Мой желудок совершил небольшой кульбит.
Где-то в голове у меня всю ночь крутилась мысль, что события такого масштаба не могут пройти незамеченными. То, что разрушения такого уровня просто невозможно замять, что такое количество свидетелей невозможно заставить замолчать. Чем бы ни закончилась битва, кто бы ни одержал верх, один факт был очевиден.
Скоро все изменится.
Мир смертных не сможет спокойно относиться к подобным вещам.
Я подумал, что какое-то время знал это на инстинктивном уровне, но не осознавал до тех пор, пока не услышал, как Мэб обращается к смертному населению Чикаго с помощью исключительно и несомненно магических методов.
Она даже не пыталась удержать всё в тайне.
Боже мой, это может стать величайшим кошмаром, который я только мог вообразить — мир смертных, обратившийся против сверхъестественного мира. Война, которая родится из этого конфликта, отбросит нас снова в варварство — и она может начаться здесь, у меня на глазах.
Ясное дело, если Этниу добьется своего, это произойдёт абсолютно точно. Значит, мы должны остановить ее здесь и сейчас, и как можно быстрее.
Впрочем, что бы ни случилось, после сегодняшней ночи между миром смертных и сверхъестественным миром, рухнут стены стоявшие веками. Звезды и камни, я не думаю, что кто-то понимал, что это может означать.
Соберись, Гарри.
Спасти город.
Остановить Титана.
Не облажаться.
Пока я был занят храбрыми попытками заставить себя поднять задницу, Мэб уже действовала. Она тихо заговорила со Слушающим Ветер, они обменялись короткими фразами, после чего старый шаман склонил к ней голову, что-то прошептал Дикому Биллу, а затем просто упал с края здания и скрылся из виду.
Мгновением позже бесшумно скользящая фигура огромной совы вылетела из-под зубчатых стен и полетела в направлении взрыва.
Вдали мне послышались выстрелы. Не просто то, что можно было услышать время от времени, что, возможно, могло бы быть выхлопом автомобильного глушителя. Этот звук был похож на фильм о войне, трещащий, как смертоносный попкорн.
Мэб на мгновение замерла, прислушиваясь к выстрелам. Затем она остановилась за пределами круга Марты Либерти, тихо разговаривая, и выслушала то, что сказала одна из кукол. Потом она задержалась у Лары Рейт, проведя короткую беседу, в ходе которой каждый из них несколько раз кивнул.
Эбенизер подошел и встал рядом со мной. Наступило долгое напряженное молчание. Потом он прочистил горло и спросил: — Как ты в целом, Хосс?
— Я чувствую, что мне пора двигать, — сказал я. — Взрыв, стрельба. Я кивнул в ту сторону, где исчез Слушающий Ветер.
— Мне нужно бежать туда.
Старик хмыкнул. — Помнишь ли ты самый трудный урок Силы?
— Знать, когда её не использовать?
— Ага, — сказал он хриплым голосом. Он оперся на зубец и уставился в темноту. В его очках отражались отблески костра, горевшего в нескольких кварталах от дороги. Он наблюдал, как маленький народец уничтожил еще одного кальмара-убийцу.
— Хорошо. В этой битве ты должен быть в нужном месте в нужное время. Это означает, что ты будешь держаться в стороне, пока не поймешь, куда направить свой удар.
У меня сжались кулаки. Он был прав. И я это знал. Но это не означало, что мне это нравится.
— Терпеть это не могу, Хосс, — сказал он очень тихо.
Я повернулся к нему и прислушался.
— Видеть тебя таким все время. В самой гуще перекрестного огня. Так было с твоей матерью. Она все больше и больше дистанцировалась от других волшебников. — Он сердито посмотрел на Лару и Маб. — Ее то и дело видели в дурной компании. И я, черт возьми, не знал, ни что делать, ни что ей сказать. — Он закашлялся и моргнул. — Проклятье, Хосс. Тебя постоянно ранят. И я не могу это прекратить.
