В зале МИД, предназначенном для дипломатических встреч было жарко и душно. Лоб посла Соединенных штатов Малкольма Туна блестел от пота, а холодная липкая струйка медленно ползла между лопаток. Но к духоте и жаре это не имело никакого отношения.
Внешне «Мэк» оставался невозмутимым и холодно-отстраненным, но внутренне его трясло. Каждое слово ноты, бесстрастно отчеканенное сотрудником МИД СССР, било тяжелым молотом, звучало предвестником грядущего апокалипсиса, способного похоронить под своими руинами весь прежний благополучный западный мир.
Сзади посла стояли члены Политбюро: министр иностранных дел Василий Васильевич Кузнецов, временно исполняющий обязанности ушедшего в отставку Громыко, председатель Комитета Государственной Безопасности, генерал армии — Петр Иванович Ивашутин и председатель Совета Министров СССР Петр Миронович Машеров. От двух последних веяло таким арктическим холодом, что даже Туну, дипломату с многолетним опытом, было не по себе.
Тем временем сотрудник МИД продолжал зачитывать ноту:
— Министерство иностранных дел Советского Союза, по поручению генерального секретаря ЦК Политбюро Григория Васильевича Романова, уполномочено заявить: Попытка переворота в Республике Куба, осуществленная при поддержке правительства и спецслужб Соединенных Штатов Америки, а также при прямом участии бойцов тактического подразделения Сил специальных операций ВМС США «Тюлени», рассматривается правительством СССР как акт прямой агрессии против республики Куба и граждан Советского Союза, находившихся там с рабочими визитами. В результате спланированной, профинансированной и поддержанной Центральным Разведывательным Управлением и Государственным Департаментом США попыткой переворота, погибло двадцать девять военных советников, гражданских специалистов Советского Союза и триста восемьдесят кубинцев.
Произошедшее является «казусом белли», со всеми вытекающими отсюда последствиями. Он дает нам право на ответные меры для защиты союзника и жизней советских граждан, находящихся на Кубе. Как в этом, так и в других подобных случаях, они будут предприняты незамедлительно.
Министерство Иностранных дел Советского Союза предупреждает: безумный авантюризм американской военщины и реакционных кругов в правительстве США может привести к пагубным и необратимым последствиям для всего мира.
Правительство СССР приняло решение понизить уровень дипломатического представительства в Соединенных Штатах. Мы отзываем своего посла из Вашингтона и предписываем господину Малкольму Туну, послу Соединенных Штатов Америки до 25 апреля 1979 года покинуть территорию Союза Советских Социалистических Республик. Все рабочие контакты между нашими странами, если в том возникнет необходимость, предлагаем осуществлять через временных поверенных.
Сотрудник советского МИД подошел и с каменным лицом передал ноту. «Мэк» с таким же невозмутимым покер-фейсом, принял листок бумаги, но рука его непроизвольно дернулась, выдавая состояние дипломата.
Ивашутин заметил это и криво ухмыльнулся. Посол, держа спину так, как будто проглотил осиновый кол, молча удалился.
Как только он скрылся за дверью, Кузнецов повернулся к председателям КГБ и Совмина.
— Вы уверены, что это было необходимо? — дрогнувшим от волнения голосом спросил он.
Ответил генерал:
— Уверены. Через, — Ивашутин глянул на часы и продолжил, — двадцать минут они поймут, что мы не шутим.
Василий Васильевич вытащил из внутреннего кармана пиджака белый платок и вытер внезапно вспотевший лоб.
— Я на Политбюро голосовал против и сейчас своего мнения не изменил. Это может привести к ядерной войне, понимаете вы это?
— Никакой ядерной войны не будет, — твердо ответил Ивашутин, — они даже на обычную не осмелятся. А урок пойдет на пользу. Янки понимают только силу, вот мы им её и продемонстрируем.
— Да откуда вы это можете знать, что войны не будет?! — вспылил министр. — У вас что, личный Вольф Мессинг появился? Будущее предсказывает?
— Не кипятитесь, Василий Васильевич, — усмехнулся генерал. — Знаем.
— И насчет Вольфа Мессинга, вы почти угадали, — добавил он, остановив ладонью, возмущенно вскинувшегося и хотевшего вмешаться в разговор Машерова. — Только не какой-то там шарлатан-предсказатель, а команда аналитиков, способная спрогнозировать со стопроцентной вероятностью действия противника. Чтобы вы больше не сомневались, открою вам государственную тайну, именно благодаря им, мы сумели раскрыть и предотвратить государственный переворот и предугадать большинство шагов заговорщиков и американцев.
— Трояновский уже с трибуны ООН выступил. Озвучил неопровержимые доказательства подготовки и участия ЦРУ в попытке свержения Кастро на Кубе. На весь мир, между прочим, — добавил Машеров. — Выдержки из его выступления сотни газет в Европе, Азии, Латинской Америке перепечатали. Все понимают, если мы ударим в ответ, будем в своем праве. Двадцать девять погибших наших советских граждан. Кто-то должен за это ответить. Если промолчим, американцы нам на голову сядут. И не только они. Слабых никто не любит. Петр Иванович правильно сказал: в нашем мире уважают только силу и решимость её применить. А насчёт войны не беспокойтесь. Её не будет. Американцы сами заднюю дадут, вот увидите. Всё уже просчитано до самой мельчайшей детали.
— Вашими бы устами да мед пить, — недовольно буркнул Кузнецов и всё-таки не выдержал и язвительно добавил: — Допустим. Но вы не исключаете такой вероятности, что ваши непогрешимые аналитики могут всё-таки однажды ошибиться? На кон поставлено слишком многое — ядерная война и будущее нашего государства.
Ивашутин и Машеров переглянулись и одновременно улыбнулись.
— Абсолютно исключаем. Они не ошибаются. Никогда, — твердо ответил предсовмина.
