Полет черного орла

ГЛАВА 17

Со всей возможной быстротой Роберт завел коней в пустую казарму, привязал их и успокоил, потом повернулся к Дженн.

— Ты уверена, что не ошиблась? — тихо и спокойно спросил он. — Именно мысленная речь? Не пение и не что-то еще?

Дженн, хмурясь, помолчала, словно прислушиваясь, потом кивнула, глядя Роберту в глаза.

— Да, определенно. Я слышу фразы, вопросы и ответы, и голоса отличаются один от другого. Похоже, они что-то обсуждают. И они так близко! А ты уверен, что не можешь этого расслышать?

Роберт закрыл глаза и сосредоточился. Он различал шаги, стук копыт; люди спешивались и разгружали лошадей, но не разговаривали.

О, дыхание Серинлета! Кто эти люди?

Открыв глаза, Роберт шепотом спросил Дженн:

— Ты понимаешь, о чем они говорят? Дженн помотала головой:

— Похоже на какой-то чужой язык, хотя многие слова мне и знакомы. Дай мне их послушать, может быть, удастся узнать, что они здесь делают.

— Главное, известно ли им о нас…

Теперь была очередь Дженн закрыть глаза, и Роберт не стал ей мешать. Он внимательно прощупывал все вокруг колдовским взглядом, чтобы заранее узнать, если их убежище окажется обнаружено. Хоть солнце и клонилось к горизонту, в казарме было жарко и душно. Лошади стояли смирно, но если придется оставаться здесь долго, они начнут беспокоиться. Если придется спасаться бегством, то чем скорее, тем лучше.

Только если они покинут дворец Бу при дневном свете, на открытой равнине их немедленно заметят.

Дженн неожиданно охнула и повернулась к Роберту. В глазах ее была паника.

— Они знают, что мы здесь! Они видят нас… нет, только тебя… колдовским зрением! Они видят тебя, Роберт!

— Каким образом?

— Не знаю. Они все время говорят о тьме, осквернившей священный зал… и о Враге! Роберт… — Дженн мгновение помолчала, прислушиваясь, потом схватила его за руку. — Нам нужно отсюда бежать! Немедленно! Они не знают точно, где мы прячемся, но ищут… Они такие… такие гнусные! Они хотят тебя убить. Пожалуйста, бежим!

— Мы не можем, пока не стемнеет. Нужно подождать еще несколько минут. Я слежу за ними, и если кто-то двинется в нашу сторону, тогда уж ничего не поделаешь — придется спасаться. Дворец велик. Если они не видят нас колдовским зрением, есть шанс, что нам удастся в темноте скрыться.

Роберт придал голосу уверенность, хотя совсем ее не чувствовал. Дженн немного успокоилась. Роберт снова напряг колдовское зрение, следя за тем, какие помещения обыскивают их враги. Они еще какое-то время не приблизятся, и, если повезет, беглецам удастся скрыться до того, как их обнаружат.

От этих мыслей ожидание не становилось приятнее… и от проносившихся у Роберта в голове вопросов тоже.

Откуда взялись эти люди и как могла оказаться им знакома мысленная речь? Почему Дженн может их слышать и услышат ли они ее, если она к ним обратится?

До тех пор, пока в Анклаве не появилась Дженн, все считали, что мысленная речь — утраченное искусство. Но Дженн заговорила с Робертом, а потом и он научился разговаривать с ней. Дженн смогла связаться с Финлеем, и тот оказался в состоянии отвечать ей, если расстояние было не очень велико. Однако никто больше этим искусством так и не овладел. Никто.

Роберт внимательно следил за заходящим солнцем, видным в открытую дверь казармы. Еще немного, и можно будет скрыться отсюда, хотя какая-то часть разума Роберта и требовала, чтобы он остался и поговорил с этими людьми. Просто убежать — какая глупость…

Но они говорили о Враге, о тьме, о желании убить его. Станут ли они ждать, пока он будет задавать им вопросы? И окажутся ли их ответы полезны для него или всей затее суждено, как и остальным, кончиться провалом?

Нет. Демон и так уже получил сегодня достаточно пищи. Роберт не станет рисковать.