Возможно, я тоже один или два раза моргнул. Затем, облокотившись на торчащий рядом с ним зубец, я сказал:
— Ладно. Может, иногда я и влипаю во что-то подобное.
У него в уголках глаз появились насмешливые морщинки. — Ты не умеешь отсиживаться, — это факт.
— Возможно, мне следовало найти учителя получше.
Он тяжко вздохнул и сердито посмотрел на меня. — Остряк.
Я вздохнул. — Ты думаешь, что я ошибся с выбором.
— По-моему, я не знаю никого, кто завалился бы с Мэб в постель и не пожалел об этом, — ответил старик без всякого энтузиазма.
— Ты держишься в очень опасной компании, Хосс.
— До сих пор она играла со мной довольно откровенно.
— Ага. И ты из-за этого теряешь бдительность. Что естественно. — Он покачал головой. — Но она же бессмертна. Она может не торопиться. Опутать вас одной нитью паутины за раз. И тебя, и твою ученицу.
Мне вспомнились глаза Молли. А может, и глаза
НЕ-Молли, чужие, с кошачьими зрачками.
Это опасно, — сказал я. — Я это знаю. И смотрю в оба. Если Мэб поставит под угрозу мою свободу воли, она потеряет то, что делает меня эффективным орудием. Это все еще я, сэр.
Старик взглянул на меня из-под своих лохматых серебристых бровей. Его голос слегка смягчился.
— Твоя ставка чертовски высока, — сказал он.
— Разве я ошибаюсь?
Он поиграл желваками. — Это окончательный переход на ту сторону, — сказал он наконец. — И тебя к нему подталкивают. А ты стоишь уже на самом краешке пропасти, Хосс.
— Это мой выбор, — сказал я. — Я вижу, что делаю.
Старик фыркнул: — Да-да. Но это не значит, что мне должно это нравиться.
— Мне тоже, — честно признался я. — Но это все, что у меня есть.
Глаза его ярко блестели за стеклами очков, пока он смотрел на Мэб.
— Ты бы убрался отсюда.
— Только не без Молли, — сказал я.
— Он вздохнул. — А как ты думаешь, парень, зачем Мэб притащила ее сюда?
— Только не без Молли, — ответил я с прежней интонацией.
— Проклятье, — сказал он. Но настаивать перестал. — Её следующий шаг будет заключаться в том, чтобы начать закручивать гайки. Привязать тебя так, как ей хочется.
— Например как?
— Да Бог её знает, парень. Ответственностью, наверное. Видит Бог, у тебя её и так немало. Она бы использовала богатство, чтобы обременить тебя, если бы ты сильно заботился о таких вещах. Властью, или влиянием. Может быть, мазнёт сверху медком. Но что бы это ни было, на первый взгляд это будет выглядеть хорошо, и это заставит тебя крепче сидеть на поводке.
— Сэр. — отметил я, — Вспомните как плачевно заканчивались попытки удержать меня на поводке для любого, кто считал это хорошей идеей.
Он тихонько хмыкнул.
— Мэб не школьная учительница физкультуры, Хосс. Не кучка озабоченных, опасливых старых дураков. — Он закашлялся. — И даже не усталый фермер, который чересчур о тебе заботится.
Я положил руку ему на плечо и сжал.
Он кивнул мне.
— Ты же понимаешь, — сказал он. — Я собираюсь делать то, что считаю правильным для тебя, Хосс. Мне приходится это делать. Разве я могу предпринять что-то меньшее?
— Вы старая упрямая заноза в заднице, сэр, — сказал я мягко и печально. — Уж кому-кому, а мне это лучше знать.
— Что ж. Я никогда не был хорош в усвоении собственных уроков, — сказал он.
