Правила возвышения

ГЛАВА 25

Кентигерн, Эйбитар, луна Адриели убывает

Сквозь окна в кабинет сочился слабый серый свет, подобный речному туману; он освещал пергаментные свитки на столе Андреаса, но предметы в нем не отбрасывали тени. По крыше замка тихо стучал дождь, от которого потемнели деревянные ставни. Перед герцогом стоял обед, нетронутый и еще теплый. Бутылка санбирийского красного вина была почти пуста.

Иоанна сказала бы, что пить в такой час еще рано; что человек, собирающийся вести на войну солдат, должен быть трезвым, должен мыслить ясно и принимать решения молниеносно. Она бы страшно расстроилась, если бы узнала, что это вторая бутылка. Она бы даже устыдилась. Если бы узнала. Если бы ее еще хоть что-то волновало.

Кергский мальчишка отнял у него не только дочь, но и жену. Ин свидетель, Андреас был не лучшим из мужей. За годы брака он успел развлечься почти со всеми служанками в замке и никогда не прилагал усилий к тому, чтобы скрыть свои похождения от Иоанны. Но он никогда не заводил любовниц и никогда не любил ни одну женщину, кроме своей герцогини. Он до сих пор помнил, как красива она была в тот вечер, когда он впервые увидел свою будущую жену в замке ее отца. Золотистые волосы Иоанны свободно спадали до пояса, темные глаза сияли при свете свечей; она казалась прекраснейшей из смертных, такой изысканной и утонченной, что он почти боялся подойти к ней. Бриенна выглядела точно так же в ночь своей смерти. Она блистала подобно алмазу, которым Андреас дорожил больше, чем всеми сокровищами в своей казне. Мальчишка отнял у него все. По крайней мере, так казалось. Иногда он напоминал себе, что у него еще остались Аффери и Эннис, что они страдают даже больше него, ибо потеряли не только сестру, погибшую от руки убийцы, но и родителей, всецело предавшихся горю. Герцогу следовало находиться рядом с ними. Несмотря на нависшую над Кентигерном угрозу войны, ему следовало утешать детей, уверять их, что они по-прежнему любимы. Но он не мог отказаться от вина, как Иоанна не могла отказаться от своего уединения в спальне, откуда она не выходила со времени смерти Бриенны.

Андреас отодвинул в сторону тарелки с едой, опустошил бокал и вылил в него остатки вина из бутылки. Потом он взял со стола пергаментные свитки. Первый он получил несколько дней назад — в тот самый день, когда из Одунского замка прибыл гонец с известием о смерти короля. Андреас никак не думал, что после такой новости какое-нибудь послание покажется ему достойным внимания. Но это показалось. Оно было от Керни, герцога Глендиврского, и содержало сообщение о намерении последнего прибыть в Кентигерн в качестве миротворца.

Керни был неплохим человеком. Его отец и отец Андреаса были друзьями и союзниками, и уже по этой причине Андреас питал к нему теплые чувства. Но — вероятно, в силу отдаленности своего герцогства от центра страны и невысокого положения своего дома — Керни не взрослел с возрастом. Он по-прежнему верил в идеалы, не имевшие ничего общего с реальной жизнью, и сохранил склонность к глупым широким жестам, как явствовало из его письма. Глендиврское войско, пусть и хорошо обученное, было малочисленным. Даже если бы Керни оставил минимум людей для охраны своего замка, он не мог бы привести с собой больше семи-восьми сотен солдат. Могло ли такое маленькое войско помешать армиям Кентигерна и Керга начать войну? Письмо определенно не заслуживало внимания. Глендивр никак не мог предотвратить войну и не имел права даже делать подобных попыток.

Все же послание по-прежнему лежало на столе у Андреаса, и, хотя оно не заставило герцога переменить свое решение, он никак не мог выбросить из головы настойчивую просьбу Керни сохранять самообладание. Возможно, это объяснялось тем, что письмо и известие о кончине Айлина пришли в один день, словно сами боги предостерегали Кентигерна против войны; а возможно, Андреаса просто тронуло явное безрассудство предпринятого Глендивром шага. Безусловно, Керни и его знаменитый капитан знали, что не могут тягаться с двумя армиями, — однако это не остановило их.

Андреас сам толком не понимал, почему сохранил письмо и почему перечитывает его снова и снова. На самом деле оно не содержало ничего особенного: они с Лейлой глубоко опечалены известием о смерти Бриенны; он собирается немедленно выступить со своими солдатами в Кентигерн и надеется, что Андреас не предпримет никаких шагов, могущих приблизить угрозу междоусобной войны в королевстве, — вот и все. Даже написано оно было довольно простым языком, если не считать заключительных слов.

«Смерть Бриенны — трагедия для всей страны. Люди будут воспевать ее красоту и силу еще долгое время после того, как мы с вами покинем сей мир. Давайте же не допустим, чтобы эти песни стали погребальным плачем по молодым солдатам Кентигерна и Керга. Не допустим, чтобы тень междоусобной войны омрачила светлую память Бриенны».

