Правила возвышения

ГЛАВА 19

Кентигерн, Эйбитар

Он услышал эхо далекого грома и почувствовал сладостный запах прохладного дождя. Мягкий серый свет заливал комнату, и какая-то птица щебетала прямо за окном, звонко и настойчиво. Казалось, в первый раз за месяц Тавис не испытывал боли — ровным счетом никакой.

Последние несколько дней он почти все время спал, а когда изредка просыпался, обычно видел рядом Гринсу, который исцелял его раны или снимал жар, положив ладонь на его горящий лоб. Один раз, открыв глаза, Тавис увидел сидевшую у постели настоятельницу, в темных глазах которой явственно читалась тревога, хотя выражение лица оставалось по обыкновению суровым. Однако сегодня он впервые со времени своего заточения проснулся в пустой комнате. Казалось, он должен был обрадоваться одиночеству, но вместо этого испытал приступ ужаса — словно с минуты на минуту в спальню мог войти Андреас.

— Гринса? — позвал Тавис, откидывая покрывало. Он подошел к двери, с трудом передвигая негнущиеся ноги. — Мать настоятельница?

Он открыл дверь, ожидая, что за ней окажется коридор или другая комната, но увидел перед собой просторный двор, вымощенный разноцветным камнем. В центре двора журчал небольшой фонтан, окруженный скромной клумбой. Прямо напротив стояли здания, подобные тому, в котором он находился, а за ними возвышалась задняя стена святилища. Легкий ветер бросал капли дождя в лицо Тавису и на тонкий белый балахон, в который он был одет.

— Гринса? — снова позвал мальчик. — Есть здесь кто-нибудь?

Никто не ответил, но ветер усилился, и следующий раскат грома прогрохотал над зданиями храма. Тавис неохотно закрыл дверь и вернулся в постель. Он по-прежнему чувствовал усталость и запросто мог поспать еще, но им овладело беспокойство.

Он снова встал и принялся ходить по комнате в поисках своего платья, но через минуту вспомнил, что оно все испачкано в грязи и крови и изрезано отцом Бриенны буквально на ленты. Несомненно, старую одежду выбросили или сожгли — и правильно сделали. Но новой одежды он нигде не нашел. Тавису оставили один только простой белый балахон — одеяние, в котором никак не пристало появляться на людях сыну герцога, тем более будущему королю. Это было невыносимо. Похоже, никакой еды в комнате тоже не было. Гринса и настоятельница просто бросили его здесь одного, без присмотра. А что, если за ним придут стражники Андреаса?

Раздался стук в дверь, и один из священнослужителей заглянул в комнату, прежде чем Тавис успел ответить.

— Вы звали, милорд? Или мне послышалось? — спросил мужчина.

— Тебе не послышалось. Где Гринса? Где настоятельница?

Мужчина улыбнулся и без приглашения вошел в комнату. Тавис собрался было возмутиться, но он хотел получить ответ на свои вопросы, а потому выдворять мужчину не имело смысла.

— Ваш друг Гринса покинул храм. Я не знаю, куда он отправился. Он обещал вернуться завтра утром.

У Тависа пересохло в горле.

— Покинул храм?

— Да, ненадолго. Настоятельница сейчас в святилище, готовится к полдневному богослужению. Она освободится чуть позже. — Мужчина немного помолчал. — Меня зовут Осмин. Мы с вами виделись два дня назад, хотя вы вряд ли помните. Могу я чем-нибудь помочь вам?

Гринса уехал. Кто знает, вернется ли он? Тавис действительно остался совсем один.

— Мне нужна одежда, — наконец сказал он. — У меня нет ничего, кроме этого балахона.

Мужчина кивнул.

— Одеяние послушника.

Тавис прищурился.

— Послушника?

— Да. Гринса и настоятельница решили, что вам лучше ходить в таком одеянии. Герцогские стражники наблюдают за храмом издали. В балахоне вы будете меньше привлекать к себе внимание.

Внезапно у Тависа мороз побежал по коже, словно он снова оказался в темнице.

— Хорошо, — сказал он. — Пока я похожу в этом.

— Еще что-нибудь, милорд?

— Да, я хочу есть. Я не ел уже много дней.

— На самом деле, милорд, я только вчера напоил вас бульоном. Но с радостью принесу вам сыра и хлеба.

— Я имел в виду пищу поосновательнее.

— Боюсь, больше у нас ничего нет, милорд. Разве только вы согласитесь подождать до вечера. Кажется, сегодня на ужин у нас будут дичь и свежие овощи.

Тавис был голоден как волк. Приходилось довольствоваться хлебом и сыром.

— Ладно, — сказал он, отворачиваясь от мужчины. — Неси, что есть.

— Слушаюсь, милорд.

Священнослужитель удалился, тихо прикрыв за собой дверь, а Тавис остался стоять у окна, погруженный в мрачные раздумья. Его нарядили в балахон послушника и кормили из рук вон плохо. Он уехал бы немедленно, будь у него лошадь. Но сейчас, когда стражники Андреаса рыскали по городу, а он еще толком не выздоровел, Тавис с таким же успехом мог вернуться прямо в кентнгернскую темницу и избавить их от необходимости разыскивать беглеца. Ему оставалось лишь ждать Гринсу. Когда (и если) кирси вернется, они уедут отсюда вместе и займутся восстановлением Тависа в законных правах.