Еще один взрыв прогремел с другой стороны, дальше к северу. Почему-то он был послабее и более объемистым. От него скорее не тряхнуло, а раздалось что-то вроде «Ву-у-у-ух». Полыхнула яркая вспышка, и на четверть минуты нам стали видны тени зданий одного из городских кварталов, хотя источника света видно не было.
Мой желудок снова содрогнулся, мной овладела тревога.
Пожар. Продолжалась стрельба.
Мы были недостаточно близко, чтобы слышать крики.
Ещё нет.
Мое сердце забилось быстрее.
— Возможно, взорвался бензобак, — предположил я. У меня сдавило горло, голос прозвучал хрипло.
— Верно, согласился старик. Он глянул на меня. Затем, не говоря ни слова, сунул руку в карман комбинезона и достал оттуда фляжку, предложив её мне.
Я открыл ее, понюхал и сделал глоток. Вода. Я с удовольствием облизнулся. — Это донеслось от посольства свартальвов, — сказал я.
Он хмыкнул. — Этри со своими свартальвами расположился в том районе. Он и Архив руководят оттуда.
— Неужели, Ива? — Спросил я. — Я думал, она — нейтрал.
Так оно и было, пока Этниу не стала ей угрожать, как и остальным, — сказал Эбенизер.
— Архив осознает необходимость самосохранения, и если Титан действительно хочет подчинить себе человечество, то в процессе обязательно уничтожит грамотность.
— Ха. Думаю, не в этом дело, — задумчиво сказал я.
Старик посмотрел на меня.
— Я пожал плечами. — Ива... она на нашей стороне. На стороне людей. Изначально.
— Объясни, как ты это видишь?
Она создана, чтобы записывать и сохранять знания, — сказал я.
— Нет людей — нет знаний. Ничего, что можно было бы записать и сохранить, и нет причин записывать или сохранять это. Цель её жизни требует... нас.
— Я бы не стал слишком на это надеяться, — сказал Эбенизер.
— Но ты можешь на что-то рассчитывать.
Красная Шапка, должно быть, на какое-то время отлучился с крыши, потому что я видел, как он появился, неся большую черной нейлоновую сумку. Он передал ее Молли, которая подняла глаза, отмахнулась от группки представителей Малого Народца, похоже изображающих ее посыльных, и встала на ноги. Взяв сумку, она отнесла ее к нам и бросила к моим ногам.
— Вот, — сказала она, взглянув мне в глаза — Чувствую, твой нынешний костюм явно не для этой работенки. Иди переоденься.
Я приподнял бровь, глядя на нее. Затем наклонился и открыл сумку.
В нем были мои вещи из квартиры. Пара джинс, футболка и мой заколдованный кожаный пыльник. Также там лежали мой оружейный пояс, большой старый «монстробойный» револьвер и обрез, торчащий из кобуры на патронташе, чьи кармашки были заполнены разноцветными патронами.
— Экипируйтесь, Сэр Рыцарь, — сказала Молли и подмигнула мне.
— Адские колокола, — пробормотал я. — Я для вас что, гигантская кукла Кена для игры в переодевания?
— Тебе повезло, что Леанансидхе командует внешней обороной, — сказала Молли. — Тетушка Леа настояла бы, чтобы ты был одет подобающим образом. — Её улыбка погасла. Её глаза выдавали, что какое-то время она подыскивала слова, а когда она заговорила, то подбирала их тщательно. — Гарри. Сегодня меня здесь не будет, чтобы помочь тебе.
Я замолчал и уставился на неё.
— Что? Почему?
— Я не могу сказать тебе. — Она поморщилась, на мгновение в её глазах мелькнуло разочарование. — Но это необходимо. И это должна быть я.
Я сделал глубокий вдох. Я рассчитывал, что кузнечик поддержит меня. Теперь уже бессмертный кузнечик, чёрт побери.
С другой стороны, это была Молли.