По получении известий о смерти Айлина Андреас собирался пойти в тюремную башню и еще раз сказать Явану, что он не позволит ему вступить на престол и, несмотря на Законы Престолонаследия, до конца своих дней будет добиваться того, чтобы представители дома Кергов навсегда лишились права на одунскую корону. Однако, прочитав письмо Керни, он отправился в часовню и провел весь вечер в молитвах о короле. С тех пор он не заглядывал в тюремную башню. Несомненно, Яван слышал колокольный звон и крики людей во дворах замка и на улицах города. Керг знал, что Айлин умер и что престол должен перейти к нему. Андреас был вполне доволен этим — по крайней мере, до сегодняшнего утра.

Герцогу следовало ожидать второго послания, пришедшего всего несколько часов назад. Удивительным казалось лишь то, что оно не пришло раньше. И все же письмо застало его врасплох. Андреас честил себя на чем свет стоит. Дурацкие сантименты Керни затмили его рассудок и отвлекли от неотложных дел, сопряженных с подготовкой людей и замка к сражению.

Согласно посланию, отправленному за день до прибытия в Кентигерн гонца с известием о смерти короля и подписанному одним из шпионов Андреаса на севере, армия Явана под командованием Хагана Маркуллета и герцогини выступила из Керга четыре дня назад. Андреас всегда хорошо относился к Шоне и не находил удовольствия в том, чтобы начать войну с ней. Но она не оставила ему выбора. У него было всего пять-шесть дней на подготовку, и он не мог тратить время на раздумья о герцогине. Хаган наверняка хорошо подготовил свое войско к сражению — несомненно, он изнурял солдат тренировками с того самого дня, когда узнал, что Тавис убил Бриенну. Андреасу оставалось только надеяться, что Виллид, кентигернский капитан, занимался тем же самым. Он тихо выругался, сознавая, что уже давно должен был лично удостовериться в этом. Раздался стук в дверь. Наконец явился Шерик.

— Войдите! — крикнул Андреас.

В кабинет вошел кирси, похожий на живой труп в серебристом свете пасмурного дня.

— Вы звали меня, милорд?

— Сразу после утренних колоколов, — едко сказал герцог. — Где вас носит?

— Прощу прощения, милорд. Я наблюдал за тренировкой солдат. А потом сходил проведать наших гостей из Керга. Я вернулся, когда вам подали обед, и решил, что вы пожелаете отобедать в одиночестве.

Андреас махнул рукой, отметая извинения советника.

— Ну ладно, ладно. Вы все-таки явились.

— Да, милорд.

— Как успехи у Виллида?

— Сэр Темстен прекрасно подготовил солдат. Я плохо разбираюсь в фехтовании, но они произвели на меня сильнейшее впечатление.

— Хорошо. Похоже, скоро они пойдут в бой.

— Милорд?

Андреас протянул кирси пергамент. Шерик пробежал глазами письмо, удивленно приподнял брови, а потом положил свиток обратно на стол.

— Вы думаете, кергские солдаты будут сражаться за свою герцогиню так же, как сражались бы за своего герцога?

— Хаган позаботится об этом, — сказал Андреас. — И они станут сражаться не за герцога и не за герцогиню. Они будут сражаться за своего короля. Кергскую армию будет нелегко одолеть.

— Разумеется, милорд.

Андреас бросил взгляд на кубок. Он страшно хотел допить вино и приказать хранителю погребов принести еще бутылку, но благоразумно решил подождать, когда первый советник уйдет.

— Возвращайтесь к Виллиду. Пусть он со своими людьми проверит все оборонительные сооружения. Потом прикажите квартирмейстеру подготовиться к осаде. Я хочу, чтобы замок был готов отразить нападение через четыре дня. Тогда у нас останется еще немного времени до прибытия Хагана и кергского войска.

— Прошу прощения, милорд, но мне кажется, это не самое разумное решение.

Андреас уставился на кирси, явно не веря своим ушам.

— Что? Почему?

— После сбора урожая прошел почти год, милорд. Нынешний урожай будет богатым, но он еще не собран, и наши запасы продовольствия на исходе. Замок не готов выдержать осаду.

— Не болтайте глупости! Вы говорите о Кентигернском замке. Эта крепость выдерживала осады самых могущественных армий Прибрежных Земель. Она не сдастся Кергу!

— Надеюсь, милорд. Но факт остается фактом: наши запасы продовольствия на исходе, и, если вы не готовы обделить жителей города или, по крайней мере, позволить Явану и остальным узникам умереть от голода, нам придется кормить слишком много народу.

— Значит, вы говорите, что замок падет? — спросил Андреас, все еще не веря словам советника.

— Я говорю, что такое возможно.

— Нет, невозможно, — сказал герцог. Но он был вынужден признать, что уже несколько месяцев не проверял запасы провизии. Он потер лоб, сильнее прежнего мучаясь желанием выпить вина. — Сколько дней мы сможем продержаться?

Кирси пожал плечами:

— Точно не знаю, милорд. Я могу выяснить.

Вряд ли бы это изменило что-нибудь. За время своего правления Андреасу ни разу не приходилось выдерживать осады, но он читал воспоминания своих предков и знал, что одна угроза голодной смерти может сломить дух осажденного войска.