Перед мысленным взором мальчика возникло лицо отца, и он потряс головой, словно пытаясь прогнать его образ. Знал ли Яван, где сейчас находится его сын? Или он думал, что Тавис погиб? Да и был ли он сам жив, коли на то пошло?

Стук в дверь возвестил о возвращении Осмина.

— Ваша еда, милорд, — сказал мужчина, торопливо входя в комнату и ставя деревянное блюдо с сыром и черным хлебом на столик у кровати. — Сейчас я принесу вам воды.

Это было уже слишком.

— Неужели у вас нет хотя бы вина? — спросил Тавис, даже не стараясь скрыть своего раздражения.

Осмин остановился и изумленно уставился на него.

— Конечно есть, милорд. Но в этот день и в эту ночь мы его не подаем. Вы сможете выпить вина завтра.

Внезапно до него дошло, где он находился и что за день был сегодня. Все же Тавис не удержался и спросил:

— А какой сегодня день?

— Последний день убывания лун, милорд. Сегодня Черная Ночь.

Их взгляды на мгновение встретились, потом Тавис отвел глаза.

— Я вернусь с водой через минуту, милорд, — тихо сказал мужчина, снова направляясь к двери.

Мгновение спустя Тавис снова остался один; он медленно пошел к кровати, внезапно расхотев есть. Он знал, что сейчас месяц Элинеды, и напряг память, пытаясь вспомнить, что говорилось в легендах о Черной Ночи этого месяца. Что-то насчет посевов, кажется. Если посеянные семена не взойдут к сегодняшней ночи, весь урожай погибнет. Точно. Впрочем, это не имело значения. Здесь, в храме Лукавца, все Черные Ночи походили одна на другую. Сегодня, в святилище, Тавису предстояло встретиться со своим мертвецом. Ему предстояло встретиться с Бриенной.

Молодой лорд был уверен, что не убивал девушку. Он узнал вкус ее губ и аромат нежной кожи. Он обещал оберегать ее честь и решил жениться на ней. В ту ночь он уж точно не помышлял об убийстве. Бриенну убил кто-то другой. Так он сказал Андреасу и прелату и претерпел за это страшные страдания. Конечно, он не сомневался в своей невиновности.

Вот только дверь была заперта, и по пробуждении он обнаружил свой кинжал в груди Бриенны. Его воспоминания о той ночи по-прежнему оставались смутными и бессвязными. Он помнил, как девушка заснула. Ему казалось, что вскоре он тоже заснул. Но он не мог быть в этом уверен. Не мог, поскольку очень много тогда выпил. Не мог после своего нападения на Ксавера.

Впрочем, этой ночью все должно было выясниться. Этой ночью ему предстояло снова встретиться с Бриенной, на счастье или на беду. И все узнать. Эта мысль не принесла утешения — напротив, ужаснула. Тавис задрожал, у него подкосились ноги, и он едва не упал.

Он еще не успел дойти до постели, когда дверь вновь отворилась. Опять Осмин, со своей водой.

Однако, повернувшись, Тавис увидел не священнослужителя, а Мериел в черном одеянии.

Он вздрогнул и отшатнулся, но тут же опомнился.

— Мать настоятельница. — Он старался говорить твердым голосом, но без особого успеха.

Мериел посмотрела на него оценивающим взглядом.

— Мне доложили, что вы проснулись и требуете еды… Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете.

— Вполне, благодарю вас.

Мериел взглянула на блюдо на столике.

— Наша пища вам не по вкусу?

— Нет, просто мне… я не так голоден, как мне показалось.

— Возможно, вам нужно еще поспать.

Тавис кивнул, опуская взгляд.

— Возможно.

— Гринса велел передать вам, что он вернется завтра утром.

— Священнослужитель сказал мне. Вы не знаете, куда он уехал?

— Нет. Думаю, это не имеет значения. Он просто не хотел оставаться в храме сегодня ночью. Он не желает встречаться со своим мертвецом.

При этих словах Тавис поднял глаза; женщина пристально смотрела на него своими почти черными глазами, еле заметно улыбаясь.

— Наверное, вы тоже хотите уехать, — сказала она.

— Вы думаете, что это я убил ее.

— Я вас едва знаю. Я не могу сказать, вы убили девушку или нет. Я просто служу Байану. В свое время судить вас будет он.

— Нет. — Тавис потряс головой. — Вы не договариваете. Я же вижу, как вы смотрите на меня. Я же слышу, что вы говорите мне. Вы уже все решили насчет меня.

На лице Мериел впервые отразилось сомнение.

— Я думаю, что вы способны на подобное убийство. И я чувствую, что вы боитесь сегодняшней ночи. Вот и все.

Тавис содрогнулся. Мнение настоятельницы подтверждало его собственные опасения.

— Как же мне не бояться? — спросил он, надеясь, что Мериел не умеет читать мысли. — Гринса сбежал из храма, однако вы ни в чем не вините его.

Настоятельница пожала плечами — телодвижение, которое выглядело странным для женщины столь внушительного вида.

— Думаю, я понимаю ваш страх. Встречаться со своими мертвецами всегда нелегко, независимо от обстоятельств. Гринсу же я знаю очень давно, и я понимаю его горе. Много лет назад он потерял жену, мою племянницу, при… весьма прискорбных обстоятельствах. Полагаю, он боится встречи с ней.

Тавис не знал толком, что сказать.