Некоторое время я смотрел ей в глаза. Мы с ней уже заглядывали в души друг друга. То, что я увидел в ней, было тёмным и ужасным потенциалом, силой, которую можно было использовать как во благо, так и для зла. По её выбору. Думаю, настоящий вопрос был в том, действительно ли это Молли по-прежнему делала выбор. Была ли она всё ещё той юной девушкой, которую я знал.
Я знал своё мнение на этот счёт.
Если моя Молли говорила, что должна уйти, то у неё была чертовски веская причина для этого.
— Ладно, — сказал я и подмигнул ей. — Я имею в виду, чёрт побери, но ничего не поделаешь.
Она окинула меня удивленным взглядом. Затем сжала мои руки и лучезарно улыбнулась. Кивнув Эбенизеру, она отвернулась, поманив к себе пальцем Красную Шапку как хорошо выдрессерованного пса. Они оба поспешили покинуть командный центр и скрылась внизу, предположительно покидая замок.
А я почувствовал себя немного более одиноким, чем секундой ранее
Не то чтобы у меня крутило живот, но... Напряжение нарастало. Дрожащее беспокойство внутри меня не прекращалось. Мы стояли, ничего не делая, в то время как вокруг нас начиналась война.
Взорвалась еще одна машина, на этот раз дальше к югу. Кальмар-убийца таки добрался до крыши, но Лакуна проткнула его своим копьем, пришпилив к столу к картами, в шести дюймах от руки Ваддерунга. Одноглазый не отрывая взгляда от карты, заворчал, рассеянно вытащил копье, перебросил кальмара через край здания и протянул оружие маленькой фейри.
Подошел чародей Кристос, весь такой «достойный и строгий» в своих костюме и мантии, и что-то прошептал на ухо Эбинизеру. Старик кивнул, хлопнул меня кулаком по плечу и отошел в один из углов крыши, тихо разговаривая с другим Старейшиной.
Я не мог торчать там один, ничего не делая. Я схватил нейлоновую сумку и отнес ее в раздевалку рядом с тренажерным залом. Затем я начал делать то, что обычно делается в раздевалках и переоделся. Место было оживленным; эйнхерии, все еще возвращавшиеся из лишенного света города, окружающего замок, то и дело появлялись, чтобы переодеться и вооружиться.
Я был раздет до труселей, когда человек размером с небольшого белого медведя захлопнул свой шкафчик и ушел, все еще пристегивая свой наруч, внезапно оставив меня в раздевалке наедине с джентльменом Джоном Марконе.
Криминальный барон Чикаго был раздет до майки и брюк и в настоящее время подгонял застежки на бронежилете состоящего из пересекающихся чешуек какого-то сверхсовременного материала. Жилет сидел на нем как влитой, явно скроен по индивидуальному заказу. Без костюма я его видел лишь однажды, причем тогда криминального барона здорово потрепало. Несмотря на свой возраст, Марконе был сложен как боксер в полутяжелом весе, а мышцы, двигавшиеся под кожей его предплечий, казались прочнее стальных тросов. Пока я смотрел, он надел рубашку от костюма и начал ее застегивать.
— Забыли, что следует одеть дальше, Дрезден? — спросил он, не глядя на меня. — Или это какая-то неловкая сексуальная разведка?
С огромным достоинством я натягивал штаны по одной штанине за раз.
— Раздевалочный стеб? Серьезно?
— Кажется именно такой юмор вы способны оценить.
Я фыркнул и продолжал одеваться. Марконе надел оружейный пояс и повесил пистолеты под каждую руку.
— Я видел вас раньше. — сказал я. — Противостоящим Этниу.
Каким-то образом, он смерил меня взглядом, даже не смотря в мою сторону.
От сказанных далее слов во рту остался привкус как от чего-то горького и испорченного:
— Это было мужественно.
Уголок его рта дернулся в легкой усмешке.
— Ой. Чтобы вы сказали мне такое... Должно быть больно.
