Правила возвышения

ГЛАВА 21

Глендивр, Эйбитар

Дочитав наспех написанное послание, Гершон положил пергамент на стол и пронаблюдал, как он снова сворачивается в трубочку, словно сухой лист в огне.

— Я понимаю, к чему вы клоните, — промолвил он после непродолжительной паузы. — Похоже, Андреас хочет войны.

— Я не могу винить Андреаса, — сказал герцог. — Но это уже не имеет никакого значения. Когда они с Яваном просто угрожали друг другу, я мог выжидать и наблюдать. Но теперь… — Он пожал плечами. — Я по-прежнему не хочу выступать в Кентигерн, но не уверен, что вправе остаться в стороне и позволить им уничтожить королевство.

— Так вы говорите, что предложение отправиться в Кентигерн поступило от первого советника? — снова спросил Гершон, все еще сомневаясь, что правильно понял герцога.

Керни кивнул и слабо улыбнулся, словно сам не верил в это.

— Я тоже удивлен. Но она привела довольно убедительные доводы и даже посоветовала мне обсудить все с вами.

Капитан задумался, недоуменно покачивая головой. Кирси постоянно преподносили сюрпризы, и он еще не понимал, делалось это с хитрым расчетом или нет. Гершону всегда казалось нелепым, что представителям племени волшебников, которые некогда пришли сюда с намерением завоевать Прибрежные Земли, теперь доверяли посты советников при всех дворах во всех королевствах. Неужели никто из знатных инди не изучал историю? Неужели они не знали, что сделала магия кирси с войсками Прибрежных Земель во время древней войны? Неужели они забыли, что сами кирси были побеждены только после того, как их предал соплеменник? Они были опасны и лживы, но порой капитану казалось, что только он один понимает это.

Возможно, как часто говорил Керни, Гершон просто смотрел на мир глазами воина. Он не вполне доверял и сириссцам, хотя Сирисс и Эйбитар в течение двух веков были союзниками и уже четыре века не воевали друг с другом. Враг всегда остается врагом — вот кредо истинного солдата, которое внушил Гершону отец много лет назад. Он понимал, что подобный принцип может завести слишком далеко, ибо на протяжении своей истории Эйбитар воевал почти со всеми королевствами Прибрежных Земель и уже давно остался бы без союзников, когда бы следовал оному. Но Гершон не представлял себе, чтобы эйбитарские герцоги или таны обращались за советом к везирнийцам или сириссцам. Однако все они без колебаний прибегали к помощи беловолосых.

Гершон считал своего герцога самым умным и благородным человеком из всех, кого встречал в жизни. Керни видел мир таким, каков он есть, в отличие от людей, неспособных выйти за рамки своих собственных представлений о мире. Как командующий глендиврской армии, он хорошо понимал важность тренировок и знал цену хорошему оружию. Как глава одного из влиятельных эйбитарских домов, он знал, когда следует говорить, а когда применять военную силу. Как друг, он высказывал свои мнения откровенно и требовал в ответ такой же откровенности, даже если знал, что может услышать неприятные вещи.

Мужчина и солдат не мог требовать от своего герцога большего. По мнению Гершона, у Керни была лишь одна слабость: привязанность к первому советнику.

Гершону не нравилось уже то, что он на каждом шагу обращался к ней за советом. Но любовь герцога к Кезии казалась капитану совсем уж непростительной глупостью.

Гершон и Салвен подружились с Керни и его женой много лет назад, еще до того как молодой человек стал герцогом, унаследовав титул своего отца. Капитан знал, что порой Лейла бывает капризна и несговорчива, даже холодна и неприветлива. Он знал также, что многие правители держат любовниц. Но одно дело — любовница, и совсем другое дело — любовница-кирси, к тому же занимающая пост первого советника. Ладно еще, что они состояли в преступной связи и рисковали навлечь позор на себя и на дом Глендивров каждую ночь, которую проводили вместе. Но мог ли Керни трезво оценивать советы своего советника, если слушал Кезию как любовник, а не как правитель? Кирси неоднократно показывали себя людьми, недостойными доверия, и все же Керни допустил эту женщину не только к своему двору, но и в свою постель.

Гершону не составляло никакого труда ненавидеть Кезию и подвергать сомнению мотивы, которыми она руководствовалась, и разумность ее советов. Поэтому он всегда испытывал глубокую тревогу в тех редких случаях, когда был вынужден соглашаться с нею.

— Что-то вы притихли, капитан.

Гершон поднял глаза. Керни пристально смотрел на него все с той же улыбкой.

— Насколько я понимаю, предложение вам не по душе.

Капитан откашлялся.

