Утром, одержав победу в словесном споре, удалось уговорить доктора выпустить меня на свободу с чистой совестью и закрытым больничным. Я вернулся в общежитие, быстро привел себя в порядок, и, недолго думая, решил все-таки забуриться на пляж, справедливо предположив, если бардак после неизвестных недоворишек сам не рассосался, то еще денек никто из-за раскиданных вещей не помрет. А вечером вместе с Женькой наведем порядки, и, может, отметим мое возвращение пивом с тараночкой. Знавал я дедка, который торговал знатной рыбкой в моем времени. Правда, здесь и сейчас Никанорыч, думаю, в самом расцвете сил, но таранухой по любому приторговывает. Рыбаками не становятся, ими рождаются.
Наскоро побрившись, еще раз умывшись, я сменил одежду, заскочил на кухню, поставил на плиту чайник и метнулся в комнату за кружкой и банкой кофе. Больничный завтрак, от которого я так легко отказался, торопясь покинуть опостылевшее отделение, сейчас оказался бы кстати. Да только поздно, Леха, пить боржоми, когда газики выдохлись. Ну, да черт с ней, с едой, закинусь на пляже пирожками. Интересно, тетя Дуся вышла на работу или так и сгинула с концами?
После моих приключений и неожиданных открытий, паранойя в голове как-то поутихла. Точнее сменила вектор. Теперь мне не казалось странным исчезновение продавщицы после вопроса о докторе-мошеннике, я даже поржал с себя, вспоминая глупости, которые напридумывал за последние дни. Это ж надо, записал всех в тайных врагов, организовал преступную группировку, увидел заговоры там, где их нет. И получил по носу.
Шпион оказался вовсе не там, где я его искал. Черт, Сидор Кузьмич-то вряд ли рассекретится из-за какого-то пацана, значит, сегодня предстоит новая встреча. Главное, держать лицо и не подать вида, что мы встречались в другой, менее приятной обстановке. Не уверен, но инстинкт утверждает, раскрытие тайны мичмана ни к чему хорошему меня не приведет.
Ну и черт с ним! Главное, все устроить таким образом, чтобы Прутков от меня отстал со своими документами и поисками. Послушав старших товарищей, отца и соседа, я все больше склонялся к мнению, что лезть в это гиблое дело совершенно не стоит. Что называется, столько лет жил спокойно, про клад не зная, и еще столько же проживу.
И бумаги отцу я не оставлю. Посмотрим вместе, а после я их обратно заберу. Может, и правда в музей сдам. Тогда в будущем к бате не полезут всякие разные авантюристы, и он останется в живых. С этими оптимистичными мыслями, подхватив кружку с банкой, я потопал обратно в пищеблок.
На кухне топтался знакомый бугай. Я поморщился: только этого не хватало. Настроения устраивать разборки отсутствовало, тем более с Бородатовым мы общий язык явно не найдем: вежливость не его конек. Перешагнув порог, я молча двинулся к плите, выключил чайник, исходящий паром, поставил посуду на стол и полез искать чайную ложку.
— Угостишь кофе? — неожиданно раздалось за спиной.
Я удивился, но вида не подал.
— Кружку бери, насыпай, чайник горячий, — кивнул в сторону стола, на котором стоял коричневая жестяная банка. Э, где мой любимый натуральный свежемолотый кофеек.
Секунду посокрушавшись, я подхватил чайник и пошел к столу. Хмурый Борода вытащил из сушки над раковиной первую попавшуюся щербатую чашку, явно не свою, подошел ко мне, сыпанул из банки ароматный порошок, игнорируя чайную ложку, поискал глазами сахар и не нашел. Ну да, я пью черный, желательно с чем-нибудь сладким, но на безрыбье и кусковой за конфету сойдет, вот только, увы, рафинада в моей тумбочке не нашлось.
— Сахар нужен? — буркнул парень.
— Не откажусь, — падая на шаткий стул, откликнулся я.
— Принесу, — Бородатов поставил чашку и вышел из кухни.
Сказать, что я офигел, — это ничего не сказать. Что происходит и в чем подвох, как говорится? Пожав плечами, я разлил кипяток по кружкам и откинулся на спинку стула, ожидая возвращения моего заклятого товарища, так сказать.
— Держи, — я вздрогнул: не ожидал, что парень умеет настолько тихо ходить, как профессиональный домушник, не иначе.
