ГЛАВА 16

Кентигерн, Эйбитар

Обычно в этот час он уже спал. Вечерние колокола прозвонили довольно давно, и в замке царила мертвая тишина. Но Фотир лежал в постели, глядя широко раскрытыми глазами на маленькое окошко, в котором мерцали звезды. Ксаверу тоже не спалось, судя по тому, как он ворочался на кровати. Не так уж много дел они переделали за день, чтобы устать. С тех пор как герцог Кентигернский запретил всем близким видеться с Тависом, им оставалось только сидеть в своих комнатах да гулять по внутреннему двору замка. И терзаться тревогой. Для этого у них было предостаточно времени.

Яван, на внешности которого, сколько помнил Фотир, никак не отражалось течение времени, за последние несколько дней постарел лет на десять. Его лицо внезапно покрылось морщинами, и спина ссутулилась, точно у старика.

— Он умирает, — сказал герцог сегодня, глядя в окно немигающим взглядом, как глядел все последние дни. — Мой сын умирает, а я не силах помочь ему.

Фотир хотел подбодрить своего господина, сказать что-нибудь утешающее, но герцог заслуживал большего, чем пустые слова и несбыточные надежды. Поэтому советник хранил молчание, хотя изнемогал от гнева и чувства собственного бессилия. По правде говоря, он думал, что мальчик уже мертв. Несколько дней назад он случайно услышал разговор стражников о пытках, которым подвергает Тависа отец Бриенны, и об упорном отказе мальчика сознаться в убийстве. Вполне возможно, их слова предназначались для ушей кергского советника, но звучали они правдоподобно. Тавис совсем недавно достиг возраста Посвящения, и, хотя он был достаточно силен и умен для своих лет, ни один мальчик не смог бы долго выдерживать пытки.

Разумеется, Фотир ничего не сказал Явану, но он не сомневался, что герцог и так все знает, равно как и молодой Маркуллет. В последние два дня, похоже, все трое потеряли надежду освободить Тависа и были внутренне готовы услышать известие о его смерти.

Сначала стук прозвучал еле слышно, словно человек боялся разбудить их. Только когда в коридоре послышались тихие шаги, советник понял, что в первый раз стучали в комнату Тависа. Потом стук прозвучал громче и отчетливее: теперь стучали в их дверь.

Ксавер и Фотир сели в своих постелях и переглянулись.

— Зажгите свет, — тихо сказал Фотир.

Мальчик несколько секунд возился с кремнем и огнивом, прежде чем зажег свечу. Фотир оделся и подошел к двери.

— Кто там? — спокойно спросил он.

— Ваш друг, — раздался ответ. — И друг лорда Тависа.

Советник бросил взгляд на Ксавера, который вопросительно приподнял бровь и вытащил меч из ножен. Фотир одобрительно кивнул и открыл дверь.

Перед ним стоял высокий, могучего телосложения кирси. Лицо мужчины казалось знакомым, хотя Фотир не мог вспомнить, где он его видел.

— Первый советник, — промолвил мужчина, легко кланяясь.

Фотир прищурился:

— Мы с вами знакомы?

Прежде чем мужчина успел ответить, Ксавер тихо ахнул.

— Предсказатель, — сказал он. — С ярмарки.

Советник медленно покивал:

— Ну конечно. Мы встречались в «Серебряной чайке».

— Да. — Предсказатель настороженно огляделся по сторонам. Он явно хотел войти в комнату, но Фотир все еще не решался впустить гостя.

— Чего вам угодно, предсказатель?

Их взгляды встретились.

— Я хочу помочь. — Казалось, мужчина говорил искренне.

— Вы знали, что это должно случиться! — воскликнул Ксавер. — Вы видели пророчество Кирана — и позволили Тавису приехать сюда!

Фотир поднял руку, приказывая мальчику замолчать, но продолжал пристально смотреть в глаза мужчине.

— Ярмарка сейчас в Галдастене, ведь так?

— Да.

— И вы проделали такой путь единственно для того, чтобы помочь лорду Тавису?

— Господин Маркуллет прав. Мне действительно открылась судьба лорда Тависа. Точнее, его будущее.

— Интересное уточнение, — сказал Фотир. — Вероятно, я был не так далек от истины, как вы со своими друзьями пытались убедить меня, когда спросил, не обманули ли вы Тависа с пророчеством.

Советник услышал приближавшиеся голоса. Предсказатель бросил взгляд в сторону и снова посмотрел на них. Внезапно на его лице отразился страх. Но Фотир по-прежнему не впускал незваного гостя в комнату.

— Вы спросили, соответствовало ли видение истине, — сказал предсказатель. — Безусловно, соответствовало. У меня были причины не открывать молодому лорду всю правду о его будущем. Поверьте, я не желал мальчику зла. Я хотел предостеречь его видением.

— Ваше предостережение едва не стоило жизни молодому Маркуллету.

— Я знаю. — Мужчина перевел взгляд на Ксавера. — Мне очень жаль.

Голоса раздавались уже совсем близко. Несомненно, сюда шли стражники. Через несколько секунд они должны были появиться из-за угла.

— Зачем вы приехали сюда? — снова спросил Фотир.

— Чтобы помочь! — В голосе мужчины послышались нотки отчаяния.

— Это вы уже сказали. Но каким образом?

— Вызволив лорда Тависа из тюрьмы! Но одному мне это не по силам!

