Принцесса на измене

Глава 21 Во дворце

Едва Дарина сказала, что нам нужно торопиться, она ускорилась — да как! Просто вытянула руку и схватила… нет, не камень, а будто само пространство. Дернула на себя, пространство съежилось, и вот мы уже стояли возле незнакомой деревянной двери.

— Это как… — начал я.

— Это удовольствие не на каждый день, — бросила Дарина. — Я сейчас убила несколько человек, что попали в складки.

И толкнула тяжелую дубовую дверь — так, что она с грохотом упала внутрь комнаты.

…Нет, внутрь операционной.

Правда, оборудованной наспех — это было видно, например, по тому, что осветительные приборы здесь стояли на довольно хлипких штативах, и операционный стол в центре, судя по конструкции, представлял из себя походно-раскладной вариант. Плюс еще имелось довольно много уже привычного мне стимпанковского вида артефактных приборов, чье назначение я, наверное, мог бы угадать по форме — но не угадал. Мне было не до того. Потому что назначение одного я знал совершенно точно — сам таким пользовался.

А именно: рядом с операционным столом возвышалась отлично мне знакомая колба из кварцевого стекла. Только наши, которые мы оборудовали в подвале дома, были высокими, под потолок. Эта казалась шире и компактнее, и стояла не на постаменте, скрывающем артефактную начинку, а на тележке с колесиками. Такая же портативно-переносная, как и все здесь.

Я сразу интуитивно догадался, зачем она: они хотят запихнуть в нее Бэззила!

Мальчик лежал на операционном столе, пристегнутый ремнями, с намертво зафиксированной головой и кляпом во рту — значит, похоже, в сознании, хотя я не видел его глаз.

Я рванул к этому столу первым делом — обрубить руку «целителю» со скальпелем в руках, который как раз тянулся к мальчику! Впрочем, уже через секунду до меня дошло, что этот тот случай, когда моей некромантии, во-первых, хватает с лихвой (никаких защитных амулетов на мужике не было), во-вторых, ее применение полностью этически оправдано — и рука этого недоделанного Менгеле повисла плетью, пальцы разжались, выронив скальпель, а сам он удивленно закричал.

После чего я все-таки воспользовался мечом, снеся ему голову.

Огляделся.

Вот что значит, я все-таки не боец: человек, привычный сражаться, сразу оценил бы обстановку, а я увидел только этот стол, увидел гребаного «медика» — и сразу же зафиксировался именно на них! Однако в комнате кроме мальчика и «целителя» были кое-кто еще. Во-первых, охранник у дверей в артефактных латах. Но Дарина уже обошлась с ним точно так же, как с охранниками в комнате с порталом: он валялся на каменном полу, дымясь и подергиваясь. Во-вторых, высокая красивая женщина с породистым лицом и седоватыми светлыми волосами, убранными в высокую прическу, в длинном бархатном платье. Она испуганно глядела на Дарину, пятясь назад.

Я как-то сразу догадался, что это королева Селеста, хотя никогда раньше ее не видел. Она ничуть не походила на свою дочь — если судить по Дарине, Хелена явно пошла в отцовскую половину генов. Но кто это еще могла быть, если подумать? Судя по роскошному платью, явно не женщина из мира Синдикатов, и тем более не дворцовая экономка! Да и какая еще дама захотела бы смотреть, как подростка буквально расчленяют и заспиртовывают?.. Хотя не факт, что его хотели именно расчленить. Может быть, мумифицировать заживо — есть такая технология на стыке некромантии и артефакторики, я о ней читал. Позволяет поддерживать тело в форме квази-жизни, при этом душа, по законам Многомирья, уже отлетает и не мешается во всяких интересных ритуалах.

— Хе… Хелена? — пораженно проговорила королева Селеста, как зачарованная, глядя на Дарину. — Д-доченька… я не хотела… п-прости меня… д-доченька… — у нее дрожали губы, она заикалась и нервно сжимала худые изящные пальцы.

Она что, решила, что ее дочь погибла и вернулась в виде мстительного элементаля?

— Я не ваша дочь, — усмехнулась Дарина. — Но спасибо вам за эти слова. Теперь я смогу обойтись с вами, как с собственной матерью!

С этими словами, она плюнула в Селесту — и та вдруг закричала, вспыхнув ярким пламенем. Крик умолк почти тут же: королева превратилась в пепел так же быстро, как останки немертвого Фириона.

