Поле Битвы

Глава 17

Мы проезжали через Пандемониум.

Пандемониум означает «место, где обитают все демоны».

И этой ночью демоны выбрались.

Через пару кварталов кто-то в моей голове нажал кнопку паузы, как на каком-то видеомагнитофоне, записывающем события в моей памяти. Все стало расплывчатым. Остались лишь кусочки. Обрывки воспоминаний.

... здания были охвачены огнем. Из них валил черный дым. На улице стояла старушка в ночной рубашке и истерически кричала.

... группа мужчин собралась вокруг полицейского и выбивала из него кишки. Саня и Баттерс набросились на них и разогнали, как стаю цыплят. Полицейский был уже мертв, но его телу потребовалась минута, чтобы понять это. Нам пришлось бросить его останки там.

... католический священник у дверей переполненной церкви объяснял толпе, что здесь осталось место только для детей.

... мертвый район, в котором Ловчие убили каждого мужчину, женщину, ребенка и животное. Сожгли каждое растение и здание. Уничтожили каждый пожарный гидрант. Вода, в пару дюймов глубиной, покрасневшая от пролитой крови. Свет и жар.

... вороватая группа мужчин, подбирающихся к избитой женщине. Запах пороха из пистолета Мерфи. Окровавленные клыки. Рвота Баттерса. Холодные глаза Сани.

... множество копов, напуганных и пытающихся хоть что-нибудь сделать. Ребята из Пожарной охраны с безнадежным выражением на лицах. Мрачные, тихие санитары ведут отчаянную битву с самой Смертью. Большое число гражданских, с суровыми лицами, вооруженных и решительных, стояли плечом к плечу с офицерами: бойцы, ветераны, байкеры, родители. Теперь на улице было меньше людей — те, кто мог бежать, уже сбежали. Те, кто остались, были либо искалечены, либо полными решимости сражаться — либо мертвы.

Так много мертвецов.

Фоморы никого не щадили. Ни женщин. Ни стариков. Ни даже детей.

... вспышки красного света. А следом грохот разрушения. Каждый раз эти вспышки окрашивали весь дым и все небо в кроваво-алый, кроме того места, где оставался тот единственный столб ледяного неповиновения.

... лежащая на улице опрокинутая колыбель, забрызганная красным внутри.

Боже.

Мне годами будут сниться кошмары об этом единственном образе.

Где-то в глубине моего разума я знал, что разворачивающиеся события имели исторические масштабы. Они были запущены силами и обстоятельствами, выходящими далеко за пределы возможностей или контроля какой-либо одной личности.

Но когда я задался вопросом, чья это вина, я увидел только себя в тусклых отражениях окон разрушенных зданий, взирающих с молчаливым обвинением. Я знал, что это неразумная позиция, но это не имело значения.

Мне была дарована сила. Хороший человек будет использовать силу для защиты тех, кто не может защититься сам.

Слишком много невинных пострадали, когда нуждались в защите больше всего. Я подвел их.

Я видел, как голова Мерфи повернулась набок, когда мы проезжали мимо колыбели. Я видел ее лицо.

Она чувствовала то же самое.

Мы оба ошибались, думая подобным образом. И это не имело ни малейшего долбанного значения.

Я огляделся. Баттерс шел со слезами, избороздившими его покрытое пылью лицо серыми подтеками. Волки крались недалеко, низко опустив головы, настороженные и поникшие. Только Саня, отстраненный и спокойный, казалось, выдерживал ужас со свойственным ему стоицизмом — но даже у русских есть пределы. Его лицо было искажено болью.

И мы все это ощущали.

Что мы не справились.

Зима непрестанно взывала ко мне. Холод заглушит боль, подавит мою тошноту, оставит все спокойным, четким, рациональным и ясным. Я мог бы положится на эту силу. Забыть об этой боли, хотя бы на время.

Но где-то глубоко внутри меня возникло твердое, непоколебимое осознание истины:

Некоторые вещи должны причинять боль.

