Притча о судьбе

Глава 4

Малахия

Черная шелковая лента была туго обмотана вокруг глаз Дуаны, моя рука была в ее руке, когда я шел впереди нее на празднование дня именин. Каждый год в ее честь устраивались балы, каждый грандиознее предыдущего. Они никогда не будут похожи на торжества, на которых она когда-то присутствовала в Смертном Мире — мой мир был другим. Не было бы сладких, ритмичных мелодий, только жуткая пульсация музыки во всем теле. Не было бы очереди мужчин, просящих ее руки, потому что, если бы они это сделали, я бы их убил. Женщины не стояли бы в стороне, ведя праздную болтовню, потому что они были… ограничены.

Дуана всегда ценила усилия, но я мог сказать, что она считала празднования странными, мрачным напоминанием о ее положении. Я не раз заглядывал в здешний разум, видя правду — она отдала бы все, что угодно, лишь бы уйти.

Прошло четыре года, пока она не попыталась сбежать отсюда и не привела в действие свои тщательно продуманные планы, которые они с Матильдой обсуждали ночами на пролет. Год за годом она пыталась ускользнуть, отвлекая меня, планируя путешествие в страну светил, вынуждая меня вмешиваться тяжелой рукой. Она не оставила мне иного выбора, кроме как покопаться в ее мыслях и стереть их.

Мои усилия всегда были недолговечны, и мой милый свет часто вспоминала все в течение года. Стирание слишком многих мыслей требовало их полного изменения, а я не был готов к этому… пока. Не тогда, когда еще была надежда.

Дуана извлекла отсюда уроки из множества ошибок, и таким образом она выросла на путях обмана, скрывая всплывшие воспоминания, которые я похоронил. Вместо этого она предпочла играть в долгую игру, придумав побег в те ночи, когда я был вынужден спать. И все же я видел каждое мгновение, каждое произнесенное шепотом слово, несмотря на попытки Матильды заслонить мне зрение.

Решимость Дуаны должна бы вызывать у меня гордость… но не вызывала, не тогда, когда я с лёгкостью мог предвидеть надвигающееся предательство.

До тех пор я буду относиться к ней хорошо, баловать её до абсурда — и надеяться, что этого окажется достаточно.

Если же она решит воплотить свой план, то у меня есть запасной вариант.

Она — моя пара. И не должна вынуждать меня к крайностям. С самого моего рождения её имя шептали мне сквозь эфир судьбы. Со всех точек зрения, она была моей — созданной, чтобы любить меня, когда никто другой не сможет, предназначенной заботиться, несмотря на мои пороки. несмотря на мои недостатки.

Однако здесь любовь была не единственным, к чему я стремился. В день моего рождения мне было предсказано пророчество, унесенное ветром теневого эфира: когда тьма и свет сольются, сила миров навсегда окажется в его власти.

С ней, на моей стороне, наши силы объединились бы, достигнув высшей точки разрушения и созидания. Мы поставили бы миры на колени и посеяли хаос по всей вселенной. Все будут кланяться мне, и только мне.

Наши силы были бы безграничны, катастрофичны. Не было бы ничего сильнее.

Я остановился перед входом в бальный зал и потянулся, чтобы положить руку ей на поясницу. Волосы у нее на затылке встали дыбом, когда я выдохнул на ее кожу.

— Ты готова?

Она прикусила губу, и черт возьми, если вид этого не заставил меня страдать от желания. Я никогда не брал никого, вместо этого выбрав ожидание нашего воссоединения. Я никогда не ощущал прикосновений женщины, прикосновения губ к своим собственным, и я был уверен, что теряю рассудок, сгорая от нетерпения.

Дуана не стала ждать. Вместо этого она нашла способ обойти судьбу. Иногда я ненавидел ее за это. Ей приходилось все так чертовски усложнять, когда в этом не было необходимости.

Мои пальцы смяли шелковую ленту, повязанную вокруг глаз, когда я оттягивал материал, прижимая к синяку, который все еще не зажил полностью. Когда она вздрогнула, я улыбнулся. Она заслуживала не меньшего, учитывая то, что она планировала.

— Открой глаза.