— На самом деле я толком не знаю, как к нему относиться. Похоже, Кентигерн и Керг готовы перегрызть глотки друг другу, причем в самое ближайшее время. Я бы не задумываясь выступил с нашей армией против любого из них, но мне не хочется вставать между ними.

Герцог недоуменно поднял брови.

— Значит, по-вашему, нам лучше остаться в стороне?

— Не уверен, что мы вправе бездействовать. Здесь она права. Если у нас есть хоть один шанс предотвратить междоусобную войну — особенно войну на самой границе с Анейрой, — мы обязаны сделать для этого все возможное.

— Наступили странные времена. — Герцог рассмеялся и потряс головой.

— Милорд?

— Сначала Кезия советует мне поговорить с вами, а теперь вы заявляете, что согласны с ней. Я не удивлюсь, если завтра в мой кабинет войдет король Сирисса и сообщит, что подписал договор о союзе с Анейрой.

— Да не допустит такого Ин, — нахмурившись, сказал Гершон.

Раздался стук в дверь, и капитан внутренне напрягся.

— Вы уверены, что готовы к разговору? — спросил герцог.

— Конечно, милорд. Мы — ваши самые надежные советники, и вам необходимо посовещаться с нами обоими. Так тому и быть.

Герцог кивнул, потом повернулся к двери и сказал:

— Войдите.

Дверь открылась, и в кабинет вошла первый советник, благодаря своим белым волосам и мертвенно-бледной коже напоминавшая скорее призрак, чем человека.

Керни встал с кресла и вышел из-за стола, чтобы поприветствовать женщину.

— Доброе утро, первый советник.

— Милорд. — Она отвесила легкий поклон, несомненно рассчитанный главным образом на Гершона. — Вы посылали за мной?

— Да. — Керни указал на Гершона. — Мы как раз обсуждали ваше предложение отправиться в Кентигерн.

Советник повернулась к нему, сохраняя бесстрастное выражение лица.

— Доброе утро, капитан.

Он молча кивнул.

— Вы приняли решение, милорд? — спросила Кезия.

— Пока нет. Но вам следует знать, что сегодня утром я получил еще одно послание, в котором говорится, что лорду Тавису удалось бежать из темницы и что Андреас заключил в тюрьму Явана, его первого советника и всех его слуг и солдат. Похоже, он намерен держать их под стражей, пока не поймает мальчика.

Женщина нервно потерла руки.

— Кто написал послание?

— Странное дело. Оно не подписано, а гонец не знает.

— Возможно, это какая-то хитрость, уловка, с помощью которой вас хотят заманить в Кентигерн.

— Я думал, вы хотите, чтобы он отправился туда, — сказал Гершон.

Кезия замялась, и капитан ясно видел, что в ней ведут борьбу разноречивые чувства. Герцог явно знал не все.

— Я вообще ничего не хочу, — сказала наконец женщина. — Если своим присутствием в Кентигерне герцог сумеет предовратить междоусобную войну, значит, он должен отправиться туда. Но только в том случае, если этот шаг не сопряжен с риском для его жизни. — Она слабо улыбнулась. — Именно поэтому я посоветовала герцогу поговорить с вами, капитан. Кто лучше вас сможет решить, что опасно и что нет?

— По вашему мнению, послание является какой-то уловкой? — спросил Керни, вновь привлекая к себе взгляды обоих.

— Меня тревожит, что оно не подписано, — сказал Гершон. — Но с учетом всех уже известных нам фактов и всего, что мы знаем о Яване и Андреасе, я склонен верить письму.

Женщина-кирси скрестила руки на груди.

— Я тоже.

И снова у Гершона возникло впечатление, что она чего-то не договаривает.

Однако герцог, похоже, ничего не заметил.

— Я тоже верю, — сказал он, — пусть мне и неприятно признавать это. — Он медленно подошел к камину и задумчиво уставился в него, хотя там не горел огонь. — Если мы не вмешаемся в дело, Яван и Андреас уничтожат друг друга и оставят весь юго-запад Эйбитара не защищенным от нападения со стороны Анейры. — Вы оба считаете, что все закончится именно так, верно? Если я не остановлю их?

— Кроме вас, никто не сумеет остановить их, милорд, — сказал Гершон, тщательно подбирая слова. — По слухам, король совсем плох. Тоббар не пользуется никаким влиянием в других домах, то же самое можно сказать и о новых правителях Галдастена.

Капитан взглянул на первого советника и увидел, что она внимательно смотрит на него, словно видит впервые. Он почувствовал себя неловко под пристальным взглядом кирси.

— Я сморозил глупость? — раздраженно спросил он.

— Нет, — ответила женщина. — Напротив. Я как раз собиралась сказать то же самое. — Она улыбнулась. — Я не привыкла соглашаться с вами так часто.

