И грянул гром, как говорится. Если Брэдбери, да и все остальные писатели-фантасты правы, только что во второй раз я нарушил все известные законы путешествий во времени. С другой стороны, я не просил закидывать меня в прошлое, и тот, кто со мной это сотворил, должен был рассчитать риски. В нашем аленьком провинциальном городишке рано или поздно почти все жители встречаются. Как говорится, земля-то она круглая, но за углом, как обычно, ждут или неприятности, или знакомые.
На пороге стоял отец, каким я его помнил. Еще молодой, поджарый, не поседевший. С азартным блеском в глазах, широким разворотом плеч. В гости он пришел в совей любимой клетчатой рубашке, которую мама много раз порывалась выкинуть несколько лет спустя, но батя уверял любимую жену в счастливости одежды, и каждый раз хозяйка сдавалась под напором непробиваемых аргументов.
В чем заключалась удачливость этой рубахи, я не знал., но отцу в детстве верил как никому другому. Собственно, эта вера прошла со мной через всю жизнь, пережила подростковые бздыки и юношеский максимализм. Как мне не хватало теплой шершавой руки на совеем плече в тот день, когда хоронили Галчону…
Я сглотнул раз, другой, третий. Горло не просто пересохло от волнения и неожиданной встречи, его просто свело судорогой, и слова застревали где-то в районе головного мозга, не доходя до языка.
— Добрый день, осмелюсь предположить, Вы — Лесовой… Ох, простите! — отец рассмеялся над своей оплошностью, а я вздрогнул: знал бы ты, папка, насколько ты не ошибся! — Вы — Лесаков Алексей, верно?
— Гхрм… — я попытался ответить, но речь все еще ко мне не вернулась.
Набрав побольше воздуха, я выдохнул, кашлянул и выпалил:
— Так точно! Здрасте. Я к Блохинцевым. Не ошибся?
— Ух, боевой какой, не переживай, попал куда шел. Заходи, только тебя и ждем, — с этими словами Степан Иванович, он же мой отец развернулся и исчез в полумраке коридора, крикнув на ходу: — Алексей, дверь захлопни!.
Не понял, отец тоже будет присутствовать при разговоре? Ого, вот это удача! Или катастрофа? Я окончательно запутался во всех этих временных петлях и континуумах, плюнул на все и зашел в квартиру. Интересно, что эти историки-любители задумали? По какой причине объявлен полный сбор?
Я разулся и теперь стоял в коридоре, не зная, что делать. Так-то я помнил, куда идти. Справа по коридору располагался большой зал, в которой Блохинцевы принимали гостей. Слева находились спальня и кухня, а напротив пищеблока дальше по коридору с правой стороны в самой маленькой комнате профессор принимал пациентов, когда приезжал в Энск.
Идти самому неприлично вроде, да и по всем законам этого времени я как бы впервые сюда попал. Значит, ничего здесь не знаю, надо подождать, когда хозяин или Лена выйдут и отведут в гостиную. Я топтался на месте, держа в руках папку с архивом и коробку конфет, которую уже измял от волнения. Черт куда делась вся моя уверенность и смелость? Стоило увидеть отца, как в голове осталась только одна мысль: я рад, что ты живой!
Дико хотелось отыскать его в квартире, обнять и во всем признаться. Но делать этого точно не стоило: при всей любви к фантастическим романам, неуверен, что батя мне поверит без каких-либо доказательств. Факты — то, чему верил мой отец. А у меня их нет ни одного.
Рассказ о будущем, о развале Советского Союза, о смерти Брежнева через несколько лет, о войне в Афганистане, жестоких девяностых, взрыве Чернобыле — все это здесь и сейчас, в милом, уютном, застойном брежневском времени звучит как вымысел и желание опорочить великий и могучий Союз нерушимых республик свободных. Блохинцев и Лесовой старший, скорей всего психиатрическую неотложку не вызовут, но доктор дядя Коля как минимум порекомендует обратиться к врачу и намекнет Лене на неполноценность кавалера. Или рискнуть?
Пока я прикидывал все за и против, двухстворчатые двери зала распахнулись, и оттуда выпорхнула Лена.
— Ой, Леша! А ты чего в коридоре? Дядя Степа! — звонко крикнула девушка вглубь квартиры. — Ну, Вы чего Лешку не проводили?
— Прости, Леночка! Тут срочное! — раздался веселый голос из кухни. — Иначе Полина Федоровна меня убьет!
