Саймон Рэнкин сидел на диване, когда Андреа, помыв посуду, вернулась в комнату. Ковер все еще был свернут, мебель сдвинута с места, меловая пентаграмма на полу напоминала о кошмаре прошлой ночи.
— Пожалуй, нам пора отправляться… — Слова замерли на губах, ее встревожил унылый вид Саймона.
Он сидел, наклонившись вперед, уронив голову на руки: "Может быть, нам не стоит больше беспокоиться. Ни о чем".
— Что на тебя нашло, Саймон? Пять минут назад ты был готов стоять насмерть. А сейчас вдруг пошел на попятный! — Андреа говорила резко, жалость — плохое лекарство от депрессии.
— А что изменится, если мы уничтожим эту малую частицу зла? Со всем злом в мире нам все равно не совладать. Все эти проповедники пути Господня — лжепророки и больше ничего. Иезуиты отвергли меня только потому, что я посмел следовать собственным убеждениям. Для них не имело значения, что мы молимся одному Богу. Они предали меня так же, как жена. Я изгнал дьявола из тысячи мест, но на эту тысячу найдется пять тысяч других, где зло нетронуто. Что эти шахты? Капля в море.
— Возьми себя в руки! — готова была закричать Андреа. Однако сдержалась, поняла, что следует действовать осторожнее. Возможно, сейчас, при свете дня они снова воздействуют на него, но уже иным, более коварным способом. Теперь они стараются довести его до депрессии, заставить сдаться добровольно. Саймону ли не знать, что очень часто психические атаки начинались именно так? Ей стало страшно.
— Ты опять вспоминал Джули, правда? — Андреа опустилась на диван рядом с ним. — Не отпирайся.
Он молчал, не глядя на нее.
— Так что?
— Зачем впутывать ее во все это?
— Не я впутываю, а ты. Ты жалеешь о прошлом, Саймон?
— Нет, дело не в сожалениях. Андреа, тебе не понять всей горечи и несправедливости случившегося. Одиночество, тоска, беспомощность, потеря веры — не в Бога, но в других людей. По отношению к Джули и детям у меня остались только обязательства. Как я могу любить ближнего после того, что пережил, как могу изгонять дьявола, если у меня тяжело на душе? Уйдя от иезуитов, — я как бы лишился права на экзорцизм. Но я не сдавался, я боролся, чтобы вернуть себе силу экзорциста. Но много ли мог достичь, если все против меня?
— А как же я? — Андреа положила руку ему на колено. — Ты ведь не думаешь, что я такая же, как все? Я и раньше помогала тебе отражать удары, буду помогать и впредь. Не забывай, что у меня тоже был и неверный муж, и развод, и сын встал на сторону отца и не желает меня видеть. В конце концов надо собраться с духом, подобрать то, что осталось от твоей жизни, и начать все сначала. Именно это я пытаюсь сейчас сделать, как ты не понимаешь? Я нужна тебе, а ты нужен мне. У тебя есть вера в Бога. Поверь же и в меня, и давай биться вместе. В этом и заключается смысл борьбы со злом, мы воюем друг за друга. Мы не можем сейчас отступить, неужели ты не видишь, что мы зашли слишком далеко? Я надеюсь на тебя.
Он долго смотрел на нее, не говоря ни слова. Затем его рука нашла ее руку и крепко сжала. Андреа чувствовала, он с трудом удерживает плач.
— Спасибо. — В глазах Саймона стояли слезы; губы приблизились к ее губам. — Нелегко верить в будущее, когда ты одинок.
Не выпуская его руки, Андреа помогла ему подняться и повела к узкой лестнице в холле.
— Куда мы идем? — Недоумение отразилось на загорелом, обросшем бородой лице.
— Если сам не догадываешься, я не собираюсь тебе растолковывать. — Она улыбалась, глаза ее сияли. — У нас сегодня полно дел, но я думаю, часок-другой ничего не изменит ни для Джо Льюиса, ни для пещер Кумгильи.
Дом Джо Льюиса стоял на отшибе, к нему вела крутая извилистая тропа. Саймон и Андреа шагали спокойно и неторопливо. Деревня выглядела, как всегда, пустынной — на этот раз более, чем обычно, из-за укороченного рабочего дня. Немногочисленные магазины имели столь заброшенный вид, словно не собирались когда-либо открыться вновь. Обшарпанные двери "Лагеря Карактака" были заперты, заведение будто наслаждалось кратким отдыхом от горестных пересудов старшего поколения. Город съежился до размеров деревни, и та теперь медленно умирала. И казалось, последние жители этой деревни сами желают ее смерти.
— Не хотела бы я тут жить, — Андреа невольно вздрогнула. — Как красиво могло бы быть здесь, даже несмотря на эти суровые горы. Но вместо этого какая-то злокачественная опухоль убивает все вокруг.
