Татьяна никогда не была особенно любопытной – профессия такая. Какое ей дело до подробностей частной жизни её клиентов и работодателей? Да никакого!
Да, Соколовский интриговал… и своими знакомствами, связями, и нарочитыми, прямо в глаза бросающимися странностями, и постоянными обмолвками окружающих, но Татьяна для себя решила – её всё это не касается, и всё тут!
«Я – ветеринар. Работаю себе тихонечко, получаю… ого-го сколько я получаю, если уж честно! Условия – да чтоб всем такие условия доставались. Начальство в высшей степени вменяемое, лояльное, уважительное, да, странноватое, но, извините… про меня тоже запросто можно так сказать!»
Таня покосилась на себя в зеркало и пожала плечами.
«Кто в своём уме и полной нормальности может оказаться на моём месте? Правильно – никто! Следовательно, молчи уже, дорогая, про начальство! Каков директор, таковы и сотрудники».
Неоднократно вышеупомянутое начальство, сидя у себя дома, в этот же момент рассуждало про Татьяну:
– Честное слово, я её чем дальше знаю, тем больше уважаю! Никаких лишних вопросов! Вот даже слегка провоцирую – ну так, чисто из природной вредности – что поделать-то, если натура такая? И даже на мои подначки никаких ненужных реакций! Типа летите себе на все четыре стороны, многоуважаемый, у меня свои дела есть, мне в ваши лезть не с руки! Редчайшее качество! Просто изумительное!
Примечание автора: C околовский беседует со старинным приятелем, очень известным и во сех отношениях замечательным Котом. Они оба, и Соколовский, и его собеседник часто и с удовольствием сотрудничают на страницах серии «По ту сторону сказки».
Сидящий напротив Соколовского собеседник согласно кивал серой круглой головой и посверкивал зелёными глазами:
– Ты, главное, если кого-то очень уж… гммм… специфичного притаранишь, не забудь девицу предупредить, а то лояльность лояльностью, но чувство самосохранения никто не отменял. Что-то рыбки захотелось. Вот жизнь-то… вспомни рыбу – и сразу есть хочется.
– Когда это ты рыбу вспоминал? – Соколовский уже очень давно знал этого конкретного кота, но никак не мог привыкнуть к его логическим связкам, особенно к тем, которые касались еды.
– Ну как же! Вот сказал «притаранить» – и сразу таранки захотелось! Аж запахло! – хитро ухмыльнулся Кот.
– Ты это специально, да? Ты знал? – насмешливо фыркнул гостеприимный хозяин.
– Что именно? – яркие зелёные глаза хитро прижмурились.
– Да мне поклонники привезли из Астрахани ящик этой самой таранки… – обречённо вздохнул Соколовский. – Признавайся, ты его давно унюхал?
– Как только вошёл в дом! – с удовольствием признался Кот. – Кстати, как там мой потомок справляется?
– Терентий-то? Как и положено котам – вредничает, вопит, ворчит, точит когти, где можно и нельзя, и, разумеется, спасает, когда надо, – пожал плечами Сокол. – Ты мне лучше скажи, ты вообще в курсе, сколько их тут? Ну, твоих потомков?
– Издеваешься? Я тебе кто? Кот или этот… счетовод? – деланно оскорбился Кот. – Мои душевные порывы не подлежат подсчётам!
– Ааа, вот как теперь это называется, – Филипп Иванович ехидно усмехнулся. – Ну ладно. Это я к чему… я тут краем уха услышал, что мне тут поклонницы планируют котёнка подарить. Почему-то рыжего. Так я просто в ужасе – вдруг твой отпрыск попадётся! Ты ж учти, я тебе его передарю сразу – будешь выполнять отцовский долг и содержать деточку.
– Мои дети, в отличие от некоторых легкомысленных типов, – с превеликим достоинством ответствовал Кот, – полностью приспособлены к жизни в любых условиях. Главное, чтобы им в хозяева не попадались всякие разные бездельники типа странных актёров.
