Последняя битва

7 марта 1979 года. Москва. Кремль. Кабинет Председателя Совета Министров

— Здравствуй, Алексей, присаживайся, — Машеров пожал мне руку и указал глазами на стул рядом. — Разговор предстоит долгий и серьезный.

— Здравствуйте, Петр Миронович, — я аккуратно опустился на стул. — Внимательно вас слушаю.

— Сначала поясни мне вот что, — Машеров водрузил очки на переносицу, подхватил со стола папку с листами, раскрыл и пробежался глазами по тексту. — Вот. Давай так, я задаю тебе вопросы, ты отвечаешь. Тут кратко написано, а я хочу подробно раскрыть тему.

— Давайте, — кивнул я. — Задавайте свои вопросы.

— Как ты себе представляешь тесную интеграцию рынков в СЭВ? Поясни подробно основные тезисы, что нужно изменить и почему.

— Хорошо. Сейчас у нас в СЭВ десять основных членов. Это СССР, Польша, Венгрия, ГДР, Румыния, Чехословакия, Вьетнам, Куба, Монголия. Ещё имеется ассоциированный член — Югославия. Плюс пять наблюдателей. Это Ангола, Северная Корея, Финляндия и Мексика. Четыре года назад было подсчитано: на долю стран СЭВ приходится треть мирового промышленного производства. Все руководящие органы Совета Экономической Взаимопомощи формально коллегиальные, а реально управляются нашей страной и находятся в Москве. Штаб — на улице Калинина. У нас расположен Международный Банк Экономического Сотрудничества, учрежденный странами СЭВ, через который проходят взаиморасчеты между предприятиями по внешней торговле. Только МИБ — Международный Инвестиционный Банк, занимающийся кредитованием, разделен на две страны — Венгрию и СССР.

— Я всё это знаю, — улыбнулся Машеров. — Первым делом после прочтения твоих предложений по рынку СЭВ, затребовал все отчеты по деятельности этой структуры. Так что не трать время зря и переходи к делу. Излагай кратко и сжато, по сути. Нам ещё много чего надо обсудить и решить, а времени в обрез.

— Минутку потерпите, — попросил я. — Я закончу и поясню, к чему это говорил. У нас имеется универсальное безналичное платежное средство для международных расчетов в рамках СЭВ — переводный рубль. Он равен стоимости 0, 987 грамма золота и обменивался только на национальные валюты стран-участниц СЭВ. В шестидесятые годы мы экспортировали в государства Совета Экономической Взаимопомощи металлорежущие станки, кузнечно-прессовые машины, дизели, генераторы, сталеплавильное оборудование и другую продукцию высокого передела.

— Как ты сказал? Высокого передела? Это что такое? — уточнил Машеров. Он даже очки снял и прищурился, пристально разглядывая меня.

— Передел — это процесс переработки металла, изначально, — пояснил я, — когда в процессе меняется его химический состав. Продукцией высокого передела некоторые специалисты обозначают сырье, которое, чтобы перейти в конечный продукт, проходит несколько стадий переработки. Причем, каждая из них представляет собой отдельный технологический процесс. Если простым языком: нефть, уголь — это сырье, то есть нулевой передел. Мазут — низший. Бензин, керосин, каучук — низкий. А вот гоночные шины, специфические пластмассовые изделия с высокими характеристиками, созданные из производных нефтехимической продукции — это высокий передел. Здесь действует одно правило: чем ниже передел — тем меньше его цена. Чем больше стадий переработки — тем выше конечная стоимость.

— Суть уяснил, — кивнул Машеров. — Давай ближе к теме.

— Так вот, мы поставляли в страны СЭВ продукцию высокого передела. И получали от них такую же: троллейбусы, трамваи, железнодорожные краны и многое другое. Проводились крупные бартерные сделки. Товарооборот с государствами СЭВ для Союза был основным и составлял больше половины от общего.

