— Кто? — мне показалось, или я оглох на секундочку.
— Нина — невестка Сидора Кузьмича. — Эй, Лесаков, ты чего?
— А? Да так, ничего, — махнул я головой, прогоняя внезапный шум в ушах. — Пойду я, наверное, Василиса Тимофеевна. Спасибо за помощь! Ты когда на службу-то?
— Послезавтра.
— Надеюсь, увидимся, — улыбнулся я, наклонился и подхватил папку со стола. — проводишь?
— Да уж, конечно, — все еще тревожно косясь на меня, ответила Василиса, поднимаясь. — Лесаков, с тобой точно все в порядке? Голова не кружится? Не тошнит?
В девушке неожиданно резко проснулась профессиональная медсестра. Да и не мудрено, я глянул на свое отражение в окне и сам забеспокоился. Лицо перекосило, глаза вытаращенные, волосы взъерошенные. Эк меня прибило новостью про Нину. Теперь становилось вдвойне интересней, что за мужик приезжал за невесткой Кузьмича на машине, и о чем они спорили. Или все-таки ругались?
— Лесаков… Ау… Леша! — прохладная ладошка легла на мой разгоряченный лоб, я вздрогнул и вынырнул из своих мыслей. — Так, у ну-ка присядь! — скомандовала Василиса, сурово глядя в мои глаза.
Я моргнул, раз, другой, прогоняя вязкий туман из головы, сфокусировался на Васёне и постарался улыбнуться широко и радостно. Вышло, видимо, не очень. Расслабленная девушка исчезла, и на её место заступил медработник.
— А ну-ка, сядь, я сказала! — безапелляционно рявкнула Василиса Тимофеевна, осторожно развернула меня лицом к беседке и потянула к стулу.
— Да ладно тебе, Вась, что я, маленький что ли, — попытался вырваться из крепкого захвата, но не тут-то было. — Да все со мной в порядке! Честно! Просто жарко! Не выспался, перенервничал в комитете, вот и все. Накрыло отходняком. Так сказать отсроченное действие шока. Или как там у вас у медиков это называется.
Короче, сопротивление мое погасили на корню. Василиса усадила меня на стул, приказал не вставать и ушла в дом. Через минуту вернулась зачем-то с градусником и стетоскопом.
— Да что ты, в самом деле, Василиса Тимофеевна, — заворчал я, не скрывая досады: честное слово и смех, и грех! — Носишься со мной как курица с яйцом! Здоров я!
М-да, профессионализм наших медиков растет день ото дня на глазах у изумленных пациентов. Кто б меня слушал! Василиса отработанным движением сунула градусник мне под мышку, велела зажать и держать. Затем всунула в уши оливы*, подхватила мою руку, приложила прохладную головку аппарата к венам на сгибе локтя, велела заткнуться и сидеть, не шевелясь.
Через минуту озадаченная девушка закончила мерить мне давление, буркнув «все в норме», еще раз приложила ладошку к моему лбу, нахмурилась, повторила приказ сидеть на месте ровно и снова ушла в дом. Когда вернулась, стетоскопа на ней уже не было.
— Все, можно уже? — театрально громко вздохнул я, закатывая глаза.
— Здоровый лоб, а ведешь себя как маленький! — рассердилась Василиса. — У тебя Лесаков, между прочим, сотрясение мозга! А ты то шляешься непонятно где, то по пожарам носишься, как угорелый, то органы за тобой приходят с утра пораньше! О каком выздоровлении может идти речь? Заработаешь осложнение, а нам потом лечи!
Я протянул Василисе градусник, а затем, неожиданно для самого себя, притянул ее к себе, крепко прижав к груди. При этом мой подбородок уперся аккурат в ложбинку, а глаза невинно таращились на растерявшуюся девушку.
— Пус-сти! — упершись ладошками в мои плечи, Василиса сделала попытку вырваться. — Пусти, сказала!
Я медленно разжал руки, выпуская хозяйку из захвата. Ну, а что, ей можно, а мне нельзя?
— Вот дурак, ну дурак же! — фыркнула Василиса, косясь то на меня, то на градусник. — Здоров! Свободен!
