Полет черного орла

ГЛАВА 13

Резкий западный ветер гнал по морю увенчанные пеной валы, и лишь иногда в моменты затишья с севера долетали потоки более теплого воздуха. Дженн стояла на палубе, глядя назад, туда, откуда они отчалили.

Берег Фланхара уже не был виден. Корабль так медленно отходил от пристани, что Дженн уже начала опасаться, что они никогда не выйдут в море. Однако когда судно покинуло гавань, ветер наполнил его паруса, и корабль понесся вперед, как ребенок, сбегающий с крутого холма.

Дженн подняла лицо к небу, подставив его ледяным порывам. Она снова, как во время жизни в Клоннете, вдыхала свежий, пахнущий солью воздух. Ветер пах и еще чем-то, чему Дженн не могла найти названия. Острый и сладкий запах, иногда отдающий пряностями… аромат настоящего пира.

Дженн позволила запаху наполнить ее легкие, окутать ее всю, впитаться в ее плоть до самых костей. Это было резкое и обжигающее дыхание океана, невероятно огромного, простирающегося во все стороны. Корабль по сравнению с ним был ужасно маленьким, хоть мачта вздымалась высоко вверх, а наполненный ветром парус казался таким широким. Корпус судна скрипел и стонал, то содрогаясь под ударами волн, то плавно скользя по воде в редкие минуты затишья.

Дженн всем телом ощущала качку. Это было немного похоже на скачку верхом, только всадником оказывался весь мир… Канаты и веревки, деревянные реи и железные кольца — все они дребезжали и пели под напором ветра. Гул ветра перекрывали голоса моряков: приказы, вопросы, шутки, смех. Пассажиры были менее привычны к качке и брызгам, но тоже смеялись и шутили с матросами. Все они побывали на палубе, но скоро там осталась одна Дженн, наслаждавшаяся новыми ощущениями.

Как бы это понравилось Эндрю!

Будь обстоятельства другими, она сама тоже получала бы удовольствие. Так многое изменилось в ее жизни с тех пор, когда — много лет назад — она повстречала в лесу Роберта, но все же какая-то часть ее души жаждала той свободы, что была ее радостью в юности. Той свободы, которая позволяла бродить по свету, искать приключений, жить, не задавая себе вопросов, совершать открытия и ошибки… И все же то, что сейчас испытывала Дженн, тоже было прекрасно, несмотря ни на что.

— Спустилась бы ты вниз, девонька, — окликнул ее капитан. — Скоро станет холодно. Солнце садится, да и дождь, похоже, собирается.

Дженн улыбнулась ему:

— Я не замерзла. Я хочу увидеть закат.

Капитан ухмыльнулся беззубым ртом и вернулся на свое место рядом с рулевым.

Дженн снова повернулась к морю, и в этот момент чьи-то руки накинули ей на плечи плащ.

— Если ты собираешься оставаться на палубе, — услышала Дженн голос Роберта, — то совершенно окоченеешь.

Дженн не оглянулась на него, но в плащ закуталась. На самом деле она действительно замерзла, лицо совершенно онемело, но уйти она просто не могла.

Роберт не покинул палубы. Опершись локтями на поручень, он стал, как и Дженн, смотреть на север. Дженн попыталась не обращать на него внимания, убедить себя, что его нет рядом. Она не видела его весь день, с тех пор как корабль покинул гавань. Дженн с подчеркнутым вниманием стала смотреть на запад — туда, где небо превратилось в расплавленное золото. Постепенно начинали появляться и другие цвета, словно боги выплеснули огромные ведра розовой, оранжевой, пурпурной краски. Никогда прежде не видела Дженн такого великолепного заката.

Наконец солнце скрылось, оставив на небе лишь воспоминание о своем сиянии.

— Иди-ка ты, девонька, — снова окликнул Дженн капитан. — Пусть твой муженек отведет тебя вниз и согреет.

— Мой муженек!..

Роберт схватил ее за локоть и оттащил от поручней.

— Прости. У меня не было выбора: только так я мог обеспечить тебе каюту. Я решил, что ты предпочтешь расположиться в отдельном помещении, а не делить его с остальными пассажирами. На таких маленьких судах очень тесно, и трехдневное путешествие может показаться вечностью. Я поместился вместе с командой.

Как только они спустились по трапу и оказались одни, Дженн высвободила руку.

— Почему ты раньше ничего не сказал?

— Потому что не хотел спора. Пойдем, я приготовил ужин. Нужно его съесть, пока еда не подгорела.

Не глядя на Дженн, Роберт повел ее по еще одной узкой лесенке. Пространство под палубой казалось слишком тесным для такого высокого и широкоплечего человека, как Роберт; тем не менее передвигался он с легкостью, словно родился на корабле.

Свернув налево, они попали в узкий проход; в конце его была дверь. Роберт распахнул ее, пропустил Дженн вперед, потом вошел сам.