Этого Фотир никак не ожидал услышать. Он так удивился, что едва не продержал мужчину на пороге слишком долго.

Увидев неверный свет факелов, заплясавший на стенах коридора, советник быстро посторонился, и предсказатель стремительно вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Они все хранили молчание, когда несколько секунд спустя охрана прошла мимо; голоса стражников отражались громким эхом от каменных стен и потолка.

— Как вас зовут, предсказатель? — спросил Фотир, когда гул голосов стих в отдалении.

— Гринса джал Арриет.

— Откуда вы родом?

— Все свою жизнь я прожил в Эйбитаре. — Мужчина сказал это так гордо, как сказал бы инди и как часто говорил сам Фотир. — Герцог должен стать моим королем, — мгновение спустя продолжил он. — Я не желаю зла ему и его близким. Тем вечером, когда мы встретились в «Серебряной чайке», я предложил вам свою помощь в поисках мальчика. Теперь я снова предлагаю вам свои услуги.

— Я помню ваше предложение, — сказал Фотир. — Тогда вы сказали также, что вы простой предсказатель и не обладаете другими магическими способностями. С чего вы взяли, что можете вызволить Тависа из темницы?

Мужчина заколебался и перевел взгляд на Ксавера.

— Я предпочел бы не отвечать на ваш вопрос. Просто поверьте мне на слово: я могу сделать это.

— Вероятно, нам следует обсудить это с герцогом, — предположил Ксавер.

Гринса помотал головой:

— Ваш герцог не должен принимать участия в деле, господин Маркуллет, да и вы тоже. Даже первого советника вовлекать в это рискованно, но мне нужен кирси, которому я могу доверять. — Выражение глубокой печали появилось на миг на лице мужчины, но тут же исчезло. — Если мы потерпим неудачу, — продолжил он, стараясь овладеть собой, — лучше, чтобы неудачу потерпели только мы двое. Герцог Кентигернский сможет свалить все на заговор кирси или что-нибудь в этом роде. Если в деле будете замешаны вы или ваш герцог, это станет поводом для начала войны.

Фотир признал правоту предсказателя, хотя и почувствовал смутное беспокойство. Его встревожило также упоминание о заговоре кирси, но он никак не показал этого.

— Я вынужден согласиться, Ксавер, — сказал он. — Нам не стоит ничего рассказывать герцогу — по крайней мере пока.

Мальчик шагнул вперед:

— Вам понадобится человек, который будет стоять на страже, пока вы освобождаете Тависа.

— Нет, — сказал Фотир. — Предсказатель и здесь прав. Вам нельзя принимать участия в деле. Если Тависа можно спасти, мы сделаем это. А если у нас ничего не выйдет, нам вернее удастся скрыться, если мы будем только вдвоем.

— Но вы же не думаете, что я останусь здесь, — сказал мальчик.

Гринса улыбнулся:

— Я предсказал вам прекрасное будущее, господин Маркуллет. Мы с первым советником не хотим ставить его под угрозу.

Ксавер нахмурился, но через мгновение нехотя кивнул.

— Постарайтесь заснуть, — сказал Фотир, подходя к двери. — И, что бы ни случилось, никому не говорите о состоявшемся здесь разговоре. Если вас будут спрашивать — вы решили, что я ушел в таверну.

Мальчик снова кивнул, на сей раз уверенно.

Советник широко улыбнулся, потом вышел вместе с предсказателем в коридор и направился к ближайшей лестнице. Однако перед самым входом в башню он остановился и повернулся к Гринсе:

— Прежде чем идти дальше, я хотел бы получить более ясное представление о том, что мы собираемся делать.

Гринса прищурился:

— Я же сказал вам. Мы собираемся спасти лорда…

— Да, знаю. Но каким образом? Мальчика здесь нет — мы с вами наедине. Теперь я хочу знать правду.

Мужчина снова заколебался, хотя на сей раз не отвел взгляда в сторону.

— Я не могу рассказать вам все. Вам достаточно знать, что я не просто предсказатель. Я умею также исцелять и воздействовать на формы.

— Почему вы солгали мне в тот вечер?

— Я не знал, могу ли доверять вам, — ответил Гринса, пожав плечами.

— Доверие доверием, но зачем было лгать насчет своих способностей, тем более когда вы предлагали свою помощь?

Гринса вздохнул, и Фотиру снова показалось, что лицо кирси выражает глубокую печаль.

— Между нашими соплеменниками существуют такие серьезные разногласия, которые прежде казались мне совершенно немыслимыми. Даже самый незначительный жест доверия может представлять угрозу для жизни. Мы с вами ничего не знаем друг о друге, кроме того что мы оба хотим спасти Тависа, но даже это каждому из нас приходится просто принимать на веру. Я присоединился к ярмарке в качестве предсказателя и никому не рассказал о прочих своих способностях. У меня были свои причины поступить так, и если бы я открыл вам больше, чем открыл Трину и остальным, эти сведения могли бы дойти до них.