— Они называют себя дженерет… — прошептала Дженн. — Им пришлось ехать издалека. Сейчас они в библиотеке… нет, в зале пророчества. Я… я не думаю, что они знали о его существовании. Они сейчас все там собрались и все осматривают. Они думают, что это ты… Роберт, сейчас самый подходящий момент…

— По коням! — буркнул Роберт. Ну конечно, почему бы людям, которые его никогда не видели, и не обвинить его в уничтожении надписи? — Я согласен — момент подходящий, никого из них не видно поблизости. Едем!

К тому времени когда они добрались до разрушенной крепостной стены, луна давно зашла, а ночной холод пробрал Дженн до костей. Роберт с легкостью нашел тропу, ведущую наверх.

На равнине завыл какой-то зверь, откуда-то поблизости ему ответил другой. Дженн замечала в темноте красные огоньки глаз, слышала топот мягких лап. Она старалась держаться поближе к Роберту, который то ли ничего не замечал, то ли не боялся хищников. Впрочем, как бы опасны ни были эти звери, Дженн предпочитала их вой зловещему шепоту дженерет, который словно проникал ей под кожу, иссушал ее душу пыльным безжизненным дыханием пустыни.

Путники скакали не останавливаясь несколько часов, обогнули кряж и снова спустились в долину. Только тогда Роберт натянул поводья; все еще не говоря ни слова, он спешился, собрал несколько сухих веток и одним движением руки разжег костер.

Если бы Дженн не знала Роберта так хорошо, она решила бы, что это жест бессильной ярости.

Дженн с осторожностью слезла с седла и привязала коня к ближайшему дереву.

— Ты голоден?

— Нет. Доставай одеяла и устраивайся на отдых. У нас всего несколько часов на сон — скоро рассветет. Я посторожу.

— Роберт…

— Что?

Дженн повернулась к нему, прижимая к себе одеяло, — не только для тепла, но и как щит.

— Из того, что мы не смогли прочесть надпись, еще не следует, что то, чем кончается сообщенное тебе Ключом пророчество, правильно.

— Вот как? Тогда почему Гильдия сочла пророчество настолько опасным, чтобы уничтожить?

— Но ведь могло случиться, что колдуны Фелкри сохранили истинное пророчество. Если Патрику удастся…

Роберт просто отмахнулся.

— Выбрось все это из головы и спи. У нас всего два дня на то, чтобы добраться до побережья, — иначе мы не успеем к отплытию следующего корабля. — Роберт привязал своего коня, вытащил меч и сел, прислонившись спиной к стволу дерева. Заметив, что Дженн не торопится укладываться, он сложил руки на груди и запрокинул голову. — Пожалуйста, Дженн, сделай так, как я прошу. Ни о чем не тревожься. К утру я стану таким, как всегда, — высокомерным, упрямым, бойким на язык. Ты и не заметишь разницы. — С этими словами он закрыл глаза, прекратив разговор.

Дженн подавила вздох и разложила одеяло у костра; однако, пока не уснула, она продолжала смотреть на Роберта. Он не преувеличивал: к утру действительно никто не сможет догадаться, что Роберт пережил величайшее разочарование, еще более горькое оттого, что он — хоть на краткий миг — позволил себе надеяться, что действительно найдет ответ, найдет решение проблемы, терзающей его душу.

Говорить об этом он, как всегда, не будет. Вместо этого он загонит разочарование, гнев, боль глубоко внутрь, дав тем самым пищу твари, которой так боится. Он станет называть себя глупцом за то, что поверил, будто может изменить свою судьбу, станет упрекать себя в провале — еще одном. Да, именно так все и будет. Именно так всегда Роберт вел себя и раньше — потому что не желал никому позволить облегчить его ношу, не желал переложить на других тяжесть своего знания, не желал позволить кому-то понять, что за проклятие на нем лежит.

А ведь ему это было так необходимо…

Дженн повернулась на бок и съежилась под одеялом.

Если все так и будет продолжаться, даже если Ангел Тьмы не убьет Роберта, это сделает демон.