— Мне очень жаль, — наконец проговорил он, сознавая, насколько неловко это прозвучало.

Мериел странно улыбнулась и снова пристально посмотрела на него.

— Вы странный мальчик, — сказала она. — Вы можете быть грубым, каким были с Осмином минуту назад. Но вы можете быть и добрым, хотя испытываете неловкость при этом. На мой взгляд, хорошо, что вы никогда не станете королем.

Тавис растерянно моргнул, не веря своим ушам.

— Конечно, я стану королем. После моего отца я следующий законный наследник престола.

Настоятельница снова пожала плечами, хотя на сей раз жест выражал не сомнение. Она снисходительно уступала мальчику.

— Вероятно, я ошиблась. Прошу прощения, милорд.

Он услышал иронические нотки в голосе женщины и уже открыл рот, чтобы потребовать извинений, но что-то остановило его. Возможно, дело было всего-навсего в том, что она являлась настоятельницей храма Байана, где они находились; а возможно, в том, что она, похоже, уже знала Тависа лучше, чем он сам знал себя. Так или иначе, он промолчал. Он кивнул, хотя сам не понимал почему.

— Сейчас Осмин принесет вам воды. — Мериел повернулась, собираясь удалиться. — Приходите в святилище на закате. Я буду ждать вас там.

— Хорошо, мать настоятельница, — сказал Тавис, словно послушный ребенок.

Она направилась к двери, но на полпути остановилась. Дождь усилился, хотя теперь гром грохотал где-то совсем далеко и шум ветра почти полностью заглушал его раскаты.

— Если вы невиновны, как утверждаете, — сказала Мериел, — вам нечего бояться призрака Бриенны. Возможно, вам будет больно увидеть девушку, но она не причинит вам вреда. Если вы невиновны.

Тавис кивнул и проводил настоятельницу взглядом. «Я невиновен, — хотел он крикнуть ей вслед. — Мне нечего бояться». Но слова застряли в горле, и она все равно не поверила бы. Она видела, как сильно он напуган.

Оставшиеся до заката часы показались Тавису вечностью. Он пытался уснуть, но после двух дней сна мог только лежать в постели, уставившись в затянутое сеткой дождя окно и слушая раскаты грома, подобные грохоту океанских волн, набегающих на берег. В конце концов мальчик съел принесенные Осмином хлеб и сыр — без аппетита, но убедив себя в том, что надо поесть. Он спрашивал себя, доведется ли ему еще когда-нибудь проголодаться.

Когда наконец прозвонили закатные колокола, Тавис буквально выпрыгнул из постели и торопливо вышел из комнаты под дождь, в сгущавшиеся сумерки. Сердце бешено колотилось у него в груди, он дрожал всем телом. Он с трудом подавил мгновенное желание убежать, покинуть храм и улицы Кентигерна, наводненные доблестными солдатами Андреаса. Однако сначала он должен был пройти это испытание, если хотел доказать, что Мериел ошибается, и восстановиться в правах на престол. Более того, ему самому было необходимо все узнать. Тавис очень хотел верить в свою невиновность, но понимал, что будет сомневаться до конца жизни, если не встретится с девушкой. В каком-то смысле бог предлагал ему ценный дар: возможность обрести покой тем или иным образом. Было бы глупо отказываться от него.

Перед самым святилищем Тавис замедлил шаг, вновь охваченный дурными предчувствиями. Он ожидал увидеть священнослужителей у дверей храма, но там никого не было. Мальчик медленно вошел в здание и увидел, что внутри тоже нет ни души, хотя на стенах зала и на алтаре горели свечи. Он неуверенно двинулся к огромному витражу с изображением Байана; мягкое шлепанье босых ног по каменному полу отдалось тихим эхом под сводами святилища.

— Я не знала, придете ли вы, — раздался голос из-за алтаря. — Я думала, может, вы боитесь.

— Я боюсь, — признался Тавис, выходя в центральный проход между скамьями. — Но я хотел доказать вам, что не убивал.

— Вам не нужно ничего доказывать мне.

Тавис застыл на месте. Голос принадлежал не Мериел. Он был слишком высоким, слишком молодым. И казался далеким, даже когда Тавис приблизился к алтарю.

— Подойдите ближе, милорд, — сказал голос. — Вам нечего бояться меня.

В этот момент последние отблески дневного света погасли на цветном витраже с изображением Лукавца, и у Тависа перехватило дыхание.

Она стояла перед алтарем, окруженная бледным белым сиянием, как если бы держала в руке Панью. Ее распущенные золотые волосы ниспадали до пояса, серые глаза излучали мягкий свет, столь памятный Тавису. На ней было то же самое сапфировое платье, в котором она умерла, но на нем не осталось ни крови, ни дыр от кинжала.

— Бриенна, — прошептал Тавис, неуверенно шагнув вперед. Слезы потекли у него по щекам, и он вытер их трясущейся рукой. Он остановился перед алтарем и протянул к ней руку.

— Нет. — Она отшатнулась. — Вам нельзя прикасаться ко мне. Иначе вы умрете.

— Мне все равно. — Голос у него внезапно охрип, словно он рыдал несколько дней подряд. — Ты даже красивее, чем я помню.

Она застенчиво улыбнулась.

— У вас усталый вид, милорд. Вы много страдали после моей смерти.