– Почему это бездельники?
– А потому что… кто мне обещал заняться плато Путорана? А?
– Слушай, ну, имей же ты совесть! В это время года там только сгинуть можно, а не разыскивать то, что ты хочешь найти!
– Слабосильное существо! – припечатал его собеседник, точно знавший, как вывести из себя любого, даже очень уравновешенного типа. – И, кстати, ты уже решил, что будешь с этой своей Татьяной делать?
– Зарплату платить! – буркнул Филипп.
– Это само собой. Без зарплаты только я работаю, не покладая лап, а остальные как тараканы разбегаются. И нечего глаза закатывать, я ещё не забыл, как ты в прошлом году дивно проштрафился!
– Ты мне это сколько вспоминать будешь?
– Такой-то ляп? Ну… дай подумать… наверное, ещё пару-тройку столетий минимум! – выдал вредный Кот. – А я вообще-то вовсе не про зарплату, а про мироустройство твоей сотрудницы. Вот сам прикинь, захочет она замуж, и что ты делать будешь? Сидеть безвылазно в гостинице и морочить её мужа каждый раз, когда он будет натыкаться на кого-то из нас? Хотя… до мужа этому несчастному ещё дожить надо будет, а это дело непростое! Не-не, ты ж не хмурь своё поклонницеобожаемое лицо, а сам подумай, ну как отреагирует нормальный мужчина на вот это вот всё! – толстая и пушистая кошачья лапа весьма солидных размеров, плавно очертила вокруг Соколовского какую-то замысловатую фигуру.
Актёр сморщился и устало пожал плечами:
– Слушай… чего ты от меня хочешь? Ею уже занимается Рууха.
– А, это уже лучше! Лисы – это такие лисы… Мясом не корми, дай длинный рыжий нос сунуть в чужую личную жизнь – обрадовался Кот, не обратив внимания на то, что только что сам именно этим и занимался. – Ладно, посмотрим. Глядишь, что и сладится по-нашему, по кошачьи.
– Это, интересно, как?
– Ну, как-как… само собой! Без приложения лапок!
– Как бы мне научиться так жить… чтобы без приложения лапок всё само собой делалось! – деланно вздохнул Соколовский. – Хорошо хоть Ильдара наша птичья доставка унесла.
– Она тебя без хвоста оставит, если что-то такое услышит в свой адрес! – серьёзно предупредил его Кот. – Ты же знаешь, она в принципе не любит быть на посылках, а тут то росомаху туда-сюда носи, то орла…
– Ну понятно, она не любит, а я только так твои поручения выполняю! – хмуро покосился на собеседника Сокол.
– У вас разные весовые категории! – серьёзно парировал Кот. – Да! Так ты про таранку-то не забудь, лучше сразу ящичек выставь, и я перейду к сути своего сегодняшнего визита! А то забуду ещё рыбку, придётся опять к тебе возвращаться!
– Так это ещё не суть была? – крайне мрачно отреагировал Соколовский, прекрасно знающий, как далеко может зайти эта невыносимая личность.
– Ну что ты… это была только присказка. Сказка-то впереди! – ехидно заверил его Кот. – Итак… К нам уже третий день пытается пройти некий норушь из известного тебе роду-племени! Что это у тебя такой вид интересный? Словно какой-то ошарашенный. А! Ты хочешь спросить, откуда я знаю про тайные норушные переходы? Так мне по должности положено, знаешь ли! Мало того что я про них знаю, я ещё попросил здешних норушей чуть придержать этого прыткого. Может, он тебе сейчас на территории и не нужен.
***
Пройти секретным норушным переходом удалось не сразу… Нет, Шушанес, как взрослый, серьёзный норушь, отец семейства и образцово-показательный сын своих родителей, достойный представитель рода и прочая, и прочая, чудесно знал, как это сделать. Но…
– Не понимаю! – фыркал он, раз за разом оказываясь у той же самой бревенчатой стены, в которой семейство сообща открывало ему особый проход. Он даже лапой стену ощупывал, озадаченно осматривая странную аномалию. – Словно что-то не пускает! Шушана точно ничего такого делать не может. Тогда что это?