— Так точно, товарищ медсестра! — дурашливо гаркнул я. — Спасибо, Васён, — я окинул девушку нежным взглядом, отчего она смутилась еще больше, но быстро взяла себя в руки. — Спасибо за все, — я подхватил папку и остановился, ожидая, когда хозяйка пройдет вперед, чтобы выпроводить нахального гостя.
Моя дурацкая шутка с объятиями имела неожиданное продолжение. Василиса никак не могла придти в себя. Щеки чуть зарумянились, грудь высоко вздымалась, никак не желая успокоиться. В женских глазах появилось что-то неуловимое, но такое соблазнительное.
Знал я этот взгляд, когда женщина решает для себя — да или нет. Но с Василисой меня точно ждал полный облом. Тут тебе не там, тут родной и любимый Советский Союз, в котором секса нет, но он есть. А вот моральные принципы и прочая психология цветет махровым цветом.
У Василисы Тимофеевны точно давно никого не было, оттого и такая бурная реакция на крепкие мужские объятья. Вот только я в роли кавалера не подхожу, больно молод с её точки зрения. Как говорится, и хочется, и колется, и совесть не велит. Съест потом себя поедом, что пацана зеленого совратила.
Ну да ладно, дурканул я не со зла, продолжения мне не нужно. У меня при необходимости вроде есть с кем покувыркаться. А с учетом последних новостей однозначно нужно наведаться в гости в ту уютную квартирку и попытаться выяснить у Нины, за каким чертом она сняла меня на пляже. До этого момента я был уверен — случайность. Теперь все предстало в другом свете.
Василиса, наконец, сделал свой выбор, женская грудь в вырезе халатика разочаровано колыхнулась, принимая решение хозяйки, и девушка пошла к калитке. На узкой тропинке мы едва разошлись, когда я пытался выйти на улицу. Васёна судорожно вздохнула и прикусила нижнюю губу, втянула в себя всё, что втягивалось, пропуская меня и стараясь не прикасаться.
А во мне словно черт поселился. Протискиваясь мимо такой шикарной девушки, я не удержался, быстро наклонился и легко поцеловал её в губы. Василиса ахнула, прикрыла губы ладошкой, а потом попытался отвесить мне подзатыльник. Я счастливо рассмеялся, словно нашкодивший школьник, выскочил со двора, послал взволнованной медсестре воздушный поцелуй, услышал возмущенное: «Ну, погоди у меня!» и потопал в больницу.
Игривое настроение пропало почти сразу, едва я увидел дом, возле которого утром стояла Нина.
Постоять, подождать, последить что ли? А сели она в гостях была? Весь день насмарку, а у меня дел невпроворот, точнее, одно, но очень важное. Папка с архивами Федора Васильевича буквально жгла руки, так хотелось доизучать документы. Может, повезет, и найду что-нибудь на Пруткова или даже на себя и своероство с архивариусом.
Меня все еще терзали смутные сомнения, и рассказ мичмана о подкидывании детей и прочей Санта-Барбаре казался нелепым. Хотя жизнь такая штука, что порой сюжеты книг кажутся банальными и пресными по сравнению с фортелями, которые подкидывает судьба. Далеко ходить не надо, вот он я в семьдесят восьмом году в чужом теле.
Я вздохнул и потопал дальше, решив не терять время даром, не светиться в чужом дворе. Случайно, но я узнал, что Нина — невестка Сидора Кузьмича, отсюда и буду плясать в своих размышлениях. Черт, надо срочно выяснить, какой нынче день недели, и если не прошляпил, сходить все-таки на свидание к жгучей брюнетке.
На душе мерзко мяукнула кошка, словно я задумал пакость. Я напрягся, пытаясь понять, что не так. Отчего мысль поваляться с красавицей Ниной в постели вдруг вызвала такую странную реакцию. Перед глазами неожиданно проплыла Лена в белом сарафане отчего-то с авоськой в руках, в которой болтался пустой трехлитровый баллон.
Я моргнул, оказалось, это не глюки, девушка действительно задумчиво шагала по тротуару к Военторгу, возле которого стояла будка с разливным молоком. Я глянул на солнце и удивился: молоко уже распродали, зачем тогда девчонке трешка? И вспомнил: в тени раскидистого ясеня стояла бочка с пивом. Если возле парка через дорогу под кленом торговали квасом, то возле продуктового продавали самый любимый мужской хлебушек — жидкий.
