Последняя битва

9 апреля. 1979 года. Куба. Гавана

Черные боксерские перчатки мелькали молниями, обрушивая на меня град стремительных ударов. Я, закрыв лицо руками, а локтями — корпус, смещался влево, под переднюю руку Энтони «Тони» Гонсалеса и назад, чтобы разорвать дистанцию и хоть немного прийти в себя. Но коричневый метис не отпускал меня. Его ноги двигались в каком-то завораживающем ритме, стремительными рывками слева направо и, наоборот, замирали на долю секунды, затем отпрыгивали назад и снова подскакивали вперед. Руки выстреливали сериями под различными углами, с неутомимостью рычагов работающего стального механизма. Апперкот левой, прямой правой, боковой по печени и опять прямой. Меня методично обстукивали со всех сторон, обходя и пробивая защиту. Даже огромные перчатки, полностью закрывающие лицо, не защищали от ударов. Гонсалес раздергивал, кидал обманки, заставляя раскрыться, пробивал многоударные комбинации, пряча неожиданные заготовки и заставляя мою голову сотрясаться. Конечно, он бил далеко не в полную силу, работал с «амиго» Кирсановым, легко, но быстро. Накопительный эффект ударов начинал сказываться: голова гудела, избитое тело отзывалось болью на каждое резкое движение. Я не сдавался и тоже взрывался комбинациями. Но мои попытки контратаковать легко читались.

Гонсалес, отклонялся, уходил нырками, изгибал назад корпус, двигал шеей и моментально менял положение тела, заставляя меня промахиваться. От африканских предков Тони достались удивительная пластичность, гибкость и великолепные рефлексы, позволяющие с легкостью уходить от моих атак.

— Брэк, — крикнул главный тренер — Хосе Эспиноса.

— Deténgase![16] — требовательно повторил он. Выглядел Эспиноса колоритно. Седой, крепкий как дуб, с залихватски подкрученными кончиками усов. Вылитый Бармалей из сказки Корнея Чуковского.

Гонсалес пружинисто отпрыгнул, оказавшись на другой стороне ринга. Выплюнул капу в подставленную перчатку и белозубо улыбнулся. — Luchaste bien amigo![17]

— Не издевайся, — угрюмо пробормотал я. — Если раза три-четыре неплотно попал, это хорошо. А ты мне накидал так, что голова гудит.

Тони вопросительно глянул на кудрявую черноволосую креолку Бьянку, бывшую студентку Московского университета Дружбы народов. Девушка, улыбаясь, перевела. Гонсалес ухмыльнулся и разразился короткой речью, жестикулируя перчатками.

Двое здоровенных бородатых барбудос с автоматами, Диего и Альберто, сидящие на лавочках и держащие «калашниковы» между расставленных колен, расплылись в улыбках, слушая эмоциональный спич Тони. Иван и Володя, устроившиеся вместе с Аллой на другом конце скамьи, с ничего не выражающим каменными лицами наблюдали за чернокожим боксером.

— Он говорит, что у тебя, в любом случае не было шансов, — пояснила девушка. — Тони занимается боксом с девяти лет. Был кандидатом в кубинскую сборную. Просто предпочел работу в ДИ[18] спортивной карьере. Как только окончит университет, сразу получит там должность. Но бокс все равно любит и усердно тренируется. Недавно пять раундов с самим Стивенсоном отстоял. Тони легче, гораздо меньше, и проиграл по очкам, но чемпиону тоже досталось.

— С Теофило Стивенсоном? — уточнил я.

— Да, — улыбнулась девушка, — двукратным олимпийским чемпионом и нашей гордостью. Он у нас знаменитость, его все любят и уважают, как в Америке Мухаммеда Али.

— Он ещё и трехкратным станет, — улыбнулся в ответ я. — Следующая Олимпиада не за горами. Бьянка, переведи, пожалуйста, мой ответ Антонио. Шансы всегда есть. Просто на ринге я вынужден играть по его правилам. И он, как боксер, не напрягаясь бьет меня в спарринге. А я легко выиграю у него на улице или по правилам рукопашного боя.