— Спасибо, — сдержанно поблагодарил я, стащил три кусочка рафинада, взял один, окунул в горячий кофе и тут же закинул в рот, блаженно зажмурившись от наслаждения.
— Хм… Не думал, что кто-то еще любит пить кофе в прикуску с сахаром, — хмыкнул Бородатов.
Я открыл глаза, вздернул края губ в натянутой улыбке, порадовал себя вторым кусочком и только после этого сделал первый глоток. Разговаривать не хотелось от слова совсем. Что-то устал я от разговоров за последние пару дней.
— Ты это… — Сергей прервал моё блаженное состояние.
Кофе — то единственное, чего мне не хватало в больнице. Хотя советский кофеёк то еще сомнительное удовольствие, не сравнить с современным. Ну да ладно, спасибо и за такой, а то совсем печально было бы.
— Ты это… — повторил парень, откашлявшись во второй раз. — Ты… короче, зла не держи… Не со зла я… По дурости…
Я едва кофе не поперхнулся от таких откровений, смотрел на пацана во все глаза и не понимал, что происходит. Кузьмич велел изменить политику партии в отношении меня? Если так, то зачем?
— Да ладно, с кем не бывает, — пожал я плечами. — Возьму еще? — вопросительно выгнул бровь и кивнул в сторону сахара.
— Бери, не жалко, — Сергей пододвинул ко мне коробку рафинада.
— Спасибо, — я поколебался, но решил, что сладкого много не бывает, вытащил еще пять кусочков, настроился на долгий процесс кофепития, но не тут-то было.
— Слушай… — да что ж ему неймется-то с утра пораньше. — Ты про Рыжовых слыхал? — в голосе парня звучало скрытое напряжение.
— Неа, — я весь подобрался, старательно делая вид равнодушный вид. — Это кто?
— Не придуряйся, Леший. Я с тобой по-хорошему, а ты… — психанул Бородатов. — Я тебя видел у них, ты им помогаешь, я знаю.
— Серега, я много кому помогаю, говори конкретно, что надо? — грубее, чем хотелось, высказался я.
— Ладно… Спасибо за кофе, — Борода поднялся из-за стола.
— Да ладно тебе… — я чертыхнулся про себя, вот ведь тонкие натуры, как задираться и в драку лезть, так все герои, а как отношения налаживать, так на первой кочке сразу без почки. — Извини, — я примиряюще улыбнулся. — Неделя была тяжелой. По башке стукнули, в больницу упекли, потом еще пожар этот… Короче, сам понимаешь…
— Понимаю… Короче… Тут такое дело… — пока Борода мялся как девочка, я решил брать быка за рога и выяснить то, что меня интересовало с самого начала.
— Слышь, Серега, а ты как вообще вляпался в эту историю? Ты ж вроде не настолько отбитый и не дурак… На черта тебе людей дурить.
— Никого я не дурю! — вспыхнул Бородатов. — Я профессиональный массажист, чтоб ты знал.
«Ну-ну, и когда только успел выучиться, а главное — где?»
— Да ладно тебе, не кипятись. Ну, массажист и массажист, занимайся себе массажем на здоровье, мошеннику-то зачем помогать? — неожиданно для себя я потихоньку начал закипать. — Тебе что, денег мало? Или тюремной романтики захотелось? — меня реально понесло. — Нельзя играть человеческими жизнями! Никому нельзя! Люди — не дойные коровы, они человеки! Они живые! Они жить хотят, любить, радоваться. А ты даешь им ложную надежду! Ты понимаешь, что мать Рыжовых от такого лечения кони двинет в любой момент? У тебя мать жива? А если бы твою так… а ведь Оксана тебе нравится. Ты как ей в глаза смотреть будешь? Небось и совести хватит с утешениями подойти! Зеркало от стыда не треснет?! — вспылил я, грохнув кулаком по столу.
Чайная ложка подпрыгнула и упала со стола, оглушительно громко дзынькнув о плитку пола. Несколько минут мы буравили друг друга взглядом, потом Сергей негромко матюгнулся и отвел глаза.
— Я… понимаю… У меня выбора нет…
— Выбор есть всегда! — рявкнул я и добавил уже тише. — Обычно он там же, где и вход, — буркнул, приходя в себя.