«Что это» представляло собой одного вполне себе известного деятеля киноиндустрии, решившего, что лишние родственники в неправильный момент совершенно никому тут не нужны!
«Явится такой, начнёт Шушане голову морочить, мол, семья ждёт, пора домой! Забирай норушат и болящего, раз уж ты их приютила, и пошли… – Соколовский поморщился. – А норуши очень семейственные. И зачем мне нервы себе трепать?»
Само собой, максимально истрёпанными они были бы у Шушаны, но норуши – существа более устойчивые, а знаменитым актёрам очень вредно психовать из-за порушенного быта.
«Так что пусть Тишинор выздоравливает, осваивается, высаживает свою яблоню, а потом уже и на шурича посмотрим!» – Соколовский по привычке употребил устаревшую версию более привычного для нас слова «шурин».
Ни Шушана, ни Таня, не говоря уже обо всех прочих, и знать не знали о том, что Соколовский таким образом подстраховывает устроенный порядок.
«А то ходят тут всякие… Ну, ушёл и ушёл. Так нет, непременно надо вернуться и зацапать мою норушь! Пшёл вон обратно!» – рассуждал про себя Филипп Иванович, одновременно обаятельно благодаря поклонниц за подаренного ему рыжего здоровенного котёнка мейн-куна и так же филигранно отказываясь от такого «сюрприза» под флагом того, что кот и его полуручной сокол друг с другом точно не уживутся.
– А давайте мы сообща подарим этого замечательного котёночка нашей Марине! – Соколовский прекрасно знал, что эта самая Марина, как огнедышащий дракон, блюдёт интересы своего кумира, и котёнку у неё будет преотлично.
Отболтавшись таким образом от неудачного подарка, Филипп заехал в гостиницу, и первый, кого он увидел, был как раз тот самый Тишинор, трудолюбиво волокущий по коридору какие-то деревяшки.
– Так, значит, выздоровел! – сделал логичный вывод Филипп Иванович.
– А почему тебя-то это так интересует? – мелодичный голос Регины заставил Соколовского пожалеть о том, что он, слегка расслабившись, произнёс последние слова вслух.
– В нашем мире все норуши на вес золота! Разумеется, я рад, что одному из них стало лучше! – выкрутился он, мимолётно посетовав о том, что лисы – это не беркуты.
Ильдар нипочём не стал бы любопытствовать, но он уже три дня как летает над своими угодьями, а вот Соколовскому приходится изворачиваться почём зря.
– Ну-ну… А ты знал, что они с Шушаной договорились о том, что у дома появится новое дерево? – лукаво усмехнулась Регина.
– Откуда бы мне! – простодушно развёл руками Соколовский. – Знать не знал и ведать не ведал!
– Пааанятно! – протянула Регина. – Но пришёл ты вовремя. Пошли посмотрим, как яблоня вырастает. Сам понимаешь, это не каждый день можно увидеть!
Вот тут она была абсолютно права! Далеко не каждый день можно обнаружить новое взрослое дерево, которое почему-то ни разу тут раньше не замечал!
Подобные мысли появились у всех человеческих жильцов норушного дома, за исключением, разумеется, Татьяны, а также у многих прохожих, невольно обращавших внимание на палисадник, в котором деревья почему-то просыпаются раньше всех.
Конечно, ни жильцы, ни прохожие не видели, да и не могли увидеть, как в палисадник торжественно вышла крупная мышь, которая несла в передних лапах какой-то корешок с веточкой и зелёными листьями на ней. Никто не замечал, как мышь, потоптавшись на выбранном заранее месте, коснулась передней лапой земли, и в ней сама по себе образовалась круглая ямка. Как торжественно был опущен в эту ямку корень, а из подвального продуха выскочили три мыши поменьше и застыли вокруг посаженного ростка.