— Что вы посоветуете мне делать?

— Возможно, замок и не готов к осаде. — Кирси расплылся в широкой улыбке. — Но армия вполне готова к боевым действиям. Выступите навстречу неприятелю, милорд. Герцогиня и капитан Маркуллет думают, что вы будете ждать их на холме. Но если вы встретите кергское войско на северной окраине леса, то вынудите противника принять бой на берегу Хенеи, где ему будет некуда отступать.

Ничего подобного Андреас не ожидал услышать. Столь смелая мысль ему самому даже не приходила в голову. Вероятно, герцогу настала пора протрезветь и снова взяться за меч. Он зажмурил глаза, стараясь сосредоточиться. Северная опушка Кентигернского леса находилась в двенадцати лигах от замка. Если выступить сегодня же и идти ночами при свете лун, они дойдут туда через три дня. С другой стороны, если погода не переменится, продвижение армии станет более медленным, а ночные переходы — труднее.

— Сколько времени нужно квартирмейстеру, чтобы подготовиться к походу? — спросил Андреас.

— Нужно спросить у него, милорд. Но идти недалеко, и нам потребуется запас провизии всего на полмесяца. Кроме того, квартирмейстер уже занимается подготовкой. Ни для кого не секрет, что вы угрожали лорду Кергу войной. Он успеет подготовиться меньше чем за день.

— А если они переправятся через реку прежде, чем мы достигнем опушки? Тогда нам придется вступить в бой в лесу?

— Мы знаем лес лучше них, милорд. Думаю, капитан учил своих людей вести боевые действия в лесных зарослях и оврагах. В радиусе двенадцати лиг от Керга нет ни одного леса. Возможно, солдаты Явана готовы к войне в условиях Вересковой пустоши, но в лесу преимущество за нами. И не забывайте, что кентигернской армией будет командовать герцог. А кергскими солдатами командует женщина.

Андреас кивнул, но ничего не сказал. Он повернулся в кресле и посмотрел в окно. Дождь усилился, хотя небо у горизонта немного прояснилось. Герцог чувствовал, что советник пристально смотрит ему в затылок своими желтыми глазами, но мог лишь сидеть на месте, мечтая о глотке вина и задаваясь вопросом, как поступил бы его отец в подобных обстоятельствах. Этот замок и холм, на котором он стоял, всегда являлись залогом силы его дома. Казалось безумием покидать замок сейчас. Но поскольку запасы провизии подходили к концу, а кергским войском командовала герцогиня, совет Шерика представлялся весьма разумным.

— Вероятно, я зашел слишком далеко, — сказал кирси, неправильно истолковав молчание Андреаса. — Прошу прощения, милорд. По всей видимости, замок выдержит осаду. Под конец нам придется сократить дневной рацион, но, скорее всего, мы возьмем верх над врагом. Идти к реке рискованно. Было бы глупо предпринимать столь безрассудный шаг.

Герцог бегло глянул на него через плечо, а потом снова уставился в окно. Он никогда не считал себя осторожным человеком. Яван был осторожным. Айлин тоже. Но не он. Обитателям Кентигерна, расположенного в непосредственной близости от Тарбина, поневоле приходилось быть бесстрашными и отчаянными. Анейранцы видели в осторожности признак слабости. Ни один другой эйбитарский герцог не мог понять этого, поскольку никто из них не жил под ежедневной угрозой войны. Остальные герцоги считали Андреаса таким же безрассудным, как и его отца.

Андреас сам не узнавал себя. Кергскую армию вела на Кентигерн женщина, а он довольствовался тем, что сидел в замке и ждал осады. Возможно, так было принято в Везирне или Сириссе, но не в Эйбитаре — и, уж конечно, не на Кентигернском холме. Андреасу стало стыдно, что он вспомнил об этом только после слов кирси.

— Вам нездоровится, милорд?

— Нет, все в порядке. — Герцог снова повернулся к советнику. — Ступайте к Виллиду и квартирмейстеру. Скажите, что мы выступаем с предзакатными колоколами. Если квартирмейстер не успеет все приготовить к этому часу, не беда. У него есть фургоны. Он со своими людьми нагонит нас, когда мы сделаем привал.

— Но до предзакатных колоколов осталось всего несколько часов, милорд. Если мы подождем до рассвета, мы все равно успеем достичь реки раньше кергской армии.

— Возможно. Но если мы выступим сегодня, то наверняка придем первыми. — Он встал, широко улыбаясь советнику.

— Вы вывели меня из оцепенения, Шерик. Сейчас не время осторожничать.

Кирси еле заметно улыбнулся.

— Конечно, милорд.

— Тогда за дело. Проследите за ходом приготовлений. Виллид не любит, когда его подгоняют, даже если это необходимо. Поэтому позаботьтесь о том, чтобы он понял, что к предзакатным колоколам я буду готов тронуться в путь. Прикажите подать моего коня к герцогской башне. Пусть солдаты видят, что я выступаю в поход с ними.

— Хорошо, милорд. — Кирси повернулся, собираясь выйти.