Каждый шаг, приближавший Роберта к побережью, рождал перед ним образы и будущего, и прошлого. Долгие жаркие пыльные дни, холодные звездные ночи, не заполненные ничем, кроме присутствия Дженн. Немногие драгоценные часы, когда Дженн почему-то решила забыть о своей ненависти к нему… Она охотно составляла ему компанию, иног-да в молчании, иногда разговаривая на какую-нибудь безопасную тему — об Эндрю, о леди Маргарет. Роберт прекрасно понимал, что она пытается отвлечь его от печальных мыслей — точно так же, как это делал он сам в отношении ее по дороге к дворцу Бу.

Однако даже в откровенном разговоре она что-то скрывала, пряталась за непроницаемой завесой — как, впрочем, и он сам. Отчетливое понимание этого причиняло Роберту боль. Дженн отказывалась делиться с ним своими опасениями, своими страданиями, и никакие его слова никогда тут ничего не изменят. Чем ближе становилось возвращение во Фланхар, тем тяжелее давили на Дженн воспоминания о том, что она совершила.

Рано или поздно ему придется заговорить с ней о смерти Ичерна — иначе может случиться, что она откажется снова прибегнуть к своей силе, каковы бы ни были обстоятельства. Подобный отказ скорее всего будет означать для нее гибель.

Имелись, впрочем, вещи, обсуждение которых нельзя было отложить. Всего через несколько дней они вернутся во Фланхар, к войску, готовому последовать за Робертом на битву. Чего бы только он ни отдал, чтобы этой битвы избежать!

Дженн до сих пор так ничего и не рассказала ему про Нэша — по крайней мере ничего такого, что Роберт мог бы использовать в борьбе с Ангелом Тьмы. Можно было подумать, что он никогда не играл в ее жизни никакой роли. Роберт не мог заставить себя снова задавать ей вопросы, но не мог и думать о Нэше, забыв о его интересе к Дженн. И еще он не мог подавить горький гнев из-за того, что Нэш сделал с Ичерном… да и ревность тоже.

Скоро он встретит Нэша — на поле боя, во главе армии Селара. Какая трусость — разорить целую страну только потому, что собственными силами найти Ключ не удается! Однако что теперь чувствует Нэш, считая, что Дженн мертва?

Что ж, по крайней мере демон, икнув, присмирел — под влиянием удовлетворения, которое испытывал Роберт. Да, тут было чему порадоваться: Нэш, конечно, в отчаянии, хоть это, возможно, и сделает его более беспощадным противником в сражении.

Ох, да будь оно все проклято — кто может оказаться опаснее Ангела Тьмы, каково бы ни было его настроение!

Роберт уловил запах моря за целый день до того, как они добрались до берега. Ветер донес его, как приветствие друга. Нору Имбел ничуть не изменился за несколько дней их отсутствия — знакомые ароматы, шум, толчея, влажная жара окутали Роберта, как одеяло. Как замечательно было бы затеряться здесь, каким-то чудом — уговорить Дженн простить его, чтобы они оба могли просто убежать от всего… Сбросить с себя ответственность, забыть о неотвратимой судьбе, оставить их позади, как ненужный хлам. Жить нормальной жизнью, вместе, в мире и покое, не позволяя проклятому пророчеству определять их путь — вечно уводящий их прочь друг от друга.

Дважды, пока они проезжали по городским улицам, слова едва не сорвались с губ Роберта, но в конце концов так и остались несказанными. Если и был урок, который он усвоил за свою жизнь, — это то, что он никогда не бросит Люсару на произвол судьбы. Никогда — а теперь особенно. Неизвестно, сможет ли он хоть чем-то помочь своей родине, но и речи не может идти о том, чтобы оставить страну в когтях Нэша. Дженн никогда и не взглянет на Роберта, если он совершит такое предательство, — и будет совершенно права. Все эти мысли просто смешны…

Роберт продал коней и на вырученные деньги оплатил каюту на том же корабле, собиравшемся теперь в обратное плавание. Капитан узнал их с Дженн и хитро подмигнул Роберту, когда Дженн улыбнулась, увидев знакомые лица.

Каюту они получили ту же самую. Как и следовало ожидать, Дженн осталась на палубе, чтобы следить за отплытием;

Роберт отнес вниз ихсумы, а потом присоединился к ней у поручней, глядя, как матросы убирают сходни и сматывают канаты, удерживавшие корабль у пристани. Ветер наполнил паруса, и судно, переваливаясь на волнах, вышло из гавани, оставив позади Будланди.