Не успел Тун зайти в приемную своего кабинета, как к нему бросилась взволнованная Агнес.
— Заходил сотрудник технического отдела, — выпалила она. — На ваше имя пришла секретная шифрограмма с пометкой «срочно передать лично в руки». Сказал мне никуда не уходить, пока не отдам вам конверт с текстом.
— Давай его сюда — угрюмо буркнул посол.
— Пожалуйста, босс, — секретарша открыла ящик стола, достала конверт с надписью «Совершенно секретно» и вручила послу.
— В ближайший час меня ни для кого нет, — распорядился Малкольм. — Пока не дам обратной команды.
— Даже для господина президента? — округлила голубые глазки Агнес.
— Для господина президента я всегда на месте, — холодно отчеканил посол. — Кроме него меня ни с кем не связывай. Мне надо побыть одному и хорошо подумать. Чувствую, дело идёт к большой войне. Меня выдворяют из Москвы.
Секретарша изумленно выдохнула и прикрыла пальчиками приоткрывшиеся губки:
— Не может быть, — ошарашено прошептала она.
— Ещё как может, — криво усмехнулся Тун. — Агнес, ты всё поняла? Меня нет. Ни для кого.
— Как скажете, босс, — кивнула молодая женщина.
Посол, больше не обращая внимания на Агнес, прошел в кабинет и аккуратно прикрыл за собой дверь. Затем распаковал конверт, достал лист с тестом и впился в него глазами.
«Сегодня в 14:25 Советы нанесли ракетный удар по базе подготовки кубинских повстанцев в окрестностях города Тампа (штат Флорида). Убито около четырех с половиной сотен человек. Ранено более семисот. Погибли двенадцать офицеров-инструкторов армии США. Точное количество жертв и пострадавших ещё уточняется. Президент созвал срочное совещание в Белом доме. Будь готов к любым вариантам развития событий. Директор Центральной разведки. Ст. Тернер».
Тун рухнул в кресло, отбросив от себя листок как ядовитую змею.
— Вот о каких ответных мерах они говорили, — пробормотал он. — Что же теперь будет? Война?
Посол резко встал, подошел к огромному глобусу-бару, откинул крышку, взял уже початую литровую бутылку «Вайт Хорс», набулькал себе два пальца виски в небольшой хрустальный стаканчик, залпом выпил. Напиток огненной струей растекся по пищеводу, заставив Малкольма крякнуть и тряхнуть головой.
Приступ бешенства накатил на Туна внезапно, как цунами, сметающее всё на своем пути.
— Ааа, — завопил посол и с яростью запустил стаканчик в дверь кабинета. — Будьте вы прокляты, красные ублюдки!
Жалобный звон хрусталя, взорвавшегося прозрачными осколками, был ему ответом.
Когда восходящее солнце запустило первые робкие лучики сквозь прозрачные шторы, я проснулся. Сон моментально улетел за исчезающим серым полумраком раннего утра, отступившим перед рождающимся новым днем последнего месяца лета.
Жена сладко сопела, уткнувшись точеным носиком в спину. Копна черных волос волной разметалась по белоснежной подушке. Любимая крепко прижалась ко мне, обхватив руками грудь и шею. Я аккуратно, стараясь не разбудить Аню, разомкнул ладошки, тихо выскользнул из-под одеяла и встал. В окне над утренней Москвой поднималось солнце, заливая горизонт нежно-алым багрянцем.
Сунул ноги в тапочки и от удовольствия на мгновение зажмурился, ощутив, как ступни мягким, нежным облаком обволокла теплая овечья шерсть. Взял шелковый халат, лежащий рядом на кресле, надел и крадучись, стараясь не разбудить жену, открыл дверь и вышел в коридор.
Дверь детской была закрыта. Я на секунду остановился и прислушался. Уловил еле слышное сопение и тихое дыхание.
Мои губы сами расползлись в счастливой улыбке.
«Спят».
После гигиенических процедур в ванной, тихо зашел на кухню, открыл банку с молотой «арабикой», присланной Фиделем. Насыпал коричневого порошка в турку и поставил на огонь. Дождался, когда кофе начало подниматься и пузыриться, выключил конфорку, и плеснул шипящую и пенящуюся черную жидкость в небольшую фарфоровую чашечку, добавил маленькую ложку сахара без горки и размешал. Вдохнул и на секунду замер, наслаждаясь умопомрачительным ароматом свежего кофе.
Глотнул горячий напиток, ощутил, как внутри живительной волной разливается бодрость, и задумался, вспоминая прошедшие события…
Как потом выяснилось, на первом этаже отеля «Флорида» в служебном помещении имелась небольшая лестница, ведущая на склад бара. Обычно по ней перемещали продукты и спиртные напитки с черного входа, чтобы не создавать неудобства постояльцам. Пока шел бой, киллер нашел эту лестницу, зашел на второй этаж, а там, через склад перешел в соединенное с ним техническое помещение и чуть не перестрелял обороняющихся на втором этаже бойцов. По случайности или счастливому совпадению мне удалось этому помешать и убить бандита. Но и он успел меня достать.
Пуля пробила бронежилет, зашла в кожу на сантиметр и застряла немного ниже левой груди, поломав пару ребер и обеспечив меня огромной гематомой. Сознание, как позже пояснил мне врач, я потерял от шока, вызванного ударом пули в пластину бронежилета.
Вероника сразу же отстранила Аню, сняла с меня бронежилет и обработала рану. Пока она со мною возилась, бой закончился. Оказалось, что вместе с нашими бойцами и танками, на подмогу ко мне рванул Фидель с личной охраной и спецподразделениями «las Avispas Negras»[69].
Как только он узнал, что «компаньеро» Кирсанов, безопасность которого он лично обещал обеспечить «камрадам» Машерову и Ивашутину, заперт в отеле «Флорида» и ведет бой с мятежниками, так сразу помчался туда, оставив все остальные дела.