— Тебе хорошо говорить, — неожиданно Бородатов начал защищаться. — У тебя ни семьи, никого… Тебя за яйца не ухватишь! — кулак парня впечатался в стол, кружки подпрыгнули, расплескивая кофе. — Брат у меня, ясно?
— Ясно, — опешил я. — Стоп, что ясно? Ну, брат, и что? Мошенникам ты помогаешь, а не брат.
— Говорю же, у меня выбора нет, — внезапно успокаиваясь, угрюмо повторил парень. — Ладно, спасибо за кофе, пойду я, — Борода одним махом допил напиток и поднялся.
— Так, а ну, стоп! — поднимаясь одновременно с ним, скомандовал я. — Давай-ка успокоимся и начнем сначала.
Мы буравили друг друга взглядом, не желая уступать. Черт Леха, кто из вас старше? Ясный красный, что ты. Ну, так и веди себя как взрослый мужик, а не возмущенный пацан.
— Серега, — я глубоко вздохнул, усмиряя гнев. — Рассказывай, что случилось. Если смогу — помогу. На крайняк, вместе придумаем, как выкрутиться, — на лице моего оппонента отразилась работа мысли: парня явно что-то мучило, но поделиться собственными терзаниями с недавним вроде как врагом мешало самолюбие и гордость.
— Брат младший? — я решил аккуратно подтолкнуть его к откровенности.
— Младший, — Серега дернул плечом. — Придурок, — от души припечатал он родственника. Я опешил, но через секунду сообразил — это не мне, это про родственника.
— Родной?
— Роднее некуда, — буркнул Серега. — Куришь?
— Нет, — отказался я и тут же ощутил дикое желание закурить, даже вкус табака во рту померещился и запах дыма пощекотал ноздри.
— Покурю? — кивнул на балкон Бородатов.
— Пошли, — я первым двинулся в сторону открытой двери.
— Чего натворил-то? — дождавшись, когда Борода закурит, примирительно поинтересовался я.
— В карты проигрался, — Сергей яростно сплюнул и повторил. — Придурок!
— Кому? Доктору что ли? — ну что, буду ковать железо, пока не обожгло.
— Нет… Помощничкам доктора! — парень глубоко затянулся. — Этот… идиот связался с дурной компанией, мать с ним справиться не может. Я уже и лупил, и внушал, все бесполезно. Денег ему мало, одежда не та, красивой жизни захотелось! — ярость, обида и гнев — сногсшибательный коктейль, который явно не способствует трезвости ума.
— Много должен? — сочувственно уточнил я.
— Прилично…
— Проценты небось?
— Откуда знаешь? — Бородатов с подозрением покосился на меня.
— Дык логично же, — я небрежно пожал плечами. — Чтобы рыбку поглубже на крючок подсадить, её подсекать надобно умеючи. Знаешь, как судака на живца ловят? Нет? Все просто, как только рыба наживку заглотила, поплавок дернулся и на дно пошел, нужно чуть выждать и осторожненько подсекать. Раз, и судачок уже на берегу бьется. Так и с тобой.
— Это я что ли живец? — фыркнул Борода.
— Нет, блин, я! Мозги включи, Серега, — вздохнул я. — Ты-то как раз и есть судак, и ловили тебя на брата-живца.
От неожиданного вывода парень подавился дымом и закашлялся. Я от души похлопал его по спине и предложил воды. От кашля у Бородатова выступили слезы на глазах, он утер лицо ладонью и покачал головой, то ли отказываясь от водички, то ли отрицая очевидное.
— Я тебе что, начальник какой или там партработник? Я сам предложил отработать за брата. Никто меня не подсекал.
— Брату сколько лет?
— Ну, шестнадцать будет… А что?
— М-да, молодой да ранний, выходит?
— Угу, отца у нас нет, пороть некому было, — неожиданно разоткровенничался Сергей. — Я-то с батей рос, ума успел набраться. А брат маленьким совсем был, когда бати не стало. Мать… — парень замялся, зыркнул на меня, но так и не сказал вслух то, что хотел. — Тянет одна. Я подрабатывал, как мог. Потом выучился у знакомого, стал массажем заниматься, все легче… Сейчас вот учусь все-таки… Без профессии никуда. А этот… придурок, все испортил, — Борода с чувством выматерился. — Учиться не хочет, помогать не хочет. Все ему надо быстро и сразу. Вот и допрыгался…
Мы помолчали, думая каждый о своем. Серега закурил очередную сигарету.