Её глаза расширились, когда она изучала чёрный шёлк и кружево с золотыми и багровыми украшениями — игра на контрасте с серебром и золотом, которые мой брат использовал в своём дворце как символ их союза. Мужчины-тени зашипели в знак приветствия, и этот зловещий звук отозвался эхом в зале.

Дуана склонила голову в ответ, её взгляд задержался на фигурах сопровождающих женщин-теней — с ошейниками на шеях и прикованными цепями к своим мужчинам.

Мужчины в Ином Мире были сильными собственниками по отношению к своим женщинам и сочли, что лучше сокрушить их дух на ранней стадии, связав их как духовно, так и физически. Идея была заманчивой, но мне нравились наши игры в кошки-мышки. Я дал ей кусок веревки, чтобы посмотреть, что она может с этим сделать.

Скорее всего, она бы повесилась.

Губы Дуаны скривились, когда ее взгляд задержался на женщинах, прикованных к своим мужчинам. В ее взгляде вспыхнула ярость, но она быстро взяла себя в руки, выражение лица, поворот, когда она посмотрела на меня своими поразительными золотисто-зелеными глазами.

— Спасибо. Как это странно и заботливо.

Мои пальцы щелкнули, и барабанный бой присоединился к органу, создавая музыкальный хор, напоминающий симфонию поля боя — леденящую душу гармонию.

Я обошел Дуану, склонившись в низком поклоне, и протянул руку.

— Ты не могла бы подарить мне этот танец?

Острый клык впился в ее губы, когда она окинула комнату нервным взглядом, затем вложила свою руку в мою.

— Я сделаю это, но не могу обещать, что буду хорошим партнером. Я устала от тренировок.

— Это простительно, свет мой. Мы можем не торопиться.

При соприкосновении моей руки с её, по нашей коже пробежало электричество. Короткий вдох сорвался с ее губ, когда я скользнул другой рукой по обнаженной коже ее спины и притянул ближе. Ее ноги следовали за каждым моим шагом, глаза сканировали бал. Никто из мужчин не танцевал; они никогда этого не делали, по крайней мере, когда это означало тащить свою женщину за шею. Всегда были только она и я, иногда Матильда и Валаам. Однако ни один из них не собирался присутствовать сегодня вечером, особенно после того, что натворила Матильда.

Ее неоднократно предупреждали, чтобы она не давала Дуане зелье, подавляющее течку, а я не относился к предательству легкомысленно.

— Где Матильда? — спросила Дуана, словно прочитав мои мысли.

— Сегодня она немного упала, поэтому отдыхает, но к концу недели должна восстановиться.

Матильда не падала, но Дуане не обязательно об этом знать. Сегодня вечером перед балом я немного погрузился в сознание провидицы и то, что я нашел… что ж, я едва мог сдержать свой гнев. Она возилась со зрением, изменяя то, к чему у меня был доступ. Провидица играла в паутине, переплетая нити, скрывающие определенное будущее, но ей следовало бы знать лучше.

В конце концов, именно я научил ее всему, что она знала.

Едва слышное «мм» прозвучало у Дуаны в горле — она ясно дала понять, что раскусила мою ложь. Тем не менее, она последовала моему примеру и танцевала, потому что именно этим мы и занимались. Бесконечная череда игр, и ничто, кроме времени, которое медленно проходило мимо.

Я закружил ее, запястье изогнулось, когда её пальцы ослабили хватку на моей руке. Кончики её золотистых волос разлетелись, словно лепестки, тянущиеся к макушке в росчерках розового золота. Я притянул её обратно в свои объятия, сжав её талию и прижав к себе.

Мы хорошо двигались вместе. Так и должно быть.

Наши шаги замедлились, когда орган начал стихать, и её движения вдруг стали сбивчивыми — тревога кралась по её пятам. Сердце билось всё быстрее, нарастая до жёсткого крещендо, несмотря на медленный ритм танца. Пот на её коже пах страхом и напряжением.

Дуана никогда не была из тех, кто умеет хорошо скрывать свои эмоции. Год за бесконечным годом она просила об одной и той же услуге, но была крайне разочарована, когда я дважды отказал ей.