Наши связались по рации с Сергеем Ивановичем, быстро уточнили ситуацию, и устроили мятежникам огненный ад. В первые секунды боя были сожжены все танки и машины вместе с бойцами, сидящими под их прикрытием, рядом с гостиницей, а на стене первого этажа появилось несколько пробоин.
И когда «Черные Осы» вместе с нашим спецназом, подавив шквалом огня противника, пошли на штурм здания, большинство оставшихся в живых бандитов просто побросало оружие и подняло руки. Несколько мятежников попытались выпрыгнуть из окон и уйти с черного входа. Они были уничтожены.
Фидель с бойцами сразу же рванулись на второй этаж. Команданте в окружении охраны и спецназовцев лично вынес меня и погрузил в подъехавшую машину «Скорой», которую заранее вызвал кто-то из его окружения.
Впоследствии, это послужило поводом для многочисленных шуток майора.
«Теперь тебе все кубинские красавицы завидовать будут», — смеялся Сосновский. — «Сам Фидель на руках носил»…
Очнулся я уже под капельницей в «Скорой». Рядом сидела целая делегация: медсестра, врач, Сергей Иванович и Аня. Оказалось, что подруга, не желая ничего и никого слушать, залезла в машину и категорически отказалась её покинуть.
В момент возвращения из забытья, в голове опять вспыхнули и закружились в безумном хороводе золотые искорки. Меня посетило очередное и последнее видение. Я всю жизнь был далек от всякой мистики. И сейчас не особенно верю в неё. Но с течением времени мне всё больше кажется, что это видение было прощальным подарком от высших сил, в последние мгновения жизни в горящем Белом Доме, переместивших меня на пятнадцать лет назад в теплый и ламповый сентябрь семьдесят восьмого года. Я получил новую жизнь, а моя Родина, СССР — возможность выплыть из постепенно засасывающего её мутного зловонного потока заговоров и предательств и шанс стать по-настоящему страной мечты для сотен миллионов обычных советских людей…
Когда я окончательно пришел в себя, открыл глаза и увидел обеспокоенные лица Сергея Ивановича и Ани, сразу начал действовать.
Всё что хотел сказать, удалось уместить в несколько коротких фраз. Затем я снова вырубился. И очнулся только на следующий день в больничной палате, после того, как мне уже вытащили пулю.
Сергей Иванович сработал быстро, сразу же при подъезде в больницу, связался с генерал-лейтенантом Кривоплясовым, руководителем советских войск на Кубе. Последствия не заставили себя долго ждать. Ракетный крейсер «Грозный», несущий патрулирование в территориальных водах Кубы, быстро нашел яхту Мартинесов в указанных координатах. Произвел предупреждающий выстрел из бортового орудия. Экипаж сложил оружие и поднял руки вверх. Уже начавший отплывать во Флориду, не дождавшийся «тюленей» баркас перехватили патрульные катера кубинцев, наведенные срочно поднятым с гаванского аэродрома самолетом-разведчиком ТУ-95РЦ. Яхта с мятежниками и баркас с Дереком Россом и другими сотрудниками ЦРУ были отконвоированы в порт Гаваны. С бандитами и американцами начали сразу работать следователи и контрразведчики, наши и кубинские.
Вечером на следующий день ко мне в больницу приехал срочно прилетевший в Гавану, Петр Иванович Ивашутин. Генерал армии был очень зол. Досталось и мне, и Сергею Ивановичу. Генерал не орал, но цедил каждое слово так, будто ему было очень трудно разговаривать и хотелось придушить нас обоих на месте. А под конец, зловеще пообещал устроить нам подробный разбор полетов по приезду в Союз.
Дулся он долго, и только выслушав меня, немного подобрел. То что, я сообщил, заставило его свернуть разговор и на всех парах помчаться в посольство, чтобы немедленно связаться с генеральным секретарем Романовым.
Охрана моей палаты, возле которой и так дежурили двое спецназовцев Кастро, офицер Департамента Безопасности, Володя и Сергей Иванович, после визита Ивашутина была удвоена. Теперь вместе с ними дежурили четыре здоровенных морпеха с «калашниковыми» и капитан ГРУ.
Бойцы стояли в коридоре, на лестнице, караулили у входа в палату, сидели возле пожарного выхода. И это не считая машину у входа с двумя полицейскими. Я даже чувствовал себя неловко с таким количеством охраны.
Обычных пациентов она напугала так, что они десятой дорогой обходили мою палату. А я на следующий день свободно общался с нашими ребятами и кубинцами, угощал их многочисленными вкусняшками, присланными Фиделем и Раулем, послом и генералом Ивашутиным.
Аню, Веронику, Игоря Семеновича и Серегу отправили в Москву через два дня, когда возобновилась авиасообщение между СССР и Кубой. Убитого Вову Потапенко, Аллу и Ивана доставили в гробах военно-транспортным самолетом.
Я, вместе с Сергеем Ивановичем и Володей, улетел на следующий день, ещё не совсем здоровый, перевязанный и с корсетом на ребрах. Спустя сутки меня вызвали в Кремль к генеральному секретарю. В кабинете Романова присутствовали Машеров и Ивашутин. И здесь мне пришлось выдержать свой самый главный бой, убедить руководителей государства, что американцам надо ответить именно так — ракетным ударом по лагерю подготовки кубинских контрреволюционеров и заверить, что это самый правильный шаг, а Америка не решится на ответный удар и прямую войну. Я использовал все свои аргументы, упирая на «высшие» способности и знание, что никакого вооруженного ответа не будет.
После полуторачасового разговора я покидал кабинет генерального секретаря, потный и выжатый как лимон, но очень довольный — Романов, Машеров и Ивашутин мне поверили.