— Хотела бы я когда-нибудь сюда вернуться, — тихо сказала Дженн, перегнувшись через поручни и глядя назад. — Я ведь всегда мечтала путешествовать и посмотреть мир. Жаль, что мы не могли пробыть здесь дольше. И мне определенно будет не хватать здешнего тепла.

— Ну, в Люсаре наступает весна, — спокойно ответил Роберт. — Тебе не придется долго ждать, чтобы загореть снова.

— А я загорела?

— Тебе это к лицу, — усмехнулся Роберт. — Загар подчеркивает синеву твоих глаз. — Заметив, что Дженн нахмурилась, он поспешно отвел взгляд и стал смотреть на удаляющийся берег. В такие моменты было так легко забыть о сдержанности… Прошлое, будущее — все казалось смыто морскими волнами. Присутствие Дженн всегда заставляло Роберта обнаруживать свои чувства, и вряд ли это когда-нибудь изменится. Просто придется строже следить за собой…

— Роберт!

— М-м?

— Что ты чувствуешь?

На мгновение он замер, вцепившись в поручни, словно корабль мог сбросить его за борт. Медленно повернувшись к Дженн, Роберт заметил в ее глазах странное выражение, понять которого не мог. Неужели она догадалась, о чем он думает? Неужели он настолько разучился скрывать свои чувства?

— Что ты имеешь в виду? — с трудом выдавил он из себя.

— Прости меня. Ты… ты такой молчаливый с тех пор, как мы покинули дворец Бу.

— Мне было о чем подумать.

— О дженерет?

С деланным спокойствием Роберт пожал плечами:

— Будем надеяться, что Патрик откроет что-нибудь полезное и при этом останется в живых. Я начинаю жалеть, что отпустил его в Алузию.

— Сомневаюсь, что тебе удалось бы его удержать. Он всем сердцем предан своим изысканиям, а тайна Фелкри — самая большая находка в его жизни. А ты думаешь, что дженерет явились из Алузии?

Роберт снова стал смотреть на море.

— Ты, похоже, очень веришь в мою способность разобраться во всем. Впрочем, если бы я и мог, какая разница?

— Что ты хочешь сказать?

Голос Роберта прозвучал еле слышно:

— Не имеет никакого значения, правильно мы понимаем пророчество или нет. Чем является Нэш, мы знаем точно. Мы отправились в Бу, чтобы найти оружие, которое могли бы против него использовать, чтобы быть так же готовыми к схватке, как и он. Хоть наша попытка и не удалась, я все равно должен ему противостоять. Он — именно та угроза, появления которой мы опасались, и, нравится нам это или нет, он точно знает, что делает.

— Не хочешь ли ты сказать, что изменил свое мнение о Ключе? Что решил принять то пророчество, которое он тебе сообщил?

— Нет, и этого не случится никогда. Я всю жизнь противился Ключу, потому что знаю: он ошибается. Теперь я и не могу сдаться, даже если бы хотел.

— Почему?

— Потому что… — Роберт запнулся, не желая говорить всей правды, — потому что тогда я нарушил бы данную мной клятву.

Дженн свела брови, явно желая задать еще вопрос, но что-то ее удержало. В конце концов она просто коснулась руки Роберта.

— Так что все-таки ты чувствуешь?

— А как ты думаешь?

— Меня… меня тревожит…

Роберт вскинул голову и отступил на шаг, не в силах сдержаться.

— Ну конечно. Тебя тревожит демон. Можешь быть спокойна — да ты, несомненно, и сама видишь, что я крепко держу его в руках. — Что за идиот! Снова! Снова позволить себе обмануться проблеском надежды! Ей ведь нет дела до него — она тревожится только о том, что он может потерять самообладание и снова использовать Слово Разрушения. Стараясь не показать, какую горечь испытывает, Роберт добавил: — Поверь, Дженн, я чувствую себя превосходно.

— Клянусь богами, как бы я хотела, чтобы ты так не делал! — прошипела Дженн; ее глаза вспыхнули внезапным гневом. — Как мне быть, если ты все время… Ох!

Прежде чем Роберт успел сказать хоть слово, она повернулась и в ярости убежала с палубы.