— Слишком легкая смерть, — скривилась Дарина. — Но мучить ее на глазах у ребенка — это немного слишком даже для меня… Какой все-таки паскудный вкус у Хемпстедов в женщинах!

Тут она обернулась к операционному столу.

— Бэзил, ты меня очень обяжешь, если не сам будешь выбирать себе жену, а попросишь это сделать Андрея! Только ни в коем случае не Мишеля, конечно.

Тут я сообразил, что мальчик до сих пор связан, вышел из ступора и занялся им: вытащил кляп, начал отстегивать удерживающие крепления. Вот скоты, хотели резать его без наркоза! Это уже чистейшей воды садизм! Ну надо расчленить кого-то — на здоровье, но ведь сознание отключается простейшим воздействием Нежизни или алхимическим эликсиром…

Поймав себя на этой типично «некромантской» мысли, я чуть было не начал нервно хихикать. Однако руки мои исправно трудились, отвязывая мальчика. Затем я скинул камзол — он, конечно, многое пережил, но не лабораторный халат же с трупа было снимать! — и отдал Бэзилу. Сам остался в одной рубашке.

— Спасибо, барон Ильмор… — пробормотал подросток заплетающимся языком, садясь.

Он зачарованно глядел на Дарину.

— Вы… вы моя мама? — спросил Бэзил. — Я, кажется, видел вас во сне…

— Всего лишь твоя создательница, — покачала головой Дарина с очень глубокой грустью в голосе. — Я сделала тебя из Идеальной плоти по генетическому материалу твоего отца. А матерью, боюсь, мне теперь никогда не стать.

— Если хотите, я буду все-таки считать вас матерью, — сказал Бэзил.

Дарина очень мягко улыбнулась ему.

— Вряд ли я имею право на этот титул. Я ничего не сделала для тебя за все эти годы.

— Вы меня спасли!

— Подумаешь, спасла. Граф Аню через несколько секунд будет здесь, очень возможно, он бы и без меня успел…

Словно по сигналу, я услышал за обрушившейся дверью шум, топот — и через секунду в лабораторию уже ворвался Мишель, для разнообразия не в идеально чистом, а запыленном и забрызганном кровью плаще. За ним следовал Габриэль с мечом наперевес, один из наших орков — кажется, Венма, если я не путаю имя, — один дворцовый стражник и один человек Мишеля в графской ливрее. Действительно, почти успели!

Впрочем, «почти» не считается.

Мишель, похоже, тоже так подумал. Он поглядел на меня, поглядел на Дарину, на Бэзила… Что-то понял, шагнул к операционному столу и облапил мальчишку, чуть не задушив в медвежьих объятиях. Потом отстранился, спросил сдавленным голосом:

— Вы целы, ваше высочество?

— Мишель! — охнул Бэзил. — Мишель, тут… тут… барон Андрей привел… я даже не знаю, кто это…

— Его первая жена, — подсказала Дарина. — Ночка. Хотя теперь я предпочитаю Дарина Вяз.

— Мадам, — Мишель обернулся к ней. — Благодарю вас. Я ваш должник… как впрочем, и всей семьи Андрея! Позвольте предложить вам свой плащ.

Он начал снимать накидку Посвященного, но Дарина подняла руку.

— Не стоит, — сказала она. — Если мой внешний вид вас смущает, есть способ радикальнее. Бэзил, не возражаешь, если я позаимствую… — она оглядела комнату. — Вот эту колонну?

Только тут я обратил внимание, что комната-то довольно роскошная: высокий сводчатый потолок подпирали колонны из розоватого мрамора с более темными разводами, плинтусы украшала лепнина. Это что, покои самой королевы под разделочную приспособили?

— Все, что угодно! — сказал Бэзил.

— Спасибо… Так, вот эта не несущая, а просто для красоты.

Дарина подошла к колонне, положила на нее руку… И тут я увидел страннейшее зрелище: колонна начала истончаться, буквально втягиваясь в руку моей жены! А сама рука из черной обсидиановой начала становиться розоватой мраморной!