«Интересно, знает ли она, что сделал со мной Андреас?» — подумал Тавис, но не счел нужным что-либо рассказывать об этом.

— Я тосковал по тебе, — произнес он вместо этого. — Я очень хотел, чтобы ты стала моей королевой.

— Я тоже, милорд.

— Ты… — Он поколебался, не зная толком, как спросить. — Ты сейчас в Подземном Царстве?

Казалось, она вздохнула — неужели мертвые дышат? И мгновение спустя кивнула.

— На что оно похоже?

— Он запрещает нам говорить об этом с живыми. Он говорит, что такие вещи вправе знать только мертвые.

Тавис понял не сразу. Байан. Она говорила о Лукавце.

— Ты видела его? — выдохнул он.

Бриенна снова кивнула.

Из груди Тависа вырвалось рыдание.

— Надеюсь, он был добр к тебе.

— Пожалуйста, милорд…

— Я глубоко сожалею, Бриенна. — Слезы снова хлынули у него из глаз.

Призрак печально улыбнулся.

— О чем, милорд?

— Я боялся… Тебя убили моим кинжалом. И в последнее время я совершал поступки — ужасные поступки, — которые сам не могу объяснить. Поэтому я боялся, что… — Он умолк, не в силах закончить фразу.

Она покачала головой:

— Нет, милорд. Это сделали не вы.

— Но я не спас тебя. Я находился рядом, но не защитил тебя.

— Вас бы тоже убили, если бы вы попытались.

— Я предпочел бы умереть.

— Нет, Тавис. Это не имело смысла. Он бы убил нас обоих.

Тавис изумленно уставился на Бриенну.

— Он? Ты знаешь, кто убил тебя?

Бриенна кивнула, и на щеках у нее тоже заблестели слезы.

— Я спала, когда он пришел, но после смерти я видела картину убийства. — Она на миг закрыла глаза. — Очень часто.

— Имя! — воскликнул Тавис. — Назови его имя!

— Имени я не знаю. Это был один из слуг — мужчина, который принес нам бутылку вина, когда мы уходили с пира.

Молодой лорд напряг память, но не вспомнил того человека, о котором говорила Бриенна.

— Как он выглядел?

— Высокий, довольно худой. Длинные темные волосы и борода. Узкое лицо, бледно-голубые глаза. Приятное лицо. Он даже улыбнулся мне. Как я сказала, он был простым слугой, но человек с такой внешностью выглядел бы вполне уместно в свите моего отца.

Тавису показалось, что описание подходит практически ко всем мужчинам. Но пока Бриенна говорила, в воздухе рядом с ней появилось взвихренное белое облако, похожее на гонимый ветром морской тумана. Постепенно вращение облака замедлилось, и в нем проступили очертания мужского лица.

— Это он? — Голос Тависа опять упал до шепота.

Бриенна бросила взгляд на вызванный ею образ и кивнула; глаза девушки на миг округлились, словно она сама удивилась тому, что сделала.

— Да. Это тот самый человек.

Тавис стоял совершенно неподвижно и напряженно всматривался в лицо, боясь спугнуть видение неосторожным движением. Через минуту образ начал расплываться и вновь превратился в бесформенное облако, которое вскоре бесследно растаяло в воздухе.

— Я где-то его видел, — сказал мальчик, обращаясь столько же к себе самому, сколько к Бриенне.

— Ну да, на пиру.

— Нет, не там. — Он закрыл глаза, отгоняя прочь навязчивые вспоминания о своем горе и о темнице Андреаса, и постарался вспомнить, где же он видел это лицо. Ответ маячил прямо перед ним, сразу за пределами досягаемости. У Тависа возникло впечатление, будто он пытается поймать собственную тень. Но одновременно он чувствовал, что с каждой секундой подходит все ближе и ближе.

— Милорд?

Он поднял руку, призывая Бриенну к молчанию. В уме у него еле слышно зазвучала мелодия, которая показалась знакомой. Но и она тоже звучала все чище и отчетливее с каждой секундой.

— Это певец! — воскликнул Тавис, внезапно открыв глаза. — Я слышал, как он пел на ярмарке!

— В этом году?

Тавис кивнул.

— Во время ярмарки я часто бродил в одиночестве по улицам Керга, глазел на танцоров и слушал музыкантов. Я видел этого человека всего один раз, и то мельком. Но я запомнил его, потому что он здорово пел. — Тавис умолк, но лишь на мгновение. — «Гимн». Он исполнял «Гимн лунам».

— Значит, он последовал за тобой из Керга?

— По-видимому.

— Но почему он убил меня?

Тавис печально посмотрел на Бриенну. Она по-прежнему плакала, и больше всего на свете ему хотелось вытереть слезы с лица девушки.

— Он убил тебя, — сказал мальчик как можно мягче, — чтобы меня казнили по обвинению в убийстве и наши дома начали войну. — Он почувствовал такую боль в груди, словно Андреас поднес свой пылающий факел к самому его сердцу. — Ты умерла, потому что мы собирались пожениться.

— Наши дома теперь воюют? — спросила она по-детски тонким голосом.

— Пока нет. Но я только чудом бежал из темницы твоего отца. Стражники герцога до сих пор разыскивают меня.

— Значит, вы должны найти убийцу, милорд. Не допустите, чтобы моя смерть стала причиной междоусобной войны. Прошу вас.