— Шерик.

Советник остановился и выжидательно посмотрел на герцога.

— Надеюсь, вы понимаете, что идете в поход с нами.

— Разумеется, милорд. Ничего иного я и не желал бы.

Кирси отвесил поклон и удалился. Аидреас отодвинул кресло от стола и встал. Он немного поколебался, глядя на бокал с темным вином, но потом тряхнул головой и вышел на середину комнаты. Там он извлек из украшенных драгоценными камнями ножен свой меч и внимательно осмотрел клинок. Даже в сером свете пасмурного дня он сверкал, словно Панья в ясную холодную ночь, и герцог довольно улыбнулся. Он уже давно не ходил с мечом в бой. Именно это ему было нужно сейчас — больше, чем вино, больше, чем поимка Тависа. Свое письмо с просьбой сохранять самообладание Керни отправил не в тот замок. Кергская армия шла на Кентигерн, и, хотя Андреас тянул с местью дольше, чем от него могли ожидать, теперь час пробил. Они хотели войны, и они ее получат. Он нанесет удар по всему Кергу не из своего кабинета, но из своего седла, не как защитник осажденной крепости, но как воин. Вероятно, это был самый мудрый совет, какой Шерик когда-либо давал герцогу.

Одежда Ксавера провоняла потом, загрязнилась и заскорузла. Волосы у него свалялись, голова чесалась. Время от времени стражники приносили узникам теплую воду для умывания, но постельное белье не менялось со дня их заточения в тюремной башне, а единственное окошко в крохотной камере не пропускало достаточно свежего воздух, чтобы выветривались отвратительные запахи.

Прошлой ночью, когда стало совсем уж невмоготу, Фотиру пришлось вызвать ветер, чтобы разогнать спертый воздух. Потом он послал ветер через коридор в камеру герцога, вызвав раздражение двух стражников, которые приказали ему прекратить это. Сначала советник не послушался и продолжал направлять струю воздуха в маленькое зарешеченное окошко в двери напротив, но когда они пригрозили лишить пищи всех, в том числе Явана, он подчинился приказу.

Они находились в тюрьме почти полмесяца, хотя Ксаверу казалось, что это длится гораздо дольше. Все это время они не слышали никаких известий о Тависе, и это внушало Ксаверу надежду, что другу удалось выбраться из города. Несомненно, Андреас пришел бы позлорадствовать, если бы поймал молодого лорда. Но они уже много дней не видели ни герцога Кентигернского, ни первого советника.

Они узнали о смерти короля, услышав колокольный звон и крики людей в замке. В скором времени явился один из стражников и сообщил узникам новость, тем самым оказав им любезность, резко контрастировавшую с обращением, которое они встречали до и после этого. Яван никак не отреагировал на известие о смерти Айлина — сказал лишь, что он был замечательным правителем. До конца дня он хранил молчание и даже не подошел к двери, чтобы получить свой ужин. Позже вечером Фотир шепотом объяснил Ксаверу, что обычно после смерти короля все герцоги из главных эйбитарских домов съезжались в Город Королей на похороны и церемонию коронации следующего короля. Однако Яван, понятное дело, не мог поехать, и Фотир предположил, что Андреас тоже не поедет.

— Герцоги поймут, что у них нет короля. — Ярко-желтые глаза кирси мерцали в свете свечи.

— И что они предпримут?

— Трудно сказать. Я не могу представить, что кто-то из них захочет встать между Кергом и Кентигерном. Если бы герцоги объединились, они могли бы вмешаться, — но такое вообразить еще сложнее.

Ксавер потряс головой.

— Вы хотите сказать, что они позволят нам начать войну?

— Я не уверен, что они в состоянии сделать еще что-нибудь.

Следующие два дня ничем не отличались от предыдущих. Стражники приходили и уходили, иногда принося узникам еду или свежую воду. Но ни Андреас, ни Шерик в башне не появлялись, и никто не признавал факта, казавшегося Ксаверу совершенно очевидным: Яван теперь был королем, и, продолжая держать его в тюрьме, Андреас совершал акт государственной измены.

На третий день с утра зарядил дождь, который принес долгожданное облегчение узникам, измученным в последние несколько дней жарой и солнцем. Во всех других отношениях это утро ничем не отличалось от предыдущих. Но через час или два после полдневных колоколов Ксавер услышал громкие голоса на лестнице и чуть погодя топот ног по каменным ступенькам.

Двое стражников резко выпрямились и стали навытяжку. Мгновение спустя в коридор вошел Андреас. Он был в перчатках, походных сапогах и серебряно-голубом плаще с гербом Кентигерна. На поясе у герцога красовался меч, и еще один, двуручный, висел на перевязи у него за спиной.

Однако, несмотря на свой воинственный вид, выглядел Андреас ужасно. У него были воспаленные, глубоко ввалившиеся глаза и неестественно красное лицо. Ксавер никогда не подумал бы, что человек столь внушительных размеров может казаться таким изможденным и больным.

Ксавер посторонился, подпуская к двери Фотира, чтобы тот тоже мог поглядеть в зарешеченное окошко. Яван стоял у своей двери и пристально смотрел на Андреаса, плотно сжав губы.

