Женщина стояла возле подъезда, и поэтому сложно было понять. Вышла она из него или собирается заходить. Я оглянулся в поисках укрытия, приметил дерево, метнулся к нему и укрылся за стволом.
Нина выглядела на все сто, как с картинки журнала. Даже издалека было видно, что девушка явно не из простых. Собственно, если вспомнить качество ее нижнего белья, неудивительно. Люблю красивых женщин, они как картины искусных мастеров, ими можно любоваться вечно. А уж если характер не подкачал, и ум прокачан, так и пообщаться не грех.
Галчона всегда смеялась с этого моего пристрастия, шутила, что у меня мозг — эрогенная зона. Собственно, наверное, так оно и есть. И, как ни странно не ревновала, верила мне, как и я ей. Черт, ну вот опять меня тянет не в ту степь.
Я дернул головой, прогоняя посторонние мысли, и продолжил наблюдение. Нина стояла, нетерпеливо поглядывая на крохотные часики на руке, и нервно постукивая ножкой по тротуару, явно кого-то ожидая. Ждать или не ждать? Я оглядел авоську бабы Сони, и, надеясь, что в ней нет ничего скоропортящегося, решил, дождаться человека, который опаздывал на встречу с Ниной.
«Зашибись!» — вырвалось у меня вслух, когда я увидел, кто за ней приехал. Из «Жигулей» последней модели вышел неизвестный мужик в кепке с длинным козырьком, которого я преследовал от опорного пункта на пляже. Тот самый, если мои подозрения верны, который от души приложился к моей многострадальной голове.
Черт! И что теперь делать? Я оглянулся без особой надежды в поисках такси. Ну да конечно, наши люди на такси в булочные не ездят, тем более в разгар рабочего дня. Это для отдыхающих отпуск, а горожане работали. Чтобы поймать машину с шашечками, нужно выйти из дворов и дойти до остановки, где обычно стоят таксисты.
Тем временем мужик в бейсболке открыл Нине дверь, но женщина не торопилась садиться в салон, что-то выговаривая собеседнику, и ему это явно не нравилось. Он схватил ее за плечи и резко встряхнул. Нина вскрикнула, я решил вмешаться. Но в этот момент моя первая любовница в этом времени вырвалась из жестких объятий, что-то резко бросила в лицо водителю, и с достоинством королевы села в автомобиль.
Неопознанный товарищ склонился и что-то сказал сидящей в салоне Нине, затем захлопнул дверь, обошел «Жигули» спереди сел за руль и тронулся с места. Я шагнул назад, прячась с другой стороны ствола. На всякий случай решил запомнить номер машины. Чем черт не шутит, друг знакомый сержантик сумеет выяснить, кому принадлежит транспорт.
Я метнулся было за машиной, чтобы посмотреть. Куда свернет но потом плюнул на это гиблое дело. Какая разница, направо или налево уедут интересующие меня товарищи, если перед ними целый город. И вычислить даже примерно путь и конченую точку я не смогу. Разве что прогулять на ту квартиру где мы с Ниной отжигали. Кстати, какой сегодня день недели? Встреча с жгучей брюнеткой планировалась на среду, но у меня такое ощущение, что я ее благополучно про… фукал. Но сходить, думаю, не помешает вдруг что-то да выясню. В моем положении любая информация — шанс выкрутиться и остаться в живых.
Я шел по Полевой, поглядывая на номера домов, и мусолил в голове случайно увиденную встречу. Что если это конкурентная группировка? Если предположить, что за мифическим золотом Юсуповых охотится не только предполагаемый наследник, точнее, бастрад, а кто-то еще?
Спрятать такую кучу золота в подвалах банка одному не под силу. Значит, информация могла пойти по рукам, от отца к сыну так сказать, и дальше. В результате звезды сошли здесь и сейчас, и обе банды искателей приключений оказались в Энске в одно время.
Либо это одна и та де контора, к примеру, все тот же Комитет государственной безопасности. Не думаю, что у них принято доверять друг другу. Что если высокое начальство решило присмотреть за товарищем Прутковым (прослушка-то откуда-то взялась в его кабинете), и отправила на поиски золота еще одну команду.
В результате конкуренции кто-то да отыщет если не сам клад, то новые следы. Интересно, а начальники мичмана знают о том, что он вполне возможно сын кого-то из князей Юсуповых? И кем была его мать? не факт, что это важно, но неплохо было бы узнать. Осталось придумать — каким образом.
