Прибыток в доме с секретом

Глава 42. Обойтись без геройства

Вообще-то Соколовский даже испытал некое, впрочем, весьма слабое уважение к непотопляемой целеустремлённости деда Крамеша. Возможно, это чувство было бы куда сильнее, если бы не подозрение, что вороны просто не очень-то поняли, с кем связались.

«Наверняка они просто решили, что я – такой же, как вороны, только иного оперения. А почему нет? Вполне логично вообще-то – они крайне мало общались с себе подобными, опускаться до сбора информации не считали нужным, вот и оказались оторванными от реальности. Ну да… И я в их понимании этакий птЫц с карьерой актёра, сильнейшим даром, деньгами и союзниками».

Филипп покосился на себя в зеркало и пожал плечами. С его точки зрения, это было даже как-то оскорбительно.

Соколовский даже специально уточнил у Крамеша, что могут его родственники знать о том, кто он такой.

– Я о вас узнал, когда стал выполнять заказы… В роду подробности об этом вряд ли знали. Да, наверняка были в курсе те, кого дед морочил, только вот под мороком без точного вопроса информацией не делятся, а спрашивать у них вряд ли стали бы.

Крамеш встревоженно покосился на Филиппа, но всё-таки решился спросить:

– А что? Они опять что-то предприняли?

– На, понюхай, – Сокол вместо ответа передал Крамешу плотно закупоренный флакон.

Крамеш сначала осмотрел флакон на свет, прищурился, поморщился, а потом открыл пробку.

– Вы не пили, я надеюсь? Хотя… если бы пили, уже было бы видно. Это… гм… слегка переработанный рецепт. Бабкино изобретение. С особой побочкой.

– Ещё и особое, ну надо же, какая честь для моей скромной особы! – фыркнул Филипп. – С видениями?

– Вы знаете? – удивился Крамеш и тут же насторожился: – Или… всё-таки пригубили?

– Что я, по-твоему, птенец типа Врана? Просто дополнительную добавку унюхал, – небрежно повёл рукой Филипп.

Он прикинул и решил – Верхолётные сообразили, что если его заполучить и заставить вернуть дар морока главе рода, отдать им Крамеша, да и вообще использовать в своих интересах, то они выиграют это сражение и полностью вернут своё влияние, не говоря уже об утраченных владениях, камне и книгах.

От раздумий его отвлекло осторожное покашливание:

– И где это оказалось? – Крамеш не знал, где граница, за которую ему с вопросами лучше не лезть, поэтому уточнял очень осторожно.

– У меня в чае на съёмочной площадке.

– Плохо! Значит, кто-то очень близко от вас.

– Да ты у нас сегодня сама очевидность! – фыркнул Соколовский.

– Если близко подобрались, могут отравленным ножичком чиркнуть, – вздохнул Крамеш. – Несильно, просто царапинка будет, но мало не покажется. Бабка много лет этим занималась – новую отраву разрабатывала.

– Прямо семейство Борджиа…

– А кто это? – удивился Крамеш.

– Слушай, ты в школе-то учился? В людской?

– Нет, какая там школа, если меня из дома выпускали не так часто… Да и не нужна она мне была, по мнению деда. Чему нас могут люди научить? Они же меня к другому готовили.

– Понятно. И документы у вас, небось, все мороком созданные, да? Бедные чиновники… прямо жалко их стало, – хмыкнул Соколовский и продолжил: – Ладно, я понял, но на досуге всё-таки почитай про семейство Борджиа. Люди-то они люди, но прямо копия твоих родственников, что по стремлению к власти, что по ядам.

– Хорошо, – кивнул Крамеш. – А… может, мне с вами пока походить? Ну, как охраннику?

– Самому охота под ножичек попасть? – иронично уточнил Соколовский. – Давай без геройства обойдёмся, а то Татьяна расстроится. Она, видишь ли, за тебя переживает.

Насладившись в полной мере озадаченно-счастливой физиономией Крамеша, Соколовский кивнул на его левую ладонь.

– Тем более что ты сейчас как охранник ни к чему не пригоден. И, кстати, не забудь, что тебя ждёт гусятник! Как только потянет на подвиги, можешь наведаться туда и прикинуть объём стихийного бедствия!

Ему самому было совершенно не с руки ходить и оборачиваться, ожидая удара, или обнюхивать любую еду или питьё, которые ему подают.

– Вообще-то они мне уже надоели! – сообщил он своему отражению в зеркале. – И работы полно, и домой пора, и ящерь ещё нести… Тьфу, вот ящерь особенно неприятно!

Настроение, испорченное ящерью второй раз за последнее время, помогло принять решение.