— Это и есть каюта? Пассажир тут должен помещаться целиком? — пробормотала Дженн. Одна стена — обшивка корпуса, — закругляясь, переходила в низкий потолок. У стены располагалась койка, на которой с трудом поместился бы взрослый человек. Койка служила также сиденьем; посередине каюты находился узкий стол, а на противоположной — стене висела полка. На скамье под ней Дженн увидела маленькую жаровню, на которой булькал котелок с варевом. Третья стена от пола до потолка была занята шкафом. Если бы Дженн сделала два больших шага, она уперлась бы носом в стену.

— На самом деле, — сказал Роберт, помешивая похлебку в котелке, — обычно тут спят четверо. Стол складывается, а дверцы шкафа открываются. На стене есть крюки, к которым можно подвесить гамак.

— Что такое гамак?

— Это такая подвесная постель. Очень удобная вещь — только, правда, не в шторм. И если не страдаешь морской болезнью. Садись.

Дженн протиснулась между столом и койкой и села. Роберт достал тарелки, наполнил их похлебкой из котелка, потом поставил его обратно в жаровню, вынул из шкафа большой ломоть хлеба и положил перед Дженн. Выдвинув из-под стола табурет, он уселся и, не говоря ни слова, принялся за еду.

После свежего морского воздуха запах похлебки дразнил аппетит, но Дженн не прикоснулась к ней.

— Почему ты все время заботишься обо мне? Роберт не взглянул на нее.

— Хороший вопрос. Только ты лучше ешь: теперь два дня, пока мы не причалим к берегу, свежего мяса не будет.

— Почему?

— Потому что оно протухнет.

— Нет, я имею в виду: почему ты заботишься обо мне? Роберт прожевал кусок, проглотил и снова взялся за ложку.

— Ты знаешь почему.

— Потому что… — Дженн помолчала, нахмурив брови, — ты дал клятву оберегать меня?

Роберт кивнул, не отрываясь от еды:

— Верно.

— Но ты принес клятву верности и Селару, а теперь идешь на него войной только потому, что он по глупости освободил тебя от присяги.

— Да. — В первый раз Роберт взглянул на Дженн. Лицо его ничего не выражало. — Уж не думаешь ли ты поступить так же? — Через секунду он снова опустил глаза; тарелка перед ним была уже почти пуста. — Если думаешь, советую подождать, пока мы не вернемся во Фланхар. Будланди не самое безопасное место на свете.

Роберт молча доел похлебку, поднялся, убрал свою тарелку и взял плащ.

— Поешь и постарайся отдохнуть. Доброй ночи. — С этими словами Роберт вышел из каюты и решительно закрыл за собой дверь, прежде чем Дженн успела сказать хоть слово.

На палубе было холодно, но Роберт ничего не имел против. Здесь гораздо лучше, чем в тесноте и духоте каюты. Ветер утих, и парус безжизненно повис. Роберт перекинул плащ через плечо и прошел на нос. Там он нашел бухту каната и удобно уселся, прислонившись спиной к стене рубки.

— Эх, при такой луне только и плыть, — лучше не бывает, — проворчал сидевший рядом со штурвалом капитан.

— Верно, — согласился Роберт. Небо стало совершенно безоблачным, и полная луна висела в нем, как огромный голубой полупрозрачный диск.

— Слышал я, что ты собираешься спать с командой, — дружелюбно продолжал капитан. — Семейные неприятности, а?

Роберт в ответ только усмехнулся.

— Да ладно, не печалься. Разве не случается, что путешествие в Будланди совершает чудеса? А впрочем, глоточек рома совершает их тоже. — Капитан протянул Роберту небольшую фляжку.

— Спасибо, не стоит, — улыбнулся Роберт. Капитан пожал плечами и отхлебнул из фляжки сам.

— Вы из Фланхара? — Да.

— Тебе часто случается бывать в Люсаре?

— Раз или два я туда ездил.

— А я там родился.

— Правда? — Роберт внимательно взглянул на капитана. — Где именно?

— На западе, в приграничье. Ты вряд ли слышал о тех местах. Да нашей деревни больше и не существует. Этот подонок Селар просто стер ее с лица земли, когда двадцать лет назад начал вторжение. Я с тех пор ни разу там не бывал.

— Почему?

Капитан отпил еще рома.

— Разве нужны зеленые холмы тому, у кого есть зеленые морские волны?

— Пожалуй, ты прав.

— Я стараюсь держаться подальше от Люсары и захожу в тамошние порты, только когда деваться некуда. Не нравятся мне купцы, которые там теперь всем заправляют, — эти хапуги из Майенны. Разве дождешься, чтобы они дали правильную цену за доставку товаров морем? Шкиперы по большей части теперь не желают иметь с ними дела. А твой герцог не тревожится?

— О чем?

