Посланник

ГЛАВА 27

Варре вновь взял мою правую руку и надел на указательный палец кольцо. Потом он положил визитную карточку в один из карманов моего мундира.

— Этот человек позаботится, чтобы у тебя было все, что потребуется, когда ты будешь готов вернуться в Англию.

На его лице появилось выражение триумфа. «Он совершенно не в своем уме, — подумал я. — И я умру здесь, лишившись рассудка». Тем не менее я почувствовал, как боль от моих ранений слабеет.

— Благодарю вас! — повторил я, хотя бы за облегчение, которое испытывал.

Однако я был уверен, что все это лишь бред.

Он удалился, но я еще долго слышал его смех.

Пес остался рядом со мной.

Ценой невероятных усилий мне удалось приподнять руку, чтобы разглядеть украшение, которое Варре надел мне на палец, — серебряное траурное кольцо, напоминание о смерти, показавшееся мне очень старым. Глядя на изображение черепа, я испытал сильное желание снять это украшение и оставить его мародерам. Но даже такое слабое движение было мне не по силам. Кольцо осталось при мне.

Призрак залаял. Я никогда не слышал подобных звуков, и мне стало страшно, что он может отпугнуть любую помощь. Но ему очень быстро удалось привлечь внимание других людей. Вскоре чьи-то сильные руки подняли меня и положили на залитую кровью повозку, где находились другие раненые.

Тем, кто будет читать мой рассказ много лет спустя, может показаться странным, что раненых продолжали собирать даже через несколько дней после окончания битвы. Но число убитых и раненых в сражении при Ватерлоо превысило сорок семь тысяч, и на небольшом клочке земли в две мили в ширину и шесть — в длину возник целый город, населенный людьми, которые были не в силах о себе позаботиться. То, что я не попал в число мертвецов, казалось мне настоящим чудом.

Пес следовал за повозкой, которая вскоре заполнилась. Когда нас везли в сторону ближайшей деревни, Призрак бежал рядом. Поскрипывание колес мешалось с тихими молитвами, стонами и лихорадочными криками несчастных, способных говорить. Многие из тех, кто лежал рядом со мной, пострадали еще сильнее.

Мы ехали так долго, что у меня возникло ощущение, что мы скоро будем в Испании, — на самом же деле мы преодолели не более нескольких миль. И тут я испытал настоящее потрясение. Пока я лежал и радовался, что моя боль с каждой минутой слабеет, неожиданно до меня донесся голос — но я почти сразу понял, что слова произнесены не вслух.

«Капитан Хоторн, сэр… пожалуйста, сэр… вы передадите моей жене письмо, лежащее в моем сапоге? Прошу вас, расскажите Саре, что я умирал со словами любви к ней».

— Как тебя зовут и откуда тебе известно мое имя? — испуганно спросил я.

Солдат, шагающий рядом с повозкой, превозносил достоинства Призрака, но мои слова заставили его с сочувствием посмотреть на меня.

— Бейкер, сэр. Сержант Томас Бейкер. И вы назвались, когда мы нашли вас, точнее, этот замечательный парнишка — его ведь зовут Призрак? — привел нас к вам. Отдыхайте, капитан Хоторн. Мы вас мигом починим, не беспокойтесь.

Но стоило ему замолчать, как я снова услышал голос в своем сознании:

«Извините, сэр. Я не понимал, что вы новичок. Рядовой Уильям Мейкинс. Вам больше не нужно говорить вслух, сэр. Я слышу вас так же хорошо, как вы меня».

И Мейкинс, казавшийся совершенно спокойным и умиротворенным, продолжал рассказывать, что он родился в деревушке, название которой я сразу же узнал, поскольку она находилась неподалеку от моего дома. Он объяснил, как найти его жену. И еще, что благодарен мне за то, что я согласился стать Посланником.

«Посланником?» — безмолвно спросил я.

«Да, сэр. Вы тот, кто приходит к умирающим, чтобы мы могли передать вам слова, которые никогда не услышали бы те, кого мы любим. Пройдет время, и вы овладеете способностью помогать нам еще лучше. И вы должны знать, сэр, что приносите нам огромное облегчение. Вас будут звать к нам, и мы получим то, на что даже не смели надеяться. Вы делаете доброе дело, сэр. Никогда не забывайте об этом, когда ваша работа станет тяжкой для вас, а я не сомневаюсь, что так оно и будет. Да благословит вас Бог, сэр», — закончил он и умер.

— Сержант Бейкер, — слабым голосом проговорил я, — мне кажется, что рядовой Мейкинс…

Он посмотрел на него и вздохнул.