Здесь, в Кентигерне, уже второй человек говорил советнику о существовавшем между кирси расколе с таким видом, словно это было чем-то новым. Однако все эти разногласия начались еще в эпоху Войн кирси, которым положило конец предательство Картаха. Родители Фотира, особенно отец, считали Картаха — вероломного военачальника, способствовавшего поражению кирсийской армии в древней войне, — неким демоном, посланным Байаном из Подземного Царства. Предатель Картах. Казалось, другого имени у него и не было. Разумеется, вплоть до отроческих лет Фотир ни разу не слышал, чтобы о нем отзывались иначе. Во все время своих странствий с ярмаркой (вместе с родителями, которые были предсказателями) он постоянно слышал, как люди вроде отца и Трина поносили Картаха и всех инди самыми последними словами, когда вино развязывало им языки. И, подобно Трину, отец Фотира со своими друзьями честил на чем свет стоит всех кирси, служивших при дворах инди, где останавливалась ярмарка.

Фотир находил это по-своему забавным. По крайней мере до своего Посвящения, которое провела мать, а не отец. Тогда Фотиру было шестнадцать, и ограниченное мировоззрение отца уже давно вызывало в нем внутренний протест. К тому времени они почти не разговаривали — как оказалось, к счастью. Ибо если бы именно отец вызывал в Киране видение его будущего, возможно, Фотир никогда не узнал бы правды о своей судьбе. Так или иначе, мать вскрикнула при виде открывшейся ей картины грядущего. Любой инди решил бы, что она увидела раннюю смерть своего сына или некое неописуемое несчастье.

Но нет, она просто увидела Фотира в зрелом возрасте, служащим при дворе эйбитарского герцога.

В ту же ночь Фотир покинул ярмарку. Больше он никогда не видел своих родителей, хотя переписывался с матерью до самой ее смерти, случившейся несколько лет назад.

Возможно, волнения, о которых говорили Шерик и Гринса, начались недавно, но причины оных — слепое негодование и предубеждение — возникли еще при жизни Картаха, в пору образования королевств Прибрежных Земель. Фотир не желал участвовать в этом противостоянии. Никогда не желал.

— Вы так и не ответили на мой вопрос. — Фотир не собирался отвлекаться на общие рассуждения о негодовании и заговорах кирси.

— Да, не ответил. Но клянусь вам памятью своей жены, умершей от чумы шесть лет назад, я не желаю зла вам и вашему герцогу. Я приехал сюда, чтобы спасти лорда Тависа, и сделаю для этого все возможное, с вашей помощью или без нее. Но мы оба понимаем, что у меня больше шансов на успех, если вы мне поможете.

Фотир с минуту молчал, напряженно обдумывая слова предсказателя. Что бы ни заставило Гринсу приехать в Кентигерн, все равно он оставался для них последней надеждой. Если Тависа вообще еще можно было спасти. Первый советник шумно выдохнул и позволил себе слабо улыбнуться.

— Вы умеете убеждать, предсказатель. Вам это известно?

Гринса ухмыльнулся:

— Честно говоря, да. Разве я не сказал вам, что обладаю еще и даром внушения? Именно благодаря ему я и проник в замок.

Они пошли вниз по лестнице, бесшумно ступая, настороженно оглядываясь и прислушиваясь, но у Фотира не выходили из головы последние слова предсказателя. Способность внушения мыслей являлась мощной магической силой, которая лучше всего воздействовала на инди, не умевших от нее защищаться. Более того, человек, обладавший одновременно дарами прорицания, исцеления, внушения и воздействия на формы, имел в своем распоряжении четыре разных вида магической силы — необычно много даже для самого могущественного кирси. Каковое обстоятельство наводило на ошеломляющую мысль — мысль, к которой Фотир не возвращался уже много лет. Внезапно он понял нежелание Гринсы говорить правду.

Когда они спустились по винтовой лестнице, Гринса свернул в другой коридор, который вел скорее в глубину замка.

— Разве мы пойдем не через двор? — спросил Фотир.

— Нет, если мы не хотим, чтобы нас заметили стражники.

Но советник все равно заколебался, внезапно усомнившись в том, что его решение последовать за предсказателем было разумным.

— Я знаю, где находятся ворота для вылазок, — пояснил Гринса. — Вы же не думаете, что мы просто войдем в темницу и освободим мальчика?

Фотир покраснел:

— Не думаю.

— Положитесь на меня, первый советник. Человек, странствующий с ярмаркой, имеет возможность исследовать замки всех эйбитарских герцогов. Я хорошо знаю Кентигерн.

— И Керг тоже? — спросил советник, трогаясь с места.

Гринса бросил на него быстрый взгляд через плечо и ухмыльнулся:

— Разумеется.

Достигнув ворот для вылазок, двое кирси вышли в ночь и прошли вдоль замковой стены к тюремной башне. В стене башни, над самой землей, было единственное маленькое окошко, забранное железными прутьями.

— Вот оно, — прошептал Гринса. — В конце шахты, ведущей отсюда вниз, есть еще одна такая решетка. Если вы сможете разрушить эту, я справлюсь с нижней.

Фотир кивнул:

— Хорошо. — Он опустился на колени в траву и приготовился использовать свою способность воздействия на формы, но Гринса остановил его, положив руку ему на плечо.

— Делайте срезы гладкими, — сказал предсказатель. — На обратном пути мы восстановим решетку, если у нас останется время.

— Это заберет много магической силы.

— Я знаю. Положитесь на меня.

Фотир пожал плечами и занялся решеткой. Она состояла из четырех поперечных и трех вертикальных прутьев. Всего нужно было сделать четырнадцать разрезов. Правда, Фотир предпочел бы ограничиться несколькими, но в любом случае ломать прутья следовало у самого камня, чтобы они с Гринсой смогли пролезть в окошко. Было бы проще разрушить решетку одним колоссальным напряжением магической силы, но Гринса был прав: если они не восстановят решетку, Тависа хватятся слишком скоро.