Капитан пожал плечами:

— У Селара руки загребущие, как и у всех его земляков. Как бы в один прекрасный день он не глянул на ваше маленькое славненькое герцогство и не решил его прикарманить. Фланхар не сможет отбиться: ты только посмотри, как быстро и легко Селар заграбастал Люсару. Я вот что тебе скажу, — капитан наклонился вперед и понизил голос: — Сдается мне, потому-то сейчас и развелось так много пилигримов — каждый год я сотнями вожу их в Алузию, — что в Люсаре жизнь никому не в радость. Вот я и зарабатываю на людском несчастье.

— А пилигримов стало больше?

— Их уже давно с каждым годом становится все больше и больше. С самой той беды, что приключилась несколько лет назад.

— Какой беды?

Капитан хмыкнул и снова приложился к фляжке.

— Ну, помнишь, когда тот колдун натворил дел. Говорю тебе, ни в какой другой стране нет такой напасти: должно быть, все колдуны на свете поселились в Люсаре. Ни за какие сокровища я туда теперь не вернусь.

Роберт задумчиво окинул взглядом морской простор и обхватил себя руками, чтобы не замерзнуть.

— Ты так много странствуешь, что, должно быть, слышишь много всякого.

— В последнее время только и узнаешь о том, что собираются люсарцы просить у богини, когда доберутся до ее храма.

— Наверное, все они боятся колдовства?

— Ну да, — кивнул капитан, — а кто не боится? Они, знаешь ли, больше всего опасаются, что этот парень… как его… Дуглас, что ли… Так вот, что он с помощью колдовства захватит трон.

— По-моему, если бы он хотел заполучить корону, он давно бы это сделал.

— Вроде и так, дружок… А все равно я вот думаю…

— О чем? — пробормотал Роберт.

— А есть ли разница? Между мерзостью Селара и скверной колдовства? Я хочу сказать: как тут выбрать? Вот ты — будь ты люсарцем и случись тебе выбирать между ними — что бы ты выбрал?

Роберт отвел глаза, но не смог сдержать улыбки.

— Думаю, — мягко сказал он, — что ни то, ни другое.

Корабль мерно раскачивался, как это было всю ночь и весь день, и Дженн застонала. Она свернулась клубочком и прижала руки к животу, но ничто не помогало. Койка под ней вздыбилась, когда судно начало карабкаться на очередную огромную волну, потом устремилась с высоты в бездну. Даже в каюте Дженн слышала стоны ветра, его визг в снастях. Как может этот крошечный корабль бороться с могучей стихией? И как могла она когда-нибудь думать, будто путешествие по морю — замечательное приключение? Наверняка им суждено пойти ко дну…

Дверь каюты распахнулась, но Дженн не решилась приоткрыть глаза. Она слышала, как в каюту вошел Роберт и присел на край ее постели. Его спокойный голос только подчеркнул, какая буря бушует снаружи — да и внутри у Дженн тоже.

— Ну-ка выпей. Это тебе поможет.

— Не могу. Питье не останется во мне. Уйди и дай мне умереть. — Корабль снова рухнул в пропасть между волнами, и желудок Дженн поднялся к горлу. Какая пытка! Как Роберту удается не поддаваться?

— Ты только попробуй, — мягко сказал Роберт. — Хоть глоточек. Это старое моряцкое средство, капитан дал его мне для тебя.

— Ты сказал ему, что меня тошнит? — простонала Дженн, прижав руки к животу в ожидании следующего рывка корабля. Конечно, Роберт чувствует себя прекрасно! Его-то никогда не будет тошнить! Это было бы ниже его достоинства. Нет, он останется в совершенном здравии и будет ухаживать за ней, защищать ее, как и обещал, — и именно потому, что обещал.

— Ты целый день не выходила на палубу, Дженн, вот он и догадался. А теперь сядь и попытайся это выпить. И еще: если ты выйдешь на воздух, то не будешь так ужасно себя чувствовать.

Его мягкая настойчивость окончательно вывела Дженн из себя.

— Оставь меня в покое! — Дженн взмахнула рукой, кружка покатилась по столу, ее содержимое расплескалось.

Роберт резко поднялся.

— Прекрасно. Страдай, раз тебе так хочется.

Повернувшись, он вышел из каюты, громко хлопнув дверью.

О боги, зачем она это сделала? Почему стала такой несдержанной? Нужно постараться и взять себя в руки. В конце концов, он только старался помочь…

Дверь неожиданно снова распахнулась. В проеме стоял Роберт. Он сделал шаг вперед и закрыл за собой дверь.

— Я знаю, ты не хочешь, чтобы я тебя защищал и заботился о тебе. Мне очень жаль, но такова уж моя природа. Неужели ты хотела бы, чтобы я наслаждался мучениями людей, — как твой друг Нэш?

Лицо Дженн вспыхнуло — как она надеялась, от гнева. Дженн села, опираясь на стену.