Некоторые вещи должны оставлять шрамы.

Некоторые вещи должны преследовать тебя в кошмарах.

Некоторые вещи должны быть выжжены в памяти.

Потому что это был единственный способ убедиться, что им можно дать бой. Это был единственный способ встретиться с ними лицом к лицу. Это был единственный способ повергнуть будущих представителей смерти и опустошения прежде, чем они смогут довести дело до конца.

Слова «никогда больше» для некоторых людей будут важнее, чем для других.

Так что я ехал на заднем сидении Мерфи и держал прохладный покой зимы на расстоянии вытянутой руки от себя. Я знал, что то, что я лицезрел, навсегда меня травмирует. Я знал, что останутся шрамы. Я знал, что все эти вещи необратимо будут выжжены в моей голове.

Я позволю им.

Я встречу их.

Я запомню их.

И гнев начал сгущаться вокруг нас.

Я имею ввиду, не в метафорическом смысле. Гнев воплотился в некое реальное, ощутимое в воздухе присутствие, столь же настоящее и заметное, сколь музыка, и такое же резкое, как чистый запах озона. Мужчины и женщины по пути смотрели на нас и понимали, что мы едем воздать по заслугам тем, что явился в наш город.

И те, кто чувствовал это, шли за нами.

Я оглянулся и увидел молчаливую, мрачную, решительную толпу мужчин и женщин. Некоторые из них были копами. Пару раз я даже увидел людей в военной униформе, надеваемой в экстренных случаях. Некоторые из них были явно романтиками с большой дороги. Но большинство все же были просто...людьми. Обычным народом.

Народом, с которого было достаточно.

Народом, решившим взять оружие и драться.

А над нами и вокруг нас, маленький народец маршировал под моим телепатическим знаменем. Всегда скрытые, постоянно мелькающие движения в уголке вашего глаза, порхающие тени и шепот звуков — и еще блеск крошечного оружия.

Кроме них в ночи таились и другие создания. Зимний Двор включал в себя огромное множество кошмаров, страшилищ и хищников, что бродили по изнанке Чикаго по вечерам. Я чувствовал, как они откликаются на знамя моей воли, как скользят словно призраки по крышам и переулкам, собираясь вокруг силы Зимнего Рыцаря, подстраиваясь под мои мысли и под мою цель.

Мои союзники тоже начали замечать. Они видели, как за нами собираются люди. Они видели маленький народец, слышали время от времени маниакальное, жуткое хихиканье, доносящееся из теней. Они чувствовали присутствие ужасных существ, привязанных к моей воле.

Уилл и Альфы избегали смотреть мне в глаза. Баттерс таращился на меня с благоговением и чем-то похожим на страх. Мёрфи взглянула на наши войска, затем на меня, стиснула челюсти и резко кивнула мне, прежде чем снова повернуться вперёд.

Вот что значило быть Зимним Рыцарем. Именно для этой цели и была создана должность.

— Боб, — позвал я мрачным голосом. — Что слышно на радио-частоте?

— Из города не особо много, — смиренно ответил Боб. — Око продолжает портить рации. Разведчики должны наблюдать, а затем докладывать в командные центры любую информацию, которой нужно поделиться, и я не уверен, сколько людей ее получают. Хм. Похоже нам понадобятся новые панорамные снимки для туристических открыток: Этниу, по-видимому, движется вниз по Лейк Шор Драйв и косит здания по пути.

— А Мэб засела в Фасолине «Клауд-Гейт», не так ли?

— Похоже на то, босс.

— В этом есть смысл, — заметил я.

— Почему? — спросила Мерфи.

— Во многих смыслах, это сердце Чикаго. Энергия города там особенно велика. Большая цистерна магического топлива.

— В том числе и для Ока, верно? — поинтересовалась Мерфи.

— Именно, — сказал я. — Есть что-нибудь еще, Боб?

