Простой советский спасатель 3

Глава 14

— Изучил? — выпустив дым и сквозь него глядя на меня, поинтересовался Сидор Кузьмич.

Я оторвался от документов и задумчиво посмотрел на мичмана. Что ему сказать, чтобы не обидеть и не послать? Вся эта история с самого начала дурно пахла, а теперь она просто воняла, причем ни каким не заговором, а банальной погоней за деньгами. А там, где жадность и бешеные бабки, там и смерть. И это мне ой как не нравилось: я жить хочу, если не в своем времени, так здесь.

Я удивился в ответ на собственные мысли: и правда, жить хочу, даже планы уже на будущее строю. Первым делом займусь системой оповещения и, так сказать предсказания наводнений. Они у нас хоть и редкие, но зараза очень меткие, и люди гибнут, и дома сносит, и машины и живностью. До осени рукой подать, а ноябрь в этом году на Азовском море грозит потрясениями. А потом можно и к службе спасения современной готовить и себя, и хороших ребят.

— Частично, — я махнул рукой на раскрытую папку, демонстрируя бумаги, разделенные на две стопки. — Вы серьезно планируете искать пропавшие сокровища? Опираясь только на вот это?

— Тебе мало? — Кузьмич приподнял бровь.

— Мне — мало, — кивнул я. — Доказательная база ни к черту. Никаких данных, кроме вот этой писульки и старых городских легенд. Красные не нашли золото в подвалах, сперли его давным-давно, может наши а может белые.

— А может просто поглубже перенесли, — Кузьмич смотрел в упор.

Я ответил, не моргнув глазом, со всей юношеской наивностью и сомнением:

— Поглубже? Вы считаете, что в подвалах несколько этажей?

— Не просто считаю. Я это точно знаю, — мичман затушил очередной бычок. — Уверен, ты тоже в курсе, Алексей.

И снова этот тяжелый пронзительный взгляд, который пробирает до кости, стирая напрочь делание врать. Но ведь я и не вру, не так ли? Всего лишь не договариваю правду.

— Откуда, Сидор Кузьмич? Ну, лазили мы с пацанами по подземелью. Ну, заходили под башней и выходили в центре города у Калинки. Так это по прямой и никаких тайных дверей.

— Я думал, мы договорились, не врать друг другу.

Второй раз особист сказал эту фразу, на что-то намекает или что-то конкретно знаете? Но долго учиться догадками мне не пришлось.

— Дело в том мой юный друг Алексей Лесаков, я точно знаю: ты был и а втором ярусе, может, быть случайно попал на третий.

— Да с чего Вы взяли? — я упирался до последнего.

— Пожарная команда обнаружила подпол, в который ты свалился вместе со шкафом, — мичман растянул губы в улыбке: мол, что на это скажешь, дорогой друг?

Я постарался удержать лицо:

— Не падал я ни в какой подпол, иначе помер бы, задохнулся от дыма и все дела, — я пожал плечами. — И нашли бы меня к утру под этим самым шкафом.

— Да нет, Алексей — Сидор Кузьмич оторвал свою… хм… пятую точку от столешницы на которую облокачивался и не спеша подошел ко мне, остановился возле журнального столика, нависнув надо мной и повторил. — Я точно знаю, что ты там был.

Я немного напрягся: на понт берет, откуда он может точно знать? Из подвала я вылез в рубашке и штанах, а больше ничего на мне и не было, ну, кроме нижнего белья и обуви, которые я тоже не снимал.

— Не было меня там, — я упрямо мотнул головой. — Ну, в самом деле, Вы же как начальник ОСВОД, как спасатель, должны понимать, что в подвале я бы не выжил, угарные газ и все дела. Не удивлюсь, если огонь и туда добрался. Подвалы-то у нас неглубокие.

Я упрямо настаивал на своем, ожидая, когда Кузьмич сдастся и либо предъявит доказательства, либо отстанет. И Сидор Кузьмич оправдал мои ожидания в полной мере, выложив на стол ключ от комнаты в общежитие. Черт! Я ведь даже не помню, когда успел переложить все из карманов в другие штаны. Или я был в тех самых брюках, в которых меня привезли с разбитой головой? Хотя это уже неважно.