— Да, — продолжал Роберт тихо и угрожающе, — твой друг. Тот самый человек, который легко и даже с радостью убил бы меня, чтобы получить желаемое. Тот самый человек, ради бегства от которого ты пожертвовала сыном!

Дженн открыла рот, но не смогла произнести ни звука. Однако Роберт еще не договорил. Сделав шаг вперед, он продолжал:

— Если ты не хочешь, чтобы я заботился о тебе, то тебе следует научиться делать это самой. Для начала научись быть вежливой, когда рядом другие люди. Уже весь корабль только о том и говорит, что я сплю с командой и никто ни разу не видел, чтобы мы с тобой разговаривали. Мы с тобой знаем правду, и на корабле, где мы в безопасности, это не имеет значения, но завтра мы высадимся на берег и окажемся в чужой стране, стране со странными обычаями. А ты ни разу об этой стране меня даже не спросила.

Роберт помолчал, положив руку на дверную ручку.

— Мне наплевать, ненавидишь ты меня или нет. Мне нужно одно: чтобы мы добрались до Будланди и нашли там столь необходимые нам ответы. Тебе следовало бы озаботиться тем же.

С этими словами Роберт вышел из каюты, хлопнув дверью так, что стены задрожали.

Проклятие, до чего же эта невыносимая, упрямая женщина выводит из себя! Как мог он оказаться таким идиотом, таким безнадежным дураком, чтобы влюбиться в нее! Ну да, тут, конечно, сыграли роль Узы. Да, именно Узы, а не настоящая любовь. Ему хватило бы здравого смысла не полюбить эту невозможную девчонку! Ах, если бы еще и хватило ума избежать Уз…

Роберт в ярости выскочил на палубу и пробежал ее из конца в конец, прежде чем заметил, что на него глазеют и пассажиры, и матросы. О боги, неужели они слышали, как он проклинает Дженн?

Роберт остановился у поручней и стал глядеть в даль, глубоко вдыхая воздух, чтобы успокоиться. В его душе бунтовал и рвался на свободу демон, но Роберт, как всегда, приструнил его и заставил умолкнуть. Еще одна маленькая битва, еще одна маленькая победа… Еще один шажок в сторону от пророчества. Если ему удастся так же держаться всю жизнь, он еще может выиграть и опровергнуть предсказание.

Какое-то движение, легкое прикосновение к его руке… Дженн ухватилась за поручень и теперь смотрела прямо вперед, не поворачивая головы к Роберту.

— Мы пойдем ко дну?

— Это зависит от того, — ответил, бросив на нее внимательный взгляд, Роберт, — что ты имеешь в виду: корабль или цель нашего путешествия.

Дженн на мгновений опустила голову, потом все-таки посмотрела на Роберта.

— Почему ты раньше ничего не рассказал мне про Нэша? Почему я все должна узнавать случайно?

— Ты не поверила бы мне. — Роберт переплел пальцы. — Нужно смотреть правде в лицо: ты и сейчас еще не вполне мне веришь.

— Пожалуй… пожалуй, я действительно не была уверена, что ты прав… до тех пор, пока не увидела в Клоннете тех малахи. — Дженн умолкла и снова потупила глаза. — Почему ты тогда последовал за мной?

— А почему ты задаешь только те вопросы, ответ на которые тебе уже известен? — Голос Роберта звучал сурово, и он не мог заставить себя смягчиться. Однако краем глаза он видел, что все на палубе по-прежнему смотрят на них и явно чересчур интересуются их разговором. Да, придется, ничего не поделаешь… — Дай мне руку.

— Что?

— Просто подай мне руку и притворись, будто мы миримся после ссоры. Постарайся не показывать, что мое прикосновение вызывает у тебя отвращение.

Дженн протянула руку, но ничего не сказала. Роберт сжал ее пальцы в ладонях, заодно стараясь хоть немного согреть их. Потом, чтобы создать более убедительную картину, он обнял Дженн за талию и привлек к себе. Никто со стороны не заметит, как она напряглась…

Ветер яростно гнал по небу облака, швырял их на солнце, которое отчаянно старалось выглянуть и осветить море. Роберт вздохнул и посмотрел на Дженн. Выражение ее бледного лица оставалось настороженным. Пряди черных волос, выбившиеся из-под капюшона плаща, заставляли Дженн выглядеть трогательно беззащитной, но на самом деле никакой мягкости в ней не было. Перед Робертом разверзлась пропасть потерянных ими лет…

— Прошло слишком много времени, правда? Мы разучились разговаривать друг с другом.

— А разве когда-нибудь мы это умели? — прошептала Дженн.