— Так вы говорите, его звали Мейкинс? Вы уверены? Вероятно, не следовало его брать, но мне показалось, что он может выжить. Он не из вашей части. Вы знали его до войны, сэр?

— Он жил рядом со мной.

— Мы почти доехали до полевого госпиталя, капитан. И если вы можете еще немного потерпеть…

— Я три дня лежал среди мертвецов, сержант. И соседство с беднягой Мейкинсом меня не тревожит.

Я провел несколько недель в том месте, куда меня доставили, хотя мне потребовалась всего пара дней, чтобы избавиться от лихорадки и сравнительно легких ранений — так посчитали те, кто меня нашел. К тому времени, когда я покинул деревню, Мейкинс был одним из почти сотни умирающих, которых мне пришлось выслушать. Я начал записывать их фамилии, имена любимых и произнесенные ими слова. Я стал очень известен среди тех, кто ухаживал за ранеными, ведь после общения со мной несчастные успокаивались, и я всегда был готов передать несколько слов их семьям.

Я написал в Брюссель тому человеку, чей адрес оставил мне лорд Варре, и сообщил, что пока буду оставаться в этой деревне, но прибуду к нему, как только у меня появится такая возможность. Он прислал ко мне курьера с крупной суммой денег в разных валютах и записку с обещанием оказать дополнительную помощь в дальнейшем.

Я использовал часть первой порции денег — те, что меня окружали, сочли ее чрезмерной, — чтобы заказать специальный гроб. Когда-то я видел нечто похожее на похоронах богатого купца. Гроб был сделан из железа. Останки рядового Уильяма Мейкинса, которые до сих не были похоронены, а таких оставалось немало, я уложил внутрь, залил алкоголем и запечатал. Мне рассказали, что таким образом лучше всего сохранить покойника. Я планировал вернуть тело рядового Мейкинса в Англию. И хотя ничто не могло поколебать хорошего отношения ко мне со стороны персонала госпиталя, посчитавшего мой поступок благородным, я не сомневался, что остальные принимали меня за безумца.

Впрочем, никто не пытался говорить мне что-то в глаза.

Но если бы кто-то осмелился так поступить, я бы всецело согласился. В то время я не верил в обещание лорда Варре о долгой жизни, прекрасном самочувствии и молодости, несмотря на то что мои раны затянулись с невероятной быстротой. Очень скоро я избавился от лихорадки и жара, хотя они и теперь возвращаются, чтобы атаковать меня в течение нескольких часов; постепенно мне удалось полностью восстановить прежнее здоровье. Тогда я убедил себя, что лихорадка послужила причиной видений, а на самом деле я не получил таких серьезных ранений, как мне казалось. Тем не менее со мной произошло нечто необычное, и я не мог отрицать существования удивительных вещей.

Честно говоря, в основном те дни были заполнены ужасом, и если бы не Призрак, чье присутствие всегда успокаивало меня, и советы умирающих, я наверняка сошел бы с ума. В первые недели, вопреки тому, во что верил персонал госпиталя, именно умирающие служили для меня источником утешения. Те мгновения, которые я проводил с ними, их откровенность и безмятежность оказывали на меня благотворное влияние. Именно их искренняя забота позволила мне привыкнуть к моим новым обязанностям. А для того чтобы отблагодарить их, достаточно было написать письмо семье или отправить последнее «прости» другу. В те моменты, когда у меня появлялось свободное время, я старался помогать тем, кто не был близок к смерти, приносил им воду, читал вслух, писал послания домой за тех, чьи ранения или неграмотность не позволяли сделать это самостоятельно.

Я связался с братом, который считал меня погибшим, — те, кто видел, как я был сражен в бою, сообщили ему горестную весть. Его ответ был очень трогательным, брат просил меня скорее вернуться домой. Я отложил его письмо в сторону. С армией меня больше ничего не связывало, но моя искренняя вера в способность общения с людьми, находящимися без сознания, могла привести меня в сумасшедший дом.

Во время одного из посещений госпиталя я обрел слугу. Еще до войны Меррит заботился о молодом лейтенанте, который сейчас умирал от страшного сабельного удара. Меррит был его денщиком на Пиренейском полуострове и вместе с ним вернулся на континент, когда Наполеон сбежал с острова Эльба. Спокойный и уравновешенный человек, Меррит с искренним усердием ухаживал за своим раненым господином.

Однажды вечером я обещал посидеть с лейтенантом, чтобы денщик мог несколько часов поспать. Меррит отказался, убежденный, что хозяин не переживет этой ночи.