Как первый советник герцога Кергского, Фотир снискал уважение не только своей мудростью и хорошим знанием Эйбитара и прочих королевств Прибрежных Земель, но и своими магическими способностями. Время от времени он видел во сне картины будущего, которое открывал Явану, и никто не сомневался, что его способность вызывать ветра и туманы поможет защитить Кергский замок в случае осады. Но к сожалению, на службе у Явана Фотиру редко представлялась возможность использовать свой магический дар.

Было приятно применить на деле свою силу, и, когда сломался первый прут — с металлическим звоном, подобным звону двух скрестившихся мечей, — кирси не смог удержаться от довольной улыбки. Но чувство удовольствия быстро сменилось сознанием того, что он потерял былую сноровку. Фотир чувствовал себя солдатом, который идет на войну, не тренировавшись много лет. Он с трудом контролировал свою магическую силу и быстро уставал. Он перерезал всего четыре или пять прутьев, а уже обливался потом, словно рыл траншею. У него начинали трястись руки и кровь стучала в висках. Советник стыдился своей слабости и старался не показывать Гринсе, насколько он изнурен, но предсказатель внимательно наблюдал за ним.

— Вы можете отдохнуть, если хотите.

Фотир помотал головой:

— У нас нет времени. Я в порядке. Просто я уже давно не занимался подобными вещами.

— Вероятно, вам нужна помощь.

— Нет, я… — Советник осекся, внезапно потеряв дар речи. Ибо от усталости вдруг не осталось и следа; животворные токи прошли сквозь его тело, словно лунный свет, свободно хлынувший в открытое окно. Отчасти это была его собственная сила — он чувствовал в себе источник оной, как любой человек чувствует свое сердце, посылающее кровь по артериям. Но с ней сливалась сила Гринсы, которая поддерживала, направляла и приводила к повиновению силу Фотира, выходившую из-под контроля. Каким-то образом предсказатель взял на себя часть тяжелой работы, которую выполнял советник.

«Каким-то образом». Фотир все понял. Этому могло быть только одно объяснение.

— Вы Избранный! — выдохнул он.

— Потом, — спокойно сказал Гринса. — Когда мы закончим.

Советник кивнул и вновь направил мысленное усилие на железные прутья решетки, еще не оправившись от потрясения. Избранный. Проявив свои истинные способности, Гринса в буквальном смысле слова отдал свою жизнь в руки Фотира. Этот жест величайшего доверия заставил советника устыдиться своих прежних подозрений и своих слов, сказанных Гринсе у «Серебряной чайки» в Керге.

— А еще кто-нибудь знает? — спросил он.

— Потом, — повторил Гринса. — Я расскажу вам все, что могу, обещаю. Но сначала мы должны освободить Тависа.

Совместными усилиями они перерезали последние прутья и осторожно, стараясь не шуметь, вынули решетку.

Гринса присел на корточки, собираясь пролезть в окошко, но Фотир остановил его:

— Позвольте мне выломать и вторую решетку.

— Но я не хочу, чтобы вы спускались в темницу, — сказал предсказатель. — Ваше участие в деле нужно свести к минимуму.

Советник улыбнулся:

— Теперь уже поздно думать об этом. Вам понадобится моя помощь, чтобы поднять Тависа из шахты. А поскольку я не обладаю целительной силой, вам придется самому позаботиться о мальчике. Позвольте мне выломать вторую решетку. После того, что вы для меня сделали, я чувствую себя в долгу перед вами.

Гринса с минуту поколебался, с сомнением глядя на Фотира светлыми глазами.

— Хорошо, — наконец согласился он. — Благодарю вас.

Фотир коротко улыбнулся и первым пролез в узкую шахту. Он протискивался по ней с трудом — широкоплечему предсказателю придется еще труднее, — но, к счастью, вторая решетка находилась недалеко. Внизу шахта немного расширялась, и решетка здесь состояла всего из четырех прутьев, двух поперечных и двух вертикальных. Однако в этом месте было жарко и так дурно пахло, что Фотира едва не вырвало. От запаха нечистот, гниения и болезни у него заслезились глаза. Он работал по возможности быстро и с помощью магической силы Гринсы справился с решеткой всего за несколько минут.

Он вцепился в железные прутья, не дав решетке упасть вниз, и крикнул Гринсе, чтобы тот вытаскивал его обратно. Мужчина схватил Фотира за лодыжки и потянул. Советник чуть ли не до крови ободрал колени и локти о каменные стены шахты, но через несколько секунд уже оказался снаружи и жадно вдохнул свежий ночной воздух.

— Отличная работа, — сказал предсказатель. — Теперь предупреждаю: отверстие находится довольно высоко от пола, так что приготовьтесь к прыжку.

— А вы приготовьтесь к вони.

Гринса нахмурился:

— Сильной?

— Просто ужасной.

— Похожей на смрад разлагающегося трупа?

У Фотира перехватило дыхание. Об этом он даже не подумал.

— Отчасти да, — сказал он. — Помимо букета других запахов.

На лице мужчины отразилось облегчение.