— Вот дом Джо Льюиса, — Саймон показал на полуразваленное каменное строение в стороне от дороги, два этажа над землей, два — под землей. Над домом витал дух запустения, на крыше не хватало шифера, крыльцо со шпалерами так непрочно крепилось к стене, что казалось, первый же сильный порыв ветра разрушит его окончательно. Окна плотно прикрыты выцветшими, дряхлыми занавесками, точно старик решил отгородиться от внешнего мира и провести остаток жизни отшельником. Саймон отодвинул щеколду на садовой калитке, и та повисла на единственной петле. Клочок земли за оградой густо порос щавелем и уже отцветающей наперстянкой. Сад не возделывался годами.
Они подошли к массивной парадной двери, Рэнкин постучал. Напряженно прислушиваясь, они ждали ответа.
— Скорей всего, он вообще не подходит к парадной двери, — пробормотал Саймон. — В глухих деревнях принято входить с заднего двора. Давай попробуем.
Они обошли дом и оказались в унылом дворике. С трех сторон он был обнесен стеной, а в центре стоял переполненный мусорный ящик. Сквозь закопченное оконное стекло с трещинами, заклеенными полосками коричневой бумаги, невозможно было разглядеть, что делается в доме.
— Смотри, — сказал Саймон, — задняя дверь приоткрыта. Постучим.
Опять им пришлось ждать. Напряжение обоих нарастало, они слышали удары собственных сердец. В глубине души им хотелось, чтобы в этой грязной норе никого не оказалось, хотя они осознавали жизненную необходимость увидеться со стариком.
Священник водил глазами по стене дома, невольно замечая прорехи меж кирпичами, прогнивший подоконник под разбитым окном. Маленький веревочный треугольник, подвешенный на ржавом гвозде. Бог мой!
Андреа похолодела, услышав его встревоженный возглас. Она проследила за его взглядом: "Что это?"
— Вот до чего они дошли, сражаясь против нас! — прошептал он.
— Что это? — повторила Андреа испуганно. — Какой-то обрывок веревки…
— Это их знак. Треугольник, который удерживает заклятого крепче любых запоров! Мы не знаем, сколько времени Джо Льюис был заточен в своем доме. Возможно, с того самого вечера, как вернулся из пивной после разговора со мной. Я должен попасть внутрь! Он не мог выйти из дома с тех пор, как это появилось здесь.
— Я пойду с тобой! — Андреа была исполнена решимости.
— Нет, тебе нельзя. До сих пор мы не встречались с такой опасностью. Ты останешься снаружи, так будет лучше для нас обоих. Если… что-то пойдет не так и я не появлюсь, позвони священнику. Постарайся объяснить ему, что произошло, и потребуй, чтобы он нашел экзорциста. Ничто другое не поможет. Ты поняла?
Она покорно кивнула. Облако, весь день плывшее по небу, теперь набухло и потемнело, начало моросить. Было холодно и уныло, как в середине ноября.
Саймон стоял в дверном проеме, осеняя себя крестным знамением. Глаза его были закрыты, голос, вначале тихий, постепенно набирал силу: "Боже, Сыне Божий, смертью смерть поправший, победив того, кто властен над смертью. Порази скорее Сатану. Избави сей дом от всех злых духов, от помышлений суетных, оскверняющих, и похотей лукавых и не дай им чинить зло, да будут изгнаны в место, им предназначенное, и останутся там на веки. Боже, облекшийся плотью, пришедший с миром, дай нам мир!"
Он вошел внутрь, как можно шире распахнув скрипучую дверь, теперь его голос звучал тихо и монотонно: "Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня".
Андреа с трудом подавила крик, когда каменный пол поплыл у нее под ногами, и она услыхала заунывный скрип деревянных перекрытий. Внутри раздался шум, как будто треснула балка; оторвавшаяся плитка покатилась с крыши и, ударившись о землю на другой стороне, разбилась вдребезги. Затем наступила полная тишина и неподвижность.
Она отпрянула, готовая бежать, чтобы исполнить наказ Саймона. Но тут из дома послышались голоса: один — старческий, жалобный, бормочущий что-то бессвязное, другой — голос Саймона, успокаивающий, вопрошающий. Она поняла, что ее любимый цел и невредим. Все остальное не имело значения. Его вера выдержала испытание.
Злой дух покинул дом внезапно. Саймон Рэнкин сравнил его с диким кровожадным зверем, которого ткнули горящей веткой в морду, и он, скалясь, в страхе и ярости обратился в бегство. Саймон почувствовал дрожь и слабость во всем теле, затем облегчение — беда миновала, он был в безопасности.
В комнате, куда он вошел, стояли запахи кухни и грязного белья. Низкий потолок заставил его пригнуться. Маленькое окно почти не пропускало света пасмурного дня, и ему пришлось подождать, пока глаза привыкнут к полумраку.
Он вздрогнул, когда различил в темноте Джо Льюиса, тот сидел на продавленном диване рядом с камином из графита. Саймон уже не надеялся увидеть старика живым.