Так, прокручивая в голове мысли и домыслы, я дошел до дома бабы Сони. Постучал в окно и отдал пацаненку, который открыл калитку, авоську с продуктами, передав на словах наказ бабушки положить все в холодильник, не забыть пообедать свежим борщом и не таскать весь день одни пирожки.
Мы с парнишкой понимающе переглянулись после моих слов: какой уважающий себя пацан будет лопать борщ, когда есть бабушкины пирожки, а в холодильнике стоит бутылка молока? Расстались мы хорошими знакомыми пожав друг другу руки.
Я перешел через дорогу и постучал в окно с затейливыми деревянными обналичниками, выкрашенными синий цвет. Перед домом Василисы раскинулся шикарный палисадник, возле которого пристроилась лавочка с резной спинкой.
Примерно до середины девяностых по всему частному сектору почти у всех дворов стояли скамейки, на которых вечером собирались соседи посплетничать, обсудить последние новости. Возле некоторых домов стояли столики, сколоченные добрым хозяином. За ним мужики обсуждали политику и резались в козла.
Ближе к двухтысячным всю красоту хозяева извели под корень. Пьяные малолетки и алкаши устраивали срач и разборки под окнами, по утрам земля возле скамейки превращались в мусорную свалку: окурки, бутылки, шприцы и презервативы выжигали настроение напрочь.
Жизнь стремительно менялась, и я никак не мог понять, когда и как молодое поколение превратилось в свиней? Мы тоже сидели на этих же самых лавках вечерами, где-то нас гоняли, где-то не трогали. Но после нас максимум что оставалось — шкорки от семечек которых к вечеру хватало у всех дворов после посиделок.
Я постучал в окошко, и принялся ждать ответа. Тюль дрогнула, на меня глянула Василиса, улыбнулась и исчезла. Минут через пять клацнула ручка калитки и на улице показалась старшая медсестра. Сейчас в домашнем летнем ситцевом халатике, без популярных синих теней на веках и морковных губ Тимофеевна казалась моложе лет на пять. А может специально краской добавляла себе возраст для солидности.
— Привет, — я улыбнулся. — Спасибо за помощь.
— Привет, — Василиса улыбнулась в ответ. — Не за что, — девушка пожала плечами. — Если честно, просто испугалась, когда тебя забрали. Вот и решила домой забрать, вдруг обыск, объясняйся потом что за бумаги и где взяла. Ох, и зла я на тебя, Лесаков, — Тимофеевна покачала головой. — Втянул меня в неприятности! За что тебя гэбисты-то упекли?
— Все равно спасибо. Кто его знает, чем бы дел закончилось. И прости, не щнал, что так поулчитсья. Елси быне сосед по палате, может ничего и не слчилось бы.
— Сосед? А ну, заходи-ка во двор, — девушка окинула быстрым взгялдом удцу. — У нас как в деревне, вес на виду, неча глаза мозолить, замучат потом вопросами.
— Не боишься?
— Чего? — удивилась Василиса.
— Ну… Сплетен. Ты ж одна живешь, а тут мужчину в дом зовёшь.
Девушка звонко рассмеялась:
— Ой, не могу, мужчина! Насмеши Лесаков! Тебе до мужчины еще лет пять шагать и шагать. Ты, конечно хорош, не спорю, — шаловливый взгляд прошелся по моей фигуре. — Да тольк молод больно. Что мне с тобой делать-то?
— Эх, Вася, Вася, знала бы ты, что я могу с тобой сделать, — вздохнул я, смущенно улыбнулся и шагнул во двор.
Узкая дорожка, отсыпанная морской ракушкой, вела от калитки по над стеной дома вглубь двора. Параллельно тропинке разместилась клумба с цветами и соседский забор. Свернув за угол дома мы оказались в уютном небольшом дворике с беседкой в одном углу, дождевым колодцем и краном в другом.
Низкий заборчик отделял центральную часть двора от маленького огорода. Там же находилась будка., возле которой нежилась на солнышке огромная черно-рыжая собака, судя по всему немецкая овчарка. Животинка лениво приоткрыла один глаз, посмотрела на нас, приподняла лобастую голову, зевнула, вывалив розовый язык, и поднялась с потягушечками, и звонко гавкнула в мою сторону.
— Ого! — присвистнул я, восхищаясь статью и мощью пса.
— Кузя, — строго прикрикнула Василиса. — Не пугай гостя!
— Кузьма, а что похож! — хмыкнул я. — Хороший такой домовенок, чистокровный, наверное?
— Ага, чистый немец. Компот будешь?
— Буду, спасибо, — я любовался собакой.