— Ну, ключ, и что? — я поднял на Кузьмича глаза. — Мало ли таких ключей, — я небрежно пожал плечами, подхватил улику и повертел перед собой, разглядывая.

— Я хорошо знаю общажные ключи, Алексей, — еще шире улыбнулся мичман, вот только глаза у него не улыбались ни разу.

Да, Леха, влип ты по полной программе. Этот добродушный с виду бульдог от тебя не отстанет. И придется лезть в подвалы и искать золото, хорошо, если без него, тогда шанс выжить есть. А если вместе, там меня и положат.

Точно, берт на понт. Брелока нет, номера комнаты тоже нет, с чего Кузьмич вообще взял, что это мой ключик? Черт, разве что отпечатки сняли. Я, было, испугался, но тут же ухмыльнулся про себя: а вот фигушки, а не отпечатки. Там же пожарные наверняка все залили водой и пеной, так что нет у тебя ничего, дорогой товарищ Прутков.

Но мичман так просто не успокоился. Все с такой же ехидной улыбочкой достал из кармана бумажный пакетик и осторожно вытряхнул из него пуговицу. «А вот теперь упс, — задумчиво разглядывая маленький якорь, выдавленный на фурнитуре. — А студент-то оказывается модник, черт бы его побрал. Я и внимания не обратил на пуговицы, застегнул и все дела».

У меня по жизни с одеждой разговор короткий: была бы удобной и чистой. В прошлой жизни рубашки практически не носил, разве что на свадьбы да на официальные мероприятия. Хотя и на них ходил по форме в кителе и синей футболке с надписью МЧС. Шорты и майки летом, осенью, джинсы, футболки, толстовки и свитера зимой и весной.

И как теперь выкручиваться? Хорошо хоть одежда сейчас у Лены, может, догадается пришить? А еще лучше — пусть выкинет изгаженные подвальными приключениями вещи и все дела.

— Ну, пуговица, и что? — я продолжал разыгрывать из себя недалекого и недогадливого.

— Так твоя пуговица, Алексей, — еще ласковей улыбнулся Кузьмич.

— Да с чего Вы взяли, Сидор Кузьмич? — я решил чуть вспылить. — То ключ мой, то пуговица! — возмутился я совершенно искренне.

— Так рубашку с такими пуговицами именно мы тебе и дарили, на день рождения, — мне показалось или улыбка Кузьмича сейчас порвет ему щеки? — Запамятовал? И рубашечку эту мне подогнали ребята из порта, да уж больно молодежная. Вот и решил я, кому как не Алексея, отличнику учебы и общества спасения красоту такую придарить. Скинулись с парнями и… — особист развел руками, показывая, что крыть мне нечем. — Так что твоя, Леша пуговица, твоя, не отпирайся.

Мичман сгреб пуговицу и спрятал её в пакетик, затем уселся на стул, облокотился кулаками оба стол и наклонился ко мне.

— Мне плевать, где ты был и как выбрался. Но если я узнаю, что ты нашел казну Юсуповых и ничего мне не сказал, пожалеешь. Сначала пострадают твои Рыжовы, затем под раздачу попадет Елена Блохинцева.

Сидор Кузьмич помолчал, наблюдая за моей реакцией. Я усиленно держал лицо, стараясь не показать, как мне хочется зарядить ему кулаком по морде, и раскатать по стенке прямо здесь. В кабинете. Но — нельзя. органы государственной власти, даже если не уважаешь, руками лучше не трогать. Отомстить смогут так, что Колымы раем покажется.

— В общем, там, мой дорогой друг, — Кузьмич поднялся, подхватил стул за спинку и отнес его к стене, затем вернулся и сел за свой стол, что-то начал писать.

Через минуту поднял на меня тяжелый взгляд, из которого исчез всякий намек на добродушного балагура мичмана, указательным пальцем подтолкнул по полированной поверхности к краю какую-то бумажку и поставил точку в нашем разговоре.

Черт, а ведь и правда может жизнь испортить. Я вдруг спинным мозгом понял: игры кончились, Сидор Кузьмич Прутков перестал играть в доброго дядюшку и вернулся в шкуру комитетчика. Это я, наивный пятидесятилетний пацан, решил почему-то, что с ним будет легко справиться, потому как у меня опыт за плечами, о котором мичман знать не знает. Индейская национальная изба фиг вам, мой гражданский опыт по сравнению с товарищем особистом.