— Я найду его, — сказал Тавис. — Клянусь тебе перед лицом Байана и всех других богов, которые меня слышат. Я найду убийцу и отомщу за тебя.

Но Бриенна покачала головой:

— Месть не главное. Докажите свою невиновность и спасите королевство. Все остальное для меня не имеет значения.

Он снова кивнул:

— Обещаю. — Но мысленно Тавис повторил свою клятву до конца. Музыкант поплатится жизнью за содеянное. Даже если Тавису тоже придется умереть.

Они провели в тюремной башне всего два дня, но Фотир уже чувствовал, что нервы у всех на пределе. Помещения здесь были тесные, сырые и душные. На всех слуг выделили две камеры, а в пяти других разместили сорок стражников, сопровождавших Явана в Кентигерн. Фотиру и Ксаверу отвели одну камеру на двоих, а в последнюю посадили герцога.

К чести Явана, он попросил Андреаса посадить его вместе с Фотиром и Ксавером, чтобы отдать еще одно помещение солдатам. Однако Кентигерн отказал. Он не стал объяснять почему, но Фотиру причина отказа представлялась вполне очевидной. Солдаты сидели в камерах, расположенных этажом ниже, и не могли ни видеть своего герцога, ни разговаривать с ним. Если бы Явану позволили уступить свою камеру солдатам, они бы оказались рядом с ним. На такой риск Андреас не мог пойти. Его и так беспокоило близкое соседство Фотира и Явана, но в тюремной башне было всего девять камер, самые маленькие из которых находились на верхнем этаже.

На протяжении второго дня заключения Фотир время от времени слышал крики, доносившиеся с нижних этажей. Кергские солдаты уже ругались друг с другом или с тюремщиками. Сегодня шел дождь. Если бы светило солнце, как вчера, нагревая каменные стены башни, дела обстояли бы гораздо хуже. И несомненно, скоро они примут самый дурной оборот, если Андреас не отпустит заключенных.

Когда с наступлением сумерек тюремщики принесли еду, шум внизу снова утих. Ужин состоял из вяленого мяса, сыра, хлеба и фруктов, предлагавшихся в большом количестве. Узников в темнице кормили много хуже. Но они ели то же самое утром, днем и два раза накануне. При виде такого ужина раздражение кергских солдат только возрастет.

Последние два дня Ксавер только и делал, что смотрел неподвижным взглядом в узкое окно камеры. Он разговаривал даже меньше, чем обычно, и не притрагивался к пище, пока Фотир не уговаривал его поесть. Герцог тоже молчал, и кирси оставалось только расхаживать взад-вперед по маленькой комнате, размышляя о последних событиях.

Андреас словно забыл об их существовании; герцогские советники и слуги — за исключением стражников, приносивших еду, — тоже не беспокоили заключенных. Фотир не имел желания встречаться с кем-либо, особенно после того, как увидел, что герцог Кентигернский сделал с Тависом. Но в глубине души он хотел, чтобы Андреас или Шерик пришли устроить им допрос или угрожать пытками. По крайней мере, тогда бы он понял, что Гринса и Тавис по-прежнему находятся в безопасности. Так или иначе, Фотиру оставалось лишь надеяться, что сам факт их заточения свидетельствует о том, что розыски мальчика не увенчались успехом.

— Фотир! — позвал Яван из своей камеры.

Кирси и Ксавер переглянулись. Еще больше, чем допросов кентигернского герцога, первый советник боялся вопросов собственного герцога о побеге Тависа. Он знал, что в случае необходимости сумеет обмануть Андреаса и Шерика. В способности молодого Маркуллета лгать он сомневался, но надеялся, что Андреас не станет трогать мальчика, посчитав его всего лишь ребенком. Однако с Яваном дело обстояло иначе. Герцог по-своему любил сына, и Фотир знал, что он готов отдать свою жизнь ради спасения Тависа. Но если бы он узнал о побеге Тависа и о том, в каком состоянии Фотир нашел молодого лорда, даже самозабвенная любовь к сыну не заставила бы его молчать.

Кроме того, в деле был замешан Избранный. С возрастом Яван стал относиться к кирси терпимее, отчасти благодаря влиянию герцогини. Похоже, он ценил услуги своих младших советников, которым щедро платил. И Фотир не сомневался, что теперь герцог считает его не только надежным помощником, но и верным другом. Однако с Избранными дело обстояло совсем иначе, и даже в данных чрезвычайных обстоятельствах он не знал, как Яван отреагирует на известие, что Избранный спас жизнь молодому лорду.

— Да, милорд, — отозвался Фотир, подходя к двери камеры и выглядывая в маленькое окошко.

В коридоре, разделявшем камеры, горели факелы, которые тускло освещали стоявшего у стены стражника. Яван стоял у своей двери и пристально смотрел на кентигернского солдата. Герцог казался усталым и измученным.

— Мне нужно поговорить с моим первым советником наедине, — сказал он.

Стражник бросил взгляд сначала на одного, потом на другого.

— Извините, милорд. — Он говорил молодым, неуверенным голосом. — Мне приказано не спускать с вас глаз.

— Моя дверь заперта?

— Да, мило…

— А его дверь?

— Тоже, но…

— Тогда тебе нечего бояться. Спустись вниз, поболтай немного со своими товарищами. Когда ты вернешься, мы уже закончим.

Мужчина помотал головой.

— Ты знаешь, кто я такой?

— Конечно, милорд. Вы герцог Кергский.