Если брать в долларах, это многие десятки, а потом и сотни миллиардов долларов. Но с началом семидесятых годов СССР, с подачи Леонида Ильича и Политбюро, попал в сырьевую ловушку. Начался огромный рост цен на нефть, и Брежнев с товарищами сконцентрировались на продаже нефти за валюту. Подсаживание на нефтяную иглу, я считаю, самой удачной операцией Запада.

— Почему? — Петр Миронович с интересом ждал продолжения.

— Потому, что, первое, — я загнул палец. — Продавать сырье легче всего. Для этого не нужны высокотехнологичные производства и развитая промышленность. Достаточно обслуживающей инфраструктуры. То есть, промышленность потихоньку начала сползать в стагнацию. Понятно, что до неё нам далеко, слишком огромное наследие оставил Иосиф Виссарионович, но всё-таки.

Второе. Маржа, то есть разница между себестоимостью сырья и продажной ценой минимальна. Разумеется, по сравнению с продукцией высокого передела.

Третье и самое важное — с этого момента, каждый год, мы начали попадать во всё большую зависимость от Запада. Разумеется, это процесс не мгновенный и растянутый на многие десятилетия, но он начался и успешно идёт, даже сейчас. Через время эта зависимость на фоне медленно деградирующего производства станет критичной.

— Почему это?

— Кто главный покупатель нефти и газа, платящий международной валютой — долларами? — улыбнулся я. — Западные страны и их союзники. Они никуда не торопятся и готовы ждать десятилетиями. И если к власти придут люди, решившие сконцентрироваться на самом легком способе пополнения бюджета — продаже сырья за валюту, в ущерб остальным, однажды их поставят перед фактом отказа от покупки нефти и газа.

— Капиталисты наступят себе на горло и откажутся от недорогих ресурсов? — иронично улыбнулся Машеров.

— Именно, — подтвердил я. — Перестанут покупать и всё. Но перед этим найдут альтернативные источники нефти и газа, пусть даже дороже.

— А как же прибыль? Помнишь, Ленин говорил, о продаже веревки, на которой их и повесят? — язвительно поинтересовался предсовмина.

— Он говорил правильно. Просто это касалось другой ситуации — эпохи НЭП, создания концессий и получения кредитов от капиталистов. Смысл фразы: они помогут выжить нам, а мы их уничтожим. Но давайте вернемся к предмету разговора. Если Западу удастся заставить нас отказаться от промышленных производств и сделать ставку на продажу сырья, достаточно дождаться пока мы станем критично зависимы от торговли и в нужный момент если не обрушить экономику, то тяжело её ранить. И прибыль здесь очень даже причем. В случае успеха, выигрыша экономической войны и последующего развала Союза, она будет невероятно огромной. Приз победителю — самая богатая ресурсами страна в мире.

— Ладно, мы отклонились от темы, — поморщился Машеров. — Вернёмся к СЭВ.

— Извините, Петр Миронович, мы никуда не отклонились. Всё сказанное укладывается в тему, — возразил я. — Так вот в семидесятых годах, как я уже говорил, Леонид Ильич и другие руководящие товарищи, сосредоточились на торговле нефтью в ущерб СЭВ. В 1973 году возникают первые проблемы. В СССР приоритет начинает отдаваться торговле энергоресурсами. И здесь мы подходим к самому главному. У нас есть свой огромный рынок из дружественных стран, обеспечивающий нам относительную независимость от Запада.

— А почему относительную? — поинтересовался Машеров.

— Потому что у Запада есть уникальные прорывные технологии, которые нам обязательно нужно получить. В электронике, например. Как получить, это отдельный вопрос.

— Хорошо, я понял. Так что ты говорил о Совете Экономической Взаимопомощи?

— Это отличная возможность совершенствовать производство, развивать промышленность и наращивать экспорт продукции высокого передела, зарабатывая огромные деньги, — с жаром убеждал я. — Но для этого надо упорно трудиться годами, работать над качеством, создавать новые прорывные технологии. Это правильно. Но мы выбрали тупиковый путь. Зачем тяжело пахать годами, если можно просто продать нефть, газ капиталистам и легко получить свои миллиарды? То, что при этом мы постепенно, откатываемся вниз, и через тридцать-сорок лет станем технологически отсталой страной, об этом никто не думает.

