Лысая обвела взглядом всю аудиторию и чётким размеренным голосом произнесла:
— Вам нужно выполнить простые условия. Если вы, конечно, хотите выжить, — она выдержала театральную паузу и продолжила: — В конце каждой минуты я буду убивать одного человека. Не беспокойтесь, смерть будет быстрой и безболезненной.
Абитуриенты дружно загомонили. Возмущённые крики доносились со всех сторон:
— Что?
— Вы не посмеете!
— Да вы вообще знаете, из какого я Рода⁈
Лысая терпеливо дождалась, когда гомон стихнет, и щёлкнула пальцами. В ту же секунду худой парень в первом ряду вспыхнул адским пламенем и моментально сгорел дотла. На скамейке осталась только кучка пепла. В аудитории повисла мёртвая тишина, все ребята были в шоке.
— Пока вы возмущались, прошло три минуты. Но на первый раз я решила быть милосердной и убила лишь одного, — дружелюбно пояснила Лысая. — Так вот, об условиях…
— Мой отец прикончит вас! От вашей Академии и камня не останется! — провизжала испуганная до слёз девушка с татуировкой-надписью на шее. — Вам всем конец!
— Милочка, вы разве не читали бумаги, которые подписывали? — нарочито удивилась Лысая и усмехнулась. — Вы все подписали отказ от претензий. Академия не несёт ответственности за ваши жизни. Каким бы сильным ни был ваш Род, он не сможет вытребовать компенсацию. Что уж говорить о закрытии Академии! Кстати, пока мы с вами говорили, прошла ещё одна минута.
Она ткнула наугад пальцем в третий ряд, и парень с мелированными волосами, на которого пал выбор, загорелся, словно огромный костёр на Ивана Купалу. Лысая помолчала и выразительно изогнула правую бровь: мол, есть ещё желающие поболтать? Но в этот раз таких не нашлось, и она вернулась к объяснениям:
— До того как закончится минута, у вас есть шанс вызваться добровольцем. О-о-о-о, я вижу непонимание на ваших лицах. Я буквально слышу этот вопрос, хотя никто из вас не проронил ни слова. Почему я должен умирать за кого-то другого? Вдруг мне повезёт и я останусь жив? — Лысая отрицательно покачала головой. — Не останетесь. Мне нужно тридцать добровольцев. Как только тридцать человек пожертвуют собой ради других, все остальные будут спасены. Если же столько добровольцев не наберётся, то… умрут все. Один за одним. О, кстати, прошла ещё одна минута.
Она сожгла очередного абитуриента.
— Мамочка, — прошептала Мария, взяв меня за руку. — Мы умрём, да?
— В каком-то смысле, — я криво улыбнулся и тихо-тихо спросил: — Ты веришь мне?
— Да, — без толики сомнений ответила она.
— Тогда ты должна вызваться первым добровольцем. Сделаешь?
Мария заглянула мне в глаза, пристально всмотрелась, словно искала что-то важное в моём взгляде, и мгновение спустя решительно кивнула:
— Сделаю.
Лысая взлетела под потолок аудитории и громыхнула:
— Ну что? Кто-нибудь желает умереть?
Не успела Мария и рта открыть, как со своего места вскочил высокий и очень полный парень, которого я приметил чуть раньше. Выражение лица у него было наивным и немного глуповатым. Поднимая руку, он ни секунды не сомневался — прокричал громко и быстро, словно боялся, что его опередят:
— Я!
Все замерли. Наверное, ребята ждали какого-то чуда — например, Лысая скажет, что всё это было жестокой проверкой. Но она лишь кивнула и мгновенно испепелила толстяка. Начался отсчёт второй минуты, в конце которой добровольцем стала уже Мария — в этот раз её никто не опередил. Я хладнокровно наблюдал, как она сгорает и осыпается пеплом, и ещё минуту спустя вызвался третьим добровольцем. Лысая, кажется, даже самую малость удивилась — видимо, на других вступительных испытаниях абитуриенты жертвовать собой не спешили.