— Все прочие запахи являются добрым признаком. Там умирали и другие узники. Если бы умер Тавис, смрад разлагающегося тела перекрыл бы все остальное. — Он махнул рукой в сторону отверстия.

Фотир снова пролез в окошко, на сей раз ногами вперед. Он глубоко вздохнул, в последний раз наслаждаясь свежестью ночного воздуха, а потом начал спускаться. Он старался двигаться как можно медленнее, но ноги скользили по каменному покрытию шахты, не находя никакой опоры, и тормозить с каждой секундой становилось труднее; наконец он отказался от всяких попыток замедлить спуск и стремительно заскользил вниз, прикрывая скрещенными руками лицо, чтобы не удариться лбом о верхний край отверстия. Однако Фотир не сумел удержать равновесия, когда приземлился, и растянулся во весь рост на зловонном сыром полу.

— Ксавер? — донесся хриплый голос от дальней стены. Советник встал и напряженно всмотрелся в темноту, но ничего не увидел.

Секундой позже в камеру свалился Гринса; приземлившись, он слегка покачнулся, но сумел удержаться на ногах.

— Отец? Это вы?

— Нет, лорд Тавис, — ответил Фотир, обретя наконец дар речи. — Это не ваш отец и не господин Маркуллет.

— Тогда кто? — спросил мальчик хриплым слабым голосом.

На ладони Гринсы вспыхнул язычок пламени, свет которого рассеял густой мрак темницы.

— Фотир! — сказал мальчик. — И предсказатель?

Но советник молчал, в ужасе глядя на человека, прикованного к каменной стене. Его желудок свело спазмом, и он судорожно сглотнул, подавляя приступ тошноты.

— Милорд! — наконец проговорил он прерывистым голосом. — Что они с вами сделали?


Андреас приходил пытать его так часто, что Тавис уже потерял представление обо всем на свете. Он не знал, какой сегодня день и какие колокола он слышит (если колокольный звон вообще доходил до его сознания). Он даже перестал замечать восходы и заходы солнца и лун. Для него больше не существовало света и тьмы, дня и ночи. Оставались лишь боль и сон. Все прочее не имело значения.

Порезы, нанесенные герцогским мечом, покрывали грудь, спину, руки, ноги и лицо Тависа. Андреас подносил свой меч даже к паху мальчика, хотя пока не отрезал ему половые органы. Впрочем, это было еще впереди, о чем герцог не преминул сообщить узнику. К настоящему моменту это оставалось единственной частью его тела, которую герцог пока щадил. Прелат тоже приходил один или два раза, чтобы убедить Тависа признаться и раскаяться. Во время последнего посещения Баррет выразил Андреасу тревогу по поводу порезов на теле узника. Очевидно, многие раны кровоточили и гноились. Герцог прислушался к словам прелата и сменил меч на факел. Теперь на спине, руках и ногах Тависа появились ожоги. Почти все пальцы у него были сломаны.

Но он не признался. В какой-то момент — когда он стоял у каменной стены темницы, скуля от боли и умоляя Байана забрать его до следующего прихода Кентигерна, — Тавис вдруг осознал, насколько пустую жизнь он прожил. Он не успел отличиться в бою, он не успел стать королем или хотя бы герцогом, он никогда не любил. Ксавер был его единственным верным другом, но даже этой дружбе он едва не положил конец глупой пьяной выходкой. Когда он умрет, повешенный за убийство, которого не совершал, не останется ничего, на что его родители могли бы с гордостью указать и сказать: «Это сделал наш сын».

Но Тавис твердо решил (такая решимость удивила его самого и потрясла бы Явана) не делать ложного признания. Если он не может ничего прибавить к славе дома Кергов, он хотя бы не запятнает доброе имя своего рода — по крайней мере больше, чем уже запятнал. Конечно, это было ничтожно мало. Но ничего большего он уже не мог сделать.

Порой боль становилась такой нестерпимой, что Тавис чувствовал готовность сдаться. В любом случае почти никто не верил в его невиновность, а те, кто верил, чьим мнением он действительно дорожил, поняли бы, почему он признался. Его останавливала только гордость. Гордость Кергов. Одни называли ее проклятием дома Кергов. Другие утверждали, что именно она стала причиной многих междоусобных войн в Эйбитаре. Но в последние дни своей жизни, когда пламя факела обжигало его тело, Тавис обрел в ней спасение.

Услышав голоса в отдалении, мальчик поначалу испугался, что вернулся Андреас. Он медленно открыл глаза, ожидая увидеть рассеянный свет дня или огонь проклятых факелов. Но в камере по-прежнему царила непроглядная тьма, хотя звуки не прекращались. Голоса, звон металла время от времени. Вероятно, это переговаривались стражники за тюремной дверью, но он еще никогда не слышал их так отчетливо. А возможно, он просто терял рассудок. Тавис знал, что такое случается с узниками, особенно с теми, кто подвергается пыткам.

Внезапно звон металла стал громче, словно раздавался в самой камере. Может быть, в темницу привели другого узника, пока он спал? Может быть, это новый сосед звенел цепями? Или это Андреас, искалечивший его тело, пытался теперь сокрушить его рассудок? Тавис хранил молчание, прислушиваясь к звону металла, который повторялся снова и снова. Звук доносился от окошка, понял вдруг он, почувствовав прилив надежды. Звон прекратился так же внезапно, как начался, и какой-то голос неразборчиво прокричал несколько слов. Тависа била крупная дрожь, сердце выпрыгивало у него из груди. Что-то происходило, к добру или нет, и он просто ждал.