— Хорошо, что ты предлагаешь? Только конкретно и тезисно.

— Прежде всего, отдать все силы развитию нашего всеобщего рынка. Для этого, максимально упростить торговые операции между государствами и предприятиями СЭВ. Минимум бюрократии, больше дела. Наш рынок надо полностью открыть для них, а их для нас.

— Ты не думал, что наша, допустим, легкая промышленность, может не выдержать конкуренции?

— Думал. Значит, пусть перестраивается, делает продукцию лучше, чем, например, ГДР. Не может завод перестроиться — уволить к черту директора и поставить того кто сможет. Покажет результат — выдать хорошую премию. На самом деле это отличный стимул — выпускать, например, действительно модную и красивую одежду, а не убогие тряпки. Вот в Чехии производят отличные кроссовки, и мы можем делать. Качество — это хорошо, но если обувь выглядит как говнодавы, покупать её будут не очень охотно.

— Но народ уже, изначально, скептически относится к нашей одежде и обуви, — заметил предсовмина.

— Так сделайте её такой, чтобы было приятно носить, — ответил я. — Есть же хорошие материалы, эскизы и выкройки моделей. Задача вполне решаемая. Особенно когда в спину начнут дышать артели и зарубежные изготовители, а нашим заводским и фабричным дизайнерам вполне доступны западные каталоги. Плюс ещё и мировоззрение можно менять красивой и грамотной рекламой. Перед Олимпиадой оденем в наши брюки, свитера, куртки зарубежных студентов, раздадим подарки, снимем красочный материал, как они с удовольствием их носят и хвалят. Покажем другой сюжет, как, например, в Латинской Америке, предпочитают нашу обувь, как они в ней танцуют, какая она удобная. Но только одно важное условие: вещи должны быть модными, красивыми и качественными, чтобы их действительно хотелось купить и носить. И это будет работать на имидж Союза лучше любой пропаганды. Сами понимаете, серый убогий костюм и уродские туфли, сколько их не рекламируй, вызовут только презрительный смех.

— Ещё замечания и предложения по СЭВ есть?

— Конечно есть, Петр Миронович. Могу часами об этом говорить. Кратко я всё изложил в своем новом докладе. Если возникнут вопросы, задавайте, подробно отвечу по каждому. И ещё один важный момент хочу подчеркнуть. Страны СЭВ и Африка помогут нам на начальном этапе бороться с товарным и продуктовым дефицитом. Пусть наши экономисты проанализируют, что нам не хватает, составят списки самых востребованных товаров и продуктов. А мы, пока поднимаем своё производство, запускаем артели, сможем закрыть дефицит поставками из стран СЭВ и Африки. Это даст нам ещё один важное преимущество — люди увидят, что жизнь и страна меняются к лучшему и прямо сейчас.

— Кстати, — оживился предсовмина, — прочитал твою программу по развитию жилищного строительства. Мне понравилось. И Григорию Васильевичу тоже. Но товарищ Суслов категорически против. Считает, что мы будем способствовать формированию частнособственнического инстинкта у советских людей. Пельше колеблется. Петр Иванович, Устинов, я и Романов твою инициативу поддерживаем. Арвида Яновича тоже убеждаем. Но у него вопрос возникает с программой кредитования и выделения средств. Слишком масштабной она получается. Потянем ли?

— Товарища Суслова надо гнать из Политбюро сраной метлой, извините за выражение, — скривился я. — Старый мараз… Совсем уже разум потерял. Он пальто который год донашивает и в калошах старых разгуливает. И самое плохое, считает, что все так жить обязаны: в обносках ходить, ждать по десять лет очередную конуру, отказывать себе в комфорте, просторной жилплощади, красивой одежде и быть аскетами. Какой образ советского человека он хочет сформировать? Нищий и убогий? В топку такого идеолога! Пусть на пенсии внуков нянчит!