Я улыбнулся, чувствуя, как прохладные языки пламени лижут мою кожу. Огонь перекрывал обзор, и со стороны было незаметно, что меня полностью покрыла пространственная аномалия и перенесла в другое место. Если быть точнее — в большой богато украшенный зал. От одного края до другого тянулся длинный стол, который ломился от ароматной и аппетитной на вид еды. Несколько зон отдыха с мягкими диванами и креслами, телевизоры и невысокая сцена с трибуной.
Ко мне подскочила Мария, взволнованно воскликнув:
— Ты жив! — она крепко меня обняла, прижалась грудью к груди и, тут же смущённо отпрянув, спросила: — Как ты узнал?
— Ну как тебе сказать… — протянул я, почесав затылок.
Прошлая жизнь, кабинет начальника следственного комитета.
Андрей Геннадьевич был очень умным мужиком — в своём деле собаку съел. Он сталкивался с самыми разными преступлениями — от воровства в магазинах до убийств с особой жестокостью. Он всегда знал, в какой отдел отдать новое дело, и всегда безошибочно выбирал следака, которому это дело было бы по плечу. Но в тот день я застал Андрея Геннадьевича в глубокой задумчивости — он держал в руках заурядную серую папочку и тяжело на неё смотрел.
— Что случилось, Геннадьич? — спросил я, завалившись в кресло посетителя. Великий учитель Анаксагорас отправил меня сюда в качестве наказания — я был молод, горяч и попёрся на Трёхглавого Цербера в одиночку. Победил, конечно, однако учитель такого перформанса не оценил и временно отстранил от охоты.
— Ерунда какая-то, — Андрей Геннадьевич вытащил сигареты и закурил. — В столице пятьдесят девять случаев воспламенения за последние две недели. Предметы вспыхивают без причины и полностью сгорают в считанные секунды! Поблизости ни бензина, ни тлеющего уголька… Ерунда какая-то.
— Можно? — я взял папку и быстро пролистал документы. В основном почему-то страдали торговые дома, магазины и мелкие лавочки. Правда, три раза самовозгорание произошло в домах мелкого дворянства: сгорело бриллиантовое ожерелье, антикварный золотой кубок и шкатулка с фамильным серебром. Однако не всегда вспыхивали дорогие вещи, иногда сгорал хлам или дешёвые безделушки. Только вот выглядело это скорее как маскировка для отвода глаз.
— Ты заметил, что… — начал я, но Андрей Геннадьевич меня перебил.
— Что больно уж это смахивает на воровство под прикрытием пожара? — сердито нахмурился он. — Да, заметил, не дурак. Но как вор забирает ценности? Он же их не сжигает, в самом-то деле!
— Интересный вопрос…
По итогу я отправился патрулировать торговые ряды и крупные магазины — шарахался по ним, замаскировавшись под обычного покупателя, и выжидал. Моё терпение было щедро вознаграждено — всего через неделю я стал свидетелем того, как воспламенился раритетный кинжал, украшенный дорогими камнями. Секунда, вторая — и в огне мелькнула чья-то рука, щедро сыпанувшая на пол пепел. Очертания кинжала расплылись, и он исчез.
Только вот я успел схватить шаловливую ручку и нацепить на неё наручники. Огонь потух, открывая пространственную аномалию. Она работала как портал, но была более незаметной — покрывала предмет, словно плотный чехол, и переносила его в другое место. Если сверху добавить визуальных эффектов, то вуаля! — никто не поймёт, куда испарился предмет.
— Ой-ой-ой, — из пространственной аномалии раздался жалобный голосок. Рука бешено задёргалась, пытаясь вырваться из наручников. — За что вы так с бедным несчастным мной? Какое плохое зло я вам сделал⁈ Дяденька… Или тётенька? Эй, на той стороне, отпустите меня!
— Ага, прям сейчас, — усмехнулся я.
Вокруг уже начали стягиваться зеваки, которые с любопытством глазели на одиноко висящую в воздухе руку.
— Она говорит! — выкрикнул кто-то. — Рука говорит!
Люди загомонили, вытащили телефоны и начали фотографироваться на фоне руки, а так как я держал её, то и на фоне меня. В тот день мы с рукой смекалистого воришки стали знаменитостями, но это уже совсем другая история…
— Ну как тебе сказать, — повторил я, улыбнувшись Марии. — Когда-то видел подобный фокус. Да и какие бы мы отказы ни подписывали, это всё равно выглядело очень странно. Если рассуждать логически, то истории про убийство абитуриентов в Краснодарской Академии обязательно бы всплыли в СМИ. Кто бы после этого захотел сюда поступать?