— Значит, остается надежда, что и Яван с Андреасом в конце концов договорятся, — с ухмылкой заметил Керни.

Гершон натянуто улыбнулся, но чувство тревоги не покинуло его.

— Иными словами, — мгновение спустя продолжил герцог, — мне ничего другого не остается, кроме как вмешаться.

— Полагаю, капитан хотел сказать не это, милорд. Возможно, вообще никому из эйбитарских правителей не стоит вмешиваться. Возможно даже, вам захочется посоветоваться с ними, прежде чем предпринимать какие-то шаги. Но если вы считаете нужным сделать что-то, вам придется действовать самостоятельно. Только вы в силах повлиять на Явана и Андреаса.

Кезия все правильно поняла, хотя Гершону не понравилось, что она говорит за него.

Герцог вопросительно посмотрел на капитана. Гершон кивнул:

— Она права.

— Думаю, у нас нет времени совещаться с другими домами, — сказал Керни. — Мы и так можем не успеть в Кентигерн вовремя, чтобы предотвратить войну. — Он вернулся за стол, достал кусок пергамента из выдвижного ящика и принялся писать. — Сколько дней вам понадобится, чтобы подготовить солдат к походу? — спросил он, не поднимая глаз.

Гершон ответил без колебаний:

— Мы будем готовы выступить через два дня. Как много людей вы хотите взять с собой?

— Столько, сколько можно взять, не оставляя Глендивр незащищенным.

Капитан на минуту задумался. Он решил оставить триста лучников и двести меченосцев охранять замок и городские ворота. Хватило бы и меньшего количества солдат, но в подобных случаях он считал нужным перестраховаться. «Позаботься сначала об обороне, ибо победа на поле боя ничего не значит, если ты сдаешь неприятелю свой город». Это было еще одним из высказываний отца — вероятно, самым разумным из всех.

— Я возьму семьсот человек, милорд. Двести лучников, остальные меченосцы.

— Звучит неплохо. — Герцог поднял глаза от пергамента. — Вы позаботитесь о провизии?

— Разумеется, милорд.

— Значит, вы приняли решение, — сказала советник.

— Да. Учитывая ваше с Гершоном мнение, я не вижу иного выхода.

— Что вы пишете?

— Послание к Андреасу, в котором уведомляю последнего о своем намерении явиться в Кентигерн и прошу до моего приезда не предпринимать никаких шагов, угрожающих миру в стране.

— Уже слишком поздно, — спокойно заметил Гершон.

Керни с улыбкой взглянул на него.

— Вы уверены, что поступаете разумно, милорд? — спросила кирси.

— Нет, — ответил герцог, по-прежнему улыбаясь.

Советник молчала, и улыбка медленно сползла с лица Керни.

— Я понимаю, насколько это рискованно. Но думаю, что поступаю правильно.

Несколько мгновений Кезия стояла на месте, словно желая сказать еще что-то, но потом повернулась и направилась к двери.

— Тогда оставлю вас вдвоем. Я плохо разбираюсь в вопросах подготовки и снабжения войск.

— Постойте, Кезия. — Герцог снова встал с кресла и вышел из-за стола. — Должен признаться, я пребываю в таком же недоумении, в каком недавно пребывал Гершон. Сначала вы говорите, что я должен отправиться в Кентигерн, а когда я принимаю решение последовать вашему совету, вы держитесь так, словно я страшно обманул ваши ожидания.

Кирси остановилась у двери, но не повернулась к Керни.

— Я не имела в виду ничего подобного, милорд. Я согласна, что вы поступаете правильно. Я… я буду молить богов о вашей безопасности.

— О нашей безопасности, Кез. Вы поедете со мной.

Тут она наконец повернулась к нему:

— Я не воин.

Гершон с трудом подавил желание выразить свое согласие с женщиной: она не воин, и ей нечего делать в отряде, который отправится от Глендиврских гор к Кентигернскому холму.

— Да, но вы мой первый советник. Вот Гершон — воин, и, возможно, он понадобится нам, прежде чем все закончится. Но мне нужно предотвратить войну, и я нуждаюсь в человеке, который умеет вести переговоры так же хорошо, как мой капитан умеет командовать солдатами.

Взгляд ее желтых глаз просветлел.

— Да, милорд, — сказала она. Они оба продолжали стоять неподвижно в разных концах комнаты. Однако, взглянув на них и увидев, какими глазами они смотрят друг на друга, Гершон невольно отвернулся. Он никогда не одобрял их любви, но не мог сомневаться в ее силе.

— Так я оставлю вас, милорд, — еле слышно повторила Кезия.