Дженн с размаху захлопнула за собой дверь каюты, но помещение было слишком маленьким, чтобы можно было по нему ходить и хоть так выплеснуть одолевающие ее чувства. Всхлипнув, Дженн что есть силы ударила кулаком в стену.

Ну почему, почему? Опять те же глупые, бесполезные вопросы! Вся ее жизнь была заполнена ими, как гулкими пещерами, в которых горе и незнание рождают только мрачное эхо. Дженн чувствовала, что тонет в вязкой тьме, лишающей ее воли. Какой смысл задавать вопросы? Она так ничего и не поймет, не заметит, что совершает ошибку, пока не окажется слишком поздно.

Спокойствие. Спокойствие — вот что ей больше всего нужно.

Но… проклятие! Ну почему он не может быть с ней откровенным? Хоть в чем-то не отгораживаться непроницаемой стеной? Не настолько же он самонадеян, чтобы думать, будто никто и ни при каких обстоятельствах не сможет ему помочь?

Дженн стиснула кулаки так, что ногти вонзились в ладони. Она должна сохранять спокойствие. До сих пор ей это удавалось, удавалось сдерживать эту кипящую лаву внутри… и она справится и впредь, только нужно сохранять спокойствие!

Роберт предпочитает, чтобы она оставалась в неведении. Он не желает говорить о том, что думает, что чувствует; он никогда не скажет ей, чем кончается пророчество. И ведь он же признался, что ей тоже отводится важная роль! Так разве нет у нее права знать? Как может она что-то предпринять, как может помочь, если ей неизвестно, что, в конце концов, происходит?

Милосердные боги, почему одно его слово оказалось способно так вывести ее из себя? Как может она злиться на человека, которого так… так…

Дженн сидела неподвижно, ловя ртом воздух, чувствуя, как слезы жгут глаза. Ярость в ней скалила зубы, дразнила, подталкивала…

Однажды она потеряет самообладание. Однажды это случится, и тогда…

Сила однажды уже воспользовалась ею, вырвалась из ее тела, словно ее воля ничего не значила. Дженн помнила, как тело выгнулось назад, как время остановилось… Она лишила Ичерна жизни, навсегда уничтожила…

Эндрю все видел, видел, как она позволила осквернить себя силе, о существовании которой и не подозревала…

— Дженн!

Она подняла голову, понимая, что встретиться с Робертом сейчас не может. Дженн заставила себя ответить: необходимо, чтобы он ушел, ушел немедленно, прежде чем сила снова воспользуется ею. Прежде, чем она снова убьет.

— Оставь меня в покое, Роберт.

— Нет, на этот раз так не годится.

Дверь открылась и закрылась, но Дженн зажмурила глаза, стараясь отгородиться от Роберта, от его близости — и всего, чего в нем больше не было. Когда-то он ее любил, а теперь… теперь не хочет даже доверять.

О, кровь Серинлета, почему она здесь оказалась? Почему на нее, именно на нее все это обрушилось?

— Дженн, позволь мне помочь тебе.

Голос Роберта был тихим, но настойчивым. В нем не было ничего, кроме уверенности в своей правоте. Проклятой нестерпимой уверенности! Ничего больше…

— Мне не нужна твоя помощь. Уйди! — Рыдания душили Дженн, но она не поддастся — пока он не уйдет. Он должен уйти, иначе…

— Дженн, пожалуйста! Я могу тебе помочь. Только ответь мне!

Рука Роберта коснулась ее плеча — и больше сдерживаться Дженн не смогла. Она рванулась, кипя яростью, и ударила Роберта. Тот не сделал попытки защититься. Дженн оттолкнула его к двери, ничего не видя из-за слез. Этого мало… мало… Слишком много и все же мало! Дженн жаждала нанести ему удар, дать волю силе…

— Дай ей волю, Дженн. Я могу выдержать.

— Нет! Ты… ты… До чего же ненавижу! — взвизгнула Дженн, чувствуя, что вот-вот упадет в пропасть, по краю которой шла слишком долго. — Зачем ты явился в Клоннет? Ты вмешался и заставил меня…

— Дай силе волю!

Снова эта ослепительная вспышка, ужасная, неподконтрольная воле… наконец Дженн вспомнила, против кого направила силу. Только тогда ей удалось остановиться, отчаянным усилием воли погасить пламя. Опустошенная, она рухнула на колени, рыдая без слез.

