Пожиратель Ци 4

Глава 91

В течение следующих двух недель все время, что я не создавал артефакты, мои мысли заняты были только одним — как стравить энергию с гробницы, чтобы она не взорвалась? Подключить «бытовые» модули? Так они не проникнут в систему. Любой взлом — взрыв. И что делать? Использовать Волю — но как? Боюсь, из пробоины хлынет такой поток, что Волю снесет нафиг и не заметит. Мысли блуждали по кругу, и казалось, решения нет. По крайней мере, я его не видел.

И, естественно, Мико тонко чувствовала мое состояние.

— Все ты об этой громадине думаешь, — вздохнула она во время очередной культивации. Мои мысли непроизвольно возвращались к гробнице, и она видела эти образы. — Может, если ты перестанешь об этом думать, решение само придет?

Я на это лишь грустно улыбнулся. Ну да, придет…

— А знаешь, мне очень нравится смотреть на твои железки. — перевела она разговор, как умела. Ее «голос» в нашем общем пространстве звучал очень мягко, обволакивая меня теплым бархатом. — Они как будто завораживают меня своей глубинной красотой… Может быть, ты покажешь мне, как ты рисуешь руны? Я видела обрывки в твоих мыслях… но так, целиком? Это же как танец, да? Или как песня?"

Пожав плечами — мысленно, конечно — я начал посылать ей образы. Это не мешало процессу; мы уже давно научились вести целые диалоги на фоне мощного энергообмена. Сначала — самый первый меч, тот, после которого Хаггард решил, что я алкаш. Потом — хаотичные попытки создать взрывную посуду в пещере, лечебный котелок. Меч, который мы с Чоулинем не могли вытащить из камня. Я акцентировал внимание на курьезах, на забавных неудачах, стараясь развеять ее беспокойство.

Мико смеялась, ее веселье теплой волной растекалось по нашей связи, смягчая уже мою тоску. Было… приятно.

— А сам процесс? — настаивала она, когда смех утих. — Прямо сейчас. Представь, что делаешь руну. Простую. «Свет», например? Ты говорил, она — одна из основных?

Я кивнул и стал представлять, делая это максимально подробно — начиная от самого «изображения» до ощущения реакции материала, и на автомате в конце вложил Волю в артефакт, который придумывал.

Из-за этого культивация прекратилась — я выдернул Волю из круговорота, но ничего страшного. Мы уже почти закончили…

Мико откинулась на спину и задумчиво смотрела на звездное небо. Я сидел рядом, наслаждаясь видом её задумчивой красоты, а она крутила пальцем в воздухе — и я не сразу понял, что она повторяет руну «свет».

— Ого, ты запомнила? — удивился я.

— Не понимаю, — тихо проговорила Мико, — оно как-то двойственно. Узор сложный, и я его не помню, но как-будто помню. Палец помнит. Не могу объяснить.

Я задумался. В тех видениях, что я ей отправлял, я чертил именно пальцем на металле.

— Попробуй. — Вытащив из пространственного кармана одну из заготовок, я протянул её Мико.

— Керо, а руны — это буквы? или рисунки? — спросила у меня Мико, принимая металлический брусок.

— Мм… И то, и другое, и ничего из этого, — честно ответил я, — это и слова, и образы, и узлы. Хрен его знает, что это, если честно. Просто работает.

Мико хихикнула. Она поднесла палец к холодному металлу, повторив движение, которое только что виртуозно выписывала в воздухе. Концентрация была видна невооруженным глазом — брови сдвинуты, губы поджаты, на лбу выступила капелька пота.

Но… ничего. Ни малейшей искры, ни всплеска ци. Металл оставался инертным, холодным под ее прикосновением. Она попробовала еще раз, вложив в палец крошечную струйку своей ци, будто пытаясь воспроизвести то, что чувствовала через связь со мной. Опять тишина. Еще попытка — и еще.

— Ничего не понимаю! — Мико отложила брусок с досадой, — Я же чувствую узор! Чувствую, как он должен ложиться! Но как только касаюсь металла… все исчезает. Как будто он отталкивает меня.

Я поднял брусок, ощупал его. Казалось, этот металл никто и не пытался заряжать. Я вздохнул, погладив Мико по плечу.

— Не беда. Это сложный процесс. Я смог проникать в структуру металла только из-за Клыка. Тебе нужно направлять силу, и если для меня это легкое касание, то тебе, судя по всему. надо её впрессовывать.

Она надула губы, явно не удовлетворенная,и, зная ее упрямый характер, я очень сомневался, что она смирилась. Так и вышло. В последующие дни злополучный брусок стал ее постоянным спутником. Она крутила его в руках во время своих уроков, чертила на нем невидимые узоры, пока объясняла ученикам основы циркуляции, задумчиво водила пальцем, слушая вопросы мастеров. Я даже начал беспокоиться — казалось, это превратилось в навязчивую идею…

Однажды, после особенно яростной и неудачной попытки, я почувствовал резкий всплеск ее разочарования и досады через нашу связь, которая становилась все крепче. Подойдя к нашей палатке, я увидел, как она затаптывает огонь. А на земле перед ней… лежал бесформенный, оплавленный и частично испарившийся комок того самого сплава. Металл просто не выдержал напора ее неконтролируемого, раздраженного пламени Феникса.

