Притча о судьбе

Глава 3

Далия

Время пролетало как в тумане. Дни перетекали в недели, недели в месяцы, месяцы в годы, и все же я оставалась в ловушке, неспособная вырваться из этого мира. В Ином Мире не было времен года, не было солнца, которое измеряло бы смену дней. Жизнь представляла собой монотонную рутину постоянных тренировок, стремительный, обучающий марш к порогу смерти.

Хотя я пыталась заглянуть в свой собственный мир, закрыв глаза и погрузившись в мир грез, мои попытки оказались тщетными. Не было никакого способа связаться с теми, кого я любила, никакого способа увидеть их. Хотя я постоянно дергала за связь, которая лежала между мной и моим мужем, ответа так и не последовало.

Об утраченной надежде всего несколько месяцев назад.

Единственным заметным способом указать на течение времени были мои именины. Каждый год Малахия устраивал праздник в мою честь в надежде, что я, возможно, решу стать его парой. Я никогда не соглашалась.

Первый год моей новой жизни прошел под строгим руководством Малахии: боевые тренировки, уроки светил и теней, а также обучение просеиванию. В какой-то момент я считала эти уроки бесполезной информацией, которую могла бы почерпнуть у любого другого — до той ночи в его спальне, когда он отбрасывал тени на стену. Кукольный спектакль, на который я пришла лишь от скуки.

— Скажи мне, Далия.

Он бросил на меня слегка опасный взгляд, пока его тени рисовались на стене, рассказывая историю о мифической жар-птице.

— Что ты видишь, когда смотришь на меня?

Я фыркнула, когда мой взгляд скользнул по его лицу, так много слов вертелось у меня на кончике языка — придурок, безумец, преследователь, одержимый монстр. Но я подбирала ответ осторожно, надеясь выудить хоть какую-то информацию, которую он в противном случае утаил бы.

— Я вижу твою ауру — смесь чёрного и серого, с вспышками бордового. Когда ты злишься, она темнеет. Но иногда, как этой ночью… становится чуть ярче.

Губы Малахии растянулись в мягкой улыбке, мечтательное выражение появилось на его лице.

— Это не аура, которую ты видишь, свет мой. Это моя душа. Это то, что делают светила; они заботятся о душах.

Я помню облегчение, которое я почувствовала, услышав что-то, что угодно, касающееся светил. С этого момента я решила полностью посвятить себя обучению у Малахии в надежде, что смогу узнать больше о своей истинной природе.

Второй и третий годы были самыми суровыми в моей жизни. Тренировки Малахии усилились, подпитываемые негодованием, потребностью и страстным желанием. Наши уроки пошли в худшую сторону, когда начались пытки — способ проверить пределы моих новообретенных целительских способностей.

Сеансы были жестокими и кровавыми, но в глазах Малахии светилась доля удовольствия. Он наслаждался пытками и смаковал вид моей содранной кожи и синяков. Часто он просил, чтобы я тоже помучила его, и когда я это делала, было очевидно, насколько быстрее он исцелялся, чем я.

Он утверждал, что до трансформации тени и светила могут быть искалечены, ранены и убиты, но после этого невозможно получить длительную травму.

Эта идея показалась мне безумной. Все в этом мире однажды умрет, даже тени и светила, но когда я спросила его, как убить одно из них, он отказался отвечать.

Именно тогда голоса усилились, беспокойная команда спаси их звучала в моей голове почти каждое мгновение каждого дня, особенно во время тренировок Малахии. Я продолжала в надежде, что смогу спасти светила и моего отца от вечности заключение в камень.

Четвертый год был годом, когда я решила спасти их, чего бы это ни стоило. К сожалению, именно в этот год я узнала, на что действительно способен Малахия.

Я пыталась, боги, пыталась, но замок был неотвратимой тюрьмой, и всякий раз, когда мне удавалось проскользнуть за стены, он появлялся.

Когда Малахия утверждал, что тени — это проявления разума, я не понимала, не до конца… До того дня, когда он заставил меня забыть.

Я должна была знать об этом с того момента, как прибыла сюда. Лишь легким зрительным контактом и суженным зрачком Малахия убедил Эйдена пригласить его на саммит. В то время я считала это не более чем странностью, но теперь знала правду: Малахия обладал способностью воздействовать своей волей на умы других — подчинять.

Если бы не Матильда, я бы никогда не узнала.

Каждое такое подчинение длилось месяцами. Если бы Матильда и голоса в моей голове не вырвали меня из тумана, гора так и осталась бы забытой, как он того и хотел.

Несмотря на порабощение Малахии, светила не позволили мне забыть о них, а я и не хотела. Они были моей единственной надеждой вернуться домой.

Что привело нас к моему текущему моменту: пятому году.