— Хорошо. Мы еще поговорим сегодня.

Она снова поклонилась, а потом удалилась.

Несколько мгновений Керни продолжал смотреть на дверь, словно по-прежнему видел там женщину. Наконец он перевел взгляд на капитана, вспомнив о его присутствии.

— Хотите сказать еще что-нибудь, Гершон?

«Ничего, я не могу сказать ничего такого, что не положило бы конец нашей дружбе».

— Нет, милорд. Я займусь подготовкой солдат к походу и переговорю с квартирмейстером.

— Благодарю вас. — Герцог в последний раз взглянул на дверь, а потом вернулся за стол и вновь взялся за письмо к Андреасу.

Капитан вышел из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь. В коридоре он увидел первого советника, которая направлялась к лестнице, выходившей в верхний двор замка. Гершон поспешил ей вдогонку. Его шаги отдавались звучным эхом от низкого каменного потолка, и он не сомневался, что женщина их слышит. Но кирси не обернулась. На самом деле она ускорила шаг.

— Первый советник, — позвал он.

Она продолжала идти.

— Может, вы все-таки остановитесь?

Она остановилась, но повернулась к нему не сразу.

— Что вам угодно? — Щеки у нее пылали, кровь под бледной кожей казалась темной до синевы, и Гершон вдруг увидел, какая она еще юная.

— Вы что-то скрываете от нас. Я хочу знать, что именно.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

Гершон махнул рукой в сторону кабинета Керни:

— Я наблюдал за вами, когда вы разговаривали с герцогом. Вы явно о чем-то умалчивали. Я не знаю, хотите вы, чтобы он отправился в Кентигерн, или не хотите, но в любом случае вы что-то от нас скрываете.

Кезия закусила губу, метнула на него быстрый взгляд и мгновенно опустила глаза. Она казалась совсем еще ребенком, и Гершон невольно задался вопросом, сколько же ей лет. Немногие кирси, которых он знал, доживали до сорока. И в тот момент он подумал, что советнику вряд ли многим больше двадцати.

— Вы верите, что я люблю Керни?

Он растерянно моргнул, не веря своим ушам.

— Что?

— Я знаю, что вы ненавидите меня и всех моих соплеменников. Несомненно, вы боитесь нашей магической силы и видите в нас угрозу для королевства. Вы считаете, что нам нельзя доверять. Вероятно, вы даже находите странной нашу внешность. — Кезия улыбнулась, хотя ее глаза оставались печальными. — По вашему лицу я вижу, что права. Но если оставить все это в стороне, вы верите, что я по-настоящему люблю герцога?

— Какое это имеет отношение к…

— Пожалуйста, ответьте мне.

Капитан не хотел признавать правду, но сейчас, когда она смотрела ему в глаза и задавала прямой вопрос, он не мог ответить иначе.

— Да, я думаю, вы его любите.

Она искренне улыбнулась.

— Благодарю вас. Вам было непросто сказать это.

— Любите вы его или нет, какое это имеет отношение к моему вопросу?

— Самое прямое. Вы хоть представляете себе, что значит быть его советником и его возлюбленной?

Гершон невольно ухмыльнулся.

— Боюсь, не очень-то.

Первый советник рассмеялась, хотя в глазах у нее стояли слезы.

— Наверное, сейчас вы впервые заставили меня рассмеяться, капитан.

Гершон густо покраснел.

— К чему вы клоните? — спросил он.

Кезия смахнула слезу со щеки.

— Каждый раз, когда я даю совет, я разрываюсь между мыслью о том, что надлежит сделать герцогу Глендиврскому, и мыслью о том, что бы мне хотелось, чтобы сделал Керни. Он должен отправиться в Кентигерн. Мы оба это понимаем. Но я боюсь, что он там погибнет.

Гершон был воином. Он часто испытывал подобный страх и научился подавлять его. Но он совершенно не ожидал услышать такие слова от кирси. Капитану показалось, будто кровь застыла у него в жилах, как если бы сам Байан прикоснулся ледяным пальцем к его сердцу.

— Вы прозрели будущее? Герцогу грозит опасность?

— Нет, насколько мне известно. Мои опасения ни на чем не основаны. — Она снова печально улыбнулась. — Я боюсь за Керни, потому что люблю его. Именно поэтому быть советником герцога мне так… трудно.

Гершон не знал, верить Кезии или нет. Он слишком долго видел в их связи угрозу для дома Глендивров. Ничего подобного ему никогда не приходило в голову.

— Похоже, дело не только в этом, — наконец сказал он. — Похоже, послание, пришедшее сегодня утром, совсем не удивило вас. — Это была просто догадка, но, по всей видимости, верная.

