Прибыток в доме с секретом

Глава 41. Главное – вовремя остановиться

– И чего? Вот это теперь всегда так будет? – возмущённый голос Врана разбудил Крамеша уже утром. – Ты чего, прописался тут?

– А ты? Ты прописался? – моментально вскинулся Крамеш и зашипел, недоумённо глядя на ладонь левой руки.

– Ёлки-палки, ты куда так влез? Чем можно было себе такой ожог устроить? – Вран изумлённо уставился на Крамеша, баюкающего руку.

– Чем надо, тем и устроил, – процедил Крамеш, пожалевший, что не проснулся раньше и не ушёл к себе.

Всё-таки счастливые моменты надо не демонстрировать, а потихоньку складывать их куда-то подальше от таких… Вранов!

– Да ладно тебе, не сердись, я ж не знал, что ты поранился, – Вран примирительно поднял руки. – Прихожу в кухню, а ты тут уже и гнездо свил.

Тут Крамеш обнаружил и подушку, и плед… И все сожаления разом куда-то испарились. Нет, не хотел он уходить отсюда даже на минуту раньше, чем необходимо.

– Ну и свил… Тебе чего, завидно? – фыркнул он.

– Не очень, – пожал плечами Вран.

Он вполне законно ощущал себя дома и несколько свысока косился на взъерошенного и почему-то бледного Крамеша.

– Ладно, не парься. Таня сейчас придёт. Она мне сказала, что ушла ящерь кормить и сову, так что это ненадолго. Так где ты так руку повредил?

– Цапнул что не надо, – Крамеш озвучил официальную версию.

– Ну, бывает, – Вран торопился в институт, поэтому углубляться в подробности не стал.

Позавтракали вместе – Таня, которая в который раз надеялась, что очередной металлический пинцет для корма, сожранный ящерью, ей не повредит, и два ворона. А после ухода Врана Татьяна присмотрелась к Крамешу, который выглядел непривычно тихим, и уточнила:

– У тебя всё в порядке?

– Теперь, наверное, да… – Крамеш раньше не болел в человеческом понимании этого слова.

Ну, то есть могли заживать раны, переломы и ушибы, но так, чтобы с места сдвинуться не было сил, такого никогда не было. А вот сейчас… сейчас хочется, как выразился Вран, свить гнездо и никуда не двигаться, даже не шевелиться.

Таня обработала ожог, а потом, снова с сомнением присмотревшись к Крамешу, коснулась его лба.

– Слушай, да у тебя температура повышенная. Ну, оно и понятно – такое повреждение!

Крамеш только отмахнулся, что ему какая-то температура.

Таня нипочём не решилась бы спросить о том, что рассказала ей норушь, но тут ворон заговорил сам:

– Я хотел, чтобы ты не знала, но… лучше сам расскажу! Я вчера шёл к Сокол… овскому, чтобы его убить!

Проговорил и замер. Вообще-то он решил, что Таня не должна это знать, но внезапно поддался порыву и словно с горы в пропасть прыгнул – взял и выдал самое про себя страшное. Наверное, эта самая непривычная для него температура, которая зачем-то повысилась, непрошено развязала ему язык.

Хотя, скорее всего, сработала гремучая смесь из навалившейся усталости после пережитого, непривычно болезненного состояния и эйфории от того, что всё закончилось благополучно.

– Почему? – Таня от души порадовалась тому, что Шушана ей вчера рассказала о метаниях ворона. Кто знает, смогла бы она сейчас правильно среагировать?

Крамеш покосился на Таню – вроде она не отшатнулась в ужасе, не испугалась его, а спрашивает так, будто ей действительно важно понять.

Никогда в жизни он столько не рассказывал, правда, чем больше говорил, тем больше понимал, что все его метания до вчерашней ночи были… крайне непродуманными. Нет, ну правда, почему он не сообразил, что надо бы узнать побольше о камне? Почему не пришло в голову, зачем это его отец начал ему такие советы давать? Почему не остановился, когда его словно каким-то потоком несло к «свободе»? Прав Сокол, ничего не попишешь! Не может он пока полностью управлять своей жизнью – не готов, не научился.

– Дурак я, да? – вздохнул Крамеш, не глядя на Таню.

– Ну, думаю, что ты и сам всё понял… И вряд ли ещё когда-нибудь случится подобное, – Таня старательно подбирала слова. – Верно?

– Никогда, – глухо ответил Крамеш.

– Ну и ладно. Только, пожалуйста, меня не надо осчастливливать, лишая моей работы, договорились? Она, конечно, сложная, и устаю я иногда, но я её люблю, понимаешь? – Таня подозревала, что Филипп достаточно доходчиво объяснил Крамешу, НАСКОЛЬКО тот был неправ, так что не собиралась читать нотации существу, которое вообще-то старше, чем она.

«Главное-то в нашем деле что? Правильно! Вовремя остановиться! – разумно подумала Татьяна. – Тем более что ему и так нездоровится».