— Малахия? — спросила она.

Мне потребовалось собрать все свои силы, чтобы не закатить глаза.

Мой свет скучала по этому родному миру, по своим друзьям и паре. Зная, что я могу заглядывать в другие миры, она часто умоляла узнать последние новости об их благополучии, хотя сама почти ничего не упускала. В ее родном мире прошло всего три с половиной дня, и ничего не было сделано, чтобы исправить ситуацию. Даже мой брат потерпел неудачу, несмотря на то, что изо всех сил старался спасти ее. Без его силы его попытки спасения были не чем иным, как шуткой.

Он понятия не имел, с чего начать, и каждый день мучил себя, ожидая за старым порталом в надежде, что он волшебным образом откроется. Он искал ответы в книгах, картинах, народных сказках, у ведьм. Он выискивал любую информацию, которая могла помочь, но оставалась вне его досягаемости. Его невежество дало бы нам по меньшей мере еще полдесятилетия.

— Продолжай, свет мой; ответом будет твердое «нет».

— Пожалуйста, — взмолилась она, взглянув на меня своими большими глазами лани, обрамленными темными ресницами. — Я просто хочу знать, все ли с ними в порядке. Мне нужно знать, что они живы и здоровы.

— Они живы и здоровы.

Настолько здоровы, насколько это вообще возможно, учитывая обстоятельства. В то время как перед нашими ногами лежали безграничные возможности, у ее друзей оставалось только два варианта будущего: смерть, разрушение и потеря короны Райкена — или из спасения. Было легко догадаться, на какое будущее я надеялся. Тем не менее, разочарованный блеск засиял в глазах Дуаны, разрывая мне внутренности.

Я мог бы дать ей то, что она хотела… за определенную цену.

— Поцелуй, — потребовал я.

Брови Дуаны поползли вверх, пока мягкие дуги не исчезли в прядях распущенных волос, обрамлявших ее лицо, делая их почти невидимыми.

— Прости, что?

Мои губы изогнулись в коварной ухмылке, что было моральным оскорблением, ложью в ее величайшем смысле. Независимо от того, как сильно она яростно протестовала против этой идеи, какая-то малая часть ее оставалась заинтересованной в нас. Будучи тенью, я мог читать определенные мысли, и эти мысли имели тенденцию проскальзывать. Она не могла сдержать искру любопытства, которая не давала ей покоя, хотя никогда бы в этом не призналась. Ее самым большим недостатком оставалась ошибочная преданность к другим людям.

Они никогда этого не заслуживали.

— За информацию всегда приходится платить. И это — моя цена. Взвесь плюсы и минусы, мой свет. Один взгляд на жизнь твоих друзей и спутника — в обмен на простой поцелуй.

Мы остановились, носками почти касаясь друг друга, пока она обдумывала моё предложение. Мои пальцы скользнули по гладкой коже её спины, и по её телу пробежала дрожь.

Разумеется, я уже знал, каким будет её ответ. Ради него она согласилась бы почти на всё.

Дуана прикусила губу, затягивая паузу дольше, чем мне хотелось, прежде чем наконец сдалась.

— Хорошо. Чмокну в щеку, и ты сначала расскажешь мне всю информацию.

Наконец-то. Я поджал губы в отчаянной попытке сдержаться. Музыка неуклонно набирала обороты по мере того, как я ускорял наш темп. Ее спина выгнулась дугой, когда я надавил рукой на ложбинку между крыльями, деликатное место, которое могло бы расслабить ее тело.

— Редмонд печален, но полон надежд. Он влюблен в оракула, но едва ли осознает это.

Мягкая улыбка появилась на моем лице, когда мы кружились по танцполу.

— Он бы не осознал.

Я скользнул рукой ниже — к изгибу её бёдер, воспользовавшись тем, как поглощённо она слушала. Она не заметила, не оторвала взгляда от моих губ, затаив дыхание в нетерпеливом ожидании — жаждая услышать мои слова и новости, что они могли принести.

— Эулалия ведёт поиски, делает всё возможное, чтобы найти способ открыть портал. Фин просто рядом — поддерживает её и одновременно тоскует по их воссоединению.

