Прибыток в доме с секретом

Глава 32. Ящерь

Любопытство подчас гораздо более разрушительная сила, чем таран, которым в средневековье разбивали крепостные ворота! Какие там ворота… Какие толстенные стены удержат от того, чтобы не заглянуть в странный новый ящичек, не рассмотреть обитателя.

Нет, разумеется, Таня всё предусмотрела… почти. Она предупредила о том, что клеточку нельзя открывать, всех – и Шушану, и Тишинора, норушат, даже Терентия и Гудини, и всех остальных обитателей её квартиры и гостиницы. Но кое-кто остался не то чтоб непредупреждённым – говорили и им, а как же, но одно дело говорить, когда тебя слышат, а другое – говорить существам, полностью уверенным, что они сами во всём разберутся!

Гуси – это вообще отдельная песня!

– Га-га-гаворите, га-га-гаворите, вы нам абсолютно не мешаете! – явно слышится в крохотных гусиных ушках, надёжно упрятанных в перья, как раз тогда, когда им пытаются объяснить что-то особенно важное.

А кроме обычного гусиного любопытства эта «сторожевая» парочка, ещё и преотлично помнила, как они в прошлый раз выпустили из клеточки ворона, а потом так прекрасно провели с ним время, вдоволь нащипав с него перья и от души попинав!

Предвкушая что-то столь же забавное, гуси прокрались в кабинет Соколовского, где стояла клетка, и начали рассматривать её обитателя, разочарованно переглядываясь.

Разочарование не помещалось на гусиных клювах!

– Га-га-гадость какая-то! – высказались они чуть ли не хором. – Га-га-галимая шкурь!

И тут оба узрели что-то очень и очень интересное – из клетки высунулся кончик хвоста и тут же втянулся обратно.

Гуси переглянулись… Дело, показавшееся только что столь безнадёжным, начало оживать на глазах и весело помахивать хвостиком.

То есть хвостиком помахивала ящерка, расчётливо показывая увлекающимся шлепоногим шипелкам самую малость хвоста, да так, что они нипочём поймать не могли.

Через час толкотни и беготни вокруг журнального столика, на котором стояла ловушка, гуси уже напрочь забыли о каких-то инструкциях, Тане, Соколовском и прочих жизненных мелочах.

«Какой такой Сокол?» – могли бы удивиться они, если бы, конечно, сходу не покусали слишком любопытного.

А тут ещё эти звуки…

– Ути-ути-утю-тююю! – пищала ящерь с периодичностью особо настырного будильника с атрофированным чувством самосохранения.

– Гггррраа! – гуси уже даже не гоготали, а смешивали гогот с чем-то похожим на рык.

Конечно, через этот час из гусиных голов выветрилась даже тень воспоминания о том, что в прошлый раз их практически так же дразнил ворон-наёмник. Гуси видели только зелёный ящеричный хвост, который надо было схватить любой ценой.

Бросок, ещё бросок…

– Шушана! Там гусяси… то есть гагуси… да тьфу! Гуси там гоняют клетку по комнате! – едва переводя дух выдала Тишуна, домчавшись до Шушаны и старшего брата, которые наконец-то решили прогуляться лапка об лапу по дальнему междустенью.

– Какую клетку? – встрепенулась норушь.

– С ящерью! Она их хвостом дразнит! А они рычат и на клетку кидаются.

– Ой, только бы не открыли! – ахнула Шушана и кинулась к самому короткому коридору, ведущему в гостиницу.

Тишинор, хоть и прихрамывал, но не отставал, только…

Только они всё равно не успели!

Ящерица, умело распалив увлекающихся гусей, всё чаще и чаще показывала кончик хвоста около хитрой задвижки, и именно туда попадали удары гусиных клювов, способных перекусить металл. Да, обычная сталь давно не выдержала бы этой атаки, но клетка была скована на совесть, да из заговорённого железа, так что разбить её и не вышло бы, а вот случайно открыть… да. Это получилось!

– Щёлк! – обречённо выдала задвижка.

– Грррра! – алчно завопили гуси, у которых глаза горели ненормальным алым цветом.