— А ты знаешь, кем я стану в течение года?

Стражник тяжело сглотнул и кивнул.

— Вы станете королем, милорд.

— Верно. И что ты должен делать, когда твой будущий король отдает тебе приказ?

Фотир с трудом удержался от смеха при виде смятения, отразившегося на лице мужчины. С минуту стражник стоял на месте, кусая губы и переводя глаза с одной двери на другую. Наконец он проверил замки на обеих дверях и направился к лестнице, напоследок украдкой взглянув на Явана.

— Я буду прямо под вами, милорд. Пытаться бежать бесполезно.

— Понимаю, — серьезно сказал Яван. — Даю тебе слово будущего короля: мы будем здесь, когда ты вернешься.

Мужчина удовлетворенно кивнул и начал спускаться по лестнице.

Яван подождал, когда шаги стражника стихнут в отдалении, и только потом заговорил.

— Он ушел ненадолго. — Герцог снова смотрел прямо в глаза Фотиру. — Поэтому я буду краток. Мне кажется, вы говорите мне не все, что знаете. Думаю, я понимаю почему. Но мне нужно знать, в безопасности ли Тавис.

Фотир глубоко вздохнул. Он предпочел бы вообще ничего не рассказывать герцогу. Но Яван заслуживал ответа.

— Насколько мне известно, в безопасности, милорд.

— Он один?

— Нет.

— Вы доверяете людям, которые сейчас рядом с ним?

— Полностью, милорд.

Герцог кивнул.

— Вы знаете, где он? — Но Яван тут же поднял руку и потряс головой. — Не отвечайте. Мне в любом случае не следует знать этого.

Внезапно Фотир понял, что сейчас чувствовал стражник, и устыдился своего недавнего желания посмеяться над смятением мужчины. Отказать Явану было трудно, даже для первого советника. Он почувствовал, что Ксавер стоит у него за спиной, прислушиваясь к разговору, и догадался, о чем думает мальчик.

— Я не знаю, где он, милорд, — наконец сказал Фотир. — И не знаю, когда мы увидим его снова. Но если бы мне представилась возможность выбирать среди всех мужчин и женщин королевства, я не нашел бы для Тависа опекуна лучше.

Вероятно, Ксавер счел такой ответ недостаточно определенным, но Фотир и так сказал больше, чем намеревался. Похоже, Яван тоже понял это.

— Благодарю вас, Фотир. Больше я ни о чем не спрошу вас.

— Думаю, так будет лучше, милорд.

Герцог кивнул, отводя глаза в сторону.

— Конечно.

С лестницы донеслись голоса, а мгновение спустя послышались и шаги.

— Возможно, они будут пытать вас, — быстро проговорил Яван, снова устремляя взгляд на Фотира. — Или всех нас. Одному Ину ведомо, на что способен Андреас.

«Я знаю, на что он способен, — едва не сказал советник, содрогнувшись при одном воспоминании. — Я видел».

— Да, милорд. Я умру, но ничего не скажу им.

— И я тоже, милорд, — сказал Ксавер из-за спины кирси.

Яван улыбнулся:

— Я глубоко благодарен вам обоим. Ваш отец гордился бы вами, Ксавер Маркуллет.

Мальчик не успел ответить. Фотир ожидал увидеть возвратившегося стражника, хотя опасался, что может явиться и Андреас. Но вместо этого в коридоре появился Шерик в сопровождении двух стражников, незнакомых Фотиру. Кирси остановился между двумя камерами и посмотрел сначала на Явана, потом на Фотира.

— Надеюсь, вы славно побеседовали наедине. Думаю, больше вам такой возможности не представится. Если вам интересно знать, ваш стражник лишился месячного жалованья из-за своей глупости. Вряд ли кто-нибудь из его товарищей совершит такую же ошибку.

— Он выполнял приказ своего будущего короля, — сказал Яван. — Он не заслуживает наказания.

— Он ослушался своего герцога. Ему повезло, что он остался жив. — Кирси повернулся спиной к Явану и посмотрел на Фотира. — Я бы хотел поговорить с вами, первый советник. — Он кивнул одному из стражников, который шагнул вперед и отпер дверь камеры.

— Если вы собираетесь пытать одного из нас, пытайте меня, — сказал герцог, возвысив голос.

Шерик бросил на него взгляд через плечо.

— Уверяю вас, милорд, если герцог Кентигернский решит, что пытки необходимы, он не пощадит никого из вас. — Он снова повернулся к Фотиру и продолжил: — Но с вашим советником я намерен поговорить сам. И я не собираюсь пытать его.

Фотир не сдвинулся с места, даже когда дверь камеры открылась.

— Прикажете мне оставаться здесь, милорд? — спросил он, глядя мимо советника на своего господина. Шерик мог обращаться с Яваном пренебрежительно, но Фотир никогда не позволил бы себе такого.

— Нет, Фотир, — сказал герцог. — Ступайте с ним. Возможно, из вашего разговора выйдет какой-нибудь толк.

— Хорошо, милорд. — Фотир обернулся и посмотрел на Ксавера, с усилием улыбнувшись. — Я скоро вернусь. Присматривайте за герцогом.

Мальчик кивнул.

— Никто не причинит вреда ни мальчику, ни вашему герцогу. — Шерик поманил Фотира рукой. — Даю вам слово.