Я кивнул и сплюнул в мусорное ведро.
— Даже не представляете как.
Марконе взял и одел свой пиджак. Он поправлял его, пока ткань полность не прикрыла пистолеты.
— Вы знаете разницу между мужеством и безрассудством, Дрезден?
— Любой страховой агент ответит, что нет.
Он махнул рукой в ответ на мои подшучивания, как будто это было все, чего они достойны.
— Ретроспектива, — продолжил он. — До тех пор, пока не станут известны далеко идущие последствия любого действия, это одновременно и смело, и глупо. И ни то, ни другое.
— Что ж, — сказал я. — думаю сегодня вы заслужили Медаль Шрёдингера.
Казалось, он задумался на мгновение.
— Да, — ответил он, застегивая пуговицу. — Полагаю, что да. Он остановился и взглянул на меня. — Я заметил, что ты притихли.
— Может, я наконец усвоил урок.
— Не думаю, — склонил голову Марконе, нахмурившись. — Такое случится разве что если вы перестанете существовать.
Ну ладно. Иногда даже плохие парни бывают более или менее правы. Я промолчал и закончил одеваться.
— Дрезден — сказал Марконе, — хотя мне понравилось работать с вашей королевой и я считаю ее деловые качества достойными восхищения, между нами никакого дружеского взаимопонимания нет. И не будет.
— О, это я понимаю.
Отлично, — сказал Марконе. — Тогда мне не нужно объяснять, насколько жестко я буду вынужден отреагировать на вас, если вы примете участие в какой-либо вашей... типичной проделке, нарушающей границы моей территории или попирающей мои права суверена, согласно Соглашению.
— Серьезно? — удивился я. — Вот прямо сейчас вы решили помериться размером причиндал?
— Я не собираюсь умирать сегодня вечером, Дрезден, — ответил Марконе. — Или потерять то, за что боролся. Я выживаю. Как, пожалуй, и вы. — Он вежливо кивнул мне и заговорил очень тихим, разумным тоном, который был тем более пугающим из-за непрекращающегося грохота гранита под поверхностью. — Я лишь хочу, чтобы вы знали, что я намерен продолжать то, что начал. После сегодняшнего вечера я все еще буду здесь — и, ей-богу, вы проявите ко мне уважение.
— Или что? — небрежно спросил я его.
Взгляд Марконе был отнюдь не небрежен.
— Я буду отстаивать свои права в соответствии с Соглашением Мэб. И она не защитит вас.
Я почувствовал, как внутренний холодок пробежался по мне с макушки до пяток. Марконе действительно может засудить меня до смерти. Если судить по пунктам Соглашения, то я не раз и не два вторгался на его территорию. Он просто никогда не предъявлял претензий перед лицом Белого Совета, который явно не собирался выражать уважение мелкому игроку. Навскидку, я не был уверен, какое наказание полагается за такое нарушение закона, но представление Мэб о справедливости не было современным. Более того, ее проклятое чувство справедливости доходило до абсолюта: нарушив ее законы, я заслуживаю кары в соответствии с ними. Мой статус Зимнего Рыцаря не имел бы для нее никакого значения, за исключением того, что она могла бы еще больше разозлиться, прежде чем казнить меня.
Проклятье, Томас. Зачем, черт возьми, ты втравливаешь меня в такую муть?
— Если уж у нас вечер откровений, — сказал я, — вам, вероятно, следует знать, что я все еще считаю вас уродом. Я по-прежнему считаю вас виноватым в том, что многие хорошие люди страдают. И однажды я вас порву.
Марконе мгновение пристально на меня смотрел. Он не боялся моих глаз. Когда-то он тоже послужил моим «зеркалом» и я вспомнил его холодную, не знающую страха сущность идеального хищника в человеческом обличьи. Затем он сделал нечто жуткое.
Он улыбнулся.
Улыбкой, которая заставила бы обзавидоваться волка.