— Алексей, — Машеров предупреждающе постучал пальцем по столу. — Не увлекайся. Все-таки Михаил Андреевич ещё член Политбюро. Пока. Не надо так резко.

— Надо, Петр Миронович, надо, — вздохнул я. — Извините, конечно, но именно такие как Суслов медленно превращают страну в тягучее и зловонное болото, в котором умирает всё новое: прорывные технологии, здоровые инициативы, надежды на перемены к лучшему.

Я сделал многозначительную паузу, давая Машерову осознать сказанное, и продолжил.

— Насчёт сомнений Пельше. Программу жилищного строительства вытянем обязательно. В стране деньги есть. И у людей, и у государства. Производственные мощности можно нарастить. Главное все просчитать и грамотно продумать. Например, тридцать процентов стоимости дома или квартиры человек финансирует сам, семьдесят берет в кредит у государства, через банк под символические проценты. Два-три в год, максимум. И людям не сильно накладно, и стране польза. И этим самым решаем сразу несколько глобальных проблем. Вот смотрите, в государстве у людей есть деньги. На сберкнижках, личные сбережения под подушкой, не важно. Но потратить их особенно некуда. Можно в отпуск на курорт съездить, джинсы модные купить. И всё. Вариантов мало, на самом деле. А тут мы им даем возможность стать собственниками личного жилья. И не через десятки лет, отстояв огромную очередь, а за относительно короткий срок. Первый плюс: решаем жилищную проблему. Второй: оживляем экономику. Люди оплачивают постройку многоэтажных и частных домов, под это задействуются трудовые ресурсы, производственные мощности, изготавливаются большие объемы строительных материалов. И что самое главное, государство тоже зарабатывает. Строим красивые частные дома и многоэтажные здания. Никаких ограничений по размерам жилплощади здесь быть не может, ведь человек платит собственные деньги и сам вправе выбрать количество комнат в будущей квартире или доме. Я Вам уже говорил, повторю ещё раз: советские люди — граждане великой страны и достойны самого лучшего. Это нужно выбить крупными буквами на лбу товарища Суслова. Не нужно загонять их в крысиные норы хрущевок или бараки, если есть средства и возможности сделать отличное жилье. Такая должна быть концепция. Третий плюс: изменяем облик городов на более привлекательный и современный. Наши многоэтажки, административные здания, частные дома должны быть красивыми, притягивать восхищенный взор и вызывать гордость за страну. Чтобы во всем мире впечатлились. Денег на это жалеть не нужно. Во-первых, строим на века. Во-вторых, основные затраты ложатся на плечи советских граждан. У них будет право выбора. Хочешь: жди годами квартиру от государства. Не желаешь, и есть деньги? Вкладывайся в строительство кооперативного жилья или собственного частного дома, государство участок в пригороде выделит. Согласны?

— В принципе, да, — задумчиво кивнул Машеров. — Всё логично и обосновано.

— Тоже самое и с туризмом, — вдохновлено продолжил я. — Зачем поддерживать «железный занавес» и не пускать своих граждан посетить другие страны? Устраивать им допросы, консультировать так, как будто он на боевое задание в тыл врага отправляется, а не отдохнуть и посмотреть достопримечательности? Бред же. Надо упростить подход. Если человек положительно характеризуется с места работы, не допущен ни к каким государственным секретам, не имеет приводов в милицию, пусть едет куда хочет. Покупает круизы, путевки в интересные страны. Нужно массово снять «железный занавес» для туристов. Для начала хотя бы, разрешить и упростить поездки в страны СЭВ. Сделаем не только Болгарию, но и Вьетнам с Кубой здравницами для граждан соцстран. Пусть наши люди позагорают на тропических пляжах, поплавают в лазурной водичке океана, посмотрят местные достопримечательности. Опять же, мы даем нашим гражданам новые возможности, как отдохнуть и куда потратить деньги, показываем, что страна меняется к лучшему. А у наших союзников развивается инфраструктура для отдыха, идёт приток финансовых средств. Обмен валюты можно организовать через тот же МБЭС, являющимся банком для расчетов по сделкам СЭВ.