С детства мечтал о таком друге. Но держать немца в квартире — это чистой воды издательство. Жил такой красавец у соседей в двухкомнатной напротив нас. Воняло в квартире жутко, все на работе, заниматься собачкой некому. Помню, когда забегал в гости всегда поражался огромной кастрюле, в которой Маркизу варили кашу каждый день. Выгуливали его всегда на поводке, не позволяя вольно побегать и поиграть.
В детстве все думал: вырасту, стану жить самостоятельно, будет у меня верный друг. Когда стал старше, понял: собаки — они как дети. Им забота и внимание нужны порой больше, чем человеческим детёнышам. С моей непредсказуемой работой заводить пса — это обрекать его на постоянное одиночество.
Когда женился, мы с Галкой решили: купим дом, родим ребенка, обязательно возьмем собаченцию. У детворы должны быть животные, иначе как еще научить любви, состраданию, заботе о ближних? Не срослось.
И вот она моя мечта во всей красе. «Хоть бери и женись на Василисе», — пошутил я про себя, подходя ближе к заборчику.
— Ты осторожней, — вынося из беседки запотевший кувшин с домашним компотом. — Кузьма только с виду такой увалень. На самом деле характер у него дай бог каждому мужику. А еще он у меня ревнивый товарищ, — с любовью глядя на пёселя, пояснила Василиса.
— Не сомневаюсь, — глядя Кузе в глаза, ответил я. — Ну, что, брат, скучно тебе?
Пёс склонил голову набок, оглядел меня с ног до головы, еще раз широко и от всей своей собачье души зевнул, повернулся ко мне пушистой попой и рухнул на землю, всем своим видом демонстрируя не желание общаться. Я рассмеялся, но приставать больше не стал. Ни к чему это, дразнить собаку. Вряд ли я сюда попаду еще раз, так что на дружбу с Кузьмой можно не рассчитывать. И пес как будто об этом знал.
— Держи, — окликнула Василиса из соседки, и пододвинула в мою сторону большую пол-литровую кружку. — После смены варила. Все свое, из сада! — похвасталась девушка.
— М-м-м-м! — я сделал первый глоток. — Язык проглотишь! — восхитился я, и припал к чашке.
Яблоко, крыжовник, смородина — вкус детства — такой варила бабушка. На Кубани домашний компот — это как времена года, под каждый месяц, начиная с мая, свои фрукты и ягоды.
— Еще?
— Можно, — фыркнул я от удовольствия и протянул кружку.
Василиса щедро плеснула напиток, поставила кувшин. уселась на стул, облокотилась локтями на стол и уложила на сцепленные ладони подбородок. Я пил, чуть зажмурившись, наблюдая за хозяйкой. Девушка же откровенно любовалась моим удовольствием и украдкой вздыхала. Видимо, давненько одна живет.
— Ух, вот спасибо! Прям в самую душу компот зашел. За это проси что хочешь. Василиса Тимофеевна! — гаркнул я, залихватски подкручивая несуществующие усы, возвращая кружку.
— Какая я тебе Тимофеевна, ты меня еще тетей обзови! — звонко рассмеялась женщина. — Тимофеевна — это я в больнице. А здесь уж и по-простому можно.
— А как родители-то зовут?
— Звали, — вздохнула грустно. — Мама Васёной звала, когда ругалась — Васькой. Батя — Васькой, когда на рыбалку шли, сына хотел папка, а родилась я. А так Сютой-Васютой.
— Васильком можно? — уточнил я: ни одно из домашних имен на мой вкус не подходило женщине. Тут либо Василиса, либо ласково Василек.
— Ну… зови, — Васюта на мгновение вскинула на меня взгляд, словно проверяя, издеваюсь или как, и строго добавила. — Но только не на работе.
— Так точно, товарищ Василиса! — я шутливо отдал честь.
За моей спиной недовольно взбрехнул пес: расшумелись, спать не дают. Не сговариваясь, мы с Васёной прыснули. Просмеявшись, Василиса откуда-то достала мою папку, хлопнула ею об стол.
— Держи, все в целости и сохранности. Но заглянуть — заглянула, не удержалась, — женщина чуть виновато улыбнулась.
— Да там нет никаких тайн, — я махнул рукой. — Так, архив старого чудака.
— Ну, чудаков Фёдора Васильевича считали только дураки и начальники, — хмыкнула Василиса.
Я встал в стойку.
— Ты его знала?
— Да его все в городе знали. Я думала ты местный, — удивилась девушка.
— Местный, из района.