Крамеш так и остался сидеть в Таниной кухне. Почему-то ему категорически не хотелось идти на чердак и быть там одному. Может, инстинктивно опасался того места, где был один на один со своими мыслями, а может, просто хотелось погреться, как его дальним предкам, которые хоть опасливо, хоть бочком, но пробирались к человеческому жилью. А может, просто не было сил уйти.

Соколовский прибыл к вечеру, обнаружил всю честную компанию, традиционно собравшуюся у Татьяны, пригласил её к себе в кабинет.

– Я хотел вас попросить пока не выходить.

– Но разве… разве всё не закончилось?

– Думаю, что нет. Вы же в курсе того, что случилось с нашим опрометчивым пострадавшим? Ну-ну… не делайте такой вид! Я уверен, что вам Шушана ещё вчера всё рассказала, а сегодня небось и сам Крамеш выложил подробности, недаром же он у вас такой счастливый на кухне сидит. Если бы не пооткровенничал, то был бы смурной от размышлений, доложу я вам о его демарше или нет.

Таня невольно рассмеялась:

– Если честно, то да… я в курсе.

– Из обоих источников, разумеется? Ладно, Шушану можете не выдавать, но ворон-то все обстоятельства выдал?

– Ну да… Крамеш рассказал о том, что сделал, – призналась Таня, дипломатично обойдя вопрос о норуши.

Соколовский понимающе хмыкнул:

– Этот дyрaлeй, оказывается, весьма управляем. Нет, не впрямую, конечно, но опосредованно – только так. Его родичи поднаторели в таких играх с его рождения и точно рассчитали, как заставить Крамеша сделать то, что им нужно. Кроме того, насколько я понимаю, там идёт игра на два фронта. Его дед, бабка и мать думают, что используют отца Крамеша, чтобы получить обратно ценный приз, а сам его папаша явно действует в собственных интересах. И все они ждут результат!

– А его нет и не будет! – понимающе кивнула Таня.

– Точно! Короче, они подождут ещё немного, а потом начнут потихоньку засылать наблюдателей, чтобы понять, выполнил ли Крамеш задание или нет. И если нет, то что ему помешало? Давать им в лапы лишний козырь я не хочу.

– А Вран? Его не попытаются использовать как козырь?

– Им сейчас не до Врана.

– Но если не до Врана, то какое им может быть дело до меня?

– Когда дед пытался Крамеша подчинить, он мог уловить его эмоции о человеке, который для внука оказался очень важным, значимым и ценным. Вы же понимаете, что это так и есть? Вы его простили тогда, привязав к себе накрепко, да и сейчас приручаете. Как я понимаю, неосознанно, но это есть. Недаром же он у вас сидит, а не удаляется к себе.

– Вот как… – протянула Таня.

– Именно. Кстати, если он вам не сильно мешает, не гоните пока.

– Да я и не собиралась. Мне вообще-то спокойнее, когда он тут. У него температура сегодня весь день…

– А! Ну да. Камушек подействовал, – спохватился Соколовский. – Он вчера взялся за один очень сложный камень, который его одарил ожогом и слегка отравил. Нет, не волнуйтесь, это неопасно, но неприятно. За пару дней пройдёт.

– Поняла. А! Вы недавно спрашивали про сову – она здорова. И… я хотела предупредить, что ящерь опять съела пинцет для корма. Вы, правда, говорили, что это нормально, но это пятый пинцет за последнее время. Они стальные, и меня это немного беспокоит.

– Танечка, не переживайте. Эта зараз… в смысле, пресмыкающееся создание и не то может сожрать без малейшего для себя вреда, – лучезарно улыбнулся Соколовский. – Но я думаю, что пора бы нам расстаться с этой скот… в смысле, ящерью.

Ему в принципе не нравилась идея транспортировать непредсказуемую животину к местам обитания её хозяйки, и горы тамошние не вызывали приятных ассоциаций, короче, даже настроение портилось от осознания необходимости доставки ящери.

Таня заметила, что улыбка руководства стала слегка холодноватой… то есть прямо-таки ледяной! Правда, Филипп быстро спохватился:

– Не переживайте, я скоро её унесу, и вы её больше не увидите. А сова… пусть пока тут побудет, договорились?

– Да, конечно. Она очень милая, и, по-моему, мы поладили.

– Ещё бы! По сравнению с ящерью даже комодский варан покажется душкой, – понимающе кивнул Соколовский.

– Я этого не говорила! – официальным тоном произнесла Таня. – Так я пока в отпуске, да?

– Да, именно! В клинике я сам скажу об этом.

Таня ушла к себе, Сокол ещё некоторое время поразмышлял о доставке ящери, прилично испортив себе настроение, а потом отправился в клинику сообщить о том, что продлевает отпуск Татьяны.

Собственно, если бы не его отвратительный настрой и острый слух, то, может, всё и обошлось бы…

Но обстоятельства подчас складываются весьма неожиданно. Ну как иначе можно объяснить то, что три главные сплетницы клиники одновременно задержались на работе, а услыхав о том, что Филипп Иванович Соколовский лично даёт команду о продлении отпуска их коллеге Татьяне, тут же включились в обсуждение?