Какое-то движение… Руки обхватили ее, подняли, отнесли на постель.

Так она не убила его!

На этот раз нанесенная ею рана не кровоточила.

Она не убила его! Она поверила Роберту, и он ее не подвел. Даже корабль по-прежнему мягко и успокаивающе покачивался на волнах.

Роберт вложил в руки Дженн кружку, приподнял ее голову, чтобы она могла пить. Дженн с трудом сделала глоток; Роберт терпеливо поддерживал ее, позволяя ей медленно тянуть питье. Так нежно, так заботливо… Что бы она ни сказала ему, что бы ни сделала, он по-прежнему о ней заботится.

И только по милости благословенной Минеи ей удалось не убить его!

Роберт подложил под голову Дженн подушку, а сам сел на край постели и тихо заговорил:

— Ты и представить себе не можешь, как жалею я о том, что это не я убил Ичерна. Но ведь дело не только в том, что ты его убила, верно? Много значит и то, как все случилось. Шок, неожиданность, всплеск силы — смертельное сочетание. Я знаю: сила рвалась из тебя, как из безвольной куклы, игнорируя твои мысли, твои желания — даже независимо от того, хотела ли ты ее использовать. В таких случаях колдовская сущность захватывает власть, лишает человека воли, делает его марионеткой, рабом чего-то, над чем он не властен. Убийственная сила — нечто очень личное, ведь она — часть души. Поэтому-то мы обучаем колдунов военному искусству, малахи прибегают к помощи дарриет из Даззира, а я ношу меч.

Роберт умолк; Дженн открыла глаза и увидела, что он рассматривает свои руки. Словно почувствовав ее взгляд, Роберт продолжал:

— Мне действительно жаль, Дженни. Я с самого начала вел себя, как глупец, и все, что мне удалось, — это причинить тебе горе. Я этого не хотел, я стремился лишь защитить тебя, — но, похоже, такое мне не по силам. Мне следовало больше тебе рассказать. Эйден был прав, но я его не послушал. Он гораздо лучше меня понимал, в чем ты нуждаешься. Но я был так захвачен…

— Отец Эйден… — Дженн сглотнула, чтобы прочистить горло. — Он советовал мне поговорить с тобой, потому что ты точно знаешь, каково это — быть орудием силы. Я думала, он имеет в виду Слово Разрушения, но теперь понимаю, что он говорил и о другом.

— Верно. — Роберт склонил голову. — Этот проклятый священник слишком многое разглядел. Но все равно вина моя: я попросил его поговорить с тобой, но мне и в голову не пришло поинтересоваться, что именно он тебе сказал.

— Он тебе друг.

— Я не заслуживаю его дружбы.

Роберт протянул руку и забрал у Дженн кружку, потом поднялся, подошел к бочонку в углу и наполнил кружку снова. Вернувшись к постели Дженн, он не стал садиться, просто поставил кружку на стол.

— Я сейчас уйду, а ты отдохни.

— Нет, Роберт, — Дженн не взяла кружку, — останься и поговори со мной.

На мгновение в нем стала заметна ужасная уязвимость.

— По-моему, я причинил достаточно вреда для одного дня. Я зайду попозже.

— Нет, останься. — Дженн схватила Роберта за руку, и он невольно поморщился. Дженн опустила глаза. Обе руки Роберта были воспаленными и опухшими. Он попытался спрятать их, но Дженн села и резко спросила: — Это я сделала?

Роберт заложил руки за спину.

— Брось, Дженн, ничего серьезного.

Мгновение Дженн просто смотрела на него. Ей казалось, что лицо у нее отекшее и неподвижное, как будто не пробудившееся после глубокого сна, но отступать она все равно не собиралась, — ведь в ожогах виновата она.

Дженн соскользнула с постели и выпрямилась перед Робертом во весь рост.

— Роберт Дуглас, если ты сейчас же не сядешь и не дашь мне осмотреть твои руки, я прибегну к чему-нибудь посерьезнее, чем тот слабенький удар.

— Слабенький! — Роберт невольно рассмеялся, но тут же взял себя в руки.

— Сядь!