— Да и в районе нашем про Лесакова слыхали. Он ветеран, к пионерам в школы ездил, про войну Отечественную рассказывал. Он же воевал, до Берлина дошел, награды имеет. Жаль старика, — Василиса печально вздохнула и замолчала. — Постой! Ты же тоже Лесаков? Так что дед твой что ли? Как же так, Алексей? Оставили старика одного при живом-тио внуке! — воскликнула медсестра возмущенно.
— Да не знал я… — огрызнулся я. — И то не факт, что мы родственники…
— Как это? Ты Лесаков и он Лесаков, — растерялась Василиса.
— Да запросто… Вот и Кузьмич утверждает, что мы родня. А я ни сном, ни духом. Знал бы, отыскал, жили бы вместе. Я ж тоже один как перст, как бабушка умерла так сиротой и остался.
— А родители? — охнула Васёна.
— Родителей давным-давно нет. И никто из них про архивариуса никогда не упоминал, понимаешь? А теперь мне все пытаются доказать что он мой дед. И вот вопрос: почему? Точнее, зачем…
— Ну, может, и правда родня? Сидор Кузьмич-то он врать не будет, — протянула Василиса.
— А ты его давно знаешь?
— Кого? Федора Васильевича? Так говорю же, знаю как все.
— Да нет, Сидора Кузьмича, — уточнил я.
— А, мичмана… Дай подумать… — девушка задумчиво нахмурила лобик, что-то вспоминая. — Лет пять, наверное… А что?
— Да так… Интересный мужик, и жизнь у него интересная…
— И тяжелая, — снова протяжный вздох. — Ты знал, что у него сын погиб на флоте? Остались внук и невестка на его попечение…
— Не знал, — я покачал головой. — А что случилось?
— Ой, слухи разные ходили, да толком так никто и не выяснил ничего. Но сын орден посмертно дали, — Василиса поднялась и принялась убирать со стола.
— А Кузьмич откуда сам?
— Сам-то он местный, жил даже где-то возле нас недалеко, то ли на Морской, то ли на Таманской, точно не знаю. Баба Соня та вспомнит, а я маленькая была, когда он из Энска уехал, — девушка задумалась на минуту. — А может, и вовсе меня еще на свете не было, — словно удивляясь своей мысли, задумчиво протянула она. — Слушай, а, правда, сколько Кузьмичу лет-то? — Васена вскинула голову и вопросительно глянула на меня.
— Не знаю.
Я тоже задумался: а что, собственно, мы с парнями знаем о Пруткове? Кроме того, что видим, во что вляпались с его легкой руки и того что он сам нам рассказал. Получается — ни-че-го. Интересное кино, однако, получатся. О Сидоре Кузьмиче ходят разные слухи, но все они сводятся к тому, что он свой в доску мужик, одинокий вдовец, который помогает жене погибшего сына и внуку.
При этом может и в козла зарубиться и водки выпить, и денег в обход государства помочь заработать. И ни одна живая душа в городе не ведает, что бывший мичман давным-давно служит Родине при погонах на самую страшную и таинственную организацию. Ничего себе конспирация! Так и хочется воскликнуть: мы в восхищении! Комитет в восхищении!
— А… женщина у него есть? — пользуясь случаем, я решил продолжить свой маленький допрос.
— Женщина? — девушка зависла, задумавшись. — А тебе зачем?
— Да так, для общего развития, — пожал я плечами как модно небрежней. — Тебе помочь?
— Нет, я сама! — отмахнулась хозяйка и скрылась в доме вместе с кувшином.
Я взял кружки и пошёл к колонке, сполоснул и нацепил тут же на плетень, который видимо для этих целей и был поставлен рядом с водопроводом. На соседних прутьях торчало несколько двухлитровых и трехлитровых банок.
— Да я сама бы, — махнула рукой Василиса, появляясь на пороге.
— Мне несложно, — улыбнулся я.
— Про личную жизнь не знаю, врать не буду, — как ни в чем не бывало, продолжила девушка. — Думаю, вряд ли.
— Почему? Он вроде мужик видный, за него любая пойдет, — удивился я.
— Так-то оно так, да только внуком он дорожит больше всего на свете, и не захочет с ним расстаться, — протерев чистый стол от невидимой пыли, пояснила Васёна. — А невестка вряд ли потерпит чужую бабку со своим выводком внучков рядом с единственной кровиночкой.
Сполоснув тряпку, хозяйка тут же накинула ее на плетень просыхать, но на стул н села, осталась стоять, облокотившись о столб беседки, явно намекая, что пора и честь знать гостю дорогому.
— Ого, невестка зверь, поди, какой? — пошутил я.
— Ну, зверь не зверь, а характером наша Нинка всегда отличалась жестким и неукротимым, — выдала Василиса.