— Не пойму я, к чему ты клонишь? — пару раз затянувшись, Борода прервал молчание. — Я на судака не тяну… Так, бычок серый, к чему такие сложности? Через брата меня цеплять.
— Сам посуди: просто так ты бы согласился помогать чудо-доктору? Только честно, — я развернулся, чтобы видеть лицо парня.
Сергей задумался, скривился, затушил бычок и глянул на меня.
— Это вряд ли.
— Что и требовалось доказать, — улыбнулся я. — Проще захомутать молодого с нужной профессией, подцепить на крючок и пользовать, — опережая следующий вопрос, продолжил я свою мысль. — Чем договариваться с более опытным, который долю захочет. Тебе-то много платят? — пацан скривился. — То-то и оно. Почти весь заработок в счет братишкиного долг уходит, так?
— Так.
— Вот и выходит — ловили конкретно тебя, как судака, на наживку. Через младшенького.
— Убью! — яростно рыкнул парень, засадив кулаком по железным перилам. Балконная ограда затряслась, банка с бычками сорвалась и упала вниз.
— Черт, — выдохнул Серега. — Теперь подметать придется.
— Да кто узнает-то? — удивился я.
— А то ты вахтершу нашу плохо знаешь, — хмыкнул Борода. — У нее глаза всюду. Ладно, спасибо за кофе. Пойду я что ли, уберу по-быстрому, чтобы мозги не клевала.
— Ну, бывай.
— Ты это… — короткий взгляд в мою сторону. — Зла не держи, — Бородатов неожиданно протянул мне ладонь.
Я без колебаний крепко пожал руку.
— Да ладно тебе. С кем не бывает. Мир?
— Мир. И вот что… — Серега заколебался. — Ты держись подальше от мичмана. Не верь ему. Не тот он за кого себя выдает. Осторожней с ним. Потом не соскочишь.
С этими словами Бородатов нырнул в кухню, забрал коробку с сахаром и покинул пищеблок. Я же, слегка ошарашенный, остался стоять на балконе, пытаясь понять, что сейчас произошло? С чего вдруг такие откровения и желание помириться? Черт, он же про Рыжовых что-то хотел сказать, а я по дурости перебил и не выслушал.
Я метнулся следом за Сергеем, но в коридоре его уже не оказалось, а в какой комнате он жил, я не знал. Чертыхнувшись и отругав себя за глупость, я вернулся на кухню, допил кофе, сполоснул обе кружки и потопал к себе.
В комнате я быстро окинул взглядом бардак, но решил все-таки разобраться с домашними делами вечером, после смены. Запер дверь и отправился на пляж. Всю дорогу ломал голову, как вести себя с Сидором Кузьмичом, но так ничего и не придумал. Решил действовать по обстоятельствам. Судя по всему, Прутков не собирается выходить из глубокого подполья, пока не закончит свое дело.
Уже на подходе к вышке, я окончательно определился: продолжаю жить и работать, делая вид, что ничего не случилось и по возможности не лезу в эту авантюру с картами, сокровищами, внебрачными княжичами, предполагаемыми заговорами против власти и прочей сопутствующей ерундой. Ну, если только одним глазком загляну в башню, может быть. Или пройдусь по городу, прогуляюсь, поищу странные звезды-знаки.
Документы архивариуса изучаю вместе с отцом и доктором дядей Колей, показываю карту с моим именем. Если не разберемся, что к чему, на этом поиски истины заканчиваем и расходимся. Хотя за отцом я еще понаблюдаю, мало ли что. Да и понять надобно: знает или нет Прутков про родственные связи отца с покойным Федором Васильевичем? И если да, как скоро мичман придет к бате с предложением, от которого тот, связанный по рукам и ногам ответственностью за семью, вряд ли сумеет отказаться.
— О, Леха, здорово! — заорал с вышки Женька, едва заметив меня на горизонте.
Я помахал рукой и направился к лотку с пирожками. Жрать хотелось неимоверно, заодно и пообщаться с тетей Дусей, несущей вахту за прилавком. Я улыбался, подходя к торговке, вспоминая все свои теории заговора, которые напридумывал, когда Евдокия не вышла на работу. А все оказалось банально: не может человек работать без выходных.