— Вы правы, — сказала женщина. — Дело не только в этом. Но уверяю вас, это никак не повлияет на мою преданность герцогу и не поставит под угрозу наше путешествие в Кентигерн.

— Вы полагаете, я просто приму ваши слова на веру?

— Боюсь, у вас нет выбора.

— Конечно есть! Я могу…

Кезия подняла палец, прерывая Гершона.

— Я могла бы ничего не говорить вам, капитан. Я могла бы солгать, сказав, что я ничего не утаиваю от вас, — и таким образом положить конец нашему разговору. Но если нам предстоит отправиться в Кентигерн вместе и ограждать Керни от беды, нам придется научиться доверять друг другу.

— Такие-то у вас представления о доверии?

— На самом деле — да. Я верю, что вы не расскажете Керни о нашем разговоре. А вы, в свою очередь, должны верить, что прежде всего я буду всеми силами блюсти интересы герцога и дома Глендивров, что бы ни случилось.

— Вы можете объяснить мне, почему я должен вам верить?

— В этом нет необходимости: вы уже все знаете.

Таким образом, они вернулись к тому, с чего начали. Кезия любила герцога. Она хотела избежать выяснения отношений с Гершоном — она практически пыталась спастись от него бегством. Однако капитан внезапно понял, что весь разговор прошел именно так, как она рассчитывала.

Кирси повернулась, собираясь уйти.

— Вы не сказали мне еще кое-что, — быстро проговорил Гершон, вновь останавливая женщину. — Это опасно для вас?

— Какое это имеет значение, капитан?

— Если вам грозит опасность, я должен знать. — Он на мгновение замялся. — Возможно, я сумею помочь.

У Кезии чуть округлились глаза, словно Гершон впервые за утро удивил ее.

— Еще раз благодарю вас, — сказала она. — Я бы хотела ответить вам, честное слово. Но я не знаю.

Через два дня рано утром они собрались в нижнем дворе. Керни в своем походном платье, сидевший на рослом гнедом коне, выглядел таким же бывалым воином, как Гершон. Небо заволакивали дымчатые облака, накрапывал дождь, от которого светлые стены замка потемнели. Герцогские солдаты стояли шеренгами в сером свете туманного утра, ожидая приказов. Они заполняли весь нижний двор, а также широкую лестницу в южной части оного, ведшую в верхний двор. Позавчера Гершон говорил о семистах солдатах, но Кезии казалось, что их многие тысячи.

Все они были инди, разумеется; и в отличие от большинства древних кирсийских армий, войска эйбитарских герцогств, больших и малых, состояли из одних мужчин. Кезия чувствовала себя служительницей храма Морны, оказавшейся посреди одного из монастырей Ина. Ей было не место здесь.

Словно в подтверждение этого здесь же находился Марван, прелат Глендиврского монастыря, — с мокрой от дождя лысой головой, в коричневом балахоне, усеянном крохотными серебристыми капельками. Он возносил Ину молитву о безопасности герцога и его людей, не считая нужным упомянуть имя Кезии и даже не удостаивая ее взглядом.

Гершон тоже не смотрел на первого советника. Кезия надеялась, что после разговора, состоявшегося между ними третьего дня, они, по крайней мере, начали преодолевать взаимную неприязнь. Но, похоже, она обманулась в своих надеждах.

Кроме того, накануне вечером Керни счел своим долгом сказать ей то, что она и без него знала: они не смогут быть вместе во время похода.

— В армии любой человек на виду, Кез, — сказал он. — Все узнают о нашей связи.

Она не стала спорить — просто кивнула головой и удалилась, чтобы Керни мог поужинать и провести ночь с герцогиней.

И вот она собиралась выехать в Кентигерн в сопровождении семисот человек, однако предстоящее путешествие обещало быть самым одиноким из всех, которые она совершала в жизни. Это казалось забавным, но Кезия не могла заставить себя улыбнуться.

Прелат закончил свое обращение к богу и отступил назад, встав рядом с Лейлой, которая вышла проводить мужа. Как и все остальные, герцогиня не желала смотреть на первого советника, но Кезия знала, что червь страдания гложет сердце женщины, видящей ее рядом с герцогом. На самом деле эта мысль была весьма слабым утешением, но все же утешением.

На замок спустилась тишина — тяжелая, как туман. Серый конь Гершона заржал, и сотни солдат начали беспокойно переминаться с ноги на ногу, пристально глядя на Керни.

— Мы отправляемся в Кентигерн, — внезапно разнесся над двором голос герцога, — не для того, чтобы развязать войну, но для того, чтобы предотвратить ее. Мы не враждуем с другими домами, но не станем сидеть сложа руки, позволяя им уничтожить королевство. Я хочу спасти Эйбитар от разрушительной междоусобной войны, и для этого мне потребуется ваша сила и ваше военное мастерство. Вы станете мечом, который я подниму во имя мира. Солдаты Глендивра, вы со мной?