— Отлично. — сказал он.
И ушел.
Я снова вышел на крышу, в лицо ударил влажный и тяжелый жар летней ночи. Мой пыльник тяжело висел на моих плечах, слишком жаркий для такой ночи. Его пропитанная заклинаниями кожа меня успокаивала. В левой руке я сжимал свой посох. На одном бедре висел мой большой револьвер 50-го калибра. С другого бедра свисала кобура с обрезом, заряженным патронами «Дыхание Дракона». Плащ Стража был переброшен через плечо, чтобы еще больше усилить мой дискомфорт от знойного воздуха, но при этом засвидетельствовать свою верность Совету.
На восточном краю крыши Мэб, Лара, Совет Старейшин, Ваддерунг, Эрлкинг и Летняя Леди собрались в безмолвной группе, над которой нависал сзади Река в Плечах. Они смотрели на ночь, освещенную новыми кострами, и ветер, дующий с озера, доносил до нас далекий запах горящей резины и черного дыма.
Я посмотрел на тень, отбрасываемую передо мной. Длинный вздымающийся контур пыльника. Тонкая длина моего посоха. Очертания моей головы с немного торчащими ушами и спутанными волосами.
Я давно этим занимаюсь. Пыльник, посох и настрой. В смысле, вы могли бы подумать, что в какой-то момент я все это перерос. Но во многих смыслах я остаюсь все тем же юным дуралеем, открывшим много лет назад контору частного сыщика.
На этой крыше стояли некоторые из величайших монстров, легенд и даже божеств нашего мира. Они стояли вместе, глядя в ночь.
И они были в ужасе.
Под масками спокойствия, устойчивости действий, безжалостного расчета, сверхчеловеческой силы — они были напуганы. Они.
А я был просто собой.
Я глубоко вздохнул.
Под аккомпонимент скрипа подошв кросовок, я прошел по крыше и присоединился к остальным.
Эрлкинг кивнул мне, когда я остановился у его локтя.
— Теперь они перемещаются, — сообщил он и кивнул в сторону первого взрыва. — Слышишь это?
Стрельба стала бешеной. Время от времени бабахали тяжелые боеприпасы. Может гранаты? Я не так хорошо знаком с практическими аспектами применения боевого оружия.
Эрлкинг обратил мое внимание на север и юг.
— В темном пространстве, расположены мои войска. Они заставляют фоморов обходить их на север и юг. Видишь пожары?
Я посмотрел. Он был прав. Пожары начали прожигать себе путь вокруг боевых позиций.
— Их слишком много. — выдохнул я.
Эрлкинг кивнул.
— На данный момент. Не отвлекайся. Это сражение не с Корбом или его войсками. Оно с Этниу.
Точно, — сказал я, наблюдая, как пожары распространяются по моему городу, сжигая его все больше и больше, разнося с собой клуб дыма. — Точно. Будь спокойным.
У меня заболел живот, и я смутно осознал, что где-то в глубине души я в ярости. Враги пришли навредить моим соседям, моему городу, моему дому. Не могло быть слишком горячего огня, чтобы поглотить их. А я просто стоял и ничего не делал.
Мои суставы заныли, с такой силой я сжимал свой посох.
— Контакт! — закричал один из Эйнхериев.
Без колебаний Ваддерунг указал на другого вечного воина, стоявшего рядом с ним. Мужчина поднес к плечу один из гранатометов с большим барабаном, похожим на гигантский револьвер, и нацелил его вверх. Он выстрелил трижды: пуф, пуф, пуф, и через несколько секунд на небе зажглось несколько ракет, озаряющих светом окрестности вокруг замка.
Там были двуногие фигуры. Или, скорее тени. Они крались по улицам, тротуарам, дворам, перемещались украдкой, застывая там, где на них падал свет. Чем глубже были тени, тем более скрытными и тревожащими казались скрывающиеся во мраке существа.