Он услышал шорох скользившего по камню тела — звук снова донесся со стороны окошка, — а потом кто-то упал на пол камеры прямо перед ним.

— Ксавер? — спросил Тавис, еле шевеля запекшимися губами.

Ответа не последовало. Тависа вновь охватил страх.

— Отец? Это вы?

Еще один глухой удар приземлившегося тела. Сердце у него сжалось от ужаса.

Мгновение спустя маленький язычок пламени осветил темницу, и Тавис увидел двух мужчин-кирси. Появления Фотира он еще мог ожидать, но что делал здесь ярмарочный предсказатель? Он постарался сохранить самообладание, когда увидел, с каким ужасом первый советник смотрит на него, но при виде слез, покатившихся по щекам Фотира, не выдержал.

— Что, меня уже нельзя исцелить? — слабым, прерывистым голосом спросил он.

— Можно, — прошептал предсказатель, с опаской озираясь на дверь темницы. — Но для того чтобы залечить все ваши раны, потребуется много времени. Сейчас мы можем сделать только одно. — Он взглянул на Фотира. — Кандалы.

Советник кивнул и подошел к каменной стене.

— Вы помните меня? — спросил мужчина, когда первое железное кольцо раскололось пополам.

— Да, хотя я забыл ваше имя. И не понимаю, почему вы здесь.

— Меня зовут Гринса, и я здесь для того, чтобы вызволить вас из тюрьмы.

— Зачем? Ведь вы показали мне эту темницу в Киране. Разве мне не суждено умереть здесь?

Раскололось второе железное кольцо, потом третье. Дыхание Фотира стало тяжелым и прерывистым.

— Я показал вам ваше будущее, но не истинную вашу судьбу.

— Не понимаю.

— Я знаю. Я все объясню, но не сейчас.

Последнее железное кольцо со звоном упало на пол, и Фотир отступил на шаг от стены:

— Вы свободны, милорд. — Лицо советника блестело от пота. — Вы в состоянии идти?

До сих пор Тавис сидел, прижавшись спиной к каменной стене; двое мужчин подошли и помогли мальчику подняться. Он снова на миг бессильно привалился к стене, а потом выставил вперед правую ногу, намереваясь сделать шаг, но рухнул на пол под тяжестью собственного веса, вскрикнув от жгучей боли, которая пульсировала в каждой из нанесенных ему Андреасом ран.

Предсказатель тихо выругался, снова бросив опасливый взгляд на дверь.

— Мальчика надо исцелить прежде, чем мы его вытащим отсюда. — Он взял один из факелов, закрепленных на стене, и зажег его от пламени, которое по-прежнему горело у него на ладони. Потом Гринса отнес факел в дальний угол камеры, чтобы свет огня не привлек внимание дежуривших за дверью стражников, но все же довольно хорошо освещал помещение.

— Конечно, — сказал Фотир. — С чего мы начнем?

— Мне все равно, — сказал Тавис. — Просто сделайте что-нибудь. Пожалуйста.

Вернувшись к лежавшему на полу Тавису, Гринса опустился на колени и положил ладони на плечо мальчика.

— Я заживлю воспаленные раны, — сказал он. — Именно они ослабляют его. И попытаюсь исцелить сломанные пальцы. Все остальное подождет до того времени, когда мы окажемся в более безопасном месте.

Мужчина еще не закончил говорить, а Тавис уже почувствовал ток целительной силы, пролившейся, подобно прохладным водам горного потока, в глубокую рану на плече. Фотир тоже присел рядом и осторожно положил к себе на колени голову Тависа, глаза которого были закрыты.

По-видимому, молодой лорд заснул, ибо, когда он очнулся, предсказатель уже заживлял одну из ран у него на боку. Он по-прежнему чувствовал боль, но теперь вполне терпимую — совсем не похожую на недавние страшные муки.

Двое кирси тихо беседовали между собой, и Тавис не произнес ни звука, решив полежать с закрытыми глазами и послушать.

— …вы единственный человек, кроме моей сестры, — приглушенным голосом говорил предсказатель. — И мы с ней сделали все возможное, чтобы скрыть наше родство.

— Меня удивляет, что вы сумели хранить тайну так долго, — сказал Фотир.

— Порой я сам удивляюсь. — Предсказатель немного помолчал, а потом продолжил: — Я должен спросить вас, не будет ли раскрыта моя тайна завтра же?

— Что вы имеете в виду?

— Вы кирси, служащий герцогу Кергскому, человеку, который скоро станет королем. Мы оба знаем, как живущие в Прибрежных Землях инди относятся к Избранным. Многие люди с вашим положением сочли бы своим долгом выдать меня.

Тавис не раз слышал рассказы об Избранных, но мало что помнил из них. Он знал, что Избранные возглавляли нашествие кирси в Прибрежные Земли почти девять веков назад и что почти все они были казнены по окончании войны. Он понимал также, что имел в виду предсказатель, говоря об отношении к Избранным, которое до сих пор сохранилось в Прибрежных Землях. Избранных боялись, порой даже ненавидели. Но мальчик толком не знал почему.

— Позвольте мне спросить вас, — сказал Фотир, уклоняясь от ответа на вопрос Гринсы. — Недавно вы упомянули о заговоре кирси. Вы говорили серьезно?