Надо же, не знал что Николай Николаевич любит пиво. Хотя, если он доктор — не мужик что ли? Это как миф про учителей о том, что они не должны пить, курить, сексом заниматься, материться. Эдакие совершенные роботы, а не люди. Ты же учитель! И что? Молчать и терпеть в тряпочку, сносить неадекватов с вежливой улыбкой? Шаркать ножкой и все время извиняться? Доизвинялись, елы-палы.
Эх, славное все-таки времечко: труд учителя все еще важный и ценные, а профессия — уважаемая. Не то что в мое время, доброхоты из министерства, ни дня не проработавшие в школе или детского саду, свели работу педагога не просто к услуге, смешали профессию с грязью, позволив родителям и детям топтать честь и достоинство тех, кто не может себя защитить, потому что не имеет на это право. Отобрало государство у учителей такое право.
Я дошел до угла и осторожно выглянул. Точно, Лена стояла в очереди за пивом, задумчивая и… красивая, аж дух захватывало. Черт, Лесовой! Что с тобой? Влюбился что ли на старости лет? Или это Лесаковские гормоны от воздержания скачут?
Я решительно отмахнулся от глупостей: вот только этого мне сейчас не хватало. Шутки шутками, симпатия симпатией, но так далеко про отношения с Леной я не заглядывал. Что если меня все-таки вернут домой? Девочка очень расстроится, а то еще и на всю жизнь травма.
Я зашел за угол, прислонился плечом к стене и стал ждать, когда девчонка отправится восвояси. Делать круг, идти дворами к дальнему входу в парк возле четвертой школы, не хотелось. Вроде и не далеко, но по такой жаре лишний шаг как километр. А здесь дорогу перейду, и напрямки по центральной аллее до фонтана, через дальнюю часть парка сразу в больничный городок сквозь дыру в заборе. Красота!
От нечего делать, я приоткрыл папку и вытащил наугад первую попавшуюся бумагу. Твою ж каракатицу! Документ оказался сопроводительным письмом к пресловутой мошне Петроградской ссудно-сберегательной кассы. С трудом, но мне удалось прочитать документ, и мои глаза полезли на лоб! Если верить написанному, в Энск отправили двадцать два вагона не только с золотом, но еще и с серебром и прочими ценностями, часть из них действительно принадлежала царской семье.
Так, стоп, Леха! Я перевел дух и снова уткнулся в бумажку. Это что же получается, я оказался прав в своих догадках? И наш город с его вторым дном — реально готовили как сокровищницу для хранения национальных богатств и древнейших артефактов, которым цены нет? «Да ну нафиг! Этого не может быть просто потому, что не может быть в принципе» — мозг кипел, сопротивлялся и отказывался обрабатывать информацию.
Но тут на помощь пришел наш прапор, который гонял нас в армии как сидоровых коз, обучая науке спасать людей: «Запомните, парни, нет ничего невозможного! Есть только лень и жалость к себе! Бего-о-ом марш пять кругов, ленивые задницы!»
Я сглотнул накопившуюся слюну, с трудом проталкивая в пересохшее горло, и продолжил читать документ. Так, получается, золото Юсуповых тоже привезли в Энск. Часть семейных ценностей хранилось в это петро-кассе, и было вывезено. Что еще?
Я быстро просматривала список вещей, который находилось в вагонах золотого поезда, и мои глаза потихоньку лезли на лоб. В числе вещей, которые империя собиралась спрятать в подвалах Энска, значилась и Тихвинская икона. Точнее, риза от реликвии.
История русского артефакта обросла за многие века легендами и драгоценностями. Одна только царская семья, насколько я помню, в качестве подношений дарила не просто крупные, но редкие драгоценности. Анна Иоановна одарила редчайшим изумрудом, одна из дочерей Павла Первого преподнесла чистейший бразильский топаз. От имени императрицы Марии Федоровны в качестве дара привезли бриллианты и голубой сапфир.
Все эти сведения всплывали в моей голове из сказок прошлого, рассказанных отцом. Надо же, как интересно, я до сих пор не представляю, как выглядят все эти огромные брюлики, а детские фантазии транслируют картинку крупных блестящих разноцветных булыжников. Именно так я себе представлял драгоценности в малом возрасте.