Оставалось еще голосование на Политбюро. Для этого члены Политбюро провели расширенное заседание с главой генштаба — Огарковым, первым заместителем — Ахромеевым — и новым начальником ГРУ — Анатолием Павловым. Со всеми тремя предварительно побеседовал Ивашутин. Ахромеев и Огарков его поддержали, Павлов сомневался, но Петру Ивановичу удалось его убедить заявлением о неких высокопоставленных источниках, в свое время давших информацию о предателях в ГРУ и КГБ и государственном перевороте, а сейчас уверенных, что военного ответа США не будет.
На момент голосования Политбюро мнение военных было единым: ответный удар по лагерю контрреволюционеров надо нанести. Их аргументы позволили убедить Гришина и Щербицкого, которые хоть и, колебались, но проголосовали «за». «Против» остались Суслов и сменивший Громыко, новый глава МИД Кузнецов. Тихонов воздержался. Остальные поддержали военных. Решение было принято.
25 апреля в 14:25, вышедшие из гаванского порта РК «Грозный» и «Севастополь», нанесли ракетный удар по лагерю контрреволюционеров, базирующемуся во Флориде. Было уничтожено четыреста семьдесят восемь боевиков, двенадцать американских инструкторов и два человека из вспомогательного гражданского персонала, восемьсот четыре человека получили ранения.
Президент США провел срочное совещание с директором ЦРУ, членами Совета национальной безопасности и министром обороны. Его результаты озвучены не были, кроме ничего не говорящих пустых фраз и общих угроз возмездия для публики.
Вой и визг в Америке стоял до небес. Газеты и телевидение несколько дней призывали к возмездию, но потом внезапно разом замолкли, как будто кто-то дернул рубильник и выключил истерику.
США угрожали эскалацией, совершали судорожные движения в виде плаваний эскадр ракето— и авианосцев в нейтральных водах, пытались ввести санкции, частично у них даже получилось. Но в итоге всё закончилось пшиком. Войны не произошло. Авторитет СССР вырос, и к нам со всего мира потянулись разные государства, ищущие надежного союзника против американской экспансии. Полную экономическую блокаду, как США ни пыжились, ввести у них не вышло. А частичная нам была не очень страшна, ведь у нас был большой и перспективный рынок СЭВ, к которому начали активно присоединяться новые страны: Ливия, Югославия, Никарагуа и многие другие. Даже Китай, начавший налаживать с нами отношения, стал членом СЭВ.
А у США появились новые проблемы и заботы. В Саньяго расстреляли кортеж Пиночета, и в результате уличных боев в столице Чили к власти опять пришли левые, негласно поддержанные СССР и Кубой. В Колумбии развернулась настоящая война всех против всех: наркокартели, правительственные войска и «красные партизаны» с помощью спецслужб разозленного Кастро, устроили бойню друг с другом. Любого цэрэушника или американского военного убивали почти сразу по прибытию в Колумбию.
Союз вступил в новую эру: Романов жестко продавил на Политбюро изменение экономической политики по отношению к африканским и другим «союзникам». Африканские царьки и диктаторы, игравшие в «социалистический выбор», чтобы пользоваться военной защитой, технологиями и экономической мощью Советского Союза, были вынуждены отдавать долги. В казну СССР полноводной рекой потекли ресурсы и полезные ископаемые: золото, алмазы, платина и многое другое. Была создана государственная корпорация «Совтранснефть», получавшая прибыль от экспорта африканской нефти. Советские магазины заполнились продуктами: рисом, кофе, какао, арахисом, буйволиным и бараньим мясом, различными консервами. В каждом универмаге полки продуктовых отделов ломились от экзотических фруктов: бананов, ананасов, авокадо, гуавы, манго, цитрусовых и многих других.
Куба и Вьетнам стали международными социалистическими здравницами. Там совместно с местными были построены огромные благоустроенные санатории с отличной инфраструктурой: ухоженными зелеными парками, кинотеатрами, спортивными и детскими площадками, кафе, собственными пляжами с множеством развлечений.
Остров Свободы, получив все возможности для развития курортной индустрии и широкого экспорта сельхозпродукции, сигарет и сигар, виски в страны СЭВ, расцвел. Уровень жизни населения поднялся. Как грибы начали расти коттеджи, многоэтажные современные дома, огромные продовольственные магазины, заполненные товарами. На остров хлынули «шкоды», «трабанты», значительно улучшившиеся изделия советского автопрома: ГАЗы и ВАЗы.
По этим причинам активное развитие промышленных комплексов добычи никель-кобальтовых руд и производства стали на Кубе, частично притормозили, частично перенесли подальше от курортов, чтобы не испортить экологию.
Советский Союз активно развивался, став флагманом новой экономической политики, построенной на поощрении артельных предприятий и кооперативов. К 1991-ому году, как доверительно сообщил мне Машеров, число таких предприятий составило свыше двухсот двадцати семи тысяч. По всей стране активно открывались и работали артельные парикмахерские, автомобильные мастерские, фирмы по пошиву обуви и одежды, мебели, ремонту техники, производству различных бытовых товаров, необходимых населению. В отличие от государственных предприятий «перековывавшихся» под нужды потребителей тяжело и медленно, артельные не были скованы бюрократическими догмами, ориентировались на моду и спрос, в сочетании с качеством. Производители тканей, обувной и одежной фурнитуры брали на себя повышенные социальные обязательства, перевыполняли план, чтобы обеспечить не только своих государственных контрагентов, но и артели, закупавшие необходимое для своих производств сырье. Такая схема была выгодна всем, поскольку позволяла заработать дополнительные премии и надбавки руководству и персоналу и обеспечить новые предприятия коллективной собственности необходимым сырьем.