Я осторожно передвигалась по дворцу, крадучись на цыпочках по темным коридорам, освещенным бледными лучами лунного света. Судя по мягкому сиянию серебристой луны, все еще был день. С обострёнными чувствами я выпустила дрожащий поток магии в воздух, позволяя ему просканировать каждый угол, каждую щель и укромное местечко. Малахия мог напасть в любой момент, и в моих интересах было оставаться начеку.

Он всегда наблюдал и ждал, намереваясь преподать самый важный урок из всех: всегда будь готова.

Не имело значения, что сегодня были мои двадцать девятые именины. Не имело значения, что мое тело болело и умоляло об отдыхе. В мире Малахии не было перерывов или времени на отдых. Жизнь была постоянной битвой, в которой ты должен был проявить себя.

Мне надоело проявлять себя.

День за днем он охотился на меня, обучая всему, кроме навыков, которые действительно были необходимы. Хотя светила могли создавать порталы в разные миры, Малахия ограничил свое обучение элементарной магией, доступной теням и светилам, отказываясь углубляться. Просеивать теперь было проще, чем водить ножом по маслу, в то время как извлекать молнию и огонь было не так легко. Я могла захлопывать двери и переставлять мебель, не задумываясь. Однако мастерство, к которому стремилась — оставалось недостижимым.

Он отказался помогать чтобы я не сбежала, зная, что если я смогу вернуться домой, то брошу его и никогда не оглянусь назад.

Спаси их. Спаси их.

Голоса зазвучали снова, их нетерпение с каждым днем становилось все более раздражающим.

Позади меня раздался легкий скользящий звук, и я напряглась, прижав крылья к бокам.

Прибыл Малахия.

Я развернулась, приготовившись защищаться, но так и не смогла полностью подготовится — до тех пор, пока его тени не окружили меня, ослепив зрение.

Я воспользовалась своей магией, осветив все вокруг ярким золотым светом, который прорезал завитки теней, создавая брешь, достаточно большую, чтобы через нее можно было заглянуть.

Кулак Малахии полетел мне в лицо, но я успела пригнуться — но едва-едва. Почти бездумно крутанувшись вокруг него, уклоняясь и блокируя каждый удар. Теперь его движения были в знакомом ритме, чересчур драматичном, но хорошо продуманном. Мой взгляд привлек блеск кинжала, и я переместилась на противоположную сторону зала.

Мы исполняли эту песню и танец так много раз. Каждое движение предсказуемо и отработано. Тренировка.

Я изобразила атаку, когда он снова появился передо мной, и, как я и ожидала, исчез в вихре теней. Его дыхание щекотало мне затылок, когда он обхватил мою спину, и я повернулась вправо, зная, что он повернет влево.

Я была неправа.

Когда я приземлилась, то услышала холодный хруст кулака, врезавшегося мне в скулу, удар был настолько сильным, что я полетела по спирали на землю. Мое тело согнулось, когда Малахия взобрался на меня, обхватив ногами. Удар за ударом обрушивались на мое лицо, шею, грудь, рот наполнился кровью.

— Какой урок номер один? — спросил он мрачным голосом.

— Всегда будь готова, — пробормотала я, протягивая руку, чтобы схватить кожистое крыло.

— Ты стала самодовольной. Ты действительно думала, что я настолько предсказуем? — его дыхание коснулось моих губ. — Я разочарован.

Я фыркнула под ним, не обращая внимания на сильную боль в лице. Я была здесь пять лет, играла в его игры, участвовала в его тренировках. Самодовольная — неподходящее слово. Я устала, мне надоело удовлетворять каждую его прихоть. Были люди, которым я была нужна, Райкен, Редмонд, Габриэлла, светила — и он хотел только удержать меня.

Я ослабила хватку на его крыльях и провела подушечками пальцев по покрытой прожилками плоти, наблюдая, как его глаза закатились к затылку в приступе безграничного удовольствия. Стон сорвался с его губ, звук, вибрирующий в его груди, достиг моей. Я наклонила голову и прошептала ему на ухо:

— Почему это слишком предсказуемо?

— Это грязный прием, Дуана, — простонал он, отталкиваясь от меня и тяжело дыша. — Тебе не следует искушать меня, особенно в день твоих именин.

Я приподнялась на локтях и закатила глаза, чувствуя, как раны на моем лице заживают — медленнее, чем следовало бы. Тем не менее, он мог ударить меня ножом, порезать мне крылья, — и я всё равно исцелилась бы, медленно, но без следа, без шрамов.

Одна лишь мысль о том, что он уже делал всё это, пробежала по спине холодком.

Мой взгляд задержался на шрамах, покрывающих его руки — тех, что тянулись вверх и исчезали под рукавами туники. Я видела, что скрывается под ними, и зрелище оказалось куда более жутким, чем я могла представить.

Они были получены в детстве и никогда не исчезнут.

Мое раздражение рассеялось, когда я вспомнила о холсте шрамов на его теле, и сожаление затопило мои вены. Слово «тяжелая» вряд ли подходила для описания его жизни здесь.