Все солдаты ответили как один, вскинув над головами мечи и луки и испустив протяжный громовый рев, отразившийся эхом от каменных стен замка и, как показалось Кезии, едва не разрушивший оные.

— Вперед, в Кентигерн! — выкрикнул герцог.

— Вперед, в Кентигерн! — прогремело в ответ.

В следующий миг Керни медленно двинулся к воротам замка. Справа и слева от него ехали два молодых солдата: один держал в руке серебристо-черное знамя Глендивра, другой пурпурно-золотое знамя Эйбитара. Гершон и Кезия ехали сразу за герцогом и знаменосцами, а им вослед двигались пехотинцы. Выехав за крепостные стены, они увидели сотни приветственно кричавших людей, выстроившихся вдоль широкой улицы, которая вела от северных ворот замка к западным городским воротам, известным под названием горных. Дети завороженно смотрели на боевых коней и солдат, а женщины прощально махали руками своим мужьям, братьям и сыновьям.

— Можно подумать, мы отправляемся на войну с анейранцами, — прокричал Гершон, перекрывая гул толпы.

Поначалу Кезия ничего не ответила, решив, что слова капитана адресованы Керни, но секунду спустя осознала, что герцог едет впереди и Гершон обращается к ней.

Она кивнула и с усилием улыбнулась, не находя ответа.

— Они ждали этого дня всю жизнь, — продолжил он. — Для многих из этих солдат возможность выступить в поход с герцогом — величайшая честь, выше которой они никогда не узнают. — Он указал на людей, толпившихся вдоль дороги. — Их родные тоже понимают это.

— Вы говорите так, словно они хотят войны. — Кезии пришлось кричать, чтобы капитан ее услышал.

Он нахмурился:

— Я имел в виду совсем другое. Сражения и убийства здесь ни при чем. Они служат своему герцогу и своему королю. Они выступают в поход под знаменами Эйбитара и Глендивра. Больше им ничего не надо.

И снова Кезия не нашла что ответить.

— Вы меня совсем не понимаете, верно? — Гершон потряс головой и снова устремил взгляд вперед, словно поставив точку в разговоре.

Скоро они достигли городских ворот и выехали в гористую местность. Даже сегодня, когда небо затягивали темные облака и моросил дождь, над серыми каменистыми долинами, поросшими высокой травой, дул сильный ветер. В городе они его не замечали, но здесь, среди холмов и скал, он резал лицо и глаза, словно один из демонов Байана.

— Я все понимаю, — наконец сказала Кезия, вновь привлекая к себе взгляд Гершона. — Я посвятила свою жизнь служению дому Глендивров, и я рискую жизнью ради спасения Эйбитара. Не говорите мне, что я ничего не понимаю, капитан. Вы недостаточно хорошо меня знаете, чтобы судить о таких вещах.

Она пришпорила свою лошадь, чтобы опередить Гершона, и в течение всего дня они ехали порознь, всячески стараясь избегать друг друга.

Несмотря на ветер и труднопроходимую гористую местность, отряд сумел преодолеть почти три лиги, прежде чем остановился на ночной привал возле маленького притока Сассина. На следующее утро они переправились через него и продолжали двигаться на запад, покуда не достигли второго притока, который также перешли вброд. Вечером того же дня они остановились на привал возле третьего и последнего притока Сассина, который преодолели утром, после чего продолжали путь до тех пор, покуда не подошли к самому краю равнины. Переходить речки вброд было непросто, особенно для людей квартирмейстера, отвечавших за фургоны с продовольствием. Но севернее, ближе к границе равнины, все потоки сливались в бурную широкую реку — поэтому лучше было перейти вброд три малых речки, чем с риском для жизни переправляться через бушующие воды Сассина.

Несмотря на трудные переправы, Кезия находила путешествие скучным. После разговора, состоявшегося в первый день похода, Гершон избегал ее. Солдаты в большинстве своем боялись первого советника или слишком недоверчиво относились к беловолосым волшебникам, чтобы подходить к ней. Истинная причина не имела значения, ибо в конечном счете все сводилось к одному. Никто с ней не разговаривал. Никто даже не смотрел на нее. Кроме Керни, конечно. Большую часть дня герцог проводил рядом с ней. Время от времени они обсуждали положение дел в Кентигерне, но в основном просто молча ехали рядом, наслаждаясь тем малым, что осталось от их близости после выступления из Глендивра.