— Мне казалось, что умели. Когда-то. До того… — Закончить Роберт был не в силах; он не смел слишком далеко зайти по опасному пути. Воспоминания, как неутихающая боль, упорно преследовали его, несмотря на все усилия. Единственное, что помогало ему вынести все испытания последних пяти лет, была вера в то, что Дженн тоже его любит. Отказавшись бежать из Элайты, она обрекла себя на страдания, оказалась заперта в клетку, в то время как он был свободен, — а ведь вина лежала на нем, а не на Дженн. И все-таки, несмотря на это, она ни разу его не упрекнула.

Может быть, упреки было бы вынести легче, чем молчание? Роберт снова стал смотреть в даль. Теперь, благодарение богам, они не были уже в центре всеобщего внимания.

— Как ты думаешь, возможно ли, что Нэш каким-то образом заставил Ичерна избивать тебя?

— Не… не знаю. А такое возможно?

— Да. Человеку можно внушить мысль, вложить в него единственное стремление. Ты сама сделала что-то подобное, хотя и случайно. Уверен, что такое вполне по силам и Нэшу.

— Но зачем ему это?

Роберт посмотрел ей в глаза, старательно следя за тем, чтобы на его лице не отразились никакие опасные чувства.

— Тебе виднее.

Дженн удивленно моргнула и поспешно отвела взгляд.

— И ты все терпела ради Эндрю?

Резкий ветер почти заглушил холодный и напряженный голос Дженн:

— Что еще мне оставалось?

— Ты могла попросить о помощи.

— И подвергнуть других опасности? Отца Джона или Патрика?

— У Эндрю никогда не будет другой матери. — Роберт умолк. Нет, не следовало ему оставлять ее в Элайте, не следовало допускать, чтобы на Дженн обрушились такие страдания: в конце концов, разве нет у него меча, чтобы защитить Дженн? Как может она после всего случившегося доверять ему?

И все же она доверяет!

Внезапно охваченный сильным чувством, Роберт отчаянно боролся с ужасом и раскаянием. Не в его власти изменить для Дженн прошедшие пять лет, но может же он хотя бы объяснить, заставить ее понять… что он осознает свою ошибку, что готов ее признать.

— Мне очень жаль…

Дженн подняла на него взгляд. Ее синие глаза стали такими же бездонными, как небо.

— Ты не заслужила того, что тебе пришлось вынести. Прости меня.

— Я все понимаю, Роберт, — прошептала Дженн. Выражение ее лица немного смягчилось. — Мне тоже жаль. — Она быстро взглянула на прогуливающихся по палубе пассажиров. — Думаю, нам следует сохранять видимость… Дай мне час, и я попытаюсь приготовить что-нибудь съедобное из остатков солонины, — только не рассчитывай на многое. А тем временем ты сможешь перенести из трюма в каюту свои одеяла. Я нашла в шкафу гамак. Если хочешь доказать мне свое мужество, попробуй провести в нем ночь, несмотря на ужасную качку.

— Такую уж ужасную? — Роберт заставил себя улыбнуться. — На море почти что штиль.

Дженн пожала плечами; выражение ее лица немного напомнило Роберту прежнюю жизнерадостную Дженн.

— Ну, тогда перспектива переночевать в гамаке тебя не испугает. — Она повернулась, собравшись спуститься в каюту, но помедлила, потом, поднявшись на цыпочки, поцеловала Роберта в щеку. Он ошеломленно посмотрел ей вслед.

Да, невыносимая, упрямая, выводящая из себя женщина. И как только он свалял такого дурака, влюбившись в нее?

Порт Нору Имбел на северном побережье Будланди бурлил: казалось, тысяча человек разом кричит и спорит, толкается и бежит, катит тележки, тащит тюки, разгружает трюмы кораблей. Над причалом суетились чайки, добавляя шума своим криком, их пытались схватить бродячие собаки.

Дженн спешила за Робертом, боясь потерять его в толпе. Роберт целеустремленно проталкивался сквозь толчею; плащ колыхался у него за плечами, как огромная черная волна. Роберт легко нес на плече дорожные сумы. Держал он себя иначе, чем обычно: казалось, он преисполнен высокомерия.

— Помни о том, что я тебе говорил, — бросил он Дженн через плечо не останавливаясь. — Никому не смотри в лицо и отвечай, только если к тебе обратились. Держи руки скрещенными на груди и, когда я с тобой, не заговаривай с другой женщиной. А самое главное — ни при каких обстоятельствах не прикасайся ко мне, чтобы привлечь мое внимание.

Между ними вклинилась тележка, и Дженн пришлось остановиться. Тележку тащил белый ослик; находившиеся в ней трое ярко одетых мальчишек жонглировали в воздухе какими-то предметами, ловко сохраняя равновесие, хотя тележка подпрыгивала на камнях набережной.

— И не таращи глаза, — с улыбкой сказал Роберт, возвращаясь. — У тебя будет еще время насмотреться на все, когда мы устроимся. А сейчас идем.