– Ну, щщщаа я вас! – зашипела ящерь, вырываясь из клетки как заведённая пружина.

– Матушки-норушки! – Шушана много чего видела, но только не катающегося в кабинете Соколовского клубка из двух гусиных полуощипанных тушек и чего-то здоровенного, похожего на…

– Каркадииил! – завопила Тишуна, временно забывшая, как и что правильно называется.

Клубок развернулся, гуси разлетелись по разным углам, а «каркадил», хищно щёлкнув внушительной челюстью, сверкнул глазами, уставившись на норушей.

– Неее, это не крокодил! – хладнокровно заявил Тишинор. – Это безобразие в доме!

– Хтааа? Йааа? – неожиданно возмущённо выдохнула здоровенная зверюга. – Я? Я – безобразие? Да штоб ты знал!

Чешуйчатая непонятность крутанулась на месте так, что в глазах зарябило, и на месте страшной зверюги выпрямилась статная красавица в зелёном платье, переливающемся живыми малахитовыми разводами, с длиннющей косой, словно змейка стёкшей с плеча, и высоким венцом, изукрашенным драгоценными каменьями.

– Всё равно безобразие! – покачал головой принципиальный норушь, прекрасно понимающий, что Шушане нужно чуточку времени, чтобы убрать из-под возможного удара Тишуну и запереть дверь.

– Да ты… мышь нещщщастная! – зашипела, злобно оскалившись пугающе острыми зубами, недавняя красавица. Её лицо, только что бывшее столь прекрасным, стало покрываться проявляющейся из-под кожи зеленовато-медной чешуёй и вытягиваться в плоскую ящеричную морду.

– Я – норушь счастливый, а вот ты – точно то, что я и сказал! Одна видимость, а под ней – пакостность!

– Йааррр! – ящерь с остатками тающей на боках «видимости» платья рванула на Тишинора, но за его спиной уже открылся норушный ход, который захлопнулся монолитной стеной перед мордой ящери.

– Так, раз вы ЭТО выпустили, сами её и развлекайте, пока Сокол не прибудет! – хмуро приказала Шушана гусям, спешно припомнившим, и кто они, и кто такой Сокол, и что он может, а главное, что он ТОЧНО будет катастрофически недоволен!

В свете этого осознания гусиные тушки подсобрались, встряхнулись, мигом нарастив плотное противоударное оперение, клювы распахнулись, явив миру приличный частокол мелких, но крайне неприятных роговых отростков…

– Короче, хотели поиграть – ни в чём себе не отказывайте! – щедро разрешила Шушана, открывая бесконечный коридор перед мордой ящери и ловко запуская туда же гусей, жаждущих реванша.

Закрывшаяся стена скрыла всех троих участников, а в разгромленный кабинет примчался восторженный Гудини – собирать редчайшую добычу – гусиные перья.

Соколовский приехал к вечеру, когда Таня, Вран и Лёлик уже почти совсем привели помещение в относительно терпимый вид… Правда, у дивана был какой-то перекошенный вид, словно ему слон отдавил три ноги и уселся сверху, а стол Соколовского восстановлению не подлежал и тосковал в углу в виде невнятной кучки обломков.

– Филипп Иванович, извините меня, пожалуйста! Давайте я вам возмещу… ну, закажу новую мебель, – заторопилась Таня. – Я не проконтролировала – в клинике была, там сегодня слегка цейтнот случился, а я же завтра в отпуск ухожу, так что…

– Так что на вас повесили всё и ещё немного? – понимающе кивнул Соколовский. – Нда, люди не меняются. Ой, да не переживайте вы, мебель – это такая ерунда. Тем более что я и сам виноват. Надо было СЕРЬЁЗНО внушить гусям о том, что ящерь трогать было нельзя. Они ж уже так попадались. Так что не волнуйтесь, к вам никаких претензий. Кстати, а бронегуси-то живы?