Кубинка кивнула и перевела мои слова.

Гонсалес самодовольно улыбнулся и темпераментно затараторил на испанском, жестикулируя забинтованными руками.

— Говорит, не хочет обижать русского компаньеро, но ты серьезно заблуждаешься. У тебя нет шансов на улице. А по правилам рукопашного боя, это как?

— Очень просто. Можно бить руками, ладонями и ногами, по корпусу, бедрам, голове. Разрешается бороться, бросать, переводить на землю, делать болевые и удушающие приемы. Нельзя атаковать в пах, горло, глаза, колени, бить головой и в затылок. Остальное разрешается, — объяснил я. — Да, каждый может в любой момент остановить поединок. Опуститься на колено, похлопать рукой по полу или по руке, ноге или телу соперника.

Бьянка перевела, выслушала очередной эмоциональный спич и ответила:

— Он согласен попробовать. Тони немного обучают разным приемам. Обещает, что не будет бить слишком сильно.

— Раз согласен, значит, попробуем, — я стянул перчатки.

— Алексей, можно тебя на секундочку? — Алла встала со скамьи и направилась к нам.

— Конечно, можно, — я пожал плечами, гадая, что понадобилось капитану КГБ, в отсутствие Сергея Ивановича, руководящей моей охраной.

Оперативница легко, одним движением запрыгнула на ринг с обратной стороны канатов, и помахала ладошкой, подзывая к себе. А когда я подошел, тихо, чтобы Бьянка не слышала, спросила:

— Алексей, это не лишнее? Парнишка отлично боксирует. Уверена, и в ДИ его кое-чему научили. Они вербуют и готовят студентов, начиная со второго курса. А их инструкторов наши лучшие специалисты готовили. Травмирует тебя серьезно, а нам потом перед начальством оправдываться.

Я так же тихо ответил:

— Не лишнее. Мы советских людей представляем, надо поддерживать репутацию перед кубинскими товарищами. А то, что получается, надавали по лицу, показали подавляющее превосходство в боксе, я утерся и на этом всё? Тут человек тридцать присутствует, расскажут, как Тони важного советского гостя гонял по рингу. Ещё до Фиделя дойдет. А он мужик мощный, жесткий, и к другим так относится. Позволить, чтобы меня так разгромно отделали на ринге, пусть даже небольшой, но минус в репутацию. А мне, наоборот, нужно авторитет у кубинцев зарабатывать, чтобы хорошо порученные дела выполнять. По боксу у меня, конечно, шансов нет. А вот в рукопашке я его немного опущу на землю, чтобы не зазнавался.

— Ну смотри, — вздохнула оперативница. — Не покалечься только. Он тебя может посечь серьезно. Или сотрясение мозга организует.

— Шрамы украшают мужчин, — ухмыльнулся я. — А до сотрясения постараюсь не доводить. Думаю, все будет нормально. Антонио — парень ответственный, обещал работать аккуратно. Я его тоже ломать особо не буду. Переведу в партер, придушу или возьму на болевой и заставлю сдаться.

— Как знаешь, — оперативница спрыгнула на потертый дощатый пол.

Гонсалес что-то спросил:

— Перчатки надеваем? — перевела Бьянка.

— Ты как хочешь, а я не буду. Без них легче проводить захваты, удушающие и болевые. Обещаю голой рукой сильно не бить, больше обозначать удары.

Выслушав девушку, боксер коротко ответил.

— Он в перчатках будет. Ему так удобнее, — пояснила переводчица.

— Отлично, тогда давайте начнём, — я принял боксерскую стойку.

Барбудос оживились, придвинулись ближе к рингу, вполголоса переговариваясь и наблюдая за нами заблестевшими от возбуждения глазами. Тренер натянул на руки Тони перчатки и Гонсалес повернулся ко мне. Я заметил угасающую самодовольную ухмылку на лице Гонсалеса, моментально сменившуюся широкой и теплой дружелюбной улыбкой. Но обмануть меня она уже не смогла. Парень зазвездился и не рассматривал меня как серьезного соперника.