Когда они свернули наконец с набережной, толчея немного уменьшилась. Улицы города оказались широкими, от них во все стороны отходило множество извилистых переулков. Некоторые дома были приземистыми и длинными, с высокими стрельчатыми окнами; каменные стены других не имели окон вовсе. Все строения, которые видела Дженн, были побелены и словно сияли в лучах полуденного солнца.

Дженн стало очень жарко, но Роберт предостерег ее о том, что снимать плащ в общественном месте не положено. Роберт шагал вперед, выбирая улицы, казалось, наугад, и теперь Дженн стало понятно, почему он держится столь высокомерно. Так вели себя все мужчины в этом странном городе. Не раз случалось, что кто-то из них бросал Роберту вызов — взглядом или словами. Иногда Дженн замечала, что местные жители разглядывают ее, но Роберт словно не замечал этого. Достаточно было нескольких слов на языке, которого Дженн не понимала, и их оставляли в покое, позволяя беспрепятственно идти дальше.

Как могла она думать, что сумеет справиться со всем этим в одиночку? Милосердная Минея, Роберт, должно быть, счел ее самой большой идиоткой на свете!

— Знаешь, забавная вещь, — сказал Роберт, сворачивая на менее оживленную улицу, — Мика так и не смог усвоить здешних порядков. Он очень старался, но я никогда еще не встречал человека, который бы столько раз дрался, пока мы были здесь. Моим ежедневным занятием было вытаскивать его из какой-нибудь передряги.

Дженн хотела улыбнуться, но не могла вспомнить, допускается ли это местными обычаями. Лучше уж не рисковать.

Улица кончилась, и Роберт с Дженн остановились. Перед ними раскинулась огромная, покрытая рыжим гравием площадь, обсаженная высокими раскидистыми деревьями. В центре ее толпились люди, все как один в синих одеждах, и каждый держал в руках какой-нибудь цветок. Дженн не задумываясь подошла к ним поближе, и Роберт не остановил ее.

Собравшиеся на площади — да и вообще все люди в этом городе — выглядели одинаково: темные волосы, темные глаза, загорелая на беспощадном солнце кожа. Женщины по большей части были красивы, невысокие мужчины отличались надменностью, которой и подражал Роберт.

В середине собравшейся на площади группы на синей циновке кружком сидели несколько человек — с одной стороны мужчины, с другой — женщины. У одной из женщин на голове был венок, сидевшие с ней рядом держали в руках большие букеты из таких же цветов.

— Это свадебная церемония, — на ухо Дженн прошептал Роберт. — Та женщина, что в середине, выбирает себе супруга из сидящих напротив мужчин.

— Женщины здесь выбирают супругов?

— Да. — В голосе Роберта слышался смех. — Они могут делать это, когда им исполнится двадцать лет. Невеста будет сидеть здесь, пока не примет решения. Обычно это занимает несколько часов, а бывает, что и дней. В былые времена она, конечно, на свадьбе впервые видела претендентов на ее руку, но теперь за богатыми невестами принято начинать ухаживать задолго до дня бракосочетания.

— И как же она делает выбор?

— Ну, думаю, богатство и положение принимаются во внимание, однако мужчина, выбранный только за эти достоинства, едва ли проживет долго. Нужен сильный человек, хотя не обязательно воин. Он должен уметь защитить ее на улице, не проливая ежедневно крови. Важно также, чтобы супруг обладал здравым умом и мог дать своей жене дельный совет. Ну и еще требуется, чтобы мужчина ценил семью и мог подарить женщине много детей. — Роберт, смеясь, заключил: — На самом деле все совсем просто.

— И она может определить все это, просто сидя здесь и глядя на претендентов? Но кто изначально определяет, какие мужчины сядут в круг?

— Занять место может любой мужчина, который хотел бы на ней жениться. На этой площади ежедневно можно увидеть дюжину подобных церемоний. Если наблюдать долго, можно заметить, что одни и те же мужчины-неудачники садятся в круг несколько раз на день.

В этот момент невеста поднялась на ноги, взяла у соседки букет и вручила его одному из мужчин. Потом букет получил еще один жених. Так продолжалось, пока все букеты не были розданы, и лишь один из мужчин остался с пустыми руками. Он встал и поклонился невесте, а толпа разразилась радостными криками.

Дженн не удержалась от смеха:

— Похоже, все довольны.

— Должно быть, девушка сделала хороший выбор. Говорят, ее руку направляет мудрость богини. Для мужчины испытание — оказаться избранным; для женщины — выбрать безошибочно. Так испытывается ее способность заметить, понять и оценить качества будущего супруга. Здесь это очень важно: женщины никогда не выходят замуж вторично. Пойдем, у нас еще много дел.

Пройдя сквозь путаницу переулков, они вышли к рынку, где торговали тканями. Цвета их были такими яркими, что Дженн невольно охнула; пока они шли между рядами, она не удержалась и пощупала мягкие шелка. На рынке было заметно все то же странное разграничение: с одной стороны все торговцы были мужчины, с другой — женщины. Роберт остановился в проходе, разделяющем эти две части.