Она встретила меня виноватой, почти детской гримасой.

— Он… сопротивлялся… — пробормотала она, пряча взгляд.

Я вздохнул, решив, что ругать её смысла нет, достал из кармана новый, точно такой же брусок и протянул ей. Ее глаза засветились благодарностью и азартом. Кажется, теперь я понимаю, что чувствовал Чоулинь, когда я дырявил или сжигал все вокруг…

Я же был погружен в чертежи и расчеты для фундамента будущей Школы-Крепости — она понемногу начинала строиться, и я уже вносил небольшие корректировки. Все же профессиональным архитектором я никогда не был, и в реальности вечно вылезали какие-то нюансы, не предусмотренные планом…

Также мои дни состояли из отработки управления пространственными пушками с адептами, создания новых артефактов для строительства и защиты, и из бесконечных тренировок с Лин Чжэном, и Мико — я стал одним из её постоянных учеников. Бывало, скажет или покажет что-то — и как пелена с глаз спадает.

Она вела свои «народные академии» с удвоенной энергией, ее уроки собирали все больше людей. Она объясняла не боевые приемы, а основы: как чувствовать ци природы, как снимать усталость простейшим перераспределением энергии, как медитировать для восстановления сил.

И вот, в один из таких уроков, все и случилось.

Около трех тысяч адептов сидели на земле, расположившись в виде концентрических кругов, на краю будущей стройплощадки. Мико, как всегда, была в центре, ее голос, напитанный ци, был слышен везде, звенел четко и вдохновенно. Она говорила о потоке, о «позволении» ци течь естественно, без насилия.

— … Представьте, что ваша ци — это не костер, который нужно постоянно подкармливать дровами и контролировать, чтобы не погас или не спалил все вокруг. Ваша ци — как солнце внутри вас. Солнце горит без всякого вашего участия! Ци нужно лишь пространство, чтобы светить. Ваша задача — не толкать, не заставлять, а… разрешить. Убрать завалы страха, сомнений, напряжения, которые мешают ее течению. Как чистое небо пропускает солнечный свет…

Она вдохновенно жестикулировала. И в ее правой руке, как всегда, был тот самый тренировочный брусок. Ее палец бессознательно водил по его гладкой поверхности, иллюстрируя мысль о плавности, о естественном движении. Она не пыталась активировать руну. Она просто… говорила. Жила. Изливала свое понимание в мир.

И в этот момент, когда ее слова о «чистом небе» и «солнечном свете» достигли кульминации, ее палец, движущийся по траектории руны «свет», слегка дрогнул. Дрогнул от полноты чувств, от абсолютной искренности того, что она говорила.

Я почувствовал это даже раньше, чем увидел. Через нашу связь — крошечный, чистый всплеск понимания, слияния намерения и действия.

И тут же — палец Мико тускло, но недвусмысленно засветился теплым золотистым сиянием. А брусок в ее руке ответил мгновенно — вся поверхность, по которой только что водил ее палец, вспыхнула ровным, тусклым — но несомненным светом! Готовой, активированной руной!

— А-а-ах! — Мико вскрикнула от неожиданности, чуть не выронив внезапно засветившийся артефакт. Ее глаза стали огромными, полными абсолютного шока. Она уставилась на светящийся брусок, потом на свой палец, а потом глазами нашла меня.

Тишина воцарилась в кругу учеников. Все замерли, завороженные неожиданным светом и реакцией наставницы. Потом ропот: «Что это?..», «Мастер Мико…», «Светится!».

Я вскочил. Сердце бешено колотилось. Она СДЕЛАЛА ЭТО! Случайно. Неосознанно. Но — сделала! Я подошел к ней, не скрывая улыбки восторга.

— Я… я не… — Она заикалась, не отрывая взгляда от светящегося бруска. — Я просто… говорила… и палец… он… сам… — Она подняла на меня растерянный, почти испуганный взгляд. — Керо, я не понимаю! Как?

— Понятия не имею! но я рад за тебя! — рассмеялся я.

Урок был объявлен оконченным — ученики расходились, перешептываясь, бросая удивленные взгляды на Мико и ее светящийся трофей. Мы же остались вдвоем на опустевшей площадке. Мико все еще смотрела на брусок как завороженная.

— Давай еще раз,– попросил я тихо, протягивая новый брусок. — Не пытайся сделать руну. Можешь снова рассказать мне лекцию.

Она кивнула, и начала повторять свои слова. Я внимательно вслушивался в каждое слово, пытаясь понять — что именно помогло ей? Она повторила первый раз, второй, третий. Каждый раз она использовала разные слова, но с одной сутью. На пятый раз, когда она уже не рассчитывала, а действительно увлеченно рассказывала, снова получилось! Теперь она уловила определенно больше, а я…

Замер. Слова Мико «позволь ци течь туда, куда хочет она сама» эхом отозвались в моем сознании. Куда хочет течь ци из гробницы? — пронеслось у меня в голове. В дырку, которую она закрывает! Она рвется туда, как неукротимая река, поток, которой мы сдерживаем плотиной. А что, если… не сдерживать? Что, если не пытаться силой перекрыть или перенаправить, а… позволить? Создать контролируемый канал, выпускной клапан, по которому эта ярость сможет уходить туда, куда она стремится — в ту самую бездну, которую затыкает гробница?