Заработала программа повышения рождаемости. Матерям трех и большего количества детей начали платить деньги. От двухсот рублей плюс сто пятьдесят в месяц за каждого ребенка. Романов продавил это решение на Политбюро, мотивируя тем, что вырастить и воспитать детей, достойных граждан Советского Союза, сама по себе нелегкая работа…
На улицах стало появляться все больше хорошо одетых и ухоженных людей с деньгами, кафе и ресторанов с экзотическими видами для советских граждан кухни, мест развлечений и массового отдыха. На местных городских телевизионных каналах начала идти платная реклама артельной продукции. Запустились различные развлекательные каналы «спорт СССР», «Советское кино», «Наука и Культура», «Страны и путешествия», «Улыбка».
Через Романова и Машерова я пролоббировал вопрос открытия государственных центров развлечений и досуга «Авангард». Там разместились сотни различных магазинов, торгующих артельной продукцией, продуктами, надувные городки для самых маленьких, бассейны с водными горками, рестораны, уютные кафе и множество других развлечений.
Теперь, советские люди с семьями, студенты и заводская молодежь всегда могли отдохнуть от работы и занятий, а также весело провести время в таких центрах.
Автопром тоже сильно изменился. Конечно, чуда не произошло и заводы в Волгограде, Тольятти, и Москве не могли в один момент переориентироваться на более комфортные, современные и красивые машины. Но нужное направление было задано на расширенном заседании руководителей автомобильной промышленности. Товарищ Романов поставил задачу: «Советские люди достойны самого лучшего. И наша задача дать им современные красивые машины с высоким уровнем комфорта, способные конкурировать с самыми известными автомобильными производителями Запада. Задача должна быть выполнена в ближайшую пятилетку».
Под этот проект было выделено беспрецедентное начальное финансирование в тридцать миллиардов рублей. Все данные по современным легковым машинам европейского и американского автопрома были собраны в один научный центр — новообразованный НИИ автомобилестроения. Там проанализировали самые актуальные направления и передовые разработки. В конструкторское бюро при НИИ пригласили новых специалистов: молодых, горящих энергией и желанием сделать для советских людей машины мечты.
В восемьдесят втором традиционные «ГАЗ», «ВАЗ» и «Москвичи» были выпущены в рекордных количествах. Одновременно с ними, после успешных испытаний опытных образцов, автолюбителям были предложены несколько новых моделей: кабриолет с плавными формами «ВАЗ-2131-Комета», спортивный «ГАЗ-2511-Рекорд», представительский «ГАЗ-2512-Престиж», и комфортабельная малолитражка «Москвич-2215 — Модерн».
Стоили они в среднем на две-четыре тысячи рублей дороже традиционных моделей и могли дополнительно комплектоваться различными «фишками» по коллективным заявкам, подаваемым персоналом разных предприятий. Заказами на новые модели заводы завалили сразу на пару лет вперед, что в свою очередь, привело к масштабному расширению производства.
Не желающие покупать советские машины, могли зайти в одно из совместных предприятий, приобрести «трабант», «шкоду» или другие легковушки, изготавливаемые странами СЭВ. Достаточно было внести частичную предоплату через банк МБЭС, и через месяц довольный гражданин становился владельцем новенького иностранного автомобиля.
Стартовала жилищная программа. Теперь каждый советский гражданин мог получить в Сбербанке под два-три процента годовых кредит на кооперативное жилье, которое масштабно строили государственные или артельные предприятия. По договорам выплатить всю сумму было необходимо в течение десяти-пятнадцати лет, что было вполне по силам большинству людей.
Возможность получить бесплатное жилье от государства в порядке очереди также сохранилась. По всей стране строились и заселялись многоэтажные дома, дачи, коттеджи и загородные дома. К сожалению, по настоянию руководителей и ученых от пластиковых домов в многоэтажном строительстве пришлось отказаться. К Романову пришла целая делегация ученых и руководителей предприятий, убедивших его, что дома из пластика недолговечны, а свойства материала толком еще не изучены. В итоге, пластиковые дома разрешили возводить только в индивидуальном строительстве: в виде дач или загородных домов, по выбору будущего владельца.
Новая индустриализация шла по всей стране. На оборонных предприятиях, массово производились хорошо зарекомендовавшие себя на испытаниях беспилотники «Ястреб», начинённые взрывчаткой, управляемые малые ракеты «Сокол», тактические автоматизированные комплексы управления огнём «АД», способные отслеживать изменение обстановки и корректировать огонь артиллерии и ракет в автоматическом режиме. Модернизировались системы наведения ракет, танки, создавались новые бронежилеты, совершенствовалось стрелковое оружие.
Бурно развивалась электроника. В восемьдесят первом в продаже появились первые модели персональных компьютеров «Агат-4а», в качестве первого монитора использовался портативный телевизор «Шилялис», выпущенный Каунасским радиозаводом.
Спустя три года была запущена первая глобальная сеть «Звезда». Она объединила первые библиотеки в электронном формате, газетный архив, энциклопедии и сейчас активно развивалась, как средство коммуникации, учебы, и развлечений. Каждый, кто имел ПК, мог подключиться к этой сети и пользоваться её возможностями.
Моя ставка на Судоплатова полностью оправдалась. Старый ликвидатор сумел построить жесткую вертикаль власти в своем отделе, собрать команду профессиональных, идейных чекистов и милиционеров. Сработали они отлично. Некоторое время Судоплатов с Араповым вникали в дело, строили структуру Особого отдела по борьбе с хищениями, собирали под свое крыло дельных сотрудников, сманив часть у ОБХСС и наплевав на недовольство Щелокова, вскрывали механизмы хищений и собирали доказательства. А потом Особый отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности и коррупцией выстрелил. Да ещё и как. Начали с Москвы. С ворами и махинаторами никто не церемонился. На черных «волгах», «бобиках» или «рафиках» подъезжала группа захвата в бронежилетах и с автоматами. Торгашей клали мордами вниз, завмагов и остальных причастных, дав пару раз прикладами по спине и почкам в целях профилактики, грузили в машины и везли в отдел, где с ними беседовали соответствующим образом подготовленные следователи, а с самой крупной «рыбой» — лично Судоплатов и Арапов.