— Всем постам, — раздался голос Марконе. — Готовьтесь открыть огонь.
Я повернулся и увидел, как барон Чикаго быстро поднимается на крышу в сопровождении Гард и Хендрикса. Он проигнорировал меня, когда прошел мимо и встал рядом с Ваддерунгом.
— Штурмовой отряд?
Думаю, легкая пехота, барон, — сказал Ваддерунг, прищуриваясь всматриваясь в ночь. — Их передовые силы. Скауты. Они еще не показали нам своей силы.
Марконе кивнул.
— Не стрелять, пока враг не столкнется с нами, — сказал он ближайшему Эйнхерию, одному из самых высоких. Мужчина кивнул и передал приказ по цепочке.
— Подождите. — сказал я. — Что за?
Ниже по улице я услышал звук разбивающегося стекла.
Кто-то закричал. Я не мог сказать, мужчина это или женщина. Крик был пронзителен и отчаян. Оказывается, человеческий голос чертовски хорошо слышен в ночной тишине.
Это был человек. В ужасе.
Кто-то, живущий на моей улице.
Я услышал неистовую паническую стрельбу из пистолета, может быть, из револьвера. Раздался крик, кажущийся слишком резким и пронзительным, чтобы быть человеческим. Последовал протяжный вой, затем вспышка света, и я увидел, как что-то красное и мерцающее ударило по машине примерно в ста ярдах вниз по улице. Всего через четверть секунды взорвался бензобак и машина превратилась в огненный шар.
Я мог видеть фигуры, одетые в мех или может покрытые мехом, которые мчались к открытым входным дверям одного из ряда арендных домов. У таких зданий отсутствовали серьезные сверхъестественные пороги, способные защитить жильцов от сил тьмы.
Мой живот скрутило от страха и гневп. Каждый инстинкт в моем теле толкал меня вперед. Территориальность хищника в мантии Зимнего рыцаря полностью согласовывалась с потребностью в насилии, чтобы защитить свою территорию, разорвать врагов, пульсируя в моих венах с каждым ударом сердца.
— Там, — сказал я, указав трясущейся рукой. — Мы должны им помочь.
— Это не наша роль в этой битве, — сказал Ваддерунг.
Еще один крик раздался ниже по улице. На этот раз ошибиться было невозможно.
Это был детский голос, одинокая высокая нота.
— Хосс, — предостерегающе сказал Эбенизар.
Я ничего не видел. Мое видение сузилось до туннеля. Моя грудь вздымалась.
Я посмотрел налево. В туннеле моего зрения Маб казалась тонким бледно-белым силуэтом, с яркими по-кошачьи прищуренными глазами. Она смотрела на меня.
— Мы должны помочь им! — сказал я громче и жесче.
Мэб сверкнула зубами.
Мы не можем, — сказал Эбенизар. — Хосс, их слишком много. Мы не можем вмешиваться пока все не узнаем.
Я оглядел крышу. И сказал:
— К дьяволу вас всех.
После чего сделал то, что подавлял каждый день в течение месяцев.
Я позволил Зимней мантии делать свое дело.
Я прыгнул. Слетел с крыши, размахивая руками и ногами. Ударился о землю. Позволил своему телу прервать падение в точках естественного изгиба. Упал вперед и бросился бежать, двигаясь так же быстро и уверенно, как любое существо в дикой природе.
Раздался тяжелый глухой удар, и тысяча фунтов Реки в Плечах приземлилась рядом со мной. Из его груди вырывалось нетерпеливое, пугающе тектоническое рычание. Впереди меня взорвалась еще одна машина, часть огненного шара зацепила один конец арендованного дома и охватила его пламенем. Неясные нечеловеческие фигуры прыгнули в парадную дверь.
А я, и клянусь-богом-настоящий снежный человек одновременно испустили гневный рев (причем неизвестно чей рев был более впечатляющим), и бросились на захватчиков.