— Дальше тебе придется действовать одной. Тебе нужна одежда, такая же, как носят местные жительницы. Если ты пройдешь в дальний конец, ты найдешь лавки, где можно купить платья и все, что тебе потребуется. Выбери то, в чем будет удобно путешествовать, но из самой легкой ткани: чем дальше на восток, тем будет жарче. И не вздумай торговаться: здесь женщины этого не делают. Торговки назовут тебе правильную цену, хоть и увидят, что ты чужеземка. К несчастью, о мужчинах того же сказать нельзя. Сделай покупки как можно быстрее. Я встречу тебя здесь же.

— Но… — Дженн едва не положила руку ему на плечо, но вовремя остановилась. — Я же не знаю, что нужно делать.

— Прекрасно знаешь, — улыбнулся Роберт. — По-моему, женщина, покупающая наряды, ведет себя одинаково в любом конце света. Не тревожься. Я буду неподалеку. Говори со мной мысленно, если что-то пойдет не так. А теперь иди и получи как можно больше удовольствия.

Роберт дождался, пока Дженн свернула в ряды лавок, и она сразу же колдовским зрением заметила, как он тоже нырнул в толпу на другой половине рынка. Крепко сжав руки перед собой, Дженн прошла в дальний угол площади. Рассмотреть все, что ее окружало, было совершенно невозможно. На нее обрушились яркие краски, громкие звуки, манящие запахи. Дженн была голодна, а где-то рядом торговали всякими вкусностями, но тут она увидела платья и забыла обо всем: они были великолепны. Покрой не особенно отличался от того, что Дженн всегда носила, но полупрозрачные ткани и яркие цвета совсем не походили на то, что до сих пор она осмеливалась надеть. Вместе с платьями продавалось и множество шарфов; Дженн заметила, что почти каждая местная жительница носила шарф.

Роберт оказался прав: никакой разницы с Люсарой, по крайней мере в том, что касалось приобретения нарядов, не обнаружилось. Дженн задержалась перед одним прилавком, разглядывая яркое, как солнце, желтое платье, и ее тут же окружила дюжина торговок, предлагающих свой товар. Поднятый ими веселый крик был столь заразителен, что Дженн не могла не рассмеяться в ответ, хотя не понимала ни слова. В конце концов труднее всего оказалось выбрать что-то одно из соблазнительного разнообразия. Дженн остановилась на небесно-голубом платье с выглядывающей из-под него юбкой более темного оттенка, добавив к наряду простой белый шарф. С этими покупками она вернулась туда, где должна была встретиться с Робертом, странным образом чувствуя себя легко и свободно в этой чужой стране.

Роберт уже ждал ее, перекинув через плечо узел с новой одеждой.

— Ну как? Сколько драк из-за тебя началось? Дженн вздернула подбородок, хотя ей трудно было сдержать улыбку.

— Если бы здесь это не было табу, я стукнула бы тебя, Роберт, за такие слова. Что нам еще нужно купить? Давай поторопимся: мне хочется есть.

Роберт откинулся в кресле, не обращая внимания на то, как жалобно оно заскрипело, и положил ноги на табурет. Налив себе из кувшина чудесного лимонного сока, он удовлетворенно оглядел дворик, куда выходила их комната. Дом, в котором они расположились, напоминал монастырскую аркаду: с каждой стороны квадрата, внутри которого росли местные, привычные к засухе деревья, было по три комнаты, куда долетал ветерок и где не особенно чувствовалась жара.

Роберт посмотрел на Дженн, сидевшую напротив него за небольшим столом. Она склонилась над блюдом со свежими овощами, сочными и аппетитными.

— Как тебе это нравится?

Дженн взяла еще один лист салата, прожевала его и ответила:

— Еда странная, но вкусная.

— Те маленькие шарики не мясо, а какая-то разновидность орехов. Лепешки — лучший хлеб, который можно здесь получить. Может, тебе они и понравятся, а на мой вкус, они словно испечены из песка.

Дженн тоже стала смотреть на деревья во дворе. Как только они разместились здесь, она умылась и надела новую одежду; правда, сейчас голову ее не прикрывал шарф. Голубой цвет удивительно шел ей, подчеркивая синеву глаз. То ли платье, то ли мягкое освещение в комнате делали Дженн особенно красивой. Сейчас она казалась вполне довольной жизнью, хотя по-прежнему оставалась слишком бледной, слишком молчаливой. Роберт иногда часами не слышал от нее ни слова; взгляд ее был словно обращен внутрь.

Роберт догадывался, в чем дело. Он мог бы даже попытаться заставить ее поделиться тягостными мыслями, но по собственному опыту знал, что это бесполезно. Дженн еще не была готова говорить о своем горе, а до того никакие его утешения не помогли бы.