По руке метаморфоза покатилась выше по телу. Мрамор облек мою жену складками, превратившись в легкое летящее платье модного здесь фасона — правда, несколько более фривольное, чем принято, с разрезом на бедре. Кожа ее тоже сделалась бело-розовой, почти как бледная человеческая. Огонь в глазах и в волосах потух, появилась нормальная прическа, правда, тоже каменная, но это уже мелочи. Иными словами, через несколько секунд вместо ожившего каменного демона мести перед нами стояла изящная барышня, как две капли воды похожая на Хелену — только куда более бледная, с белыми, а не темными волосами. Ее многочисленные драгоценности тоже почти все исчезли, остался лишь кулон с изумрудом на шее — если я верно помню, тот самый, который я дарил ей в самый первый раз.

— Ну как? — спросила она весело.

— Ты обворожительна, — честно сказал я. — Но прошлый вариант мне нравился все-таки немного больше.

Дарина хихикнула, прикрыв рот рукой.

Мишель хлопнул себя по лбу и пробормотал что-то вроде: «Не сомневаюсь, учитывая вкусы Андрея!» — впрочем, я предпочел сделать вид, что не расслышал. Нормальные у меня вкусы! Я просто люблю своих жен. В любом виде.

А еще у меня начали крутиться в голове совершенно дурацкие мысли, что в Голливуде за сценарий с такой сценой автора бы линчевали… да и вообще, если бы нашу историю экранизировали там — по крайней мере, лет за десять до моего попадания в другой мир — то, во-первых, давно бы придрались к европеоидной внешности большинства жителей этого мира, а во-вторых, никакой дихотомии «черная мстительница/белая нежная барышня» не было бы и в помине. Скорее уж, вся династия Хемпстедов оказалась бы чернокожими! Или Мишель. Или я сам. А кстати, забавно было бы: я бы афро отрастил. Опять же, бриться по утрам проще… Хотя так-то большинство некромантов себе волосяные луковицы на лице просто убивают, но я не чувствовал себя в силах на такое тонкое вмешательство — а Рагна как-то сказала, что ей нравится моя щетина.

Чувствуя, как меня начинает разбирать смех от этих мыслей, я понял, что устал сильнее, чем думал. Все-таки спал в пещере я совсем недолго…

— Рада, что даже прошлая я тебя не напугала, — мягко сказала Дарина, обращаясь ко мне. — Но у других могут быть не столь крепкие нервы. Я в любой момент могу вернуть прежний облик. Думаю, такая двойственность будет полезной… с политической точки зрения.

— У вас прекрасное чутье, мадам. Что неудивительно, учитывая ваше явное родство с королевской династией, — проговорил Мишель.

Дарина бросила на него холодный взгляд.

— Отныне я им не родня, — сказала она. — И не стоит меня в таковую записывать… Кстати, где Адам? Не сдох еще?

— Не знаю, — сказал Мишель, — я его не видел. Мне удалось разыскать Бэзила благодаря помощи бога Света, но его отца я не знаю настолько хорошо. Что ж, с этим нужно разобраться…

— Отлично, — сказал я. — Без меня, пожалуйста.

И сел на пол.

Усталость меня все-таки нагнала!

Король действительно оказался мертв, а канцлер жив. Короля Адама пытались заставить отречься в пользу своего дядюшки, а не принца Бэзила, однако тот вместо этого умудрился вырваться и броситься с балкона своей спальни вниз головой. Заслуживающий уважения поступок в его ситуации. Что касается канцлера, то он действительно вошел в сговор с королевой за спинами других высокопоставленных членов «партии короля». Эти двое планировали посадить на престол либо дядюшку Бэзила, если тот окажется достаточно сговорчивым, либо самого Бэзила в виде квазиживой куклы — как получится. В последнем случае королева и канцлер должны были быть при нем регентами.

Во всяком случае, все это Мишель почерпнул из найденной переписки канцлера с представителями «Ивовой ветви», которой они с королевой заранее продали значительную часть Даринского хребта в виде концессий на добычу.

Однако много вопросов осталось невыясненными.

Непонятно было, как именно канцлер вышел на «Ивовую ветвь» и через кого он поддерживал с ними связь. А также кто именно еще состоял в этом заговоре: бог с ним, с придворными лизоблюдами, но наверняка ведь канцлер привлек на свою сторону часть герцогов и баронов — иначе можно и не начинать! А этой информации нигде не было. Непонятно было, зачем потребовалось идти на такие сложности и пытаться непременно сохранить Бэзила квазиживым. Непонятно было, почему Адам Хемпстед предпочел разбить голову о мостовую, чем передавать престол дядюшке. Любовь к сыну? Но этим он, наоборот, вывел бы Бэзила из-под удара. Ненависть к дядюшке? Но, насколько знал Мишель, никаких особенно негативных чувств король к своему дяде не испытывал — они просто мало общались. Да, в силу своих личных качеств принц Рой был бы одним из худших королей этого мира. Но в ситуации, когда все равно интервенция из соседнего мира добилась успеха, какая уже разница?