Ветврачи Лена и Вероника с узистом Верой с азартом, огоньком и завидной фантазией рассуждали о том, как именно и в какой компании проходит дополнительный Танин отпуск.

Соколовский, предвкушая несколько часов общения тет-а-тет с ящерью, пока он будет доставлять её до места, насторожился, прислушался и нахмурился.

«Ну, хоть душу отведу, раз Верхолётные пока под руки не попались, – решил он. – Нет, я понимаю, когда так себя ведут мои тётеньки, аж до зубовного скрежета любименькие, но эти-то куда лезут? Хотя… это идея!»

Сплетницы вздрогнули и обернулись, когда дверь комнаты отдыха, где они сидели, открылась и на пороге показался Соколовский

– Ой, Филипп Иванович, а я думала, что вы уже ушли… – заторопилась Лена.

– Нет, мы пока не ушли, – любезно улыбался владелец клиники и звезда экрана. – Я у вас хотел кое-что спросить. Не могли бы вы меня проконсультировать?

Лена охотно шагнула за Филиппом, радуясь, что он явно ничего не слышал из того, что они говорили. Правда, когда через пару секунд Соколовский как бы случайно коснулся её плеча, все посторонние мысли вылетели у неё из головы, а ещё через минуту она в сопровождении актёра вернулась в комнату.

– Девушки, а где это вы так испачкались? – удивился Филипп, одновременно небрежно касаясь рукавов Вероники и Веры, которые сразу как-то странно примолкли.

– Ну да ладно, неважно! Главная-то грязь не та, что на одежде, а та, что в сердцах, головах и на языках, – немного не к месту сказал Соколовский, распрощавшись с сотрудницами.

Настроение у него сразу же резко улучшилось, и он, насвистывая что-то мелодичное, покинул собственную клинику с чувством выполненного долга.

– Немудрено, что он какую-то глупость несёт, – фыркнула вслед начальству Лена. – Наобщался с нашей Танечкой, а с кем поведёшься, от того и наберёшься!

– И не говори! – заторопилась Вера.

– Ну, не такая уж она и плохая, но… но он и правда ерунду сказал! – присоединилась вовсе не злобная, но весьма поддающаяся чужому влиянию Вероника.

– Да ладно… Много ты про неё знаешь! – фыркнула Лена, а потом уставилась на собеседниц расширившимися от ужаса и потрясения глазами.

– Лен, ты чего? – испугалась безумного взгляда приятельницы Вика.

– Чтто? Чтто эттто с ввами? – у Лены даже зубы застучали от страха.

– Да что такое? – Вера покосилась на зеркало и, не обнаружив никаких изменений во внешности, перевела взгляд на Лену и вскрикнула:

– Ты… ты выглядишь как… как ведьма какая-то! – действительно, как ещё можно сказать, если у миловидной девушки, правда, тощеватой и с тонкими губами, вдруг вырастает огромный крючковатый нос, темнеет кожа, покрываясь бородавками, а из-за тонких губ явно проглядывают… клыки.

– Ты чего обзываешься? – взвизгнула Лена. – Сама такая! И ты, и Вероника! – она опасливо подтянула к себе сумочку и осторожно начала продвигаться к двери.

– Я? Да это вы… выглядите как… как баб-яги натуральные! – испуганно пискнула Вероника, забившись в угол.

Комната отдыха опустела очень быстро. Так быстро, что можно сказать, что сплетниц как ветром снесло! Наверное, даже если бы у них действительно были клининговые средства передвижения, традиционно называемые мётлами, они быстрее бы не передвигались.

Каждая, слегка придя в себя, подумала, что, наверное, ей это померещилось, но, как только они через пару дней снова собрались вместе и попытались перемыть кости кому-то из общих знакомых, у каждой собеседницы снова начало пугающе меняться лицо.

Нет, само собой, такая «красота» была лишь в глазах смотрящих сплетниц, но это было столь эффектно, что девицы оставили свои уже привычные «поболталки» и стали друг друга избегать, ибо каждой было просто страшно находиться в таком жутком обществе.

Филипп, может, и порадовался бы, обнаружив такой эффект от своего вмешательства, но ему было вовсе не до глупых сплетниц.

Он, пребывая на съёмках, обнаружил в собственном чае редкое, но крайне неприятное зелье, принюхался, скорчил гримасу, от которой чаю должно было бы быть стыдно, а потом довольно весело хмыкнул: «Ну понятно, они не поняли, куда делся Крамеш, и, не дождавшись результатов от его "обработки", решили действовать сами? Да ещё как креативненько… Добраться до меня через съёмки? Ну да… матушка Крамеша или кто-то из родственниц запросто могли устроиться на должность ассистента "принеси-подай" и изготовить мне такой дивный напиток. Только вот не рассчитали, болезные, что я такую добавку к чаю издалека учую! Ладно. Я-то хотел сначала ящерь отнести, а потом с ними разбираться, но, если они так торопятся, так кто я такой, чтобы заставлять себя ждать?»