«Ну не хотят они жить относительно спокойно, ладно. Будут жить, как… как он!» – Соколовский не любил вспоминать о своём бывшем друге, поэтому тяжко вздохнул, потёр висок, где под густой шевелюрой был шрам-напоминание… Вечная памятка о том, что тех, кому доверяешь, надо выбирать осторожно и осмотрительно.

Следующий его день был расписан поминутно, но именно в этот день к вечеру дверь трейлера, в котором Соколовский готовился к съёмкам, беззвучно приоткрылась, и в неё скользнула красивая черноволосая женщина. Она была готова швырнуть в сторону актёра небольшие острые штучки, пропитанные ядом, – напиток, который недавно потребил этот тип, явно уже подействовал, и он не успеет среагировать.

– Ну и ну, какие птицы в моём скромном трейлере, – мягкий голос за спиной заставил её подпрыгнуть, обернуться, почуяв чужое прикосновение к плечу, но… руку поднять она уже не могла, подчиняясь мороку врага.

– Оборачивайся! – велел Соколовский, отступив от метательных стрелок, выпавших из ослабевших пальцев вороницы.

Через миг у его ног сидела крупная чёрная птица.

– А теперь слушай меня! – приказал он, и она внимала, забывая то, что ей больше не пригодится. – Вылетаешь из двери и ждёшь меня!

Вороница выпорхнула из трейлера и уселась на ветке ближайшего дерева.

Ждать пришлось долго, почти до ночи, а потом лететь за машиной к дому… Странно знакомому дому, вот только ей никак не удавалось вспомнить почему.

***

Соколовский вошёл во владения Верхолётных в компании с входной дверью. Из темноты к нему кинулись было двое воронов, наименее пострадавших в последней стычке, но стоило им коснуться Соколовского, как они, прервав прыжок, уже птицами упали на пол.

Через какое-то время незваный гость вошёл в святая святых – кабинет главы рода.

– А! Прришёл? Понрравились наши угощения? Ну и как тебе быть упрравляемым? – хрипло расхохотался Верхолётный.

– Да как вам сказать. Управляли мной когда-то, было дело, да только не вы! Сидеть! Нет, и звать никого не надо – никто не придёт и не прилетит.

– Что? – прохрипел дед. – Как это возможно? Кто ж ты такой?

– C этого вопроса и следовало начинать, – пожал плечами Соколовский. – Но задавать его уже поздно.

Он подвинул стул и непринуждённо уселся на него, не сводя взгляд с ворона.

– Людской облик никогда не давался просто так. И на самом деле это вовсе не данность, а тоже дар. Я не могу им распоряжаться – не я давал. Но вот сделать так, чтобы ты, как и твои родичи, забыл, что мог становиться кем-то кроме птицы – это запросто!

Бросок старика, который попытался накинуться на врага, Соколовский словно и не заметил. Так, отмахнулся, как от комара.

Его прикосновение к бывшему главе великого рода, который взлетел на самые вершины, а потом упал и сам себя уничтожил, сработало безукоризненно – на полу сидел ворон, который недоумённо озирался на обстановку, а потом, шарахнувшись от человека, вылетел в распахнутую дверь.

– Лети… твоя стая тебя ждёт! Теперь вы – просто вороны, которые будут вести обычную птичью жизнь. Долгую, непростую… И в этой жизни не будет ни власти над другими, ни ядов, ни тайн, ни величия рода. Только небо, ваши родственные узы и выживание. Как у всех обычных воронов.

Напутствие прозвучало в опустевшем доме как реквием…

– Собственно, насколько я помню, Борджиа тоже закончили не ахти… К концу восемнадцатого века род, потерявший своё влияние и силу, просто вымер, так что, наверное, просто вороны – это даже лучше! – пробормотал Соколовский, пожав плечами.

Он отлично сознавал, что никто из Верхолётных, кроме Крамеша, теперь не сможет вести людскую жизнь. Ни они, ни их дети… Он много чего знал об их жизни – когда-то ему подробно рассказывали, так что припомнить оказалось так просто:

«Вороны соблюдают строгую преемственность – воронята вылупляются из яиц, снесённых и высиженных матерью, и первый раз принимают человеческий вид через отца или мать, которые обернулись и взяли на руки своего птенца. Только тогда птенец первый раз становится младенцем. Если этого первого изменения нет, то воронята ничем не будут отличаться от своих обычных сверстников. А те из них, кто всё-таки принимает людской облик, через родителей получают и свои знания, и свой взгляд на жизнь.»

– Нда… Крамеш и Вран, которые пошли против своих семей – неописуемая, почти невозможная редкость. Неправильные вороны… Летящие против ветра! – пробормотал Филипп.