— Прям-таки и убьет, — проворчала Лена. — Заходи! — и нырнула в зал. — Бабушка ушла на какое-то собрание пенсионеров, а дядю Степу, как самого ответственного, поспросила присмотреть за пирогом в духовке. Когда остынет, чтобы достал. Если достать сразу, верхушка быстро опадет, а бабушка этого не переживет, — Лена хихикнула. — Правда, я не понимаю, как она об этом узнает. Но дядя Степа у нее на доверие, как хороший кулинар, поэтому такое ответственное дело Полина Федоровна может доверить только ему. Мы с папой, увы, безалаберные существа в плане готовки, — закончила девушка явно словами бабушки.
— Ясно, — в голове все еще царил хаос после встречи с отцом, поэтому я тупил. — А, Лен, это Полине Федоровне, ну и тебе, — я протянул папку, чертыхнулся, и передал коробку с грильяжными конфетами.
— Леш, с тобой се в порядке? — заволновалась девушка. — На тебе лица нет! А ну-ка, давай сюда на диван! — Лена дернула меня за руку и потащила к софе, усадила и принялась суетиться. — Так, что? Голова? Тошнит?
— Лен. Все нормально. Честно, — отвечал я односложно, боясь сорваться на девушку. — Сядь, пожалуйста, и расскажи, почему тут ваш сосед?
— Точно в порядке? Может, воды? — прохладная ладошка легла на мой разгорячённый лоб. — Леш, у тебя испарина! Давай температуру измерим, такое бывает при повреждение головы! — Лена вскочила на ноги, но я успел схватить её за руку и дернуть на себя.
Девчонка пискнула и повалилась на мои колени. Я крепко обнял её и шепнул в ухо:
— Солнышко, все в порядке. Гарантирую. Просто я разволновался. Все-таки официально буду представлен твоему отцу. А тут еще и сосед-историк, они де меня сейчас живьем съедят со всеми моими выдумками и прикидками!
— Не съедят, — авторитетно заявила Лена. — Я не позволю. Ладно-ладно, я поняла, ты весь мужественный и сильный, хоть и раненный в голову герой, — пошутила юная язва и как-то вдруг неожиданно выскользнула из моих рук.
Вот я всегда знал, с женщинами, даже с самыми молодыми и неопытными, не стоит расслабляться. Выберут момент и обязательно устроят всемирный потоп или апокалипсис отдельно взятому мужчине. Мне повезло, моя… кхм… девушка взметнула подолом и косой, и умчалась прочь из комнаты.
Вскоре Лена вернулась с подносом, нагруженным заварочным чайником, плошками с несколькими видами варенья, чайными чашками, ложками и сахарницей.
Я вскочил с дивана, чтобы перехватить тяжелое блюдо.
— Чего не сказала, я бы помог.
— Спасибо, — с облегчением вручая мне посуду с едой, выдохнула девушка. — Ставь на стол, на правую часть, сначала чай попьем, а потом с бумагами будем разбираться. Я за пирогами.
— Помочь? — уточнил я, осторожно ставя поднос, стараясь не расплескать заварку и не пролить варенье.
— Нет, мы с дядей Степой справимся, — и снова умчалась, только хвост косы мелькнул в дверном проеме.
Я задумчиво оглядел столешницу и решил расставить всю посудно-съедобную армию на одной половине, чтобы вторая часть осталась чистой, и на ней можно было разложить все документы.
В дверях показалась Лена с широкой тарелкой, на аккуратной которой горкой лежали пирожки.
— С капустой! Надеюсь, ты такие любишь.
— Я все пирожки люблю, ну, кроме, пожалуй, гороховых.
Девчонка рассмеялась и снова убежала, а я сглотнул слюну. В животе сразу заурчало от умопомрачительных ароматов, словно я маковой росинки во рту с утра не держал. Когда успела перевариться миска рыбного супа из меня, не представляю. Обычно мне обеда хватает до позднего ужина. Хватало, когда я жил в своем времени и работал спасателем. А тут, получается молодой и вечно голодный растущий организм.
Лена вернулась в комнату с очередной порцией пирожков.
— С абрикосами! А эти с мясом!
— Лен, остановись! Кто все это есть будет? — я кивнул на стол, уставленный едой.
— Ха, — хмыкнула девушка. — Ты просто не знаешь, как папа и дядя Степа молотят все со стола, когда решают очередную головоломку или строят планы поисков. А сегодня, думаю, и вовсе горячо будет. Точнее, пирожков не хватит, — пояснила и снова исчезла в недрах квартиры, не дожидаясь моего ответа.