Череп нервно продолжил:

— Гхм, хорошие новости в том, что кавалерия уже в пути. Группа подразделений Национальной гвардии. А плохие новости...

— К моменту их прибытия, здесь уже все будет кончено, — жестко договорил я.

— Только не убивай меня, — быстро выпалил Боб.

Я моргнул, посмотрев на него сверху вниз. Затем вокруг себя.

Мои друзья смотрели на меня так, будто я был... Дартом Вейдером или кем-то подобным.

Мерфи мгновение изучала мое лицо. В ней не было ни капли страха. Только глубокая болезненная обеспокоенность.

Я на секунду прикрыл глаза и мягко приобнял ее одной рукой. Я старался, чтобы мой голос звучал спокойно и рассудительно. Почему у меня так болит горло?

— Ладно. Кто в группе поддержки Мэб? И кто сопровождает врага?

— Ее личная гвардия, — сообщил Боб. — Когорта войнов сидхе. Уверен, будет чертовски неплохо, если она прихватила с собой те элитные войска троллей. Также с ней люди Лары и все нападающие из командного пункта свартальвов, способные играть в тяжелом весе.

— Все сгруппированы так, чтобы их можно было достать единовременно, — сказал я. Все они, ни больше ни меньше, беззащитны под открытым небом в Миллениум парке. Мэб бросает вызов Этниу, предлагая Оку отменную сочную мишень из врагов Титана.

Не поймите меня неправильно: Мэб более чем в состоянии вбить зубы в глотку кому угодно. Если бы она полагала, что поединок с Этниу поможет ей добиться успеха, то не колебалась бы ни секунды. Однако если она решит, что пришло время применить ее навыки дантиста, она не будет сидеть и ждать пока Этниу придет за ней. Только не Мэб. Мэб будет нестись вперед с неудержимой силой Джаггернаута, а не играть в обороне.

Значит, она задумала что-то другое, и я был уверен, что знаю — что именно.

Мои чувства внезапно наполнились резким болотным запахом, о котором мне сообщал не мой собственный нос. Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что, чёрт возьми, происходит, но это пришло ко мне так же легко и инстинктивно, словно дыхание.

Заслон из полдюжины Малков, свирепых кошачьих созданий Зимы, которые так же походили на кошек, как серийные убийцы на детишек из детского сада, растянулся в линию перед моим знаменем. Они-то и обнаружили засаду врага. Я чувствовал, как нарастает их нетерпение и жажда крови, уловив лишь легкий намёк на запах порохового дыма и оружейного масла на ветру, что даже не касался моего физического носа. Значит, опять водолазки. Другие создания Зимы тоже почувствовали присутствие врага, отреагировав всплеском инстинктивной жестокости. Среди них было двое косматых, притаившихся огров, семь или восемь Чёрных Псов, дюжина гномов-психопатов с крючковатыми ножами и фобофаг — пожиратель страха, принявший облик проклятого скелета. Его тёмный профиль, мелькнувший на фоне открытой двери, выглядел помесью долговязого Джека Скеллингтона и Росомахи.

И этой ночью, в этой битве, каждый из них был в моём распоряжении. Я знал это так же, как знал, в каком направлении находится низ.

Противник захватил офисное здание в полуквартале отсюда, что позволяло им получить хороший обзор для обстрела на перекрестке, и, очевидно, вытеснить полицию из района. Несколько молчаливых фигур на земле в униформе подтверждали их смертоносность.

Но, говоря честно.

«Народ» Мэб — это те, о ком написаны страшные истории.

— Стоп, — тихо скомандовал я.

Мерфи остановила мотоцикл.

— Это займет всего минуту.

— И с той же естественной легкостью, с какой я двигаю собственными мускулами, я направил монстров к фоморам.

Малки беззвучно, словно привидения, первыми бросились в бреши здания, оставленные взрывами. За ними Черные Псы, размером с пони, пробежали прямо сквозь долбаные стены, и я понятия не имел, что они так могут. Скелетоподобная тварь скользнула вверх по силовому кабелю, как змея, а огры с гномами запрыгнули на крышу. Я видел только смутные очертания, движущиеся в алой дымке. По большей части, я просто знал, где они были.