Соколовский пнул ногой клетку, в которой совсем недавно сидела Крания. Её он тоже отпустил на волю к её стае, заставив забыть людские переживания, которые оказались ей не по крылу…

«И дети той же Крании приняли бы от неё всю ту муть, которой до краёв была напичкана их мать. И стали бы так же стремиться к возвеличиванию рода, к власти! Правда, для этого надо было бы, чтобы Верхолётные выжили чисто физически, а насколько я знаю, против них уже собирали поход все те рода, воронов из которых они унижали и держали в неволе. Так что… так что не мучает меня совесть. Ни разу не мучает!» – решил для себя Соколовский, старательно обходя родовое жилище вороньего рода.

«И вообще, я очень люблю простые, но элегантные решения!» – сообщил он себе, исключительно из принципа: «Сам себя не похвалишь, весь день слишком скромным проходишь»!

Филипп пожимал плечами, находя всё новые и новые клетки, плети и прочие «прелести» жесточайшего правления последнего из Верхолётных – если бы у него и были хотя бы малейшие сомнения в правильности своего поступка, то сейчас они просто испарились бы!

Рууха, которой он позвонил, приехала уже глубокой ночью, когда Сокол вдоволь порылся в библиотеке и тайниках воронов.

– Что с бою взято, то свято, – пожал он плечами, нагрузив машину. – Остальное просто опасно брать, да и оставлять без присмотра не стоит.

Рууха, принюхавшись к стойкам с ядами Крамешевой бабули, поморщилась:

– Гадость какая! Да эта предприимчивая семейка могла бы и на отравах развернуться!

– Могла бы… да я не дал, – хмуро ответил Филипп. – Можешь здесь подчистить?

– Могу, конечно. Единственное, ты уверен, что внутри никого нет?

– Да, уверен. Я всех выпустил, вон они… у горизонта летают.

– А пленников не было?

– Ну как же не было? Были, конечно. Даже в тайниках были. Все уже выпущены. Кто сам улетел, кого родня забрала.

– Небось с величайшей благодарностью освободителю? – лиса блеснула глазами в сторону собеседника.

– Разумеется! – с достоинством кивнул Соколовский.

Он не оборачивался, когда в окнах вранового дома вспыхивали и гасли точечные залпы огней Руухи – она знала, что и как делать, чтобы уничтожить всё, что нельзя было оставлять, всё, что принесло только зло, служило лишь гордыне и властолюбию рода Верхолётных.

Оставалось поставить точку в этом деле – рассказать о судьбе рода Крамешу.

«И отнести проклятую зверюгу на место! – почему-то последнее было особенно противно… – До чего ж я не люблю этих ящерей…»

Татьяна, встреченная им в коридоре гостиницы, только усилила общее впечатление.

– Танечка, а что это вы такая… задумчивая?

– Я просто пытаюсь понять, не перейдёт ли это пресмыкающееся исключительно на питание металлом? Она теперь лопает только пинцеты, а насекомыми плюётся.

Она машинально отряхнула блузку на плече, и Соколовский уточнил:

– В вас плюётся?

– Ну… да. Причём, по-моему, точечно. Скучно ей, наверное.

– Скучно ей, да? Ну ладно же… Скоро ей весело будет! – Филипп решил, что он специально понесёт клетку с этой животинкой крайне неровным полётом. А что? Жалко ему, что ли, американские горки ящери устроить?

– Нет, вы не думайте, я не жалуюсь, просто она начала намагничиваться… ну, то есть притягивать к себе мелкие металлические предметы. Вот я и переживаю, – заторопилась Таня.

– Чудесно! Ящерь-мутант! Только этого мне для полного счастья не хватало! – вздохнул Соколовский, заходя в комнату, где Татьяна разместила ловушку с пресмыкающимся безобразием, и закрывая за собой дверь прямо перед носом своего ветеринара.

Через несколько минут он вышел из комнаты, где в ловушке сидела очень разочарованная ящерь и на полу лежала горка из девяти пинцетов, пары скрепок и ключа от клиники, который хитроумная ящеричная особь выманила манипуляциями с магнитными полями из Таниного кармана.

– Ой, а как это… – ахнула Таня, а потом глубоко задумалась над лаконичным ответом начальства:

– Вытряс!

Она не решилась уточнять – видно же, что от начальства прямо-таки искрит, и встревожилась, когда он потребовал прислать к нему Крамеша.

– Не смотрите на меня так, ничего плохого я с ним не сделаю! – фыркнул он в ответ на Танин взгляд.

«Как на злого волка косится, честное слово! – раздражённо думал Сокол, усевшись за свой стол и поджидая последнего из рода Верхолётных. – Съем я его, что ли?»