— Вы пришли сразиться со мной, Андреас? — спросил герцог. — Или вы начали войну с анейранцами?

Кентигерн улыбнулся зловещей улыбкой, от которой у Ксавера мороз побежал по коже.

— Ни то ни другое, Яван. Хотя я действительно иду на войну. Здесь ты не ошибся. — Он немного помолчал, глядя сначала на Явана, потом на Ксавера и первого советника. — Ну так что? — наконец спросил он. — Ты не хочешь спросить, с кем мы собираемся сражаться?

Ксаверу не нужно было спрашивать. Как и всем остальным.

— С кем? — спросил наконец Яван ничего не выражавшим голосом.

— С твоим войском, разумеется. Сегодня я получил донесение. Четыре дня назад они выступили из Керга.

Четыре дня назад. Скорее всего, в тот день, когда в Керг пришло известие о смерти Айлина. Ксаверу следовало ожидать этого еще до прихода Андреаса. Его отец никогда не позволил бы Кентигерну лишить Явана престола. Во многих отношениях Хаган не уступал Кергам в гордости. Если учесть горячий нрав Маркуллета, казалось странным, что они не выступили в поход раньше.

— Вам следует находиться не здесь, Андреас, — сказал герцог. — Вам следует находиться в храме, молить Байана о милосердии и пощаде. Это вам понадобится, если вы собираетесь сражаться с войском Хагана.

Кентигерн подошел к двери Ксавера так близко, что мальчик мог рассмотреть крохотные красные прожилки, испещрявшие белки его глаз.

— Ты тоже так считаешь, мальчик? — спросил он. — Папочка намерен прийти и спасти тебя?

— Оставьте его в покое, Андреас! Он ничего вам не сделал.

Андреас расхохотался, обдав Ксавера перегаром. Он повернулся и медленно подошел к двери герцога Кергского.

— На самом деле, Яван, твоей армией командует вовсе не Хаган. Он идет с ними, — добавил он, оглядываясь через плечо и явно адресуя последние слова Ксаверу. — Но командует кергской армией герцогиня.

Яван побледнел.

— Не может быть. Хаган не допустил бы такого.

Ксавер так не считал. Его отец не смог бы воспрепятствовать этому.

— Тем не менее мне сообщили, что она едет впереди войска, как подобает полководцу. Насколько я понял, она даже вооружена мечом, каковое обстоятельство, если я не ошибаюсь, дает мне право убить ее.

— Ах ты ублюдок! Ты не посмеешь!

— Мы оба знаем, чего лишил меня твой сын. Почему бы мне не отнять нечто столь же дорогое у вас обоих?

— Да обречет тебя Байан на вечные муки!

— Угомонись, Яван, — с ухмылкой сказал Андреас. — Я не виноват. Это она решила начать войну. Каким бы я был солдатом, если бы не отразил удар ее меча своим собственным? — Он помолчал с хитрым видом. — Конечно, если ты действительно хочешь спасти герцогиню, ты можешь кое-что сделать.

— Что именно?

— Выдай мне Тависа, — быстро проговорил Андреас, вплотную подступая к двери Явана, как минуту назад подступил к двери противоположной камеры. — Скажи мне, где искать мальчишку, и я отпущу тебя и твоих людей. Тогда война закончится, не начавшись, и Шона останется жива.

Яван в изумлении уставился на него, тряся головой.

— Ты предлагаешь мне обменять сына на жену? Ты спятил! Я никогда не пойду на такое, и Шона никогда не простила бы меня, согласись я на подобное предложение.

— Тогда я отниму у тебя жену, — холодным голосом сказал Андреас, — как твой сын отнял у меня Бриенну.

— Ты погибнешь, если попытаешься сделать это.

— Сомневаюсь. Впрочем, я задавался вопросом, падут ли духом кергские солдаты, если увидят голову своего герцога, насаженную на пику, которую понесут перед моим войском вместе со знаменем Кентигерна.

Яван оскалился:

— Давай проверим, а? Думаю, это окажет на моих солдат прямо противоположное действие. Они будут драться, как демоны Байана, ибо ты убьешь не только их герцога, но и их короля.

— Ты не король! — рявкнул Андреас, хватаясь за меч.

— Да неужели? Разве я не слышал колокольный звон на улицах твоего города три дня назад? Разве я не слышал крики людей, оплакивавших Айлина?

— Это не делает тебя королем!

— Законы Престолонаследия говорят иное.

— Плевать на Законы Престолонаследия! Они ничего не значат без согласия эйбитарских герцогов! И, покуда я жив, я не признаю законными притязания Кергов на престол! Ты никогда не станешь королем! Клянусь тебе всеми богами! Клянусь памятью Бриенны!

— Невиновность Тависа будет доказана, — сказал Яван. — И когда это произойдет, все дома признают меня королем. Если ты откажешься сделать то же самое, тебя заклеймят как изменника и казнят, а твой дом на сто лет лишится права притязать на престол. Подумай об этом, Андреас. Ты знаешь Законы. При нынешнем положении дел твой сын однажды может стать королем. Но, если ты не прекратишь это безумие, он не унаследует ничего, кроме опозоренного дома.