– Там всё сложно… – призналась Таня. – Все живы, но… по-моему, они нашли друг друга. То есть уже устали, но сдаваться и не собираются. Чуть расходятся, передыхают и опять в драку. Правда, ящерица, уже не знаю, как её правильно называть, пыталась им головы морочить…

– То девицей оборачивалась, то грудой камней, то динозавром каким-то… ну, типа варана, но в прокачанном варианте, то обрастала шерстью и изображала что-то вроде снежного человека, то становилась столбом этакого зеленоватого света, – дополнил Вран.

– Талантливая, – одобрил Соколовский. – Понятно, почему от неё на Таганае взвыли! Она же вызывала нездоровый ажиотаж. А зачем им там толпы уфологов? Затопчут, галдеть будут, как наши гуси. А кстати, как гуси на это реагировали?

– Плевали с гусиной колокольни! – фыркнул Лёлик, получавший от всего происходящего массу удовольствия. – Смутились только камнями, но ненадолго – начали разбегаться и таранить груду.

– А столб света? – Филипп с видом физика, внезапно обнаружившего новый вид атомов, облокотился о спинку дивана. Тот обиженно хрюкнул и просел. – Так, ну-ка прекратить разваливаться! – строго велел Соколовский.

– Столб света они смели крыльями – взлетели и начали взмахивать ими, – доложила Шушана, сочувственно похлопав диван лапкой.

– Пытаются реабилитироваться, – покивал Соколовский. – Ну ладно, отзываем гусей, а ящерь пусть пока побегает. Шушаночка, а сколько вы её можете в коридоре держать?

– Да сколько угодно! – норушь очень сердилась на чешуйчатое безобразие.

– Ну, вот пусть пока там и будет. Гусей давайте сюда!

Через пару секунд из раскрывшегося в потолке люка вывалились две гусиные тушки, приземлились на полу у ног хозяина, узрели его и загоготали на два голоса.

Холодный взгляд Соколовского, который молча выслушивал все гусеизлияния и покаянный гогот, пугал до дрожи.

– Я вас предупреждал? – наконец-то спросил Соколовский, взмахом руки прекратив шум. – К тётушке в суп вам дорога!

Таня, если честно, такими гусей ещё не видела – вывалились на ковёр две птицы, больше напоминающие длинношеих, но жутко воинственных динозавров в перьях.

«Ах да, кажется, они и были в перьях! – машинально припомнила она. – А сейчас… Соколовский сказал про тётушку, и они что? В обмороке?»

По крайней мере, на это было очень похоже – воинственный алый огонь в глазах погас, гуси явственно съёжились, уменьшаясь в размерах, обмякли, осели и обессиленно прислонились друг к другу, являя собой картину двух сиротиночек, которых обрекли на погибель неминучую…

– А надо было всего-то Татьяну слушаться! – ледяным тоном добавил Соколовский, и гуси встрепенулись, переглянулись и ринулись к Тане.

– Ой, Филипп Иванович, а можно их никуда не отправлять? – Таня вообще-то к гусям привязалась, ну как не заступиться за две тёплые и дрожащие тушки, которые плотно обвивают её ноги шеями и закатывают глаза, изображая вселенскую скорбь и вполне реальный ужас.

Ну, разумеется, Соколовский так просто их не простил. Какое уж наказание он им придумал, когда отпустил всех прочих, Таня не очень-то поняла, но гуси выползали из его кабинета крайне озадаченные, озирались нервно, едва хвосты не поджимали!

– Нда… непростая личность, – тихонько вздохнула Таня, выйдя из кабинета начальства и плотно закрыв за собой дверь.

– Очень непростая! – согласился Лёлик, весело посверкивая глазами. – А ты не знаешь разве, что он…

– Лелланд! – Регина вернулась в гостиницу и как раз поднималась по лестнице. – Лелланд, помоги донести сумки!

«Интересно, что он хотел сказать?» – Таня почему-то была уверена, что Рууха позвала внука специально – слух-то у лисы феноменальный.

– Ну ладно, не моё дело. Так, гуси остаются, ящерь пока заперта, диван того… но я думаю, что его можно починить, а вот стол точно восстановлению не подлежит. Интересно, а почему сейчас надо, чтобы она оставалась в коридоре? Только чтобы не громила ничего? – пробормотала она.