– Плачут… – вздохнула Шушана, которая наблюдала за ними из окна. – Тяжко им пришлось. Мурашик до сих пор говорит с трудом, а ночью ему всякое плохое снится… Да и Тишинор, сколько ни храбрился, а лапы дрожали, когда он яблоньку свою из горшка звал. Норушинки старались держаться, а вот сейчас вовсю носы утирают.
Соколовский, если б мог, по голове бы себя погладил:
«Вот и хорошо, что я сейчас подстраховался – нечего тут этому незваному родичу делать. Пока нечего. Это же так просто можно взять и сбить с толку тех, кто после переживаний и болезни пытается выстроить свою жизнь. Убедить, например, того же Тишинора, что его сёстрам и брату будет лучше в исконных землях, а он сам никак не годится в мужья Шушане – у него рода-то за спиной нет. Что там за приличный род – он сам и трое малышей! А Шушана достойна большего, лучшего, и прочая, прочая. Нет, сама-то Шушана у нас с характером, братца, скорее всего, пошлёт только так, но зачем лишние переживания, если можно их избежать? Правильно! Незачем!»
Соколовский почти успел додумать свои «самсебянепохвалишь» размышления, как рядом тихо ахнула стоящая у соседнего окна Таня – из земли на глазах «своих» зрителей стремительно и красиво вырастало взрослое сильное дерево.
– Ого! Красивая какая! – ахнула Татьяна. – И как быстро!
Яблоня словно встрепенулась – раскинула ветки, оправилась, быстро покрываясь совсем молоденькими, ещё покрытыми пушком листьями, а следом – бутонами.
– Ой, она что, и цветёт? – Таня покосилась на норушь.
– Да, яблонька рада – наскучалась она одна, да и тяжело таким деревьям в горшках расти, – пояснила Шушана, незаметно потерев мордочку, очень уж ей жалко было и Тишинора, и норушат.
Когда Тишинор закончил помогать яблоне и отошёл от ствола, стало понятно, что поправился он ещё далеко не полностью – побрёл назад устало и прихрамывая, но его никто из посторонних и увидеть не мог, зато на яблоню, покрытую нежными розовыми цветами, любовались все, кто её видел.
Таня не очень себе представляла, как теперь изменится их жизнь – так-то Шушана была постоянно рядом, а теперь?
К её удивлению, Шушана вела себя так же, как и раньше, разве что вокруг всё чаще крутилась норушная малышня.
– Шушаночка, а можно я спрошу… – не выдержала Таня через день после посадки яблони.
– Конечно!
– А разве Тишинору не обидно, что ты не уделяешь ему внимания?
– Он что? Терентий, что ли? – хихикнула Шушана.
– А чё чуть что, так сразу Терентий? – подхватился заспанный кот.
– Ничего, спи дальше! – строго велела Шушана, а заметив, что кот, якобы опять уснувший, настораживает уши, увела Таню в междустенье.
– Тань, Тишинор очень ответственный и трудолюбивый. Он занят делом – благоустраивает старые подвалы и тайный чердак, ты там ещё не была. Я, как только он закончит, тебя туда отведу. Так что у него будет своё хозяйство, и мне опять же станет гораздо легче! Я, наоборот, смогу больше внимания нашим делам уделять, а то кое-где кое-кто ведёт себя неподобающе! – Шушана точно знала, что в ближайшее же время займётся совершенно распустившимися сплетницами в ветклинике.
Она ещё что-то хотела сказать, но вдруг насторожилась, повела ушами и резко развернулась к глухой кирпичной стене, с которой словно осыпалась пыль, возникла ярко светящаяся трещина, которая расширилась, выпустив из узкого прохода упитанного, крупного и очень важного норуша, который почему-то запыхался и вообще выглядел так, словно его кто-то, для придания ускорения, с силой пнул.