Фотир в последний раз взглянул на Явана, который ободряюще кивнул, а потом вышел в коридор и последовал за Шериком вниз по лестнице. Он услышал, как позади захлопнулась дверь камеры и повернулся ключ в замке; через минуту стражники нагнали двух кирси на лестнице, но никто не произнес ни слова, покуда они не спустились вниз.

— Оставайтесь здесь, — сказал Шерик стражникам. — Я приведу его обратно, когда закончу с ним.

— Но, господин советник, он же заключенный. Вы сами говорили, что один из нас…

— Я знаю, что я говорил вам. А теперь я говорю, чтобы вы оставили нас наедине. Если только вы не хотите обсудить этот вопрос с герцогом.

— Нет, господин советник, — быстро сказал мужчина, испуганно вытаращив глаза. — Конечно, не хотим.

— Хорошо. — Кирси двинулся прочь, знаком велев Фотиру следовать за ним. — Пожалуй, мы опять наведаемся в «Серебряного медведя», — сказал он. — Это вполне подходящее место для доверительной беседы.

— Подобное обращение встречают все узники герцога?

Шерик серьезно посмотрел на него.

— Уж вы-то, во всяком случае, знаете, как здесь обращаются с узниками.

Фотир постарался не выдать своего замешательства. Они оставались наедине всего несколько минут, а советник уже загонял его в угол.

— Я не вполне понимаю, что вы имеете в виду, — сказал он, понимая, насколько неубедительно и неискренне звучит ответ.

Шерик просто коротко взглянул на него, приподняв бровь.

По дороге к таверне никто из них не проронил ни слова. Войдя в таверну, они сразу прошли в дальнюю комнату, и служанка принесла им пива и две миски тушеного мяса, приправленного пряностями.

— Будете курить? — спросил Шерик, нарушая затянувшееся молчание.

— Нет, спасибо. — Он с удовольствием выкурил бы трубку, но невольно подумал о Яване и Ксавере и о безвкусной пище, которой узников кормили в тюрьме. Он и так тяготился мыслью, что имеет возможность наесться тушеного мяса и выпить пива. Но табак, особенно уулранский, — это было бы уже слишком.

— Только не говорите мне, что даже сейчас вы думаете о своем герцоге, — сказал советник.

Фотир не имел ни малейшего желания заводить разговор на эту тему — тем более с Шериком.

— Зачем вы привели меня сюда, господин советник? — спросил он. — Чего вы хотите?

— Я хочу предотвратить воину, коли такое возможно. Я привел вас сюда, поскольку думаю, что вы причастны к побегу Тависа, и поскольку надеюсь, что мы с вами в силах найти способ быстрого и мирного разрешения конфликта.

— С чего вы взяли, что я имею отношение к побегу Тависа?

Шерик усмехнулся:

— Да бросьте, кузен. Одно дело — лгать герцогам. И совсем другое — обманывать своих соплеменников.

Фотир выдержал взгляд собеседника, но ничего не ответил.

— Ну ладно, — сказал советник. — Если вам так хочется играть в эту игру, пожалуйста. Я видел в крепостной стене дыру, через которую скрылся лорд Тавис. Дело не обошлось без магии, господин первый советник.

— Вы уверены?

— Края отверстия слишком ровные. Ни один инди не мог бы сделать такой пролом.

— Вы думаете, что я мог? Вы сами сказали своему герцогу, что я валился бы с ног от усталости, если бы попытался разрушить стену.

— Я говорю герцогу много разных вещей, господин советник. В тот вечер я забыл упомянуть, что вы могли бы сделать это, если бы вам помогал другой кирси.

Фотир рассмеялся.

— Вы полагаете, что я пришел на помощь Тавису с целым отрядом преобразователей форм?

— Это маловероятно, но возможно.

— Тогда почему вы ничего не сказали герцогу?

— Бросьте, Фотир! — Шерик резко встал с места и принялся мерить шагами комнату. — Неужели вы ничего не поняли из того, что я говорил вам во время нашей прошлой встречи здесь? Я могу служить герцогу Кентигернскому, но в первую очередь я кирси. Мне жаль, что герцог потерял дочь, и я склонен считать, что Бриенну убил Тавис. Все улики указывают на него. Но если сейчас вы скажете мне, что он невиновен, я вам поверю.

Фотир пристально смотрел на Шерика, пытаясь понять выражение светло-желтых глаз собеседника.

— Тавис невиновен, — сказал он. — Я повторяю это вам уже много дней подряд. Почему вы готовы поверить мне сейчас?

— Потому что здесь нет герцогов. Потому что мы можем говорить откровенно. Мы с вами кирси, Фотир. Связывающие нас узы гораздо важнее соперничества и мелких раздоров, разделяющих наши дома. Именно это я пытался сказать вам в прошлый раз. Пока вы разглагольствовали о своей преданности герцогу, воздерживаясь от неосторожных высказываний, я пытался понять, что вы за человек. Тогда я так и не понял — и до сих пор не понимаю. Поэтому сейчас я спрашиваю вас прямо: вы на стороне кирси или инди?

— Вы говорите, что цвет наших глаз значит для вас больше, чем разногласия между нашими домами, — сказал Фотир, уклоняясь от ответа. — Однако, когда я по секрету рассказал вам о нападении Тависа на молодого Маркуллета, вы незамедлительно выдали этот секрет своему герцогу.

Шерик остановился.