— Вот о Кубе и туризме я как раз хотел с тобой поговорить, — улыбнулся Машеров. — Вообще-то Петр Иванович собирался, но он приехать из командировки не успевает и меня попросил.

— Слушаю, — я вспомнил вчерашний разговор и немного напрягся.

— Сотрудники Комитета заметили нездоровую активность американцев. Тебя активно ищет ЦРУ. По своим каналам подключили даже остатки агентуры и сотрудников «Фирмы» Питовранова. Дана команда найти тебя любыми средствами, бюджет и возможности ничем не ограничены. Как ты понимаешь, это Петра Ивановича и всех нас серьезно беспокоит. Охрану тебе с сегодняшнего дня увеличиваем. Майор Сосновский, ты его уже хорошо знаешь, становится её начальником. Временно, пока что-то не решим. Мы даем тебе неделю, максимум, полторы, чтобы закончить свои дела здесь. Желательно вдали от Москвы, ты же, как раз собирался в командировку, правильно?

— Собирался, — настороженно подтвердил я.

— Затем ты полетишь на Кубу. Отдохнешь, развеешься, пообщаешься с местными товарищами. Кстати, недельки через три, после тебя, туда прилетят твои товарищи из «Знамени» со своим руководителем. Игорь Семенович Зорин, Сергей Мальцев, Владимир Потапенко, Вероника Подольская. И твоя девушка — Анна Николаенко будет. Так что сможешь в полной мере насладиться романтикой среди тропиков и пляжей.

— А это ещё зачем? — удивился я.

— Ты о ком, о ребятах из «Знамени» или о девушке? — лукаво усмехнулся Машеров.

— О «Знамени», конечно, — подтвердил я и тут же поправился. — Ну и об Ане тоже. Нет, я, конечно, очень рад, и обеими руками за, но хотелось знать, чем это вызвано.

— Не только твоей выдающейся личностью, — широко улыбнулся Игорь Миронович. — Видишь, ли «Ровесник» и «Комсомольскую правду» читают не только в Союзе, но иногда и в других странах. На Кубе есть такая молодежная организация — «Союз молодых коммунистов», что-то вроде нашего ВЛКСМ. Руководящих товарищей оттуда очень впечатлила статья в «Ровеснике» о «Красном Знамени». Желают с вами познакомиться, плотно пообщаться и перенять положительный опыт. Связались с Пастуховым из ВЛКСМ, а он в свою очередь с нами. Размер делегации согласован — пять человек. Руководитель, два парня и две девушки. Ивашутин пообщался с Зориным, тот подал список кандидатур, ну а девушку твою включили, честно признаюсь, чтобы тебе приятно сделать.

Петр Миронович сделал паузу и уточнил, прищурившись:

— Или может не надо Николаенко брать? Список ещё окончательно не утвержден, никто ничего кроме Зорина не знает, а на Кубе такие знойные красотки есть…

— Нет уж, — ухмыльнулся я. — Кубинки — это замечательно, но наши лучше. А любимая девушка — одна на всю жизнь. И такой шанс на романтичные свидания я упускать не намерен. Так что, если пообещали, обнадежили, извольте исполнять.

— А она любимая? — подколол Машеров.

— Да, — подтвердил я. — Единственная в своем роде. Но у меня вопрос. Вы говорите, меня выслеживают, и очень серьезно. Это значит, что и за бывшим окружением внимательно наблюдают. А тут Зорин с ребятами и Николаенко на Кубу вылетают. Не может ли это натолкнуть ЦРУ на след?