Или Адам Хемпстед действительно сознательно пожертвовал собой, затягивая время, и давая Мишелю возможность переломить ход вторжения?

— Я не сбрасываю этого со счетов, — сказал мой друг, усталый и осунувшийся, присев на край кровати, в которой я добирал хоть немного сна. Именно сна: хоть я когда-то и хвастал женам, что «настолько я никогда не устаю», но увы. Стоило Дарине привести меня в первую попавшуюся спальню, как я отрубился, даже не раздевшись — уж где там выполнить свое обещание насчет «всего времени мира»!

Кстати, устал настолько, что мне даже снов не снилось — хотя я был почти уверен, что Рагна непременно пытается со мной связаться.

А когда я проснулся, никого из моих жен рядом не оказалось, зато оказался Мишель. Который, оказывается, пришел просить моей помощи в извлечении информации из лорда-канцлера, барона Нейвина!

— Погоди, — сказал я, моргая спросонья. — Я чего-то не понимаю. Ты. Просишь. Меня. Пытать этого мужика?

— Да, — кивнул Мишель. — Я мог бы обратиться к штатному палачу, но информация, как ты понимаешь, очень деликатная. А ты все-таки некромант.

«Ты ж программист», — по ассоциации вспомнил я.

— Во-первых, я хреновый некромант, — я потер лицо руками. — Во-вторых, есть множество этических и практических ограничений на использование нашей силы. Да и ее у меня сейчас кот наплакал…

— Помнишь ту дурацкую песню про тебя и твоих жен, которую до сих пор нет-нет да и закажет кто-нибудь в таверне? — спросил Мишель.

— Да-а? — я тут же выпрямился.

Леу и Рагна в свое время решили, что это Кэтрин какому-то барду растрепала о наших приключениях — но, по зрелом размышлении, я понял, что это отнюдь не в ее характере. Наемница, конечно, девица легкомысленная (была!), но не сплетница. И уж точно не стала бы неуважительно отзываться о Ханне или той же Леу, с которыми успела от души подружиться! Да и о Рагне бы не стала. Правда, она могла рассказать совсем в другом ключе, а какой-то идиот-бард переделал, но при встрече Кэт сама опровергла это, сказав, что появление песни стало для нее полным сюрпризом. Хотя ей, в отличие от меня, баллада очень даже понравилась! Как она сказала, «задорная такая и смешная».

Но кто еще мог знать нашу историю в таких подробностях? Мишеля или Габриэля подозревать было нелепо… Опять же, меня смущало то, что песня как-то очень быстро распространилась по королевству, невзирая на ее, по моей пристрастной оценке, более чем скромные художественные достоинства! То есть автор должен был быть известным исполнителем изначально, скорее всего, столичным — а песня ходила анонимно, никто ее авторства не знал.

— Я тебе намекну, — сказал Мишель. — Во-первых, песня впервые стала исполняться среди придворных, и уж потом ушла в народ. Во-вторых, канцлер Нейвин получал подробнейшие отчеты обо всем походе против Темного властелина — от меня лично.

— Ты хочешь сказать, что это он⁈ — сложил я два и два.

— Развлекался он так, — скривился Мишель. — Отдыхал от трудов неправедных! Оказывается, «Балладу о чаше» и «Огненный клинок» тоже он написал! Я настолько разочарован и обижен, что хоть плачь. Это были мои любимые песни.

— Да уж… — сочувственно произнес я.

Очень неприятно, когда любимый автор оказывается паскудой-человеком, по себе знаю!

Я откинул легкое одеяло, которым меня кто-то укрыл — Дарина, скорее всего — и сел на постели, нашаривая ногами сапоги.

— Ну, пойдем, раз такое дело, — мрачно сказал я. — Для автора той баллады я уж расстараюсь!

— Я так и подумал, — кивнул Мишель.

Канцлер Нейвин восседал на тяжелом дубовом кресле, обитом полосатой тканью, посреди богато обставленной комнаты с торопливо заколоченными окнами и брюзгливо смотрел на нас с Мишелем.