Были арестованы директор «Елисеевского» — Соколов, замначальника «Главторга» Белкин и руководитель орготдела Хохлов, директор «ГУМ» — Тверитинов, множество снабженцев и руководителей плодовоовощных баз. Взяли главного покровителя воров — начальника Главторга Трегубова. Его и Соколова показательно расстреляли. Казнь транслировали по телевидению. Остальные получили большие сроки и отправились в Сибирь валить лес.
После показательной акции в Москве, подобные задержания прошли в Ленинграде, в столицах республик и других крупных городах. Потом прищемили хвост махинаторам из «Госстроя», директорам некоторых крупных промышленных предприятий, теневикам…
Затем на первом канале показали передачу, посвященную биографии нового начальника Особого отдела КГБ по борьбе с хищениями социалистической собственности и коррупцией. Там после освещения героической биографии ликвидатора, Судоплатов, ласково улыбаясь в объектив камеры, пообещал не покладая рук бороться с внутренними вредителями «всеми доступными ему способами». После этого проняло даже самых наглых и уверенных в собственной безнаказанности торгашей и махинаторов. Резко увеличилось количество увольнений «по собственному желанию». Некоторые даже постарались сбежать с награбленным за границу, и были пойманы пограничниками и сотрудниками Судоплатова. После плодотворной работы Павла Анатольевича, вышедшего в отставку по состоянию здоровья, в восемьдесят первом, и уступившему свое место Агапову, количество и размеры махинаций и злоупотреблений в торговле, строительстве и других отраслях резко снизились…
Так же милиция при помощи КГБ расправилась с уголовниками. По всей стране прокатилась волна задержаний и арестов. Быкующих, пытающихся оказать сопротивление жестко ломали, поднявших оружие, валили на месте. Перед Олимпиадой все крупные города были очищены от уголовников, а немногих уцелевших бандитов, мошенников, наркобарыг и прочих криминальных элементов, загнали в глубокое подполье. В райцентрах, небольших населенных пунктах был наведен относительный порядок, и резко сократилось количество преступлений, в том числе бытовых.
Сильно придавили диссидентов. Часть из них была выдворена из СССР, часть после открытых процессов, транслировавшихся по телевидению, не смогла доказать свои заявления, и поехала в колонии по статье 190-1 «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». Из Горького в колонию отправились мадам Боннэр со своим мужем Сахаровым, на нары присела добрая половина «Московской Хельсинской группы» и остальные «правозащитники». Открытые процессы, показанные по телевидению, оказали большое впечатление на советских людей. Тем более что мы к ним хорошо подготовились. По моей рекомендации подобрали самых юридически подкованных прокуроров для обвинения. А мы с Вероникой, и специалисты-психологи КГБ как следует поработали с представителями обвинения и телевидением перед процессами, чтобы на всю страну показать ложь и никчемность «западных правдолюбов».
Мажоров напавших на меня в подмосковном кафе, тоже посадили. Не помогли ни деньги, ни высокопоставленные родители. Найденное на месте оружие, оперативно вскрытые приехавшими следователями новые преступления и правонарушения, отправили уродов «отдыхать» в колонии строгого режима.
А жизнь тем временем, продолжалась. В восьмидесятом Москва встречала Олимпиаду тысячами красных флагов, развивающихся по всей столице, красивыми новыми многоэтажными жилыми зданиями, созданными талантливыми молодыми архитекторами, наполненными продуктами магазинами, благоустроенными парками и скверами.
Мы разместились на трибуне, одной большой компанией с моими и Аниными родителями, Машей, Серегой Мальцевым, Игорем Семеновичем, Сергеем Ивановичем, Вероникой и азартно болели за наших. Олимпиада прошла великолепно, и запомнилась красочными шоу и спортивными состязаниями на всю жизнь, как одно из самых светлых и ярких событий.
Личная жизнь у меня наладилась и карьера пошла в гору. После Кубы необходимость в конспирации отпала. Романов предоставил мне выбор, оставаться Кирсановым или снова стать Шелестовым. Я, разумеется, выбрал второе. Все проблемы с очередной заменой документов и моей личностью были решены моментально. Всё-таки хорошо, когда за спиной вся мощь и возможности государства. Я остался работать в ЦК ВЛКСМ. Начальство и сотрудники, с которыми провели предварительную беседу офицеры КГБ, вопросов мне не задавали.
В восемьдесят первом году мы с Аней поженились. Свадьбу праздновали в ресторане «Прага». Собралось больше сотни человек: мои родители с Машей, друзья и одноклассники, Игорь Семенович, Сергей Иванович. Пригласил даже Ивана Дмитриевича, который по моей протекции трудился под руководством Судоплатова. Был первый секретарь ЦК ВЛКСМ Пастухов, его заместитель Мишин, Машеров и Ивашутин. Даже генеральный секретарь заехал, поздравил и вручил ключи от новой четырехкомнатной квартиры в центре, с напутствием «работать дальше, и приносить пользу своей Родине». Подарков надарили столько, что в квартире к моменту нашего в неё въезда всё было: и новая финская мебель, и посуда из ГДР, и стиральная машинка, и телевизор, и много ещё чего.
И я, конечно, после медового месяца всё Ане рассказал. О своей прошлой жизни, гибели в Белом доме, и неожиданном перемещении на пятнадцать лет назад. Что самое удивительное, она мне поверила сразу, безоговорочно. Даже вздохнула и сказала:
— Я подозревала что-то подобное. Помнишь, даже сказала, что ты изменился и больше напоминаешь взрослого в теле подростка…
Через два года Аня родила мальчика. Мы назвали его в честь деда — Константином. Ещё через пару лет Аллу, а восемьдесят седьмом — Ивана. Семейная жизнь нисколько не испортила Аню. Наоборот, она только похорошела, исчезла юношеская угловатость, формы округлились. Даже спустя двенадцать лет после кубинских событий жена выглядела так, что большинство мужиков заворожено провожали её взглядами. Она окончила Педагогический институт, и работает в школе учителем русского языка и литературы. Профессией и жизнью довольна.