Я же стоял, старательно отводя глаза от пирогов, захлебываясь слюной. Скорей бы уже за стол что ли, а то помру голодным, не дожив до самого важного момента встречи. Собственно, я с трудом представлял, для чего меня пригласили. Если бы только доктор дядя Коля и Лена с бабушкой были, я бы еще понял: нашли повод познакомиться с парнем, с которым дочка и внучка проводит много времени, да еще и в больницу бегает.
Но тут еще и соседа позвали, а старшая женщина семьи ушла по делам. Значит, точно не смотрины. Тогда что? Будем выяснить причинно-родственные связи? Брататься? Или что там с новоявленными родственниками делают? В голове не укладывалась, что Лесаков — наш родственник, самый ближайший по крови, получается.
Так, стоп, интересное кино получается: значит, мой настоящий отец Степан Иванович Лесовой знал о том, что у него есть родной брат? И ничего не сказал ни своей жене, ни сыну? Но почему? Или это новая линия реальности, которую во прямо сейчас творю я сам своими поступками и действиями, параллельно меняя наше будущее? Если, конечно принять мои сны за изменение будущего?
Черт, как бы проверить эти мои странные сновидения про меня и родню на настоящность? Минут пять я ломал голову, но так ничего и не придумал. Снова переключился на мучавший меня вопрос: знал ли мой отец о существование Лесакова младшего? Точнее, среднего. Про архивариуса что батя, что Блохинцев по любому знали. Не могли не знать. Как заядлые историки-любители.
Отец так вообще знал всех мало-мальски известных в городе любителей покопаться в прошлом, раскрыть старую тайну. Некоторых и вовсе считали чуть ли не городскими сумасшедшими. Та же Шамая, которая бродила по городу и бубнела себе под нос какую-то странную считалочку.
Была у нас такая старуха. Не такая уж и старая, но выглядела жутко. Очень высокая, даже с учетом того, что ходила вечно сгорбленной. Всегда одетая в длинную юбку, платок и сбитые ботинки. Зимой на ней красовалась телогрейка с торчащими кусками ваты на спине.
Иногда мы с мальчишками, когда видели сумасшедшую, сбивались в стайку и шли за ней, крича дразнилку:
Я Шамая, я шамая, я шамая красивая,
Я шамая, я шамая, я шамая счастливая.
Ты скажи нам, Шамая, почему во лбу звезда?
Где ты спрятала печать, чтоб сокровища достать?
Я пропел про себя дурацкую считалку, ярко вспомнив, как мы гнали несчастную женщину по аллее из парка в центр. Дети — самые жестокие существа на свете, это факт. Не всегда и не во всем, но если детвора сбивается в стаю и чего-то боится, дикость поднимает в них голову, срабатывая как защита.
Шамая в тот день уходила от нас через парк, плевалась и ругалась, но особенно яростно стала материться, когда мы начали петь эту песенку. Хотя, кажется, дело было немного не так.
Я нахмурился, вспоминая подробности старого случая из детства. Точно, мы обычно кричали кричалку только до звезды. А в тот день, кажется, Яшка, когда мы выдохлись орать, вдруг взял и докричал песенку до конца.
Я Шамая, я шамая, я шамая красивая,
Я шамая, я шамая, я шамая счастливая.
Ты скажи нам, Шамая, почему во лбу звезда?
Где ты спрятала печать, чтоб сокровища достать?
Бахомета призови, всех деньгами одари!
Шамая, ты, Шамая, голова садовая,
Приложись-ка лбом к стене, золота достань-ка мне!
Точно, Яшка! Мы тогда еще сильно удивились. Никто из нас даже не предполагал, что у считалки есть продолжение. Почему-то мы были уверены, что сами придумали этот веселый, как нам казалось, стишок. Но Яшка принялся доказывать, что нифига не сами, что ему старший брат рассказал концовку. И что Шамая вообще бессмертная, и если ее задобрить, то она покажет тайный вход в подземелье, где лежат сокровища. И там будет всё!
Мы принялись допытывать друга, чем нужно задабривать Шамаю, чтобы раздобыть сокровища и что за клад она прячет. Яшка отбрехивался, утверждая, что про это брат ничего не рассказывал. В тот момент мы забыли про Шамаю, и она благополучно от нас ушла.
Тогда мы стали и его дразнить, обзывая жадиной-говядиной, соленым огурцом, за то, что не хочет сказать правду друзья, что он куркуль и желает забрать все себе. Мы смеялись над другом, не веря его россказням, особенно зацепило нас бессмертие сумасшедшей.