— Избавьте меня от ваших попыток давить на совесть в стиле господ Светлых, — хмуро сказал он. — Посмотрю я на вас, когда вы оттрубите хотя бы год-другой в качестве канцлера этого щенка!

Мы с Мишелем переглянулись.

— Ты и правда будешь канцлером? — спросил я.

— Временно. Пока не найдем кого получше. А потом я буду министром войны, мы уже решили.

— Тебе это больше подходит, — одобрил я.

Канцлер только фыркнул, но ничего не сказал. Он глядел на нас с таким тяжелым презрением и даже брезгливостью, как будто это мы только что пытались зверски убить и замучить его родных и друзей, а потом еще вдобавок испражнились на его любимые рукописи.

Я шагнул к канцлеру и быстрым движением коснулся его скулы. Просто коснулся, указательным пальцем. Но канцлер завопил, испуганно вскинул руки к лицу.

— Что это⁈ Что вы сделали⁈

— Всего лишь временно парализовал глазные нервы, — сказал я спокойным тоном. — Хотя, наверное, стоило начать с вашего сфинктера — но я только проснулся, не хочется себе аппетит портить перед завтраком.

— Что вы позволяете⁈ Я буду жаловаться в Ковен магов!

— Вы не в том положении, чтобы жаловаться, — фыркнул я. — К тому же, я не являюсь магом и не состою в этой почтенной организации… Давайте поступим проще — вы все-таки расскажете Мишелю все, что он хочет знать, а я спокойно верну вам зрение. И не для того, чтобы вы полюбовались скоротечной гангреной на обеих руках, а просто так?

…Естественно, канцлер заговорил. Даже защебетал, я бы сказал. Правда, для большей связности речи пришлось все-таки заставить онеметь его пальцы на левой руке и пригрозить, что это первый этап гангрены. На самом деле именно на гангрену моих сил сейчас не хватило бы — но ему это знать было не обязательно. Главное, что перепугался до смерти. Поэты и писатели — они такие. Люди с хорошим воображением.

Выяснилось много всего интересного.

Окажется, среди герцогов очень многие были в сговоре — начиная с тех же Пренов, которым, видимо, не давало покоя довольно близкое родство с Хемпстедами. А вот баронов заговорщики почти не привлекали. Наш знакомец герцог Эмлис и мой сосед герцог Фойт тоже оказались чисты — хорошо, а то необходимость казнить и разжаловать Фойта могло бы сильно ударить по нашему совместному предприятию! По крайней мере, пока. Лет через десять-двадцать, возможно, у меня достанет денег избавиться от его влияния — но пока до этого далеко.

Во-вторых, причина, по которой Адам Хемпстед так не хотел передавать трон своему дяде, оказалась прозаичной и тоже завязанной на Даринский хребет — кто бы мог подумать. Оказалось, что король знал: его дядя — незаконный сын, плод измены его бабушки с заезжим магом из другого мира. Соответственно, ни он, ни его сын не имели никакого отношения к Хемпстедам — а значит, не могли повелевать «могущественным элементалем Даринского хребта»! Королева Селеста тоже об этом знала и планировала выдать за лорда Эйбрама, младшего двоюродного брата короля, Хелену — как раз для того, чтобы «вернуть кровь в младшую ветвь рода». Аргументировала она это тем, что в дальнейшем это может пригодиться в случае династического кризиса. Но король боялся, что это слишком усилит его дядюшку — и в результате выбрал Мишеля. Канцлер в то время, кстати, тоже выступал на стороне брака с Мишелем: он тогда еще не успел спутаться с «Ивой», искренне поддерживал короля и принца Бэзила и считал, что усиливать кого бы то ни было из королевских родственников — совершенно лишнее. Правда, он рассчитывал сделать Мишеля своей марионеткой и за счет него даже сблизиться с Храмом Света… Не получилось.

— Почему вы вообще перешли на сторону «Ивы»? — спросил Мишель холодно. — Чего вам не хватало?

— Вам не понять! — выплюнул лорд Нейвин. — Вы из грязи выбрались, графский титул для вас — предел мечтаний!

— Неужели дело в том, что король упорно не хотел расширять ваше баронство и менять его статус на герцогский? — усмехнулся Мишель. — И из-за этого вы решили разрушить королевство⁈

— Я не собирался разрушать королевство! Я действовал на его благо! Эта допотопная Хартия, которой руководствуются Хэмпстеды — она ведь не дает нашему миру развиваться! Территории прозябают в бедности, на континенте до сих пор всего одно королевство, всего один стоящий магический Университет, мало контактов с другими мирами — в самом деле, что им здесь может понадобиться, когда мы нищие⁈ Нам повезло, что «Ивовая ветвь» желает инвестировать в развитие!