Маша тоже выросла. Теперь эта русоволосая стройная девушка с толстой косой ничем не напоминает белобрысую малявку с бантиками на макушке. Она учится на последнем курсе факультета международной журналистики в МГИМО, встречается с молодым ученым-физиком и после окончания ВУЗа собирается выйти за него замуж.
Её родной детдом и его воспитанников мы не забываем. Приезжаем туда часто, общаемся с детьми, дарим подарки, устраиваем праздники. Все золотые червонцы и оставшиеся деньги подполковника Петренко я официально передал детдому. К тому времени моей зарплаты вместе с различными надбавками за рационализаторские предложения нашей семье с избытком хватало.
В восемьдесят втором году меня порадовали переехавшие в Москву родители. У меня появился брат. Карапуза назвали Сережей. Сейчас он ходит во второй класс, хорошо учится, занимается самбо и рукопашным боем в группе младших воспитанников «Знамени» у Игоря Семеновича. Очень любит племянников, чувствует себя в их компании старшим и самым главным. Часто вместе с родителями приезжает к нам в гости.
Бабушка до сих пор жива. Старенькая уже и ходить толком не может. Я нанял ей сиделку, периодически проведываю с детьми и женой.
Веронику я перетащил к себе в ВЛКСМ, и добился, чтобы она занималась идеологией. Сейчас она мой зам. Ах, да, забыл сказать, в восемьдесят восьмом году я стал первым секретарем ЦК ВЛКСМ и членом ЦК.
Самое интересное, что мне удалось убедить Романова скопировать систему балансов и противовесов американской системы — создать двухпартийную систему — в противовес КПСС Социалистическую партию Советского Союза. Теперь коммунисты и социалисты зорко следили за моральным обликом и злоупотреблениями друг друга, конкурировали на выборах. Первым лидером социалистов стал мой бывший формальный начальник «комсомолец» — Борис Пастухов.
Обе партии полностью поддерживали государственный строй СССР и социальные завоевания. Отличие было в одном, социалисты ратовали за немного большую степень экономических свобод населения, в частности расширения прав мелкого бизнеса и предпринимательства. Коммунисты придерживались строго сталинской модели экономики с некоторым учетом сегодняшних реалий. В главном социалисты, и коммунисты были едины: средства производства (заводы, фабрики, комбинаты) должны находиться в народной, то бишь государственной собственности. Это полностью отвечало новой Романовской Конституции, принятой после бурных обсуждений в восемьдесят втором году. Знатоки и правоведы называли её «возрожденной сталинской» с поправкой на настоящее время.
Игорь Семенович и Сережа Мальцев по-прежнему руководят ВПО «Красное Знамя». Сегодня филиалы Всесоюзной Патриотической Организации «КЗ», под эгидой ВЛКСМ открыты почти во всех городах нашей страны. Число членов «Красного Знамени» превысило шестьсот тысяч человек. Шефство над нею официально осуществляют КГБ, МО и МВД. «Красное Знамя» стало кузницей кадров для армии, КГБ, милиции, комсомола, новых, молодых и грамотных руководителей, готовых работать для блага страны. Уверен, если по происшествии некоторого времени, какая-нибудь сволочь, обманом пролезшая во власть, снова попробует рассадить подонков на руководящие должности и организовать переворот, наши воспитанники не будут бездействовать. Поднимутся все как один. Потому что защита Родины — для них не просто слова…
Сергея Ивановича разозленный Ивашутин собирался выгнать из органов за своеволие и самоуправство. Мне пришлось полтора часа скандалить с ним и убеждать не трогать майора. Из ординарцев его убрали, но моим начальником охраны оставили, после того, как я пригрозил, что любого другого просто не приму. В моей охране остался и Володя, он немного постарел, в следующем году грозится уйти на пенсию, и заняться дачным хозяйством, но пока меня возит.
Антон Быков со временем, успокоился, отошел от блатных. Стал слесарем, женился, работает на заводе. Сейчас у него маленький сын и дочь-подросток.
Светку я встретил через пару лет, после кубинского вояжа, когда приехал навестить друзей в новоникольский клуб «Знамени». Она шла с каким-то парнем. Окинула внимательным взглядом «черную волгу», на которой я прибыл, мой легкий бежевый костюм, подчеркивающий фигуру, безукоризненную прическу. Оценила взявшую меня под руку Аню и скривилась. Демонстративно отвернулась и потянула парня в сторону. Больше я её никогда не видел…
Легкие шаги в коридоре, заставили меня оторваться от мыслей. Аня с заспанным лицом в шелковой пижаме с медведями, распущенными черными волосами по-прежнему выглядела великолепно.
— С добрым утром, — улыбнулся я, поставив опустевшую чашку на стол.
— С добрым, — жена зевнула, прикрыв ладошкой ротик, и придвинулась ко мне поближе. Её руки легли на плечи, а алые, сочные губы чмокнули в щеку.
— Какой план на первый день отпуска? — поинтересовалась она. — Детей в парк поведем, в «Авангард» съездим, в аквапарке поплаваем или что-то другое?
— Что-то другое, — серьезно ответил я. — Сперва к деду на могилу все вместе поедем. Я давно там не был, надо навестить. И день сегодня такой, для меня особенный, двадцать второго августа.
— Что-то из прошлой жизни? — понимающе кивнула жена.
— Да, — вздохнул я. — Двадцать второго августа девяносто первого года — день, когда последняя попытка помешать развалу Союза провалилась. А дальше события пошли по нарастающей.