Льюис сильно сдал с тех пор, как Саймон видел его в последний раз. На нем были лишь длинные шерстяные брюки, черные от грязи и распространявшие тошнотворный запах. Полуголый старик был страшен. На исхудавшем теле выпирали кости, кожа шелушилась, как у отвратительной рептилии. Ввалившиеся глаза злобно смотрели на вошедшего. Лицо казалось сплющенным, из перекошенного рта текла слюна, прилипая к худому подбородку. Тем не менее калека делал отчаянные попытки заговорить.
Саймон понял, что со стариком случился удар. Льюис тем временем не переставал издавать нечленораздельные звуки, пытался пошевелить правой рукой, видимо, побуждаемый непреодолимым стремлением.
— Все в порядке. — Саймон опустился на колени рядом с ним, его едва не стошнило от мерзкого запаха. — Вы в безопасности. Они ушли. Я отправил их восвояси.
В старческих глазах мелькнуло облегчение. Губы зашевелились, изо рта потекли слюни и бессвязная речь. Рэнкин старался смотреть на старика так, чтобы тот не догадался по выражению лица, сколь сильное отвращение он вызывает и как недолго ему осталось жить. В интересах Саймона было выпытать у него все, что он знал. Еще немного — и будет поздно.
— Скажите, мистер Льюис, — голос Саймона звучал мягко и успокаивающе, — кто был Джетро?
Глаза старика вспыхнули, как горящие угли. На искаженном лице застыл ужас.
— Джет…ро…ро… плохо… — Ответ потонул в бессвязном мычанье.
— Да, да, я знаю, что Джетро был плохой. Но кто он был?
— О…о…теф… плохо… — Снова невнятное бормотанье.
— Ваш отец?
Старик кивнул, подтверждая правоту Саймона. Тот продолжал: "какие-то люди погибли в шахте в тот день. Джетро был одним из них".
Кивая, как болванчик, старик пытался преодолеть внезапную немоту. Этому человеку удавалось последние четыре с половиной десятка лет оставаться в живых исключительно благодаря молчанию. Теперь же, видимо, осознав, что смерть близка, он решился заговорить. Он не мог больше хранить тайну.
— О..отеф… плохо… болел… тот день…
— Вы или он?
Скрюченный палец постучал по впалой груди: "Не… пошел… Все… там… Джетро… убил".
— Давайте я вам помогу, — Саймон Рэнкин почувствовал прилив надежды. — Вы были больны, потому не пошли с ними. Джетро завел их вглубь, где было опасно. Случился обвал, и всех завалило.
— Не Джетро. Он… за мной… копали… ничего… снова обвал… только я… живой… — Обессиленный, Джо Льюис откинулся назад.
Саймон колебался, продолжать ли расспросы. Он слышал хрип в горле старика и знал, как мало осталось времени у старого шахтера, почти ничего.
— И все-таки, почему он был плохим? Глупец, эгоист, но ведь вы не можете сказать, что он был злым?
Снова послышались слова, но так тихо, что Саймону пришлось вплотную приблизиться к старику. Голос слабел с каждой секундой.
— Бога… не было… шахты его… черная… фе… ферковь… — Остальное потонуло в хрипе. По запаху тления Саймон безошибочно распознал приближение смерти. Он отодвинулся. Тело старика безвольно поникло. Все было кончено для Джо Льюиса.
Когда Рэнкин появился на пороге, Андреа радостно бросилась ему навстречу: "Саймон, слава Богу!"
— Да, нам и впрямь следует возблагодарить Господа, — он перекрестился. — У старика был удар, но мне удалось поговорить с ним прежде, чем он умер. Джетро был его отцом. Все сходится, как в головоломке. Как я и думал, злой Джетро и его несчастные рабочие были погребены отдельно. Однако дело обстоит намного хуже, чем я предполагал. Впрочем, я догадывался, что будет нелегко.
— Что такое… ты хочешь сказать?
— Старый Джо Льюис сказал, что Джетро нес в себе зло, что шахты были его черной церковью. А это может означать только одно: этот тип заключил договор с силами зла. Похоже, он сознательно принес им в жертву и взрослых, и детей.
— Боже, какой ужас!
— Такое бывало и раньше, наверняка будет случаться и впредь. Но меня больше беспокоит то, что произошло сегодня, — эти треугольники из веревок. Я почти уверен, что у парадной двери есть еще одни, такой же. Понимаешь, незримые силы зла не могут развешивать их сами, им для этого нужды люди — посланники, что означает одно: в Кумгилье существует секта поклонников сатаны! Враждебные жители, их запертые дома — все здесь скрывает ужасное зло. Пещеры — это их храмы!
— Не обратиться ли нам в полицию?
— Они ничем не смогут помочь. Мы должны вырвать черное сердце зла, что бьется в сланцевых пещерах, и уничтожить его. Когда это произойдет, остальное само зачахнет и погибнет. А пока мы не должны терять бдительность, потому что помечены ими, как был помечен Джо Льюис после разговора со мной. Они следят из укрытия за каждым движением. Их намерение погубить нас так же несомненно, как мое — избавить Кумгилью от проклятия Джетро Льюиса.