— Я просто сказал, что Андреас может заподозрить такой заговор, если нас поймают. Я пытался убедить молодого Маркуллета держаться от греха подальше.

— Я понимаю. Но ведь до вас, как и до меня, доходили слухи о подобном заговоре.

— Да, — ответил Гринса после непродолжительного молчания.

— Они правдивы?

И снова предсказатель на мгновение замялся:

— Думаю, да. За мной в Кентигерн последовал наемный убийца. У меня есть все основания полагать, что он действовал по приказу кирси, которые не хотели, чтобы я помог лорду Тавису.

— И где убийца сейчас? — В голосе Фотира послышались тревожные нотки.

— Он умер. Я убил его в Кентигернском лесу, хотя сначала он чуть было не убил меня.

— Да хранит нас всех Кирсар!

— Кергский прелат знает, что вы до сих пор взываете к кирсийскому богу?

Первый советник рассмеялся:

— Боюсь, подозревает. — Мгновение спустя он продолжил, снова серьезным голосом: — Как по-вашему, чего хотят эти кирси?

— Трудно сказать. Похоже, они хотят помешать Тавису взойти на престол. И отцу мальчика тоже. Но я понятия не имею почему. Какое отношение это имеет к вопросу, который я вам задал?

— Как сказать. Вы сами находите для себя возможным присоединиться к заговорщикам?

— Нет, — резко ответил предсказатель. — Они пытались убить меня.

— Это единственная причина?

— На самом деле, нет. Предубеждение кирси против инди стоило мне дороже, чем вы в силах представить себе. Поэтому я снова спрашиваю вас, какое отношение это имеет к тому обстоятельству, что я Избранный?

— Вероятно, почти никакого. Но мне кажется, что, если бы такой заговор существовал и я намеревался бы противостоять ему вместе с другими моими единомышленниками, я бы помог нашему делу, когда бы привлек на нашу сторону Избранного.

— Если заговор действительно существует, первый советник, и если вы исполнены решимости разрушить планы заговорщиков, клянусь вам, вы это сделаете.

Несколько минут двое мужчин молчали, хотя Тавис по-прежнему чувствовал, как целительная сила Гринсы заживляет его раны.

— Наверное, вам приходится трудно, — наконец сказал Фотир. — Вероятно, вы последний Избранный, оставшийся в Прибрежных Землях. Не представляю, как чувствует себя человек, который знает, что он единственный в своем роде, что он самый могущественный кирси по эту сторону Пограничной гряды.

— На самом деле вы скорее всего ошибаетесь. Я уверен, что нас несколько.

Даже с закрытыми глазами Тавис словно воочию увидел, как советник с сомнением качает головой.

— Возможно ли такое?

— Неужели вы думаете, что я единственный кирси, умеющий хранить свою тайну? — спросил Гринса. — Перед вторжением нашего народа в Прибрежные Земли в Южных Землях было много Избранных. По меньшей мере восьмеро возглавляли кирсийскую армию, и я сомневаюсь, что на север пришли все Избранные, оставив родину без защиты. В течение первого века, когда наши соплеменники обосновывались в королевствах Прибрежных Земель, инди поймали и казнили еще некоторое количество Избранных. Но редкостью они стали позже. Неужели вы полагаете, что мы выродились? Разве не логичнее предположить, что люди, от рождения наделенные великой силой, просто научились ее скрывать?

— Наверное, вы правы, — сказал Фотир. — А следовательно, есть и другие Избранные. Не уверен, что эта мысль меня радует.

— Она и не должна вас радовать.

Мужчины снова погрузились в молчание. Через несколько минут Гринса отнял ладони от бока Тависа и, поменяв позу, взял одну из искалеченных рук мальчика.

— Остались только руки, — сказал предсказатель. — Все прочие раны я исцелю, когда мы выберемся отсюда.

— Наверное, пора разбудить его?

— Он уже проснулся, довольно давно.

Тавис открыл глаза и залился краской:

— Откуда вы знаете?

— Ваше дыхание участилось и пульс тоже. Целитель обычно замечает такие вещи.

Фотир склонился над Тависом:

— Как вы себя чувствуете, милорд?

— Лучше. Благодарю вас.

— Я заживил лишь воспаленные раны, — сказал Гринса. — Возможно, вам стало лучше, но пока вы не в состоянии выдержать длинное путешествие, и вам потребуется еще несколько дней на лечение и отдых.

Он опустил руку Тависа на пол и взял другую. К своему великому облегчению, мальчик обнаружил, что снова может шевелить пальцами, хотя они сгибались с трудом и плохо слушались.

— Куда мы отвезем милорда?

Предсказатель посмотрел на Фотира и ухмыльнулся:

— Мы никуда не повезем его. Как только мы выберемся из темницы, вы вернетесь к своему герцогу. Вам лучше не знать, куда мы направимся.

Фотир, казалось, хотел запротестовать, но через несколько секунд молча кивнул.

Гринса снова перевел взгляд на Тависа и глубоко вздохнул.

— Вы слышали наш разговор, лорд Тавис.

— Да.

— Надеюсь, вы понимаете, что не должны никому рассказывать о нем.

— Да кто мне теперь поверит?

Он попытался улыбнуться, но предсказатель потряс головой:

— Это не шутки. На карту поставлена жизнь — моя, первого советника, людей, которые очень много для меня значат. Вы не должны никому рассказывать о том, что слышали сегодня ночью.