— И ты смеешь говорить мне о позоре! Ты продолжаешь защищать своего сына, хотя всем в стране известно, что он пьяница, убийца и трус! Ты позоришь все королевство! И ты обрек свою жену на страшную смерть!

Он круто повернулся и зашагал к лестнице.

— Андреас! — крикнул ему вслед Яван. — Не делай этого! Ты еще можешь предотвратить войну!

Герцог остановился на верхней ступеньке, но лишь на мгновение. Он даже не повернулся.

— Андреас! — снова крикнул Яван, когда огромный мужчина исчез из виду. — Андреас! — Кергский герцог закрыл глаза и прижался лбом к прутьям решетки. — Прости меня, Ин! — прошептал он. — Я убил ее.

— Нет, милорд, — сказал Фотир. — Герцогиня возглавила войско по собственному выбору и, я уверен, вопреки возражениям Маркуллета. Ваши люди будут так же готовы отдать свою жизнь за нее, как она готова рисковать своей жизнью ради вашей свободы. Гордитесь своей женой, милорд. Она незаурядная женщина. Думаю, герцог Кентигернский найдет в ней более грозного врага, чем предполагает.

— Возможно, — сказал герцог, — Шона незаурядная женщина. Но она не воин. Одно дело — вести армию на войну, и совсем другое — вести солдат в бой.

— Мой отец знает это, милорд, — сказал Ксавер. — Он не позволит герцогине участвовать в сражении.

Герцог через силу улыбнулся:

— Вы еще очень молоды, господин Маркуллет, и не знаете, что женщины вроде герцогини — или вашей матери, коли на то пошло, — редко спрашивают позволения. Если моя жена решит повести солдат в атаку, ваш отец не сможет помешать ей. Мне остается только надеяться, что у нее хватит ума держаться позади войска, когда начнется битва.

— Странно, что герцог вообще решил дать бой, — сказал Фотир. — Зачем ему покидать замок, который славится своей способностью выдержать любую осаду?

— По-видимому, он рассчитывает получить какое-то преимущество, выступив навстречу кергской армии, — сказал Ксавер. — Может, он рассчитывает завязать сражение в лесу?

Кирси кивнул:

— Или на берегу Хенеи. Если кергское войско выступило в поход всего четыре дня назад, Андреас еще успеет прийти в реке первым.

Яван протяжно вздохнул.

— Вполне возможно, — сказал он. — И возможно, Андреас так рвется в бой, что принимает неразумные решения.

Фотир нахмурился.

— Милорд?

— Он полмесяца занимался розысками Тависа, и безуспешно. Своими обещаниями убить меня или воспрепятствовать моему вступлению на престол он меня не испугает. Ибо в таком случае все решили бы, будто он сам пытается завладеть короной, и над ним нависла бы угроза войны с другими домами. Сейчас Андреасу представилась выгодная возможность нанести удар по дому Кергов. Вероятно, он так жаждет войны, что не способен рассуждать здраво.

— Ну и хорошо, — сказал Ксавер. — Это нам только на руку.

Герцог покачал головой:

— Доведенные до отчаяния люди — самые опасные противники, господин Маркуллет. Я думал, ваш отец объяснил вам это.

Конечно, он объяснял, хотя только на примере отдельного поединка. Ксаверу не пришло в голову применить это правило к столкновению с командиром целой армии. Ему оставалось лишь надеяться, что отец не совершит такую же ошибку.

Еще до встречи с кентигернским герцогом Шерик приказал Виллиду и квартирмейстеру приготовиться к трехдневному маршу до Хенеи — настолько он был уверен, что Андреас последует его совету. Герцог и в лучшие свои дни легко поддавался внушению. Когда же он был пьян, управлять им становилось до смешного просто. Однако на сей раз советник преуспел сверх всякой меры. Он рассчитывал выступить в поход завтра на рассвете, а не сегодня. Шерику еще требовалось выполнить одно задание перед тем, как покинуть замок, и при свете дня сделать это было гораздо труднее, чем ночью. Но он не мог настойчиво советовать герцогу повременить с выступлением войска до завтра, после того как убедил его в необходимости предпринять попытку прийти к Хенее первым.

Советник вернулся во внутренний двор, чтобы проверить, как продвигаются дела у квартирмейстера. Две повозки нуждались в починке, но герцогский колесник уже занимался ими. С другой стороны, от главного повара за несколько шагов несло съестным, в частности, сыром и вяленым мясом. Квартирмейстеру пришлось послать нескольких своих людей на рынок за продуктами. Очевидно, запасы продовольствия в замке подходили к концу, хотя дело обстояло не так плохо, как изобразил Шерик в разговоре с герцогом.

Оставив квартирмейстера, кирси медленно прошел в другой двор, где Виллид выкрикивал команды кентигернским солдатам.

При виде первого советника кентигернский капитан поднял руку, подзывая его, и озабоченно нахмурился.