Она напевала, пока я вёл её назад, и всё ещё не отводила взгляда — ожидая, что я скажу дальше.

— У Габриэллы, милой Габриэллы, есть секрет, о котором она даже не подозревает, но она видит признаки того, что проступает на поверхности.

Музыка достигла громкого крещендо, и Дуана приподняла бровь от странности моих слов, не отводя взгляда. Впервые за очень долгое время я привлек к себе внимание. Я проклинал себя за то, что не сделал этого раньше, за то, что не передал информацию ей в обмен на все, что пожелаю.

Я должен был рассчитывать на большее.

Повернув запястье, я развернул его и потянул назад. У меня перехватило дыхание, когда она прижалась ко мне, чувствуя, как твердые линии моего тела прижимаются к мягкости ее.

— Эйден и Джордж заперты в темнице твоего мужа и подвергаются пыткам.

Праведный вздох негодования слетел с ее губ, и она покачала головой.

Я ухмыльнулся, зная, что ей наплевать на остальных. Она всего лишь хотела услышать о нем, но информации, которую я планировал предоставить, могло оказаться недостаточно.

Моя хватка на талии усилилась, её спина выгнулась, когда кончики моих пальцев впились в кожу, и я откинул ее назад, пока золотистые кончики ее волос не коснулись пола. Ее хватка соскользнула, пальцы впились в мою руку, когда я удерживал ее. Она висела на грани, полностью и бесповоротно, полностью в моей милости. Дыхание усилилось, грудная клетка поднималась и опадала.

— Малахия, — предупредила она, и я усмехнулся.

Вес переместился, пальцы впились в мою руку, когда я провел рукой от задней части ее шеи к горлу, мягко сжимая. Я мог бы пойти дальше, если бы захотел, но для этого придет время.

Вместо этого я низко наклонился, мои губы коснулись раковины ее уха.

— А твой муж — бесполезный кусок дерьма, который только и делает, что сидит на заднице и скулит.

Звук возмущения, сорвавшийся с ее губ, заставил мою грудь сжаться от смеха. Я потянул ее за шею и сжал. Никогда еще меня так не развлекали, как в последние несколько лет.

— Теперь что касается твоей оплаты.

Мои губы прижались к ее губам, когда я крепко сжал их, держа в плену и полностью в своей власти. Тут кулаки ударили меня в грудь, и ее рот приоткрылся для вдоха, губы раздвинулись достаточно, чтобы мой язык проник внутрь.

Черт, у нее был божественный вкус. Сладкий нектар затопил мой рот, когда мой язык скользнул по ее. Ногти впились в мою кожу, но я только поцеловал ее глубже, желая, высосать воздух из этих легких. Изящные кулачки били меня в грудь, руки двинулись вырывая мои волосы у корней. Я застонал от легкого укола боли, заставив её проглотить звук, и она сделала это, но не без протеста.

Одним движением эти ногти впились в кожу моей щеки, оставляя глубокие царапины. Непреднамеренное заявление.

Моя грудь заурчала от удовольствия; легкий укол боли восхитителен. Котенку нравилось царапаться.

Жгучая боль впилась в мой язык, острые клыки глубоко погрузились и пустили кровь. Я не мог остановиться, несмотря на месиво из крови и насилия, но я должен. Я позволил себе попробовать в последний раз, прежде чем отстраниться. Кровь стекала по ее губам ручейками, окрашивая их в красный и спелый цвет, и я смотрел, завороженный, желая только одного — вылизать их дочиста.

Дуана вырвалась из моих объятий, ее глаза наполнились огнем и яростью.

— Ты отвратителен.

Она вытерла рот и сплюнула мою кровь на пол, бросив на меня последний, кипящий взгляд, прежде чем отошла, возвращаясь в безопасность своей комнаты.

Уставившись в пустое пространство, я ухмыльнулся, мое сердце забилось от волнения. Она лишь мельком увидела, насколько отвратительным я на самом деле мог быть. Она считала меня ужасным, но под поверхностью скрывалось гораздо худшее.

Не мог дождаться, чтобы показать это.