок. — А, кстати, где они? Покажешь?
«Хорошая попытка, засчитано», — улыбнулся я про себя, но в глубине души отчетливо понимал: если даже мичман еще не знает, куда я спрятал архив старика, выяснить это для него раз плюнуть.
Спасибо дураку-соседу, который стырил карту, но выкинул папки, теперь кроме Василисы Тимофеевны никто не знаете, где они лежат. Если, конечно, медсестер не допрашивали после того, как меня увели под белы рученьки на глазах у всего травматологического отделения.
И тут меня осенило: вряд ли Сидора Кузьмича просил показать фотографии, если бы особисты их нашли. Значит, велика вероятность, что с персоналом больницы никто не разговаривал обо мне и моих просьбах. Получается, меня реально выдернули сюда, в кабинет к мичману, чтобы просто… поговорить и договориться? Чудные дела творятся, однако.
— Покажу, отчего ж не показать, — кивнул я головой, продолжая размышлять в сторону сокрытия части документов.
Интересно, когда сосед сливал меня Комитетчикам, (или он ментам звонил, а те уже переадресовали звонок?) он про карту что-нибудь сказал, которую приханырил?
— Сидор Кузьмич, а можно вопрос? — едва не перебив мичмана, вылез я на передний план.
— Задавай.
— Вы своих сотрудников почему за мной прислали? Из-за пожара? Или давно следили? — спросил в лоб.
— Кхм… — начальник хмыкнул, но ответил. — Видишь ли, о том, что ты… кхм… предполагаемый родной внук старика Лесакова, мы знаем давно. Но… наблюдения за тобой не было. Ты охотно сотрудничал со мной, — тут Кузьмич ехидно улыбнулся. — Поэтому все время был под контролем.
— Сотрудничал? Вы о чем? — наигранно удивился я, надеясь узнать подробности отношения Лесакова младшего с начальником отделения ОСВОД.
— Алексей, — мичман поморщился, — не придуривайся. Статья сто пятьдесят четвертую за спекулянтство никто не отменял. Торговля из-под полы спиртными напитками прекрасно под нее попадает.
«Ах, ты ж, сволочь какая! — внутри все заклокотало от злости. — Сам, значит, пацана подвел под монастырь, чтобы теперь шантажировать?! А я-то уши развесил, как дурак, решил, что Кузьмич, несмотря на контору, человеком остался. Гнида он, а не человек!»
— Поэтому, дорогой друг, выбор у тебя небольшой: сотрудничать или под статью пойдешь. А это, сам понимаешь, конец всему. Учеба, работа, перспективы — все коту под хвост.
— А доказательства? — я едва сдерживался, чтобы не выматериться вслух.
Вот поэтому и пел канарейкой товарищ Прутков все это время, заходил то с одной стороны, то с другой. Прощупывал, проверял студента, прикидывался добрым полицейским. Тьфу ты, особистом. И я хорош, почти поверил, решил, что раз старше по факту рождения, значит, смогу объегорить, выкрутиться. Не срослось.
— Доказательства, говоришь? Имеются, Алексей, доказательства. По всем направлениям. И к делу Рыжовых тебя привязать — раз плюнуть.
— Это каким еще образом? — опешил я.
— Ну как же, — улыбнулся Сидор Кузьмич. — Скрыл преступление, препятствовал следствию, способствовал побегу преступника.
— Я?!
— Ты, Лешенька, ты, — еще ласковей улыбнулся Сидор Кузьмич. — Рыжова старшего кто поймал, а потом отпустил? Ты, товарищ дружинник.
— Да не ловил я его! — психанул я. — Я его даже не догнал!
Черт, Леха! За базаром следи, идиот малолетний!
— Вот, — Сидор Кузьмич назидательно поднял вверх указательный палец. — Не поймал, а способствовал побегу.
— Да каким образом-то?
— Почему один вдогонку побежал? Почему товарищей с собой не позвал, никому не сказал, что преступника опознал? Почему на помощь не позвал, когда понял, что преступник уходит?
Да что за развод такой тупой?! Я смотрел на мичмана во все глаза и не мог поверить, что этот бред он выдает за чистую правду и не морщиться. Хотелось рассмеяться в лицо товарищу, но я вдруг отчетливо понял: не то время, не то место, да и я слегка не в том положение, чтобы встать и уйти.
Как-то вдруг навалилось осознание, что я действительно в другом времени, в чужом теле. И если до этого мне казалось, что я принял ситуацию и живу, отталкиваясь от здесь и сейчас, то по факту выясняется ни черта подобного. Я по-прежнему там, в своем прошлом, точнее, будущем, живу надеждой на то, что все это мне снится.
— Так, Сидор Кузьмич… — я поднялся с дивана и встал напротив совершенно незнакомого мне человека. — Вам не кажется, что мы куда-то не туда пошли? Угрозы, шантаж, подстава.
— Что-о-о? — мичман обалдел от моей спокойно наглости.
— Подождите, — я мысленно матернулся на себя: ка же трудно быть молодым пацаном, когда ты давно уже взрослый мужик и привык решать проблемы другими способами. — Я что хочу сказать. Сидор Кузьмич, давайте начнем сначала. Готов обсудить аспекты сотрудничества. В пределах разумного. Вы хотели рассказать мне про моего деда, точнее, доказать, что Фёдор Васильевич действительно является мои родственников. Как и товарищ Лесовой, если я не ошибаюсь? Я готов выслушать Ваши аргументы, и если предоставленные факты меня убедят, покажу Вам архивы моего… хм… предполагаемого дедушки.
— Если? Ты ничего не перепутал, товарищ Лесаков? — Кузьмич как-то быстро вял себя в руки и снова давил взглядом и силой. Но я уже вроде пришел в себя, выключил клоуна и включился в советскую действительность.
— Никак нет, Сидор Кузьмич, — вытянулся я во фрунт. — Покажу, расскажу, поделюсь своими предположениями. Если архивариус Лесаков действительно является моим родственником.