— Через неделю, если не разберешься в бумагах архивариуса, разбираться я буду уже сам. И тебе это не понравится. Пока работаем так: я изучаю свои источники, ты — свои. Встречаемся в среду, вырабатываем план действий и на поиски. Команду я тебе дам. Парни проверенные, а, главное преданные. Мне.

— С Игорьком не пойду, — упрямо сцепив зубы, отрицательно мотнул я головой.

— Не тебе решать, Алеша, — чуть вспылил Кузьмич, но тут же взял себя в руки. — Но я подумаю, исключительно по доброй воле. Держи свой пропуск и возвращайся в больницу.

Я поднялся, подошел к столу, подхватил бумажку и развернулся, чтобы уходить.

— Пожалуй, если решишь соскочить или еще что, неприятности начнутся не у Рыжовых, а сразу у Леночки, — задумчиво протянул Кузьмич. — Хорошая девочка, несмотря на свою нудистскую дурость. Чистая, светлая… Город у нас, конечно, тихий, но гастролёров залетных хватает… Ты присматривай за девочкой, Лесаков, не дай Бог обидит кто, — издевательски закончил особист, глядя мне в глаза.

Я молча развернулся и вышел, не прощаясь. За дверью стояли двое из ларца, которые меня сюда привели. Я нахмурился: неужели будут сопровождать? Но из кабинета раздалось:

— Гришанин, Степанов, зайдите.

Коричневые пиджаки оторвались от стены и, зацепив меня плечами, вошли к хозяину. Дверь закрылась. Я постоял, размышляя, подслушать или нет, но решил не рисковать. Если уж в кабинете у особиста прослушка, кто его знает, чем напичканы коридоры. В шпионской технике времен советской власти я тоже не разбирался.

«Черт, забыл сказать Кузьмичу о прослушке», — я застыл посреди коридора, но потом двинулся дальше. — «Сам виноват, нечего было угрожать мои близким». Я запнулся от неожиданной мысли: надо же, семейство Рыжовых и Леночка Блохинцева вот так быстро попали в категорию близких людей.

Прислушался к себе и окончательно осознал: да, в обиду не дам, сделаю все, чтобы ребята не пострадали. Они невиноваты в том. Что я их совершенно случайно втянул в какую-то непонятную историю. И если с Рыжовыми все просто: свел с доктором, а дальше жизнь покажет — сдружимся или жизнь разведет, то с Леной все сложно. Это в мое время постель — не повод для знакомства, здесь и сейчас один поцелуй становится поводом познакомиться с родителями.

Я покинул негостеприимное здание, вновь поражаясь неприметности и идеальной маскировке. Закрашенные окна создавали впечатлении заброшенности или ремонтных работ, взгляд скользил по фасаду и не задерживался. Мимо шли мальчишки и девчонки, некоторые с родителями, торопясь в музыкальную школу на углу Коммунаров и Победы. А за стенами серо-синего дома допрашивали и угрожали советским людям, искали шпионов, раскрывали (или планировали?) заговоры и мечтали найти утерянные сокровища.

В больницу я вернулся в обед, Василиса уже ушла домой, и я решил не беспокоить новую смену и не забирать бумаги. Посижу-ка, полежу-ка, поизображаю примерного больного.

Сосед потерял дар речи, когда увидел меня на пороге палаты. Я нежно улыбнулся и ласково спросил:

— И что же ты, мил человек, натрындел по телефону дорогим товарища из Комитета безопасности?

— Ты чё, Лех, какие комитеты? Я никому ничего! Вот те крест! — мужик испуганно дернулся с кровати, на которой лежал, и понял что бежать некуда.

В проходе я стою, из окна не спрыгнуть — высоко.

— О, так ты у нас еще и верующий? — еще гире улыбнулся я, нагоняя страху на крысу.

— Да ты че, я коммунист, коммунист я, вот те… — сосед едва не перекрестился, охнул, и ляпнул. — Честное пионерское!

Я заржал, зашел в палату и прошел к своему месту. Мужичок шарахнулся к стенке между койками, глядя на меня круглыми глазами. Возле своей кровати повернулся и тихо сказал, скривив зверскую рожу:

— Еще раз сунешь свой нос, куда не нужно, придушу во сне и скажу, так и было, понял?