– Её надо переправить в исконные земли, а там доставить до владений её хозяйки, – Соколовский двигался быстро и беззвучно, так что оказался около Татьяны совершенно для неё неожиданно. – Мне просто не улыбается волочь вот то… вручную! – начальство кивнуло в сторону кабинета и пояснило: – Она – очень неприятная спутница, между нами! Ладно, надо дождаться, когда она снова примет форму малой ящери, и усыпить её и упихать обратно в ловушку, только и всего, а пока пусть побегает, раз ума за столько лет не набегала! Кстати… я бы хотел вас попросить… Ой, да не пугайтесь вы, что я, зверюга какая-то? – белозубо улыбался Филипп Иванович.

– Эээ… нет, конечно! – уверенно кивнула Таня.

–Вот и правильно, что конечно! – кивнул Соколовский. – Я ж сказал, что к вам никаких претензий нет. Я вас хотел попросить приготовить помещение для четырёх воронов.

– Четырёх? Они больны?

– Нет-нет, физически здоровы, а вот на голову… да, пожалуй что и болезные, но это для морочника работа, Крамеш разберётся. А если он не справится, я Крылану попрошу. Короче, нужны жёрдочки, воронья еда, вода, и как можно меньше к ним заходить.

– Хорошо, как скажете! – Таня заглянула к сове, поставила ей свежую воду, забрала пустую миску из-под насекомых.

И была уверена, что Соколовский уже ушёл, но нет, он упорно ждал её в коридоре.

– Ещё хотел попросить – когда Крамеш вернётся, осмотрите его. Он сейчас на весьма опасном вылете… Мало ли, пострадал, а к вам обратиться постесняется, – Соколовский прекрасно знал, что Крамешу надо с Таней поговорить, но решиться ему на это очень сложно, а вот если она сама придёт, может, будет чуть попроще, тем более что Татьяна сходу начала переживать и беспокоиться…

«Ну а для него это как живая вода – кто и когда о нём беспокоился-то? – размышлял Соколовский, наблюдая, как Гудини трудолюбиво крошит куски столешницы на удобные для переноски брусочки. – И куда ему мой бывший стол? Ну ладно, пусть, мне не жалко. Опять же, мусора меньше», – философски пожал плечами Филипп.

***

Крамеш смотрел в глаза последнему из наружной дедовской охраны, и мрачный черноволосый тип внезапно застонал и схватился за голову.

– Больно… голова болит! Чччто? Что со мной было?

«Понятное дело, что больно. Ещё бы… – пробормотал Крамеш. – Восемь лет под мороком…»

А вслух сказал:

– Ты помнишь, кто ты на самом деле? Из какого рода?

– Да. Я из… – ворон призадумался, а потом уверенно сказал: – Ветрроскального.

– Далековато тебя занесло, – вздохнул Крамеш. – Давай, лети домой, раз всё вспомнил!

– Погоди… а мой бррат? Мы же с брратом были!

– Пока я не видел твоего бррата.

– Стой… ты же, ты ж тоже из Верхолётных! – ворон сфокусировался на лице Крамеша. – Ты – внук!

– Нет, я уже давно не из их рода, я – отрреченец.

– Не веррю! Вы… прроклятые моррочники! Где мой бррат?

– Ну, поорри ещё погрромче, пооррии! – Крамеш встряхнул типа за плечо. – Глядишь, твой бррат пррибудет из дома и пррибьёт тебя, потому что сам себя не помнит!

Ворона как заткнули.

– Что? Что мне надо делать?

– Тебе? Я ж сказал – домой лететь. А я, если встрречу твоего бррата, пошлю его за тобой. Но пока ещё не сегодня. Ещё не врремя идти в дом.

Крамеш проследил за чёрной птицей, стремительно удаляющейся от высоченного забора, и порадовался, что деду не пришло в голову оборудовать территорию камерами – он по старинке полагался на вороновую бдительность, слух и зрение.

Возвращаясь в норушный дом, он размышлял, когда и как придёт тот самый момент, когда ему придётся войти туда…

«Только вот, наверрное, для отца уже поздно. Он не вынесет возврращения, обезумеет. Остаётся только остановить деда и остальных, а потом… потом прросто жить, как получится».