Я снова сглотнул. Хотелось пить, горло пересохло, но вызолить я не рисковал. Лена все еще стояла в очереди за пивом, поэтому я торчал за углом дома в тени тополя, которых возле каждой многоэтажки сажали немало, заканчивая строительство.
Перед глазами стояла риза, которую я никогда не видел, усыпанная жемчугами, бриллиантовыми розами, яхонтами, алмазами. Судя по описанию, в окладе иконы находился даже один рубин и сапфир. Это не говоря про безумное количество восточного жемчуга.
Хотя убей меня гром, в чем разница между обычным камушком и драгоценностью с Востока я не понимал. Жемчуг и жемчуг, но цветом и формой отличается, а еще речной есть. Но чья-то рука дотошно перечисляла все камушки по количеству и каратам.
Вот ведь интересная судьба у иконы. Люди одарили ее таким количеством добра, что пришлось устанавливать на крепкую раму, чтобы держать эти девять с половиной килограмм чистого золота. И вплоть до семнадцатого года икона с ризой были неразлучны. А потом кто-то решил их разделить и спрятать ризу в Петроградскую кассу, в которой хранились вклады и драгоценности государственного значения. И лично у меня возникает один вопрос: сделано это было для спасения великой реликвии или кто-то хотел навариться?
По мне так второе, иначе икона не позволила бы, чтобы с ней что-то случилось. При всем моем цинизме после стольких лет работы спасателем, я верил в такие вещи. Самому странно: православный, крещеный, в церковь не хожу, потому как в попах для разговоров с Богом не нуждаюсь, не верю я им.
А вот в такие чудеса — верю. Пару раз на экскурсиях, когда Галка затаскивала меня в храмы полюбоваться красотой, пока она свечки ставила да молилась за здравие, ощущал я эту самую силу намоленых мест. Не всегда и не везде, в новоделах, например, не ощущал, а в старых церквях есть она, сила русского духа. Иногда кажется, руками можно потрогать.
Я дочитал описание ризы до конца, пытаясь представить, как выглядела эта красота в жизни, но фантазия дала сбой. Драгоценности точно не мое, никогда не увлекался. Аккуратно сложил листок и засунул в папку. Снова выгляну из-за угла, отыскал Лену глазами и закатил глаза. Пиво она купила и теперь поднималась по ступенькам в магазин.
Я прикидывал пути обхода: идти сейчас илиеще подождать? В больницу не очень-то и хотелось, решил еще постоять. С моим везением в последнее время точно столкнусь с девушкой, когда она будет выходить с покупками.
Прислонившись к стене, задумался, напряг память, пытаясь вспомнить все, что рассказывал отец и за привезенные в Энск сокровища, и за то, что с ними потом случилось. Если правильно помню, часть ссудной кассы все-таки покинула наш город. Причем если верить документу из папки, изначально к нам в провинцию вместе с ценностями прибыли и семьдесят человек то ли охраны, то ли сотрудников. В месте эвакуации они должны были обеспечить деятельность переехавшей казны. И вот тут-то начинается самое интересное.
Золото панировалось разместить в Городском общественном банке, в котором в мое время заседает городская администрация. Но его было так много, что все не вместилось. Тогда представитель Временного правительства обратился за помощью к купцу, чей особняк находился рядом. В ним и заключили договор. Говорят, ценности заняли весь подвал и первый этаж в доме.
Где-то с год запас судно-сберегательная казны хранился в Энске, а потом часть из них, то ли спасая от красных, то ли наоборот, по приказу молодого советского правительства, задумали перевезти в Екатеринодар (нынче Краснодар). По дороге на поезд вроде бы напали и разграбили.
Первая и не последняя странность в этом деле то что главный хранитель сокровищ вернулся в Энск, поскольку большая часть казны все еще оставалась в нашем провинциальном городе. Вопрос: как его звали и почему его не убили нападавшие? Надеюсь, ответ найду в старых бумагах.
Тут какая-то мысль начала вертеть хвостом в моей и без того перегруженной кучей информации голове. Я пытался ухватить ее за кончик, вытащить на свет, но она все время ускользала. И когда я её уже почти поймал, меня окликнули.
— Алексей? Что ты здесь делаешь?