— Estás listo?[19] — осведомился он, выставив перчатки.

— Си, — кивнул я.

Тони молниеносно скакнул вперед, выбрасывая джеб. Но я был готов к этому. Уклоном ушел под руку, рванулся вперед и вниз, обхватив руками его торс, продолжил движение, оказавшись за спиной Гонсалеса. Кубинец попытался перчатками разорвать мой захват, но у него предсказуемо ничего не вышло. Я подсел, напрягся и рывком поднял тяжеловатую тушку в воздух. В воздухе мелькнули серые подошвы дергающихся боксерок. В последнее мгновение пожалел соперника и чуть притормозил его падение. Но это помогло слабо. Глухой стук затылка о настил ринга прогремел на весь зал. Тони на секунду потерялся, что позволило мне перевернуться с ним обнимку на живот, резко переместиться вверх, оплетя ногами корпус кубинца. Правая ладонь нажала на лоб, поднимая голову, левая рука змеей обвила шею. Гонсалес рванулся, попытался отжать захват вниз, но было уже поздно. Левая ладонь обхватила локтевой сгиб правой руки. Я усилил удушающий, плотно прижавшись. Антонио был обречен. В перчатках он не мог отжать перекрывшее воздух предплечье и разорвать захват.

Игорь Семенович тренировал нас на совесть, разбирая множество видов освобождения от разных удушающих и вариантов противодействия. В таком положении был обречен даже мастер джиу-джитсу, годами отрабатывающий защиту от подобных приемов.

Антонио пару раз дернулся, захрипел и постучал перчаткой по моему бедру.

— Se dio por vencido, terminó[20], — закричал Эспиноса — Брэк.

Я отпустил Гонсалеса, скатился с него и неторопливо встал на ноги. Тони остался лежать, кашляя и держась за горло.

Барбудос, улыбаясь, захлопали в ладоши. К ним присоединилась, раскрасневшаяся и сверкающая белоснежной улыбкой креолка. Я невольно залюбовался Бьянкой. Черные как смоль волосы, волной струящиеся по плечам, загорелое личико с правильными чертами, лукавыми карими глазками и пухлыми губками. Тонкое голубое платье провокационно облегает ладную фигурку, вызывая дурные мысли у большинства мужчин. Если бы не Аня, точно бы подкатил. Тем более Бьянка давала немало поводов: то улыбнется завлекающее, то глазками лукаво сверкнёт, то, как будто случайно, подол приподнимет на секунду, демонстрируя стройные длинные ножки. Зря старается: я сразу Аню вспоминаю. Что поделать, однолюб по жизни. Если есть чувство к девушке, и оно взаимно, никакие другие не нужны.

Я с серьезным видом заложил левую руку за спину, правую прижал к сердцу и шутовски поклонился. Кубинские охранники захохотали и зааплодировали ещё сильнее, Ваня и Вова улыбнулись. Даже обычно суровый Эспиноса усмехнулся сквозь усы.

Пока все веселились, неторопливо поднялся Гонсалес. Приблизился ко мне, снимающему бинты, уважительно хлопнул по плечу и, улыбаясь, сказал пару фраз.

— Он говорит, теперь верит: ты победишь его на улице, — перевела Бьянка.

— А я знаю: он всегда вздует меня на ринге, — подхватил я. — Мы квиты: один-один.

Девушка перевела.

Тони сверкнул белыми зубами, ещё раз хлопнул меня по спине, развернулся и одним плавным движением перетек через канаты на другую сторону ринга. Через десять секунд его уже не было в зале.

— Ты закончил? — уточнила подошедшая Алла. — Или ещё полчасика с грушей поработаешь?

— Закончил, — улыбнулся я. — Сейчас ополоснусь, и поедем домой обедать.

— Хорошо, — кивнула оперативница. — Тогда Вова и Ваня тебя у входа раздевалки подождут, а мы с компаньеро здесь в зале посидим.

— Елки-палки, — досадливо поморщился я. — Охраняете как генерального секретаря. Скоро в туалет не смогу самостоятельно сходить. Крышку унитаза подниму, а оттуда с чекистским прищуром будут глядеть внимательные глаза майора Пронина. Страховать, чтобы никто с тыла не подобрался. Ал, тебе не кажется, что это перебор?