— Я как-то об этом не подумала, — Мария поджала губы и огляделась. В зале с нами был только полный парень. — Куда делись остальные? Те, которых сожгли без очереди, просто для примера или в качестве наказания. Разве это честно? Им даже не дали шанса стать добровольцем!
— Скорее всего, они плохо показали себя на открытии Трещины, — я пожал плечами. — Не убежали из аудитории, но были к этому близки.
— За нами наблюдали? — Мария, раздражённая собственной недогадливостью, хлопнула себя по лбу так, что серёжки-бананы чуть не выскочили из ушей. Покачав головой, она обратилась к пухляшу: — Ты тоже знал, что испытание — фальшивка и никто нас не собирается убивать?
— Нет, — ответил он и переспросил: — Фальшивка?
— А почему ты так уверенно согласился пожертвовать собой?
— Я хочу поступить в Академию, чтобы спасать людей! — пухляш с недоумением склонил голову набок. Он посмотрел на Марию как на идиотку, которая не понимает элементарных вещей, и пояснил: — Условием испытания было спасти людей. Я спас.
— Как тебя зовут? — спросил я. — Меня — Марк Ломоносов. А это — Мария…
— Кошкина, — подсказала девушка.
— Егор Скворцов, приятно познакомиться, — вежливо ответил пухляш и протянул ладонь для рукопожатия.
В этот момент рядом с нами на каменный пол шлёпнулась розоволосая красотка.
— Да чтоб тебя! — она так грязно выругалась, что её словарному запасу позавидовали бы портовые матросы. — Что за шарашкина контора⁈ Конечно, конечно… Нормальные экзамены — прошлый век! Мы выдумаем что-то эдакое, с изюминкой, чтобы все сначала обосрались от страха, а потом — обоссались от восторга! Ух! — она погрозила кулаком потолку и сердито зыркнула на нас: — Чё пялитесь? Людей никогда не видели? Так в зеркало посмотритесь! Хотяя…
Красотка встряхнула густыми розовыми волосами, поднялась и потопала к столу.
Следом за ней в зал телепортировало белобрысых близнецов — с разницей в одну минуту. Они не ругались, не нервничали, но и общаться желанием не горели — окинули нас презрительным взглядом, уселись на угловом диване и тихонько шушукались.
Дальше дело снова застопорилось, и тридцать добровольцев набирались больше трёх часов. Но наконец последний, тридцатый, абитуриент растянулся у накрытого стола, моргая как удивлённая сова, и в то же мгновение на сцене материализовалась Лысая. В гробовом молчании она подошла к трибуне и внимательно изучила каждого из нас. Тишина тянулась и тянулась, уютный зал перестал быть таким уж уютным.
— Да что вы от нас хотите⁈ — не выдержала розоволосая красотка. — Устраивайте свои тупые спектакли в театре! А я пришла сюда, чтобы учиться!
— Что я хочу? — протянула Лысая и опасно улыбнулась. — Я хочу, чтобы вы поняли одну вещь. С этого момента от ваших решений зависит не только ваша жизнь. Вы несёте ответственность за жизни ваших товарищей. Если член вашей команды умрёт в Данжах, в ваши дела будет занесена пометка. Десять пометок — отчисление. Если член вашей команды получит сильное ранение и станет инвалидом, то в ваши дела будет занесена пометка. Десять пометок — отчисление. Если член вашей команды потеряется в Данжах, то в ваши дела будет… Думаю, вы сами догадываетесь.
— Десять пометок на четыре года обучения? — уточнил я.
— Правильный вопрос, — Лысая одобрительно кивнула. — Да, десять пометок на четыре года обучения. Однако если вы получите девять пометок, вам будет запрещено занимать командирскую должность.
— Погодите, — вдруг озадаченно вставил Егор и поправил задравшуюся футболку на толстом животе. — Так мы поступили?
— Да, — Лысая торжественно развела руки в стороны. — А после приветственного пира начнётся распределение по факультетам!