Его глаза прожигали меня, пока я отряхивалась и поднималась с земли, чуть-чуть спотыкаясь.

Причина его особо суетливого отношения должна была быть очевидна: мои именины и что это за собой влекло.

Ежегодно у светил и теней начиналась течка, всегда в день их рождения, но благодаря Матильде и ее зелью, подавляющему течку, я смогла этого избежать. С каждым годом, когда течка не приходила, Малахия становился все раздражительнее.

Тем не менее, он настаивал:

— Я знаю, что ты делаешь с Матильдой в темные ночные часы. Я знаю о зелье и о долгих ночах, когда ты напряженно планировала свой побег, и все это бессмысленно. Ты одумаешься, свет мой. Перестань тратить наше время впустую. Я был достаточно терпелив.

— Терпелив? — я недоверчиво фыркнула. — Прошло пять лет, Малахия. Пять лет, и ты не научил меня ничему, чему я не смогла бы научиться без тебя. Ты отказываешься учить меня чему-либо, касающемуся силы светил, и настаиваешь на сохранении своих знаний в тайне.

Малахия усмехнулся.

— Как я могу научить тебя тому, чего не знаю сам?

Он мог бы легко сопровождать меня в страну светил и попросить их, чтобы они обучили меня, но он и не догадывается, что я вообще знаю об их существовании. Именно он заставлял меня снова и снова всё забывать, ковыряясь в моей памяти, пока та не превращалась в пустоту.

Я сжала губы, остерегаясь выдавать свои знания.

Я вела долгую игру, разрабатывая план, как спасти их и вернуться в свой мир, и если он догадается…

— А как насчет теней? Ты говоришь, они правят разумом и телом. Что это вообще значит?

Малахай придвинулся ближе, тени заплясали по краям его растопыренных крыльев.

— Я могу показать тебе…

Чувство тепла наполнило меня, когда он направил на меня свою магию.

Я отступила, прочищая горло.

— Я замужем, Малахия. Не имеет значения, сколько времени прошло, не имеет значения, сколько времени уйдет на то, чтобы быть рядом с тобой… Это связь, которая охватывает время и простирается через миры, нечто такое, чего ты никогда не сможешь понять.

Выражение лица Малахии омрачилось, и мое сердце упало вместе с ним. Я неправильно подобрала слова, потому что, в некотором смысле, он понял концепцию.

Годы его жизни были потрачены впустую в агонии, возбужденном стремлении к какой-нибудь далекой паре, которая могла бы исцелить его разбитое сердце. Он подвергся насилию со стороны собственной крови, был заключен в тюрьму, подвергнут пыткам и лишен всего, что могло бы помочь ему процветать. Привязанность, любовь, нежность — он никогда не ощущал этого прикосновения, ни разу.

Я должна была стать его путеводным светом, его спасительной благодатью… и мне было больно разочаровывать его таким образом.

Я любила Малахию, но себя любила больше, а Райкен — он был моей парой. Я чувствовала правду об этом до мозга костей.

Тем не менее, я не могла не задаться вопросом, почему это никогда не был Малахия. Когда он был мальчиком, он был для меня всем — пока не перестал им быть.

Тот милый мальчик, которого я помнила, стоял передо мной сейчас — только вместо него был безжалостный мужчина в чёрном. Каждый день мою грудь сжимала боль при виде его — одинокого, потерянного, прячущегося под маской беспощадного злодея.

И хоть временами я злилась на него, всё, что нужно было для того, чтобы моя защита рухнула, — это один взгляд в его бирюзовые глаза, самую выразительную часть его лица. В этом взгляде прятались боль, метания, разбитое сердце, чувства такие глубокие, что даже тщательно выстроенная маска не могла их скрыть.

Я протянула к нему руку и прошептала:

— Прости. Я не хотела этого. Если ты поможешь мне вернуться домой, я буду часто навещать тебя. Тебе больше не придётся быть одному.

Он бросил на меня холодный взгляд, отчаянно пытаясь сохранить маску, и отступил.

— Хватит тренировок на сегодня. Приведи себя в порядок. У нас бал.

Он исчез в клубах дыма, и мой взгляд задержался на пустом пространстве передо мной. Я ни к чему, ни к кому не обращалась:

— Я бы исцелила тебя, если бы это не означало потерять себя.

Потому что это того и потребовало бы. Для его исцеления потребовалось бы пожертвовать моей собственной совестью, моими друзьями, моей семьей, моей парой. У меня не было бы иного выхода.

— Я так сожалею о том, что должна сделать. Ты возненавидишь меня, и я тебя не виню.

Мои глаза зажмурились при этой мысли. Если бы обстоятельства сложились иначе, у нас с ним могло быть что-то большее.

На данный момент мой план должен был осуществиться, но впереди еще годы упорного труда и обмана.

Однажды сделав свой ход, Малахия уже никогда не оправится.