Виллид, мужчина плотного телосложения, в действительности был чуть выше Шерика, но из-за своих широких плеч, могучей груди и развитой мускулатуры выглядел коротышкой. У него было круглое лицо и маленькие, вечно прищуренные голубые глазки. Несмотря на свою наружность, капитан искусно владел холодным оружием и сумел заслужить безусловное уважение и преданность своих солдат. Для военного человека он также на удивление терпимо относился к кирси, служившим в Кентигернском замке.

— Первый советник, — промолвил он, когда Шерик остановился перед ним. — Герцог сказал вам, сколько человек он хочет оставить в замке?

Вероятно, кирси мог бы солгать и приказать капитану взять в поход к Хенее больше солдат, чем требовалось. Но рисковать не стоило: такая ложь была слишком очевидной, слишком легко разоблачалась.

— Нет, капитан. Он ничего мне не сказал. Думаю, он предоставил решать вам самому.

Виллид кивнул:

— Он часто так делает. В таком случае я оставлю семьсот солдат здесь, а остальных возьму с собой. Это тысяча человек. Вряд ли у Хагана будет больше.

Шерик нахмурился. Семьсот человек для обороны замка и города. Он задался вопросом, ожидают ли Ялла и герцог Мертесский, что защитников крепости будет так много.

— По-вашему, мне следует взять больше? — с обеспокоенным видом спросил капитан. — Мне бы очень не хотелось оставлять замок без должной защиты. Анейранцы будут знать, что мы покинули Кентигерн. Они могут воспользоваться случаем и напасть на нас.

— Полагаю, вы правы, — сказал Шерик. — Уверен, тысячи человек достаточно. А если кергское войско все же прорвется к холму, столь многочисленный отряд наверняка сумеет удержать крепость.

— Значит, вы считаете, что мне следует взять больше людей?

— Я всего лишь советник, капитан. Я плохо разбираюсь в таких вещах.

— Но вы знаете герцога. Вы знаете, чего хочет он.

Шерик ухмыльнулся.

— Он хочет выиграть эту войну. Он хочет отомстить за убийство леди Бриенны. Как и все мы.

Виллид кивнул:

— Да, да, конечно. — Он немного помолчал, словно обдумывая слова советника. — Полагаю, мы можем взять еще две сотни человек, — наконец сказал он.

— Как вы сочтете нужным. — Шерик с трудом подавил улыбку.

— Пятисот человек будет достаточно для обороны Кентигерна, — продолжал Виллид, словно стараясь убедить сам себя. — А если мы выступим против кергской армии с двенадцатью сотнями солдат, то вернемся в замок довольно скоро.

— Мне кажется, вы рассуждаете здраво. — Шерик взглянул на солнце. До предзакатных колоколов оставалось совсем немного времени. — А теперь, если вы не возражаете, мне нужно заняться другими неотложными делами.

— Что? О, разумеется, первый советник. Пожалуйста, простите меня.

Шерик уже шагал прочь.

— Не берите в голову, капитан.

— Спасибо, — крикнул мужчина ему вслед.

Кирси поднял руку, не потрудившись оглянуться. Разговор с Виллидом мог затянуться до самой ночи.

Шерик вышел из внутреннего двора через южные ворота, потом вошел в ближайшую башню наружней стены и по узким темным коридорам прошел к западным воротам замка, известным под названием Тарбинских. В отличие от городских ворот, которые всегда (за исключением военного времени) были открыты в течение дня, Тарбинские ворота почти постоянно оставались закрытыми, даже калитка. Ворота выходили на Анейру. В самом деле, Кентигернская крепость располагалась ближе к анейранской границе, чем любой другой эйбитарский замок, и все единодушно признавали, что Тарбинские ворота являлись первым укреплением, защищавшим Эйбитар от нападения Анейры.

Стоя под каменной аркой, Шерик невольно восхищался неприступной мощью ворот. Все четыре опускные решетки толщиной в мужское бедро были сделаны из дуба, доставленного из Кентигернского леса, и железа, выкованного в городских кузницах. За решетками находилась огромная дверь такой же толщины и тоже дубовая, запертая на тяжелые железные засовы. За ней возвышался подъемный мост — разумеется, поднятый, — который при необходимости перекидывался через глубокий ров, отделявший барбакан от дороги, ведшей от реки на вершину холма. По обеим сторонам от ворот располагались помещения для герцогских лучников — с бойницами в стене и люками в потолке, через которые солдаты могли поражать нападавших. Но поскольку подступы к замку с этой стороны защищали столь сильно укрепленные оборонительные сооружения, стражники здесь стояли только снаружи, охраняя участок стены между двумя башнями, возвышавшимися по сторонам от ворот, и остроконечные башенки Тарбинского барбакана. Под каменной аркой Шерик находился один.

Многие годы он говорил всем, что владеет тремя видами магической силы: пророческим даром, способностью вызывать огонь и умением говорить на языке животных. То же самое он сказал Фотиру во время их первой беседы в «Серебряном медведе». То же самое он говорил герцогу и всем остальным — однако это было правдой лишь отчасти. Шерик действительно обладал тремя перечисленными способностями. Но, в отличие от большинства кирси, он владел и четвертым видом магии — магией преобразования форм. Очень давно он решил сохранить это в тайне. Многие кирси, наделенные всего тремя магическими способностями, становились советниками; Шерику не требовалось открывать всю правду о своих возможностях для того, чтобы приобрести положение или влияние. И он уже давно понял, что человеку полезно знать о своих соперниках больше, чем они знают о нем.