Мысль была безумной, чреватой катастрофой… но впервые за недели бесплодных раздумий она не казалась абсолютно безнадежной. Позволить… но как? Повредить что-то в механизме щита, и осторожно, по капле… дать ей выход?

— Можешь дать еще один? — прервала Мико мое откровение, даже не заметив его. И хоть эта идея, нахлынувшая на меня, ушла — её привкус остался у меня на языке. Я хотел танцевать на месте — меня переполняли и собственныеэмоции, и то, что бушевало в общем пространстве нашей связи. Может, и мое откровение связано с ней — приступы гениальности синхронизировались?..

Я протянул ей еще один брусок и стал ждать.

В этот раз она ничего не говорила. Долго дышала, закрыв глаза. Потом открыла. Она прижала палец к металлу, и повела. Медленно. Не по памяти узора, а… следуя внутреннему чувству, сейчас я это отчетливо видел. Движение было чуть иным, менее геометричным, более плавным, но в нем была та же суть.

И — да! Палец снова засветился слабым золотом, а на металле вспыхнула руна «свет», чуть менее яркая, чем первые две (случайные), но абсолютно настоящая!

— Получилось! — ее крик был полон чистой, детской радости. Она подпрыгнула на месте, сжимая светящийся брусок. — Керо, смотри! Получилось!

И запрыгнула мне на шею, впиваясь в губы поцелуем.

С этого момента наши «вечера культивации» обрели новое измерение. Мы все так же сливались энергиями, но теперь значительная часть времени уходила на руны. Я стал ее учителем всерьез.

Сначала мы тренировали «свет» до автоматизма. Я показывал ей классический узор, объяснял нюансы — куда чуть больше ци, где линия должна быть тоньше. Она училась копировать, но теперь — осознанно, чувствуя отклик металла. Ее огонь оказался удивительно «чутким» инструментом для тонкой работы с ци в материале. Она научилась не «впрессовывать» силу, как я изначально предполагал, а проникать сутью этой силы, узким концентрированным лучом чистой энергии Феникса.

Как только «свет» покорился, мы двинулись дальше. «Камень", „острый“, 'звук», «эхо»… Каждая новая руна была вызовом, новой гранью понимания. Я объяснял не только «как рисовать», но и «почему так», передавал ощущение, стоящее за символом. Она ловила это ощущение, а потом находила свой путь воплотить его в металле.

Потом пришло время простейших связок. Ведь одиночная руна сама по себе ничего не представляет, а вот их комбинация… И со связками была большая беда. В итоге, ощутимое продвижение появилось спустя неделю работы только над ними — я раз за разом проигрывал в голове откровения, полученные во время поглощения артефактов Безымянного, связанные с ним видения. Вспоминал гробницу, и момент создания ключа. Это нас и натолкнуло на мысль — нужен крот… Он смог стабилизировать чертов ключ, на котором было больше сорока рун. С маленькой связкой он точно поможет, особенно если Мико его огоньком угостит…

Так что, до следующего приезда Хаггарда Мико оттачивала одиночные руны, а я все вспоминал эффект засасывания около гробницы. Было ощущение, что «пробка» закрывает дыру не полностью. Если обойти гробницу по кругу, и найти, где энергия просачивается сильнее всего… Расширить там канал, делая это осторожно… Думаю может получиться. Хотя, в идеале, расширить его изнутри — сделать в пробке крохотное отверстие…

Ну, а как только у Мико появилась возможность заграбастать себе крота, она очень быстро научилась делать связки — сначала простые, а потом и более сложные. Хаггард поначалу протестовал, но когда увидел и осознал происходящее, остолбенел. И даже согласился оставить кротика на подольше. И, кажется, этот бородатый делец уже строил планы — ведь если мы сможем делать в два раза больше артефактов… Да, теперь я был не единственным, кому доступны руны. Это радовало.

И если рыжая сначала думала, что сложнее связок ничего уже не будет, то, когда я показал венец своих знаний — применение Воли, она поняла, что ошибалась.

Однажды вечером, когда Мико уже уверенно связывала три руны без помощи крота, мы сели культивировать. Дождавшись момента, когда наши ядра были максимально синхронизированы в потоке парной культивации, я послал ей не образ руны, а… ощущение Воли. То самое властное, упорядочивающее намерение, которое я вкладывал в артефакты.

— Чувствуешь? — спросил я мысленно, направляя этот импульс вместе с потоком ци.

— Да… — ее «голос» был полон недоумения. — Но как я могу это сделать?

— А чем мы по-твоему занимаемся, Мико? — хмыкнул я, — в моем ядре уже треть цвета алая, силы Феникса. А у тебя треть белая. Тебе доступна Воля, но ее нужно тренировать. Главное начать. Пробуй…

Ну, суровый я учитель, да. И что? Времена такие…