— Ограбить нас, иными словами, — кивнул Мишель. — Ну что ж, человек с мышлением вора это может и в самом деле счесть везением.

Он поглядел на меня.

— Что ж, думаю, мы здесь закончили. Извини, что пришлось отвлечь тебя. И спасибо за помощь.

— Не за что, — сказал я. — Пойду разыщу Дарину и Мириэль… Не знаешь, где они?

— Точно знаю, что Мириэль жива и здорова, — улыбнулся Мишель. — Как и Кэтрин. Впрочем, ты и сам об этом догадался!

Я кивнул. У нас с Мирой не было никакой мистической связи, но я не сомневался: если бы что-то случилось, Дарина разбудила бы меня. А сама Дарина точно едва ли может пострадать! Подозреваю, чтобы повредить такой, как она, нужен направленный атомный взрыв. И то не факт.

— Ладно, — сказал я. — Значит, сам поищу.

…И нашел! Понадобилось всего лишь поймать за рукав нервного слугу, пробегающего по коридору, словно между окопами, — ну еще бы, у слуг тут деньки выдались крайне нервные, еще более нервные, чем у меня, например.

— Где мне найти баронесс Ильмор? — спросил я максимально грозным тоном. — Они разместились во дворце?

Я предполагал, что именно во дворце: от кого-то, может быть, даже от Мишеля, я слышал, что особняк Аню изрядно пострадал во время пожара — как я понял, рукотворного. Хорошо, что Хелена с Мишем в безопасности в Ильморе!

Слуга, к счастью, знал. Часто-часто закивав, он отвел меня по роскошным коридорам и анфиладам к большой двери, украшенной всяческими завитушками. Из-за нее я усиленным драконьим ухом расслышал взрыв хохота.

Машинально улыбнувшись, я пару раз стукнул — и вошел.

И обнаружил там и Миру, и Дарину — обеих! Причем Мириэль уже ничем не напоминала эльфийскую ниндзю: она уложила волосы в сложную, очень женственную прическу с завитыми локонами и переоделась в чье-то темно-красное платье, с вышивкой и элегантным декольте, которое очень ей шло. Больше, чем-то, что она шила себе сама в Ильморе — или Рагна шила по ее заказам, с кучей оборочек и кружавчиков! Но я буду последний, кто ей это скажет. Если душа Миры изголодалась по оборкам и кружевам, пусть носит их сколько хочет: все равно ее внешность даже они испортить не способны.

Посреди роскошных покоев стояло ростовое зеркало, и перед ним крутились Мира и Дарина — последняя все еще в облике мраморной симпатяшки, но платье на ней было другое, гораздо больше напоминающее фасоны моей родины — открытая спина, облегающая юбка с разрезом. Тоже из мрамора, само собой.

— Да, именно! — восхищенно говорила Мира. — Точно как Андрей во сне показывал! Тебе очень идет! А если ты еще и кожу обратно черной сделаешь… Ты же можешь так? Чтобы кожа черная, а платье белое?

— Могу, конечно, — с сомнением сказала Дарина, поворачиваясь боком и критически оглядывая себя. — Но мне, честно говоря, больше нравятся монохромные композиции…

— Ну, иногда же можно пожертвовать своими предпочтениями в пользу эффектности? Я вот кружева с бантиками люблю, думаешь, я не понимаю, что это простецки смотрится? Так что для парадного платья…

Я понял, что опытный боевой командир с привычкой всегда оценивать обстановку и всемогущий элементаль с даром зрения сквозь камень заметят меня еще не скоро, и слегка кашлянул.

Девушки охнули и обернулись ко мне со слегка виноватым видом, словно бы я поймал их на горячем.

— Андрей! — воскликнула Мириэль. — Уже проснулся? А мы думали, ты еще спишь…

— Прости, что оставила тебя одного, но Мишель сказал, что дворец зачищен, и тебя можно уже не стеречь, — таким же сконфуженным тоном добавила Дарина.

— Да все в порядке, — сказал я. — Очень рад, что вы уже подружились!

Подошел и крепко обнял их обеих.

— Очень вас люблю, девочки!

И дождался поцелуя в обе щеки сразу.