— Не кажется, — отрезала женщина. — У нас приказ — круглосуточная охрана товарища Кирсанова, как особо важной для государства персоны. Так что извини, претензии не принимаются.

— Не извиняю, — недовольно буркнул я. — Но понимаю: вы делаете свою работу. Поэтому без претензий. А вот с Сергеем Ивановичем, когда он прилетит из Москвы, поговорю. Попрошу его, чтобы хотя бы не так навязчиво охраняли. С одной стороны, вроде правильно, а с другой, как будто я чего-то боюсь. И внимание лишнее к себе привлекаю.

— Это в тебе юношеское бунтарство говорит, — заметила женщина. — Все правильно делаем. Пусть перестраховываемся, зато сможем вовремя среагировать в случае чего. А от случайностей, сам понимаешь, никто не застрахован…

Когда я, посвежевший после прохладного душа, в сопровождении Ивана и Володи появился в зале, бородачи с «калашниковыми» уже стояли у входа. Открыли загремевшую ржавую дверь ангара, в котором располагался боксерский зал, и вышли на улицу, взяв автоматы наизготовку. Мы, по инструкции, выждали четыре секунды, и двинулись следом.

Барбудос уже стояли возле машины сопровождения — огромного пикапа «Шевроле Апач». Сидящий за рулем, третий охранник Хорхе, дружелюбно улыбнулся мне. Нас ждал широкий и низкий, похожий на ракету, седан «Кадиллак Девиль» пятьдесят девятого года, выделенный кубинскими властями для передвижения. Водитель, молодой смешливый чернокожий паренек Мигель уже включил зажигание. Машина гудела мотором и дрожала, готовая сорваться с места в любой момент. Алла уселась на сиденье рядом с водителем. Я и охранники расположились сзади. Несмотря на могучие стати телохранителей справа и слева, места было достаточно…

Первой двинулась машина с барбудос, мы, как всегда, пристроились сзади. В окне замелькали, выходившие на широкий проспект узкие улочки Гаваны, сдавленные угрожающе нависшими над брусчаткой старыми зданиями. Величественные особняки в колониальном стиле, перемежались с облупленными стенами трущоб. Кое-где, прямо на улицах, сидели толстые и худые кубинские бабушки в тюрбанах, сжимая в морщинистых губах толстые сигары и с наслаждением выпускающие клубы ароматного дыма. Чернокожие музыканты в широкополых фетровых шляпах, азартно играли на гитарах. Рядом с ними в сопровождении парней танцевали молодые кубинки: грудастые негритянки азартно трясли большими задницами, завлекательно извивались, демонстрируя соблазнительные изгибы стройных фигурок смуглые креолки и светло-коричневые мулатки.

И парни были под стать своим подругам — крепкие мускулистые, в футболках и расстегнутых белых рубашках обнажающих крепкие торсы…

За время пребывания на Острове Свободы я влюбился в этот красивый остров и его обитателей. Большинство кубинцев жило очень бедно. Некоторые ютились в хибарах или убогих лачугах без удобств. Чтобы принять душ они выставляли во дворы бочонки с ледяной водой, которую за день согревало палящее солнце. В магазинах был очень маленький выбор продуктов, а мясо считалось настоящей роскошью. Но народ не унывал. Кубинцы наслаждались каждым мгновением жизни, сверкая белозубыми улыбками. Они пели, танцевали, общались между собою, пили ром, курили сигары, плавали в лазурном океане, загорали на пляжах, встречали розовые восходы и багровые закаты, сидя у безбрежной водной глади. Здесь жизнь текла беззаботно, а люди были дружелюбными и ненавязчивыми, если чувствовали что собеседник не в настроении.

А девушки Кубы — что-то невообразимое! С милыми личиками, тонкими талиями и длинными изящными ножками, с объемными попами и такими же большими грудями, красотки с точеными фигурками — живое воплощение сексуальности и похоти. Попадались такие девчонки, что Софи Лорен, Бриджит Бардо и Орнелла Мути могли все вместе удавиться от зависти.