Желтые глаза кирси смотрели в упор, приковывая Тависа к месту, как недавно приковывали цепи.

— Даю слово, — наконец сказал он.

Предсказатель по-прежнему не спускал с него пристального взгляда.

Факел в углу камеры на мгновение ярко вспыхнул, потом зашипел и начал гаснуть.

— Пора идти, — сказал Фотир.

Наконец предсказатель отвел глаза в сторону. Он отпустил вторую руку Тависа.

— Да, пора, — согласился Гринса. — Помогите мне поднять его.

Они подхватили мальчика под руки с обеих сторон и осторожно поставили на ноги.

Гринса избавил Тависа от самых страшных страданий, но молодой лорд задохнулся от острой боли в еще не залеченных ранах, когда попытался сделать шаг. Он закусил губу, с трудом сдерживая крик. Мужчины почти волоком протащили мальчика через камеру и прислонили к стене под окошком. Каждое движение причиняло мучительную боль, но Тавис преисполнился решимости вытерпеть любые муки, когда почуял дуновение сладостного свежего воздуха, втекавшего в окошко. Он прополз бы через бушующий огонь, только бы выбраться из темницы.

— Это единственный путь отсюда, — сказал Гринса. — Мы поднимем вас в шахту, а потом один будет тянуть вас наверх, а второй подталкивать сзади. Будет больно.

— Я знаю, — сказал Тавис. — По мне, так лучше умереть, чем остаться здесь.

Предсказатель широко улыбнулся и повернулся к Фотиру:

— Вы полезете первым, а я подсажу мальчика вслед за вами.

Положив ладонь на стену, Гринса с помощью своей магической силы вырезал в камне небольшое углубление — достаточно маленькое, чтобы остаться незамеченным, но глубокое настолько, чтобы послужить опорой для ноги. Пядью-двумя выше он сделал еще одно такое же.

Фотир уцепился пальцами за край верхней выемки, поставил носок сапога в нижнюю — и в считанные секунды забрался в шахту.

— Как только вы окажетесь в шахте, милорд, — сказал он, — хватайтесь за мои ноги.

— Вы готовы? — спросил предсказатель.

— Да.

Гринса поднял его легко, словно пушинку. Мальчик даже не предполагал, что кирси бывают такими сильными.

Тавис уцепился за край отверстия и попытался подтянуться, хрипло застонав от напряжения и боли, пронзившей руки, ноги и спину. Если бы не Гринса, он не сумел бы залезть в шахту. Так или иначе, он едва нашел в себе силы схватиться за ноги первого советника. Фотир сразу же пополз вперед, а Гринса продолжал подталкивать Тависа сзади.

Потянулись мучительно долгие секунды невыносимой пытки. Каждый раз, когда он обдирал о камень бок, спину или живот, мальчику казалось, будто меч Андреаса снова режет его тело. Боль от ожогов оглушала, словно вопли призраков. Он боялся потерять сознание; его бы вырвало, если бы он не голодал уже много дней. Зажмурив глаза, Тавис отчаянно старался отталкиваться от стен шахты ногами, хотя каждое движение тоже причиняло ему нестерпимые страдания. Но по крайней мере, он старался помочь двум кирси. «Он не какой-нибудь беспомощный ребенок, он лорд Тавис Кергский», — цепляясь за эту мысль и за это имя, словно только они одни и могли удержать его на плаву в океане боли, мальчик с трудом продвигался вперед.

Все кончилось неожиданно. Еще секунду назад он полз по узкой каменной шахте, а в следующую секунду Фотир уже вытащил его на свежий ночной воздух и уложил на мягкую траву. Он лежал там, уткнувшись лицом в землю, жадно вдыхая божественный аромат травы и чувствуя, как постепенно утихает пульсирующая боль в теле. Мгновение спустя рядом с ним повалился запыхавшийся Гринса.

Фотир исчез, и Тавис поначалу решил, что он вернулся обратно к Явану и Ксаверу. Только когда советник снова выполз из шахты и принялся восстанавливать вторую металлическую решетку, закрывавшую окошко, Тавис понял, чем он занимался.

— Что теперь? — спросил Фотир.

Гринса сел.

— Нам с Тависом нужно выбраться из замка.

— А как же мой отец? — спросил мальчик, с трудом садясь тоже.

Гринса помотал головой:

— Вам нельзя увидеться с ним. Герцог Кентигернский наверняка начнет войну, если заподозрит, что ваш отец имеет отношение к вашему побегу.

Безусловно, кирси был прав. Тавис находился на свободе, но для всех здесь он оставался убийцей. Одному Ину было ведомо, как долго и как далеко придется ему скрываться, чтобы сохранить свободу. Внезапно Тавис задался вопросом, увидит ли он еще когда-нибудь своего отца.

— Как вы собираетесь покинуть замок? — спросил Фотир.

Предсказатель медленно поднялся на ноги.

— Еще не знаю.

— Может быть, через пролом в стене?

— Стены здесь толщиной в ваш рост, — сказал Гринса.

Советник ухмыльнулся:

— Башенные стены гораздо тоньше.

Предсказатель улыбнулся в ответ, и его глаза весело блеснули в свете восходящих лун.

— У вас хватит силы?

— В любое другое время не хватило бы, — ответил Фотир. — Но сегодня мне помогает Избранный.

Загрузка...