— Помнишь ту свадьбу, что мы видели? — задумчиво сказала она, поднося к лицу цветущую ветку, сорванную с куста во дворике. — Тебе ничего не показалось странным?

— В каком смысле? — Роберт чувствовал себя зачарованным, он не мог отвести от Дженн глаз.

— Девушка вручила цветы всем тем, кого отвергла, а своему избраннику не дала ничего.

— Он получил ее саму.

— Да, верно, но… Я не могла не подумать о том, как это похоже на выбор Ключом нового джабира. Сначала он освещает всех Вставших в Круг, потом одного за другим погружает во тьму, пока не остается единственный озаренный светом. Тот, кто не отвергается, становится джабиром. Любопытно, не правда ли?

— Очень, — рассеянно пробормотал Роберт, совершенно поглощенный другим.

Дженн повернулась и заметила, что Роберт смотрит на нее; поэтому он поспешно начал наливать себе лимонный сок из кувшина.

Необходимо положить этому конец! Он не может допустить, чтобы она узнала правду, узнала, каковы его чувства. Последнее, в чем она нуждалась бы, — его нежеланные ухаживания. Им удалось построить соединяющий их мост, так что теперь они снова могли вместе заниматься делом, — вот и достаточно, он даже надеяться на такое не мог. Все, что сверх этого, — просто глупость и может только принести беду им обоим.

Да. Достаточно — значит достаточно. Его чувства значения не имеют — сейчас, как и раньше. Главное — это их общее дело. Роберт спустил ноги на пол и поднялся. Пройдя в свою комнату, он принес оттуда узел и положил его на стол.

— Я кое-что купил для тебя.

Дженн, нахмурившись, развернула сверток и вынула оттуда одежду для мальчика: штаны и рубашку.

— Наверное, выглядело бы странным, если я попыталась купить это для себя сама.

— Местные жители только сочли бы тебя чужестранной шлюхой, и ни один мужчина не обратился бы к тебе, кроме как с целью… купить твои услуги. Я не стал бы предлагать тебе такой маскарад, но в некоторых областях этой страны женщине небезопасно появляться, даже если она путешествует не одна.

Дженн положила одежду на стол и подняла глаза на Роберта.

— Так куда мы отправляемся отсюда?

— Сначала на юг, потом на восток. Такой путь дольше, но это самый безопасный маршрут.

— Но разве безопасность — главное, когда у нас так мало времени? Ты уверен, что это лучший вариант?

Роберт искоса взглянул на Дженн.

— Как ты думаешь, чем я занимался те три года, что был добровольным изгнанником? Просто загорал на солнышке, когда не вызволял Мику из неприятностей?

— Ну, — задумчиво протянула Дженн, — когда я впервые повстречала вас, ты действительно выглядел загорелым, а у Мики был смущенный вид.

Роберт рассмеялся:

— Мика всегда выглядит смущенным. Я так никогда и не смог понять почему.

Дженн потянулась за новым хрустящим листом салата.

— А знаешь, мне не хватает Мики. Жаль, что его сейчас нет с нами.

— Да, — склонил голову Роберт. — Надеюсь, ему ничего не грозит в Дромме.

— Ты тревожишься?

— Да нет — по крайней мере не об этом.

— А тогда о чем?

— Я знаю, что Мика больше не тот веселый паренек, что пришел в Данлорн. Он вырос, возмужал, как и положено. Однако иногда я не могу не думать, что, возможно, его отец прав. Мика был тогда слишком молод, чтобы по-настоящему понимать, чем окажется его служба мне. А я счел, когда он предложил мне свою преданность, что вправе ею воспользоваться.

— А теперь? — тихо спросила Дженн.

— Он заслуживает большего. Много большего. Дженн вздохнула и переплела пальцы.

— Роберт, Мика твой друг, хоть и служит тебе, и только дружеские чувства удерживают его с тобой рядом. Более того: именно ваша дружба заставляет тебя сейчас сомневаться. Не задавайся вопросами, просто прими этот дар с такой же свободой, с какой он тебе предложен. Разве есть что-то, чего ты не сделал бы ради Мики?

— Нет.

— Ну вот видишь. — Дженн встала и потянулась. — Мне здесь нравится — особенно теперь, когда жара спала.

— Завтра в пустыне будет еще жарче. Недаром здесь говорят: когда Бролех замышляет злое дело, за вдохновением он отправляется в Сахобу.

Дженн удивленно приоткрыла рот, потом улыбнулась — впервые улыбнулась по-настоящему.

— Вот так здорово! И ты говоришь мне об этом только сейчас!

— Ты никогда ни о чем не спрашивала. — Роберт откинулся в кресле и сделал еще один глоток сока. Да, вечер был прекрасен — только в этом уголке мира можно встретить нечто подобное. Приятно снова вернуться в эти края… — Мы выедем до рассвета.