Горячие креолки, эффектные мулатки, игривые негритянки, роскошные белые девушки — потомки испанских колонизаторов, изредка встречались даже миниатюрные азиатки и дамы с солидной примесью индейской крови — любой мужчина мог бы найти на Острове Свободы свой идеал.

Многие девчонки игриво стреляли глазками, приветливо улыбались, махали ручками и всячески намекали, что не прочь познакомиться с русскими, гуляющими по городу в сопровождении бородачей. Большинство девушек стеснялось подойти. Но самые отважные решались. Ваня и Володя с невозмутимыми лицами отбивались от внимания местных представительниц прекрасного пола. Мне приходилось тяжелее. Охрана контактам не препятствовала, и я с удовольствием общался с девчонками. Отвечал на вопросы, фотографировался, а один раз потанцевал с горячей метиской, потащившей меня за руку к уличным музыкантам. Правда, потом приходилось им всем объяснять, извините красавицы, вы великолепны, но у меня есть любимая девушка. Разочарование на некоторых милых мордашках было таким забавным, что я еле-еле сдерживался от невольной улыбки, с трудом сохраняя серьезное выражение лица…

— Алексей, мы почти приехали, — сообщила Алла.

Я очнулся от раздумий и глянул в окно. Действительно, виды города сменились мелькающими деревенскими домиками и особняками. Впереди замаячил знакомый поворот и чуть в отдалении — наш белоснежный двухэтажный домик за каменным забором. Рядом с воротами стояла белая «волга» с красными дипломатическими номерами.

— Кто-то из посольства приехал, — отметил я. — Алла, как думаешь, кто это может быть?

— Я не думаю, а знаю, — ухмыльнулась оперативница. — Ещё со вчерашнего вечера. Всё-таки пока руковожу твоей охраной, и все встречи согласовываются через меня. Это Сергей Иванович приехал. Прилетел на Кубу, заскочил в посольство и сразу сюда.

— А почему мне не сказала раньше?

— Он просил пока не говорить, — быстро ответила она. — Не было уверенности, что именно сегодня прибудет. Но Луиса я заранее предупредила.

Отлично, — проворчал я. — Расследования, секреты, важные встречи и всё это втайне от меня. Как всегда ставят перед фактом.

— Не ворчи, говорю же, Сергей Иванович попросил заранее не сообщать. Хотел сделать тебе сюрприз.

Наша машина остановилась перед воротами. В окне мелькнуло темное лицо охранника. Затем ворота заскрежетав, начали расходиться. Луис — чернокожий мужчина лет сорока с пепельной кудрявой шевелюрой, автоматически поправив кобуру с «браунингом» на поясе, продолжил поочередно разводить в стороны железные створки, и, завершив процесс, замер на входе.

Наши машины въехали во внутренний дворик. Выскочившие из пикапа бородачи помогли Луису закрыть ворота. Через минуту я уже был в доме. Толстая кухарка Марта, мать Луиса, улыбаясь, провела меня к Сергею Ивановичу. Майор ждал меня на веранде, сидя на плетеном кресле, рассматривая раскинувшийся перед глазами тропический сад и баюкая в руке пузатый бокал, на треть наполненный янтарным ромом.

— Ну здравствуй, Алексей, — Сосновский аккуратно поставил бокал на маленький круглый столик, неторопливо встал, обнял меня и отстранился, пристально всматриваясь.

— Загорел, стал более поджарым. Такое впечатление, что подрос и в плечах раздался, — заметил он. — Настоящий мачо.

— Что поделать? — развел я руками. — Жизнь идет. Расту помаленьку, мужаю.

— Присаживайся, — кивнул майор на кресло рядом.

Я молча сел.

— Как прошла встреча с Фиделем? — спросил майор.

— Я вам через посольство письменный отчет отправил.

— Знаю, — кивнул майор. — Читал. Но мне не бумажка нужна, а твой подробный рассказ со всеми деталями и личными впечатлениями.