— Понял, понял, — вякнул воришка и метнулся в коридор, может в туалет побежал, а может и жаловаться кому, поживем, как говорится, посмотрим.

Я дождался обеда съел непритязательную больничную еду (первое второе и компот) и завалился поспать. Прошлый денек выдался веселым, да и сегодняшнее утро оставляло желать лучшего.

Но мне не лежалось. Промаявшись какое-то время, я все-таки решил подойти к новой смене и забрать свои документы.

Когда медсестра сказала, что в шкафу ничего нет, я заржал, хотя смешно уже не было. Может. Вместе с переходом в это мир ко мне какое-то проклятье привесили? Типа вечного удара по голове и постоянных пропаж нужных документов?

Девушка строго на меня посмотрела, поинтересовалась, все ли со мной в порядке и только после этого уточнила, что Василиса Тимофеевна забрала папку с собой, ничего не объясняя, но велела передать пациенту из шестой палаты. Я с трудом перестал смеяться, поблагодарил девчонку и вернулся в палату.

Причину я примерно понимал: после того, как меня забрали вежливые товарищи в одинаковых костюмах, Василиса решила мне помочь. Женская душа — потемки, а душа русской женщины и вовсе вековой лес, в котором можно и заблудиться. И на поляну сказочную выйти. Все зависит так сказать от поведения охотника.

Как я не старался домашний адрес Тимофеевны мне не дали. Но где наша не пропадала, и я подкатил с разговорами к техничке. Санитарка баба Соня оказалась мировой теткой, такому соколику, как я, который и воду в ведре бегал менять, и мелких хулиганов построил, и пару поручений выполнил, рассказала все, что знала. Обо всех.

Оказалось, «Васька женщина хорошая, хоть и суровая, потому и мужика у нее нет, как ейный Серега сгинул так и живет одна одинешенька». Мужа Василисы сгубила «водка проклятущая, напился в получку, шел домой, его и стукнули по темечку в гаражах. Так и замерз в сугробе, бедолага. Поздно нашли, помер».

Со всей своей вековой хитростью баба Соня меня сначала допросила по всем статьям, зачем мне Тимофеевна понадобилась, а уж потом смилостивилась и объяснила, как найти старшую медсестру. Естественно, небескорыстно. По дороге попросила забросить сумки к ней во двор, все равно по пути Санитарка и медсестра жили на оной улице напротив друг друга. Я согласился, получил авоську, набитую каким-то свертками, и совершил очередной побег из травматологического отделения.

На Полевую решил пойти напрямки через парк. По дороге сделал небольшой круг, чтобы пройти мимо городского морга. Медленно прошел мимо крыльца, на котором курии мужики-санитары в заляпанных чем-то халатах, свернул на тропинку, протоптанную в зарослях. Огляделся и осторожно вышел на заросшую травой полянку перед входом в подвал, сделав вид, что ищу в траве жердёлу.

Судя по всему, предполагаемый завхоз еще не обнаружил разрушения, которые я причинил дверям. Решил чуть покрутится возле входа, посмотреть, кто придет. И предлог хороший: трава была усыпана мелкими желтыми фруктами, почти не побитыми. Где-то с полчаса я прикидывался любителем жердёл, но никто не появился на горизонте. Значит, хозяин или редко приходит, или обедает в другом месте. Придется выяснять другим способом, кто заведует этой каморкой. Мелькнула мысль прикупить бутылку водки, подойти вечерком к санитарам и поболтать за рюмкой-другой. Но тут же исчезла: пить не хотелось, да и не выгляжу я как любитель прибухнуть, не поверят санитары.

Налопавшись паданицы, я плюнул и пошел искать дом бабы Сони и Василисы. Через парк прошел без приключений, свернул к старой горке, насыпанной между двух пятиэтажек. Городские слухи утверждали, что под насыпью с которой мы в детстве катались на санках, фанерках и прочих пятых точках с портфелями, хранится ржавое железо, побитые немецкие танки и пушки, разрушенные остатки церкви. Сочиняли, кто во что горазд.

Шел я, вспоминая места моей детской боевой славы, которая еще не случилась. Но уже не за горами, как вдруг заметил Нину.