— Правильно мыслишь, — похвалил Машеров. — Именно этот вопрос я задал Петру Ивановичу. Во-первых, они никуда не полетят, пока тут проводится операция по дезинформации и ликвидации агентурной сети. Считай, что я тебе ничего не говорил, но здесь в Москве, появится ещё один Леша Шелестов — твой двойник. Когда Ивашутин будет уверен, что опасность полностью миновала, только тогда твои ребята полетят на Кубу. Во-вторых, полет пройдет в обстановке абсолютной секретности. Когда начнем организовывать поездку Зорина и ребят, предупредим, чтобы не трепались. Чтобы исключить утечку информации ты полетишь на Кубу военным бортом, руководители «Знамени» и Николаенко, в составе делегации, или, возможно, тоже с военными, этот момент ещё не определен и будет зависеть от сложившихся обстоятельств. Приедут они, когда ты уже будешь проводить на Кубе последние дни. Риск минимален. Всё продумано. Есть вопросы?

— Только один. Вы вчера упомянули, что я там буду не только отдыхать, но и работать. Что нужно делать?

— Ничего особенного, — заверил Машеров. — В рамках твоих же предложений по развитию туризма, прокатишься по курортам, посмотришь в каком состоянии отели, пляжи, составишь список подходящих вариантов и недостатков. Внесешь кубинским товарищам свои предложения по развитию туризма и инфраструктуры. У тебя как у представителя ЦК ВЛКСМ и члена комиссии по контролю реформ будут все официальные полномочия.

— Понял, сделаю, — пообещал я.

— Тогда давай прощаться. — Машеров встал во весь свой немаленький рост и протянул руку. — До встречи.

— До встречи, — я пожал крепкую ладонь бывшего белорусского партизана, но он неожиданно попридержал меня.

— Спросить хочу, а что это за идею реорганизации Пятого управления КГБ и создания на его базе шестнадцатого особого отдела ты подал Ивашутину? Они с Романовым эту тему часами обсуждают.

— А это, кстати, очень интересная тема, — ухмыльнулся я. — Шестнадцатый особый отдел будет заниматься коррупцией, крупными хищениями и махинациями. В том числе среди торгашей, крупных руководителей и партийных чиновников. Мне пришлось попотеть, но кандидатуру руководителя у Романова я утвердил. Это будет такой человек, что эти уроды обосрутся от страха. Я в этом уверен. Кстати, спасибо что напомнили. Теперь, мне придется ускориться и перед отъездом обязательно с ним поговорить, убедить занять должность, а другие, менее важные дела отложить.

— И кто это такой страшный? — в глазах Петра Ивановича зажегся интерес.

— Я, конечно, могу сказать. Но пусть это для вас будет сюрпризом и приятной неожиданностью, — ухмыльнулся я. — Если, конечно, вы не возражаете.

— Хорошо, подожду, — вздохнул предсовмина и неожиданно спросил:

— А почему КГБ, а не ОБХСС? Это же его прерогатива. Щелоков будет недоволен.

— Николай Анисимович — относительно неплохой руководитель. Многое сделал для поднятия престижа милиции. Но извините за грубость, работу с коррупционерами, торговыми махинациями и крупными хищениями его ведомство просрало. Как и подбор кадров на самом низовом уровне. Поэтому, коррупцией и хищениями, представляющими угрозу для государства, будет заниматься Комитет. Щелокову других забот хватит. Его ведомству предстоят масштабные операции по работе с уличной преступностью и ворами в законе. Дел у Николая Анисимовичу и МВД будет по самое горло. Так что выяснять отношения у него времени не будет, своё бы дерьмо разгрести.

— Ладно, — вздохнул предсовмина и отпустил мою руку. — Можешь идти.

Когда я был у двери, Машеров неожиданно окликнул:

— Леша?

— Да, — я развернулся. — Слушаю вас, Петр Миронович.

— Я по поводу тебя лично Фиделю звонил. Знаю, ты парень с характером, а кубинцы — ребята горячие и вспыльчивые. Поэтому прошу, будь осторожен и аккуратен в выражениях и поступках. Помни, ты представляешь страну и нас с Романовым лично.

— Не беспокойтесь, Петр Миронович, — я усмехнулся уголками губ. — С кубинскими камрадами ссориться не собираюсь. Фидель Кастро для меня живая легенда и воплощение эпохи. Не волнуйтесь, не подведу.