— Здравствуйте, здравствуйте, любезная Евдокия Аскольдовна! — воскликнул я, широко и радостно скалясь во все свои тридцать два зуба. Но радость моя померкла, когда я увидел расстроенное лицо Дульсинеи Тобосской.
— Теть Дусь, душа моя, — прижав руки к груди, прочувствованно начал я. — Что случилось? На Вас лица нет! Кто обидел?
— Сколько тебе? — хмуро проворчала Дуся.
Я опешил: ни разу на моей памяти королева пляжа не хамила ни своим, ни чужим. Ошарашено глядя на женщину, я поразился внезапному открытию: из Евдокии словно кто-то вынул лампочку, или даже нет, из нее будто стержень вытащили. Статная фигура сдулась, искривленная согнутыми плечами, красивые глаза не блестели задором и юмором, опухшие от слёз веки некрасиво набрякли, не накрашенные губы потрескались, искусанные хозяйкой.
— Теть Дусь, что случилось-то? Помер кто-то? — сочувственно спросил я, и дотронулся до женской ладони.
Женщина вздрогнула, как от удара, отдернула руку, но тут же судорожно вздохнула и попыталась выдавить из себя улыбку.
— Лучше бы помер, — от души припечатала Евдокия, тут же охнула от собственного пожелания и переключилась на работу. — Все в порядке, Алеша. Тебе с мясом? Сколько штучек?
— Могу помочь?
— Нет, Лешенька, нечем мне помочь, — подбородок задрожал. — Думать надо было, а не бегать… — ляпнула тетя Дуся и снова испуганно ойкнула, сообразив, что едва не проболталась. — Держи свои пирожки и топай отсюда, — грубо спровадила меня всегда вежливая продавщица. — Иди, иди, не создавай очередь. Пирожки! Пирожки горячие! С мясом, с картошкой! С луком и рисом! Сладкие! С пылу, с жару! — заверещала фальшиво-радостным голосом.
Я оставил на щербатом блюдце денег под расчёт, взял промасленный сверток, поблагодарил и молча зашагал к вышке, справедливо решив, если Дульсинея не желает раскрывать душу малолетнему пацану, — это ее право. А моё — раздобыть информацию окольными путями. Как минимум, Жека уже знает, что стряслось, вот его и буду пытать.
Разогнав стайку девиц, который как всегда крутились то ли просто возле вышки, то ли рядом с Женькой, я угостил товарища пирожками и поудобней устроился на любимом стуле. Жека, жуя пироги, делился со мной последними пляжными новостями. Хвастался заработком, который наладил на камнях с дырочками, возмущался тем, что пришлось работать без выходных, намекал на отсыпные, раз я вышел. В самом конце, понизив голос, поведал о трагедии тети Дуси.
Я малость прифигел от новости. Оказалось Евдокия — жена лже-доктора. Женька не знал точно, настоящая или бывшая, но «совершенно ясно, что замешана в его махинациях», уверял друг. Оказалось, пока я прохлаждался в больнице и в подвалах старинного особняка, дело о докторе-мошеннике закрутилось в полную силу с подачи Блохинцева. Ему-таки удалось убедить Федора Рыжова написать заявление в милицию, ну а дальше выяснилось, что суровые блюстители порядка давно наблюдают за деятельностью мошенника, да только факто не хватало.
Никто из пострадавших, потеряв близкого человека, в органы правопорядка не обращался. Те, к кому сотрудники обращались сами, ослепленные горем, отказывались от сотрудничества. Да и доказать факт мошенничества сложно: люди несли деньги добровольно, отдавали последнее, искренне веря в силу чудо-таблеток, которые обещал лже-врач.
Когда Федор дал показания, рассказав обо всем, что приключилось с его семей, у ментов появился реальный шанс прищучить гада. Я мысленно восхитился Рыжовым: это же надо, сознательно выкопать себе самому яму, лишь бы упечь урода за решетку. Федору за его выкрутасы по любому срока не избежать. Жалко парня, но я надеялся, мичман сдержит свое слово и поможет, чем может.
Женька чуть севшим голосом досказывал последние пляжные новости, когда со стороны моря раздался женский визг и протяжный голос взвыл:
— Уби-и-и-и-и-или-и-и! Ми-и-или-и-иции-и-и-я-а-а-а-а-а!