Здание разразилось криками и оружейным огнем. Прозвучала даже парочка трескучих взрывов.

А затем остались лишь крики.

Создания Зимы наслаждаются убийствами. Они считают, что подобные дела нужно делать как следует, без спешки. А учитывая все те боль и страдания, которые причиняли Слухач и его водолазки, для них не было более подходящей компании.

— Отлично, — проговорил я. — Идем дальше.

— Господи Иисусе, — пробормотала Мерфи и перекрестилась, что за ней наблюдалось крайне редко.

Тем не менее, она сделала глубокий вдох и продолжила идти. Мы прошли мимо офисного здания. Оно, в основном, было стеклянным. Существа Зимы по моей воле превратили его в скотобойню, сочащуюся от их энтузиазма.

— Это ты сделал, Гарри? — мягко спросила она.

— Ага, — признался я.

Она посмотрела на мертвого полицейского, пока мы медленно проходили мимо. Ее лицо ожесточилось.

— Хорошо. — очень тихо произнесла она.

— Когда закончим здесь, — сказал я, — Мне... Нам надо будет убраться отсюда. От всего этого. Вообще. Куда-нибудь, где тихо, и будем только мы вдвоем. И месячный запас выпивки.

— Боже, — с тихой тоской в голосе выдохнула она. — Я в деле.

— Меня бесит, что ты здесь со мной, — сказал я.

— Я знаю.

— И я рад, что ты здесь со мной.

— Я знаю.

Я прижал ее к себе на мгновение и прошептал:

— Я боюсь. Того, что происходит внутри меня. Будь рядом. Прошу.

На краткий миг биения сердца ее рука яростно сжала мое запястье.

— Я здесь.

Я вздрогнул, прижался подбородком к ее волосам и ненадолго закрыл глаза.

Затем я выпрямился и огляделся. Происходящее вокруг могло ужасать, могло соскребать последние остатки здравомыслия, на которые я еще мог законно претендовать, но это не означало, что я не мог позволить себе осмотреться получше.

Я зажмурился и представил себе устройство Миллениум Парка. Там было много ровного, открытого пространства, прекрасно подходящего для старого доброго поля брани. И не так уж много там было мест, где можно было бы окопаться солдатам с винтовками, особенно в застилающей обзор дымке пыли и дыма. Однако Коламбус-драйв представляла собой проселочную дорогу, отделявшую Миллениум Парк от Дейли Парка, естественное препятствие, которое пришлось бы преодолеть любым войскам, прибывшим с озера. При наличии достаточного количества стволов, тела можно будет укладывать штабелями.

Я оглянулся на мужчин и женщин, следовавших за мной. Если я помещу их туда, они нанесут противнику наибольший урон. По крайней мере, на какое-то время. Потом их, вероятно, сметут и уничтожат.

Вопрос заключался в том — а было бы правильным так поступить? Люди, идущие позади меня, не были детьми. Они знали, что смерть витает в воздухе. И если враг одолеет нас, город будет обречён. Весь город.

Но, чёрт побери, я даже не был уверен, что люди, последовавшие за мной, на самом деле поступили так по собственной воле. Сила Зимней Мантии и манипуляции Мэб вполне могли повлиять на их эмоции до такой степени, что было бы нечестно называть их готовность сражаться их выбором.

Я знал, что сказала бы Мэб. Ей нужно было выиграть битву.

В то время как мне нужно было людей защитить.

— Саня, — позвал я.

— Да?

— Когда доберемся до парка, я хочу, чтобы этими людьми командовал ты. Враг будет наступать с востока и северо-востока. Я хочу, чтобы вы нашли место, где сможете ... Как это называется, когда ты можешь стрелять в них без проблем, а они не могут в тебя?