По понятной причине он редко пользовался даром преобразования форм и знал, что сегодня быстро устанет. Но ему нужно было не разрушить дверь и решетки полностью, а только ослабить их.

Шерик начал с железных дверных петель, закрыв глаза и усилием мысли направив вовне магическую силу, словно она была дурным воспоминанием, от которого он хотел избавиться. Почти сразу он почувствовал тупую пульсирующую боль, нараставшую за глазными яблоками. Он понял, что будет чуть жив по завершении дела, и засомневался, сумеет ли отправиться в поход вместе с герцогом. Он слышал, как скрежещет металл, поддаваясь воздействию магической силы, и остановился, прежде чем петли разрушились полностью.

Советник ослабил только две из четырех дверных петель, предоставив разбираться с двумя другими Мертессу и его людям. С подъемным мостом он ничего не мог поделать, но анейранцам предстояло самим найти способ преодолеть эту преграду. Больше всего кирси беспокоили опускные решетки, и, покончив с дверью, он направил свою магическую силу на них, на толстые деревянные брусья всех четырех огромных решеток сразу. Он работал с предельным усердием, вытирая пот со лба и борясь с тошнотой, которая нарастала с каждым ударом сердца, болезненно отдававшимся в висках. Шерик ощущал, как сквозь него проходят токи магической силы, и это напоминало ему былые времена. Но возраст давал о себе знать — уже много лет советнику не приходилось так напрягаться, — и он чувствовал, как жизнь буквально вытекает из его тела. На какой-то миг он испугался, что, прежде чем ослабит укрепления замка, сам окончательно ослабеет.

Впрочем, он воздействовал не на все брусья опускных решеток. Все стало бы слишком очевидным, если бы все они вдруг одновременно сломались. Но Шерик постарался растянуть и истончить древесину в определенных местах таким образом, чтобы анейранским таранам было легче пробить заграждения.

Покончив с делом, Шерик, шатаясь, подошел к ближайшей стене и привалился к ней, судорожно хватая ртом воздух. Он обливался потом, в голове у него шумело, и земля ходила ходуном под его ногами, подобно палубе пляшущего на волнах корабля.

Кирси заранее знал, что будет чувствовать себя ужасно (хотя и не думал, что настолько), и знал, как объяснить свое состояние герцогу. Он даже предвидел реакцию Андреаса и солдат и был готов вынести их ядовитые насмешки, хотя мысль о предстоящем унижении ничуть его не радовала. Оттолкнувшись от стены, он неверным шагом вошел в башню, снова пересек узкие коридоры и вернулся во внутренний двор, еще раз удостоверившись, что никто не следит за ним.

Войдя во двор, Шерик сразу же увидел герцога, сидевшего на могучем коне, в серебряно-голубом плаще, насквозь промокшем от дождя. Лошадь первого советника, не такая крупная, стояла рядом, и он торопливо подошел к ней.

— Мы искали вас, первый советник, — сказал Андреас, когда Шерик приблизился.

— Я… я гулял, милорд.

— Вы скверно выглядите. Вы нездоровы?

Шерик бросил взгляд на солдат, постаравшись принять смущенный вид.

— Я… я уже давно не был на войне, милорд, — сказал он, понизив голос.

Андреас изумленно вытаращился на него, а потом расхохотался. Кирси услышал также несколько сдавленных смешков, которые донеслись со стороны стоявших поблизости солдат.

— У вас медвежья болезнь, первый советник, — сказал герцог, продолжая смеяться. — Все мы хоть раз да испытывали нечто подобное. Вам нечего стыдиться. На своем веку я видел многих искусных бойцов, которые превращались в дрожащих младенцев перед настоящим сражением. — Он указал на лошадь Шерика. — Вам станет лучше, как только вы сядете на коня и тронетесь в путь.

— Да, милорд, — сказал советник, вскакивая в седло. У него закружилась голова, но боль в висках начала стихать.

Через мгновение Андреас прокричал войску приказ выступать и пришпорил своего жеребца. Кентигернские солдаты испустили оглушительный воинственный клич и строем двинулись к воротам замка. Шерик знал, что вдоль улиц города будут толпиться люди, которые тоже станут приветственно кричать, провожая своих героев на войну и не подозревая, что она начнется здесь еще прежде, чем эти солдаты вступят в сражение.

Когда они медленно поехали впереди войска, герцог снова посмотрел на Шерика и рассмеялся, тряся головой.

— Медвежья болезнь, — сказал он. — От вас я этого никак не ожидал, Шерик.

«Смейся сколько твоей душе угодно, жирный болван. Благодаря мне прославленные стены Кентигерна наконец падут».

— Я сам не ожидал этого, милорд, — сказал кирси. — Но, как вы справедливо заметили, скоро мне станет лучше.