— Вы правы. Как я сказал минуту назад, я считал мальчика виновным в чудовищном преступлении. Я сделал это ради Бриенны, а не ради дома Кентигернов.

Фотир не очень-то поверил советнику. На самом деле он не верил ни единому слову кирси. Шерик привел его в сильное замешательство — вполне возможно, намеренно. Насколько он понимал, эту встречу устроил Андреас, чтобы Фотир рассказал то, что Тавис не открыл даже под пытками.

— Ну так как? — спросил советник. — Вы ответите на мой вопрос?

— Вряд ли я сумею. Похоже, вы считаете, что человек не может быть кирси и одновременно верноподданным своего королевства. Я с вами не согласен. В прошлый раз я пытался объяснить вам, что моя гордость, вызванная тем, что я принадлежу к племени кирси, не противоречит моей верности Явану и дому Кергов.

— А спасая Тависа из темницы, вы действовали в интересах нашего народа или в интересах своего герцога?

Фотир чуть не попался. «В интересах обоих», — чуть не сказал он. Он прикусил язык, но Шерик все отлично понял. Фотир в этом не сомневался.

— Вы слишком высокого мнения обо мне, кузен. — Он сказал это, поскольку должен был что-то сказать, поскольку Шерик ожидал от него возражений. Но Фотир опять почувствовал, что советник подловил его.

— Я обдумывал еще одну гипотезу, — сказал советник, вновь принимаясь расхаживать взад-вперед. — Полагаю, она не более правдоподобна, чем предположение о целом отряде преобразователей форм, как вы выразились. Но мне пришло в голову, что вам мог помогать Избранный.

Кровь отхлынула от лица Фотира, и на сей раз Шерик улыбнулся при виде реакции собеседника.

— Не беспокойтесь, кузен. Я пытался объяснить вам одно: в споре между моей верностью Кентигерну и любовью к нашему народу всегда будет побеждать последняя. — Он сел и, положив локти на стол, подался к Фотиру. — Вы давно знаете Избранного или встретились с ним здесь?

Фотир покачал головой:

— Я не понимаю, о чем вы говорите. Я не знаю никакого Избранного и не имею никакого отношения к побегу Тависа. — Он говорил довольно твердым голосом, но никого не сумел бы обмануть. Впрочем, это уже не имело особого значения. Шерик все равно не верил ни единому его слову. Но Фотир хотел дать ему понять, что ни в чем не признается.

Улыбка медленно сползла с лица советника; он еще несколько мгновений пристально смотрел на Фотира, потом выпрямился.

— Я сказал вашему герцогу правду, Фотир. Когда Андреас сочтет необходимым прибегнуть к пыткам, он не пощадит никого. Ни вас, ни Явана, ни даже мальчика. Вы видели, что он сделал с Тависом. И на сей раз он примет все меры предосторожности. У вас не останется ни малейшей надежды на побег. Согласитесь сотрудничать со мной — и я спасу всех вас. Откажете мне — и я обещаю вам медленную, мучительную смерть.

Фотир мрачно улыбнулся.

— И на этом покончим с разговорами о вашей беззаветной любви к нашему народу.

— Разрази вас гром, Фотир! Неужели вы не понимаете, что поставлено на карту?

— Очевидно, не понимаю. Вероятно, вы хотите объяснить мне.

В первый раз за вечер Шерик заметно смешался, словно человек, сболтнувший лишнее. Советник снова поднялся с места.

— Пора возвращаться в тюрьму.

Фотир поднял кружку.

— Но я еще не допил свое пиво.

— Прискорбно. Вставайте.

Он подчинился, и Шерик подтолкнул его к двери.

В главном зале таверны было людно и шумно. В воздухе плавали ароматные клубы табачного дыма, несколько мужчин и женщин смеялись и пели фальшивыми голосами в глубине помещения. Пробираясь сквозь толпу, Шерик придерживал Фотира за талию. Однако они еще не успели достичь двери, когда хозяин таверны окликнул советника, вынудив последнего остановиться.

— Так рано уходите, господин советник?

Ответа Фотир не расслышал, ибо в этот момент он увидел Избранного. Предсказатель сидел один, в ближайшем к выходу углу зала, и пристально смотрел на него. Встретившись с ним глазами, он приподнялся, словно намереваясь подойти. Фотир бросил быстрый взгляд на Шерика, проверяя, не наблюдает ли за ним советник, а потом легко помотал головой. Гринса кивнул, встал и скользнул за дверь.

— Пойдемте, — мгновение спустя сказал Шерик, снова подталкивая Фотира вперед.

Фотир шел медленно, надеясь дать Гринсе время скрыться, но Шерик схватил его за руку и вытащил из таверны на улицу.

— Даю вам последний шанс, Фотир, — сказал советник, когда они зашагали по направлению к замку. — Расскажите мне все, что знаете, и я еще сумею спасти вас.

— Мне нечего рассказать вам. Шерик потряс головой:

— Вы глупец.

Фотир ничего не ответил. Он и так уже выдал слишком многое, и встреча с Избранным страшно потрясла его. Несомненно, Тавис скрывался в надежном убежище — иначе Гринса не оставил бы мальчика одного. Но Фотир-то надеялся, что сейчас они оба уже находятся далеко от Кентигерна. Пока они оставались здесь, под самым носом у Андреаса и кентигернских стражников, королевству все еще угрожала опасность.