Черный «ЗИЛ» мягко подкатил прямо к входу кладбища. Володя остался за рулем. Я вылез из машины, придерживая локтем букет из двух роз, подал руку жене, вытащил четырехлетнего Ваню, шестилетняя Алла и восьмилетний Костя шустро выпрыгнули с другой стороны «ЗИЛА». Трое охранников из припарковавшейся сзади «волги», заняли свои места, один спереди, двое немного сзади, по бокам. Костя пристроился со мною рядом, Аллу и Ваню за руки вела жена.
Новодевичье кладбище встретило нас скорбным безмолвием. Изредка на ухоженной аллее попадались пожилые люди, старички и старушки, боязливо отшатывающиеся в сторону от нашей процессии. Не удивительно. Крепкие фигуры телохранителей с суровыми физиономиями, расстегнутые пиджаки из-под которых просматривались ремни кобур, заставляли простых обывателей, на всякий случай держаться подальше.
— Парни, лица попроще сделайте, — попросил я. — Не держитесь так официально. Пугаете же людей.
— Хорошо, Алексей Александрович, — кивнул Павел — старший смены охраны, — постараемся.
— А как это, сделать лица попроще? — сразу уточнил любознательный Костя, шагающий со мной рядом.
— Ну хотя бы не такими вот страшными, — нахмурился я, и грозно сдвинул брови. — Не смотреть на других так, как будто подозреваешь их в чем-то.
— Понятно, — кивнул сын, — а мы долго у прадедушки будем?
— Нет, — я качнул головой. — Положим цветы, постоим немного и пойдем обратно.
— Мам, а дедушка Костя хороший был? — спросил Ваня.
— Хороший, — улыбнулась жена. — Настоящий генерал. Сильный, но добрый. И вас бы очень любил, если бы дожил до этих дней.
Показалась могила Константина Николаевича. На огромном гранитном прямоугольном постаменте гордо застыло изображение деда в генеральском мундире. Прищуренные глаза испытывающе глядели на меня, будто ждали отчета.
— Привет, дед, — хрипло выдохнул я. Внезапно в горле запершило, и я откашлялся.
— Пап, — подбежавшая Алла дернула меня за штанину, — у дедушки пятнышко вот здесь. Некрасиво. Надо вытереть.
Девочка показала взглядом на небольшое пыльное пятно внизу кителя.
— Конечно, Аллочка, — я улыбнулся, достал из кармана пиджака белый платок и подал ей. — Иди вытри.
Девочка подбежала к надгробью, и начала старательно протирать гранитную плиту.
— Аккуратистка, — улыбнулась Аня. — Всегда за чистотой следит. И мальчишек гоняет.
— Правильно делает, — я улыбнулся в ответ. — Пусть привыкают, что за собой надо ухаживать.
— Всё, — девочка подбежала ко мне и вручила почерневший платок. — Я вытерла. Теперь чисто.
— Умница, — я взлохматил черные волосы дочери. Скомкал платок и засунул его в карман брюк.
Подошел к памятнику, положил цветы к надгробию и присел на корточки.
— Привет дед, — мой голос дрогнул, — надеюсь, тебе там на небесах хорошо. Помнишь, мы так с тобой хотели пройтись по Красной площади после победы. Не получилось. Мою жену ты уже знаешь, я много раз с нею к тебе приходил. А внуков только сейчас привел, чтобы с тобой познакомить.
— Вот это Костя, — я положил руку на плечо, посерьезневшего старшего сына. — Ему восемь лет. Он очень на тебя похож. Такой же упрямый, справедливый и сильный. Как старший брат всегда отдает младшим конфеты и сладости. Защищает во дворе. Уже парочку малолетних гопников побил. Любит математику, задачи щелкает как орешки, занимается акробатикой. Тренер очень хватит. Говорит, будущий чемпион растет.
— Это Аллочка, — я взял за ручку дочку и подвел к памятнику. — Ей шесть лет. Она в старшей группе детского сада. Ухаживает за братишками, помогает маме готовить и мыть посуду. Любит рисовать. У неё такие забавные картинки получаются.
— А это Ваня, — я забрал у Ани младшего. — Он у нас самый маленький. Ему всего четыре. Но уже с характером. Чуть что лезет драться с сестрой и братом. Они, понятно, смеются, убегают. Но парень добрый, отзывчивый и не жадный. Всегда поделится последней шоколадкой, подарит свою книжку или игрушку.
Я немного помолчал и продолжил:
— Так что у нас все хорошо, живем, растем, радуемся жизни и работаем на благо Родины. И знаешь что, я хотел приехать к тебе именно сегодня — двадцать второго августа тысяча девятьсот девяносто первого года. Это для меня особенный день. В моей прошлой жизни он стал окончательной точкой невозврата, предопределившей крах Советского Союза и триумф паразитов, разрушивших нашу страну. Но судьба дала нам второй шанс. Мне — предотвратить развал Союза и прожить долгую и счастливую жизнь, Родине — сохраниться, стать лучше, сильнее и такой, какой её видели первые поколения советских людей в своих мечтах. Без твоей помощи дед, у меня бы ничего не получилось. Спасибо тебе огромное, и прости, что не уберег…
Я резко встал, осторожно коснулся ладонью плиты, медленно провел пальцами по изображению:
— Прости и до свидания. Я к тебе ещё через недельку заеду с бабушкой. Она очень хотела повидаться, говорит, ей уже недолго осталось…
Я отвернулся, взял маленького Костю за руку, и пошел назад. Жена с детьми двинулась следом. Охранники расступились, освобождая дорогу. Какое-то неясное чувство заставило меня обернуться.
Константин Николаевич улыбался. Я опешил, сморгнул и облегченно выдохнул:
«Показалось, солнечный свет так упал».
Легкий летний ветерок взъерошил волосы и ласково потрепал меня по щеке. В тихом шорохе листьев мне почудился знакомый голос деда: «Спасибо тебе, внук. Будь счастлив!»
КОНЕЦ