Крамеш появился на пороге, сходу оценив грозовой настрой хозяина.

– Звали?

– Звал. Садись! – Сокол кивнул на стул. – Поговорить надо.

– Я… я что-то не так сделал?

– А что именно ты сделал? – насторожился Соколовский.

– Ээээ, да ничего такого, просто, может, гуси нажаловались…

На гусей Филиппу в данный момент было наплевать с высоты соколиного полёта!

– Нет, не жаловались, и вообще не о них речь. Твоя мать вчера вечером явилась в мой трейлер с ядовитыми стрелками.

Крамеш замер.

– Да что вы на меня все смотрите так, словно я… дракон какой-то? – разозлился Соколовский.

– Я не смотрю… просто…

– Просто живы все, здоровы. Но в людей не обернутся больше никогда – забыли, как это делается. Понял?

– Пппонял… – ошарашенно уставился на хозяина Крамеш. – Просто… просто я не слышал, что так можно.

– Можно, – кивнул Соколовский невесело, явно вспоминая что-то своё, давнее, стоившее ему больших потерь.

Тогда он и нашёл уязвимое место, которое позволяло навсегда избавиться от его врага-ворона, бывшего когда-то лучшим другом, а потом его предавшего. Избавиться, но не убить и не пленить, а просто отпустить и друга, утратившего право так называться, и собственную память об этой дружбе.

– Короче, когда людской облик служит только для зла, нечего его и примерять. И людей-то поганых хватает, так ещё и вороны туда же! – сквозь зубы процедил Сокол. – Так что они живы, но теперь просто во́роны!

– А обратно… обратно они могут вернуться?

– Нет, если я не решу, что им нужно это сделать.

Крамеш надолго замолк, уставившись в пол, а потом поднял взгляд и сказал:

– Наверное, это самый лучший выход. Как птицы мы наиболее безопасны.

– А почему мы?

– Ну, я же тоже того рода…

– Забудь об этом. И лучше сам забудь! Мне не улыбается ещё и в твоей памяти копаться. И так наработался на год вперёд! – капризно велел Сокол.

– Почему?

– Да потому что Верхолётные столько всего натворили, что их со дня на день просто уничтожили бы! Собственно, именно поэтому они и лезли на рожон – то есть ко мне. Это был их последний шанс как-то вывернуться из ситуации. Раз их нет, но остался один ты, то тебя и будут преследовать все мстители. Тебе оно надо? И надо ли это мне? Или Татьяне, к которой из-за тебя приставать почём зря будут…

– Нет! Не надо! – заторопился Крамеш, прекрасно представлявший себе, как могут мстить весьма злопамятные вороны.

– Вот и я о чём! Очень удачно, что о твоём роде, когда ты наёмничал, никто не знал. Мы, само собой разумеется, распространяться не станем, Крылана и Карунд – тоже. Короче, забудь о Верхолётных!

– А как теперь мне называться? – задумчиво протянул Крамеш.

– Да что ж такое-то? Мне тебе что, новую фамилию выдумать? Делать больше нечего? Вон, к Татьяне сходи! Раз уж она на свою голову тебя простила, пусть и занимается, раз у самого мозги не работают!

Нарываться на грубость при таком начальственном настрое было попросту неразумно, и Крамеш спешно смылся из кабинета, уже не расслышав раздражённые сетования:

– С воронами разбирайся, машину от всякого всего разного разгружай, из ящери металл добывай, а ещё… ещё её же доставляй по месту проживания… Да я им всем кто? Знаменитый актёр или раб на галерах?

Возмущение ширилось, множилось, требовало выхода, но коллектив, как назло, на глаза не попадался, а гоняться за ними Сокол счёл ниже своего достоинства.

Правда, к вечеру, закончив все свои насущные дела, он отправился в гости в одну знакомую семью, где вдоволь поругался с одной серой кошачьей личностью, которую считал ответственной за все свои злоключения последнего года.

– Я год… ГОД, нет, уже год с лишним вкалываю на тебя и твои приказы! Да, я тогда проштрафился, и что? Последствий это никаких не имело, а ты… ты меня извёл, паразит такой!

– Да-ты-что? Повтори-ка это ещё разок! – потребовал здоровенный, гораздо больше обычного кошачьего размера, зеленоглазый полосато-пушистый кот.

– Зачем? Ты хочешь сказать, что у меня проблемы с дикцией и ты чего-то не разобрал? – от Сокола прямо искры летели.

– Нее, декламируешь ты роскошно! Профи, что тут скажешь! – прижмурился Кот. – Мне просто слушать тебя приятно. Если я тебя сумел прямо-таки извести, значит, вышел на новый уровень котовредности!