Ночи были не лучше, хотя, по правде сказать, Кезия не имела причин жаловаться. Каждый вечер несколько солдат устанавливали для нее маленькую палатку, где она находила тепло и уют, которых в походе не знал никто, кроме Керни. Ее ужин состоял не из одного лишь черствого сыра и вяленого мяса, выдававшихся солдатам в качестве пайка. Она ужинала с Керни и Гершоном и потому получала все, что квартирмейстеру удавалось раздобыть для герцога. В первый вечер это было мясо кроликов, которых солдаты подстрелили по дороге. Во второй и третий вечер к столу подавали куропаток, зажаренных на вертеле и облитых шалфейным соусом. Квартирмейстер даже принес немного вина, которое герцог пожелал распить со своим первым советником и капитаном.

Несмотря на необходимость каждый вечер ужинать в обществе Гершона, который в угрюмом молчании сидел напротив нее за столом в палатке Керни, Кезия понимала, что должна радоваться. По сравнению с солдатами глендиврского войска она не терпела никаких лишений.

Но сытная еда и теплая постель не отменяли того факта, что она чувствовала себя бесконечно одинокой. Наконец-то они с Керни находились далеко от Глендиврского замка, во многих лигах от Лейлы и фрейлин с их пытливыми, холодными взглядами, — и все же они не могли быть вместе. Они даже не могли прикоснуться друг к другу, не опасаясь привлечь к себе нежелательное внимание. И даже если бы они скрылись от взглядов солдат, рядом все равно находился бы Гершон — и пристально смотрел бы на них, всеми чертами своего грубого лица выражая отвращение.

Поэтому Кезия просто продолжала ехать, останавливаясь на привалы вместе с остальными. Но ее дни и ночи проходили без любви, без дружеского общения. После трех дней путешествия она уже была готова отказаться от теплой постели и хорошей еды ради одного доверительного разговора или сердечной улыбки. Но она по-прежнему ужинала с герцогом и капитаном, всякий раз тихо извиняясь и удаляясь в свою палатку, когда меркли последние лучи дневного света и над горизонтом всходили прибывающие луны.

Кезия не хотела спать, ибо не слишком утомилась в течение дня, и поэтому просто лежала на походной постели, приготовленной для нее солдатами Керни, глядя в полотняный потолок палатки, прислушиваясь к звукам лагеря. Мужские голоса и смех разносились над каменистой равниной, местами поросшей высокой травой, и смешивались с трелями соловьев и шепотом ветра. Кто-то пел в отдалении высоким и чистым мальчишеским голосом. Кезия не узнавала мотива. Неподалеку от палатки фыркнула лошадь и переступила ногами.

В конце концов на лагерь спустилась тьма, подобная густому туману, и веки Кезии смежил сон. Однако через мгновение она вновь открыла глаза и обнаружила, что находится посреди широкой равнины. Высоко в небе опять стояло солнце, частично затянутое тонкими облаками. Керни и солдаты исчезли.

«Я вижу сон».

Кезия услышала голос, окликнувший ее по имени, и обернулась. Навстречу шел Гринса.

— Почему ты не даешь мне спать? — спросила она, когда брат приблизился. — Наши разговоры выматывают меня.

Гринса усмехнулся:

— Не больше, чем меня.

Он выглядел лучше, чем несколько дней назад, хотя по-прежнему казался усталым.

— Ты покинула Глендивр, — сказал он. — Насколько я понимаю.

— Да, с отрядом из семисот солдат.

— Ты молодец, Кези! — Гринса улыбнулся еще шире, — Где вы сейчас?

— Мы еще в степи, но уже переправились через Сасснн и завтра начнем спускаться с гор.

Брат помолчал, словно оценивая расстояние, пройденное войском герцога.

— Что там происходит? — спросила Кезия. — Они уже начали войну?

— Насколько мне известно, нет. Мы с лордом Тависом выбрались из Кентигерна. Сейчас мы находимся недалеко от Тримейна. Мне нужно, чтобы ты завернула туда — вместе с Керни, разумеется.

— Это не составит труда. На пути от Глендивра в Кентигерн там все останавливаются. Думаю, Керни в любом случае рассчитывал зайти в Тримейн. У него хорошие отношения с Латропом.

Гринса кивнул:

— Хорошо.

— Тебя не беспокоит, что мы выдадим наше знакомство?

— Конечно, беспокоит, — сказал он, нахмурившись. — Но мне необходимо поговорить с твоим герцогом, и Тримейн — единственное место, где я могу сделать это, не подвергая опасности жизнь лорда Тависа.

— Зачем тебе говорить с Керни?

Он заколебался.

— Ты уверена, что хочешь знать?