Денщик оказался прав, и когда приближались последние мгновения жизни лейтенанта, я почувствовал хорошо знакомую тягу, влекущую меня к умирающему. Я взял раненого за руку.

«Вы можете доверять Мерриту, — сказал он. — Пусть он узнает, что вы можете меня слышать».

«Нет, благодарю вас. Он либо сочтет меня безумцем, либо я ужасно напугаю его».

«Напугать Меррита! Хотел бы я посмотреть на это. Скажите ему, что на втором пролете лестницы в „Логове Виверна“ скрипит третья ступенька. Ну давайте, попробуйте. У меня совсем немного времени».

И я с тревогой повторил слова лейтенанта вслух.

Глаза Меррита широко раскрылись, он пристально посмотрел на меня и задумчиво проговорил:

— Так оно и есть.

— Да, старый лис, а мальчишеские сокровища лежат в деревянной коробке, спрятанной в дупле дуба, что находится в роще рядом с домом. — Я покраснел и добавил: — Во всяком случае, так он говорит.

— Да, сэр, — ответил Меррит, и у него на глазах появились слезы. — Все так и есть.

«Как видите, капитан Хоторн, — продолжал лейтенант, обращаясь уже только ко мне, — он способен хранить секреты. Меррит хороший человек, к тому же у него дар к общению с животными, и мне известно, что ваш денщик убит. Не желаете ли взять его на службу?»

Я посмотрел на Меррита.

«Я спрошу у него, но мне бы не хотелось, чтобы он стал моим слугой исключительно из любви к вам».

«Я знаю, что вы подходите ему! И вы никогда не пожалеете о своем решении. А сейчас, если вас не затруднит, скажите ему…»

Далее последовало несколько воспоминаний и поручений. Из первого я понял, что лейтенант был добрым человеком с превосходным чувством юмора, что, впрочем, не мешало ему попадать в затруднительные положения. Он попросил Меррита не винить себя за его ранение и воспользоваться моей помощью, чтобы отправить некоторые вещи домой, его дорогой тетушке.

— Ведь ты знаешь, что я любил ее больше всех, Меррит, — повторил я слова умирающего.

Меррит заговорил со мной так, словно я стал слухом лейтенанта — на самом деле так оно и было, я понял это, когда умирающий ответил ему. Кроме того, он сообщил, что мне потребуется помощь для возвращения в гостиницу, потому что наш разговор отнимет у меня много сил.

Очень скоро лейтенант скончался. Почти сразу у меня случился приступ лихорадки, и мне очень пригодились услуги Меррита, проводившего меня до моей комнаты. И хотя я довольно быстро пришел в себя, он сделал все возможное, чтобы облегчить мое положение в эти тяжелые часы, и до рассвета сам не прилег отдохнуть.

Когда после похорон лейтенанта я спросил, хочет ли Меррит остаться со мной, он охотно согласился.

— Но я должен попросить тебя о том, чтобы ты не рассказывал другим о…

— О вашем даре, капитан? Мне бы это и в голову не пришло, сэр.

— И есть еще пес…

— Я уже с ним познакомился. Призрак? Вы ведь так его называете. Он настоящий джентльмен, вы согласны?

— Да, — в некоторой растерянности ответил я.

— Для меня будет огромным удовольствием и честью служить вам, сэр.

В последующие недели я убедился, что лейтенант был совершенно прав. Меррит оказался рассудительным и толковым человеком, и благодаря его помощи я смог проводить больше времени в полевом госпитале.

По прошествии некоторого времени один из умирающих дал мне понять, что пора возвращаться в Англию.

«Ваш дар последует за вами на родину, капитан, — сказал мне другой. — Ничего не бойтесь. Вам также нужно будет время от времени выпускать вашего пса погулять на кладбище».

«На кладбище?»

«Конечно, ведь он кладбищенский пес — разве вы не знали? А таким собакам необходимо проводить время среди могил. Здесь, понятное дело, в них недостатка нет, но все изменится, когда вы окажетесь дома».

Я обдумал его слова и почувствовал, что мысль о возвращении в Англию вызывает у меня тревогу.

«Там вам предстоит кое-что выполнить, капитан, но если Англия вас не устраивает, вы всегда сможете найти для себя другой дом, сэр. Да благословит вас Бог, Тайлер Хоторн, и огромное спасибо за проявленную ко мне доброту».

И прежде чем я успел спросить его, что мне «предстоит выполнить» в Англии, он умер, и я так и не узнал, что он имел в виду.