— Ну, если ты так настаиваешь… — Он снова опустился на край постели, а Дженн повернулась к бочонку с водой. Сначала она плеснула на лицо и вытерла его полотенцем, потом налила воды в миску и подошла к Роберту. Усевшись на табурет, Дженн взяла его правую руку и обмыла ее. Роберт зашипел от боли.

— Что ты чувствуешь?

— Ты все еще задаешь вопросы, ответ на которые тебе известен.

— Ох… — Дженн низко опустила голову. Ожоги были не такие уж страшные — по крайней мере когда она разбила аярн Роберта, он пострадал сильнее. Дня через два воспаление спадет, и все заживет. Дженн взяла Роберта за левую руку.

— Ой!

— Не веди себя, как ребенок! — Дженн было трудно сдержать смех. Конечно, рассмешил ее не Роберт, а вся невозможная ситуация. Сначала он причинил ей боль, потом она — ему: какой-то безумный поединок. Может быть, пора им остановиться? Перемирие было совсем не тем, о чем она мечтала, но, может быть, так им станет легче жить. — Клянусь богами, Роберт, на свете есть человек, который ненавидит тебя сильнее, чем Нэш.

— Сильнее даже, чем ты?

— Да, даже сильнее, чем я.

— И кто же это?

— Ты сам!

Дженн заметила, как он озадаченно поднял брови. Снова склонив голову, она продолжала:

— Ты просто глупец, Роберт. Ты посвятил всю жизнь тому, чтобы так или иначе помогать людям, но этого тебе мало, верно? Ты берешь на себя их страдания. Неужели твой демон ничему тебя не научил? Неужели ты не понимаешь, что так ты только вскармливаешь его, делаешь сильнее?

— Я чуть не погиб, пытаясь тебе помочь, а в благодарность получаю проповедь! Что ж, признаю, я заслужил упреки. Прекрасно, в следующий раз я позволю тебе утопить корабль. Мне-то что — я умею плавать.

— Ты выворачиваешься наизнанку, чтобы защитить всех, обнадежить, облегчить страдания и боль, развеселить. Только о собственных чувствах ты такой заботы не проявляешь!

— Ну, — легкомысленно ответил Роберт, — нельзя же иметь все разом. Или я действую так, как это нужно другим людям, или я делаю то, что хочу, — а это обычно не приводит к одним и тем же результатам. Мне никак не удается найти середину — такое благословенное место просто не существует.

— Да знаешь ли ты, чего сам хочешь? Разве ты дал себе время задаться этим вопросом? — Дженн подняла глаза и заметила, что Роберт со слабой загадочной улыбкой смотрит на нее.

— Да, иногда я такой вопрос себе задаю. Я хочу жить в свободном мире. Я хочу, чтобы мою родину не угнетал тиран, а народ наслаждался процветанием и справедливостью. — Роберт помолчал. — Ну а в качестве десерта — чтобы Ангел Тьмы пал мертвым.

Дженн улыбнулась:

— Вот видишь — ты опять говоришь о других людях. А чего ты хочешь для себя?

— В настоящий момент? — Роберт склонил голову набок и насмешливо поднял бровь.

— Хотя бы, — рассмеялась Дженн. Последовала долгая пауза, прежде чем он ответил:

— Тебе это не понравится.

— Ну, Роберт, ты сейчас не в таком состоянии, чтобы выбросить меня за борт.

— Верно, — разочарованно протянул он и опять надолго замолчал. Когда Дженн уже собиралась поторопить его, Роберт глубоко вздохнул и пробормотал: — В таком случае придется удовлетвориться другим.

Наклонившись вперед, он поцеловал Дженн.

Она вскочила выронив миску с водой, и прижала обе руки к губам. Неожиданно ей стало трудно дышать, а сердце заколотилось так, словно было готово выскочить из груди.

Роберт встал и виновато пробормотал:

— Ох, Дженн, прости меня! Я не хотел… я… Проклятие, снова я все испортил! Ну уж теперь точно пора мне уйти.

Он распахнул дверь, прежде чем Дженн сумела сказать хоть слово. Когда он уже выходил, Дженн выдохнула:

— Роберт, подожди…

— Нет, Дженн, тебе не нужно ничего говорить. Мне очень, очень жаль. Я постараюсь не попадаться тебе на глаза, пока мы не причалим.

С этими словами он исчез.