Кезии показалось, что ветер вдруг подул сильнее, пронизывая все ее тело. По правде говоря, она не хотела знать. Но в любом случае Керни спросит у нее совета, и она хотела быть готовой ко всему.

— Ответь мне.

— Я собираюсь просить Керни дать Тавису убежище в доме Глендивров.

Кезия не была удивилена. На месте брата она сделала бы то же самое. Только Керни мог предотвратить войну — и только он мог спасти Тависа. Глендиврские герцоги редко вступали на престол, и остальные дома не подозревали в представителях династии Глендивров честолюбия или угрозы своим амбициям. Вдобавок, если учесть отдаленность Глендивра от других герцогств, это место было бы более безопасным для Тависа, чем любое другое. Намерение Гринсы представлялось совершенно разумным.

— Ладно, — сказала Кезия. — Ты хочешь, чтобы я внушила эту мысль герцогу до нашего прибытия в Тримейн, или предпочитаешь сам высказать ее при вашей первой встрече?

— И все? — спросил Гринса, приподнимая бровь. — Никаких возражений? Ты просто соглашаешься?

Она пожала плечами:

— Похоже, другого выхода нет, верно?

— Да, но…

— Тогда ответь на мой вопрос, — сказала Кезия с едва заметной улыбкой, — и дай мне поспать.

Гринса рассмеялся.

— Ты права. Нет, не говори ничего герцогу. Возможно, это облегчило бы нам задачу, но, боюсь, вызовет подозрения. Они посчитают такое предложение слишком смелым. Они не поверят, что мы одновременно и независимо друг от друга пришли к такой мысли.

— Хорошо. Тогда я ничего не скажу. Но сделаю все возможное, чтобы мы остановились в Тримейне.

— Когда вы там будете?

Кезия на секунду задумалась.

— Как я сказала, мы еще в степи. До Тримейна осталось, по крайней мере, двадцать лиг, и нам еще предстоит спуститься с гор — так что раньше чем через неделю мы там не появимся.

— Значит, у нас тоже остается время, чтобы добраться туда. Надеюсь, мы остановимся в храме, но тебе не стоит беспокоиться. Я сам разыщу тебя.

Кезия снова зябко поежилась и потерла руки.

— Ты в порядке, Кези?

Она кивнула и принужденно улыбнулась.

— Я в полном порядке. Просто устала.

— Разумеется. — Гринса обнял ее своими длинными руками и поцеловал в макушку. — Спи, сестренка. Береги себя. Скоро увидимся.

Он отпустил Кезию и пошел прочь.

— Гринса, подожди! — крикнула она почти непроизвольно.

Брат снова повернулся к ней.

— Что-то должно случиться, да?

Он нахмурился:

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Во время нашего последнего разговора у меня возникло такое ощущение, будто ты что-то скрываешь. Мне кажется, ты знаешь, что нас ожидает впереди, но не говоришь.

Несколько мгновений Гринса молча смотрел на нее; его лицо хранило непроницаемое выражение, но в светлых глазах читалась печаль.

— Ты права, — наконец сказал он. — Я знаю.

— Ты скажешь мне?

— Я не могу, Кези. События следует предоставить их естественному ходу, и никто из их участников не должен знать будущего. Один человек может все изменить, а это очень опасно.

— Но ты ведь знаешь.

Он пожал плечами:

— Я Избранный.

В прошлом, много лет назад, Кезия завидовала дару брата. Но когда она начала понимать, сколь тяжкое бремя нес Гринса, зависть прошла — и теперь она испытывала только восхищение при мысли, что мальчик, которого она помнила с детских лет, обладает мудростью и мужеством, необходимыми для того, чтобы с таким спокойствием произносить эти слова. «Я Избранный». Ни один инди в Прибрежных Землях — даже такой умный, как Керни, — не мог понять этого.

— Будущее, которое тебе открылось… — сказала Кезия. — Оно ужасно?

— Кези, я не могу…

— Оно ужасно? — настойчиво повторила она.

Гринса протяжно выдохнул сквозь стиснутые зубы.

— Я не знаю, хорошее оно или плохое. Я видел лишь отдельные картины. Я знаю наверняка лишь одно: мы должны сделать это. На карту поставлено слишком многое.

Кезия не ответила. Она замерзла и была слишком усталой и испуганной, чтобы говорить.

Гринса ласково улыбнулся и снова подошел к ней. Он нежно положил ладонь сестре на лоб, поцеловал ее в щеку и произнес единственное слово:

— Спи.

Кезия открыла глаза в темной палатке. Ночью сильно посвежело, и она дрожала от холода. Ей безумно хотелось пойти к Керни — просто заснуть, прижавшись к нему. Но она поплотнее закуталась в грубое одеяло и забылась лишенным сновидений сном.