Русский скупо улыбнулся.

— Мне кажется, нужное слово — «окопаться».

— Ага. Точно. Закопаем их к чёрту.

— Нет. Это мы хотим окопаться. А то, что ты хочешь сделать с ними, называется — подставить под продольный огонь.

— Да без разницы, ты знаешь, чего я хочу. Помести их туда, где они смогут нанести наибольший урон и получить наименьший в ответ.

— При такой низкой видимости это может быть невыполнимо.

— Тогда импровизируй, — бросил я раздраженно. — Я как бы рассчитываю, что Большой Парень устроит всё так, чтобы ты оказался в нужном месте в нужное время. Прикинул, что если отправлю этих людей вместе с тобой, они тоже окажутся там. — Я оглянулся на мрачные, испуганные, решительные лица тех, кто присоединился ко мне. — Если Бог сегодня собирается выбрать чью-либо сторону, я хочу, чтобы это была их сторона.

Брови Сани поднялись вверх.

— Вера? У тебя? Боже мой.

— Меньше веры. Больше наблюдений за изменениями оперативной обстановки, — возразил я.

Саня вдруг ухмыльнулся и сказал:

— Да, хорошо. Когда рак на горе свистнет.

— Что?

Он отмахнулся. — Русская присказка.

— Неправда, Чехов, — возмутился Баттерс таким протестующим педантичным тоном, который можно услышать только от уверенного в своих знаниях ботаника. — Что насчет меня, Гарри?

— Нечто в том же духе, — ответил я. — С той разницей, что с тобой буду я, чтобы тоже оказаться в нужном месте в нужное время. Держись поближе ко мне.

— Понял, — кивнул маленький Рыцарь.

— А я? — спросила Мерфи.

— Продолжай ехать, — сказал я. — Мне нужно оставаться мобильным, а парк весь как на ладони. Мотоцикл должен быть способен перемещаться здесь довольно быстро. Я стукнулся локтем о черный ящик из композитного материала, который был привязан к задней части «Харлея». На нем была напечатанная этикетка с надписью: «ПОХОДНЫЕ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ».

— А тут у тебя что? — поинтересовался я.

— Мои балетные туфельки.

— Точно, — я взглянул на Уилла, уставившегося на меня серьезными волчьими глазищами. — А вам, ребятки, придется отвлекать их от меня. Когда враг догадается, чем я занимаюсь...

Я сглотнул.

— Я стану целью номер один.

Волк пристально посмотрел на меня, а затем резко кивнул. Уилл в точности понимал, о чем я его прошу: принять на себя пули, что предназначены мне, в том или ином виде.

— Боб, — продолжал я, — Если в эфире сообщат о чем-то полезном, я хочу быть в курсе.

— Принято, босс, — ответил Боб. — Эм... Прямо сейчас есть повторяющееся сообщение из командного центра замка, велящее всем выжившим силам встретиться в Ригли.

Секунду он молчал, а затем сказал:

— Я не думаю, что там кто-то остался.

Где-то за дальней дымовой завесой впереди нас нечетко протрубил рог Йотуна, протяжным и скорбным завыванием. Звук, каким-то образом заключавший в себе уныние, ярость, отчаяние и конец всего сущего.

А где-то вдалеке позади нас, ему ответил другой рог.

Я ощутил, как беспокойство рябью пробежало среди моих друзей и толпы позади меня. Даже чудовища Зимы не могли слышать эти звуки, не испытывая чувства тягучего, неизбежного ужаса.

Конечно, я этого не чувствовал. Я же могучий чародей Белого Совета, монарх умственного мастерства и фараон мимолетного страха.

Да я даже не поморщился.

Итак. Враг тоже играл в игры разума.

— Боже мой, — пробормотал Саня. — Нас точно хватит?

— Хватит, чтобы больше не допустить потерь, — сказал я. — Наверняка.

И мы продолжили двигаться вперед, пока город еще раз озарился кровавым светом под взглядом Ока.