Яшка обиделся и кинулся с кулаками. Драка случилась знатная, влетело нам тогда по первое число. Родители наказали всех, не разбирая правых и виновных, только за одно: за то, что издевались над пожилым нездоровым человеком.
Искать встречи с Шамаей мы прекратили. Да и когда видели, старались обходить десятой дорогой. Отцы крепко вбили науку в голову с помощью ремня по заднице. Но, кажется, именно после этой истории мы и начали лазить в подземелье, играть в пиратов и искателей кладов.
Черт! Почему я раньше этого не вспомнил?! Что если в это дурацкой детской считалке спрятан какой-то смысл, а то и вовсе тайный шифр? Кто её придумал? Откуда мы её вообще взяли? Идеальный, кстати, способ, спрятать важную информацию, выложив её на всеобщее обозрение.
Я застыл соляным столбом посреди комнаты, и даже не заметил, как Лена вернулась в зал, держа в руках очередное блюдо с пирожками.
— Леш, ты чего? — нахмурилась девушка.
— Все отлично, — растянул я губы в улыбке. — А где Николай Николаевич? Мы скоро начнем? Мне же еще в больницу до закрытия вернуться нужно, смена новая, незнакомая. И я не отпросился.
— Ну, во-первых, с девочками я договорилась, — расставляя по новой чашки и тарелки, призналась Лена. — Во-вторых, папа заканчивает с пациенткой и скоро к нам присоединиться. А дядя Степа уже идет. Модем начинать.
— Неудобно как-то без хозяина, — замялся я.
— Зато с хозяйкой, — сверкнула глазами Лена. — Занимай место, буду чай разливать. Да положи ты уже свою папку! — воскликнула девушка, видя, как я снова подхватил скоросшиватель и теперь маялся, не зная, куда его приткнуть. — Вон туда, на тот край!
Ну-с, молодой человек, что Вы имеете мне сказать? — громогласно объявил мой отец, заходя в зал.
Черт! Леха. Вот так шпионы и попадаются на мелочах! Степан Иванович он, отец он в прошлой жизни. Здесь, если теория Пруткова и архивариуса верна, он тебе всего лишь родной дядя по другому батюшке. Как же все сложно! Сердце отказывалось воспринимать Лесового старшего чужим человеком, глаза видели родного отца, и мозг из-за этого требовал отбросить условности и довериться.
А я хотел, но пока не мог. Что-то удерживало меня от откровений. Я знал отца как честного человека, и верил, что таким он и был на самом деле, а не просто казался порядочным для своего сына. Но в этой ситуации, в которую мы все попали по какому-то дурацкому стечению обстоятельств, чувствовал себя так, словно меня… предали!
— Присаживайтесь, мололдой человек. Леночка, приглашай гостя! А то он без Николая стесняется, — обратился Степан Иванович к молодой хозяйке.
— Леш, ну ты чего, — шепнула девчонка, пихнув меня в бок острым локтем. — Садись давай. Пирожки бери! Сладкие люлишь? Эти с абрикосом, эти с яблоками. Мясные на желтом блюде. Ешь давай, голодный небось! Обед-то пропустил.
Я не стал рассказывать Лене о том, что добрый Светик-Семицветик накормила меня студенческой радостью. Пока не познакомлю лично, и девчонки не пометят, так сказать, территорию в моем лице, чужие женские имена при девушке лучше не упоминать, во избежание проблем, которых и так хватало в моей жизни.
Я плюхнулся на стол, взял подсунутый Леной пирожок, задумчиво укусил, не ощущая вкуса, и вернулся к собственным мыслям, глядя на то, как батя все также шумно пьет чай, закусывая пирогом с капустой. Все старания мамы приучить его к тихому чаепитию не увенчались успехом, отец хохотал и отбивался своей любимой присказкой: «Чай, не баре, Тинучка, можно и прихлебнуть!» Тиной или Тинучкой именно через «и» он называл маму только дома, в узком семейном кругу.
В моей руке оказался второй мясной пирожок. Любовь к пирожкам с мясом и отдельно с капустой — это у нас с отцом семейное. Смешанную начинку мы обе терпеть не могли. Я жевал и думал: как долго батя знал о Лесакове? Да и знал ли вообще в том нашем мире? А если да, то когда выяснил и почему ничего не сказал мне, даже когда я стал взрослым? Что он скрывал? Или это проснулась моя паранойя?
«В конце концов, здесь и сейчас что я теряю? Ничего», — подумал я, проглотил последний кусок, запил чаем и поинтересовался:
— Степан… Иванович… Как давно Вы знаете о том, что архивариус Лесаков Ваш родственник?