Под напором стали и огня

Глава 29

— Твою мать, какая на хрен провокация — это будет самая настоящая война, если захватят сахалинские нефтепромыслы! Обзвонить все корпуса и дивизии, пусть сразу же воюют, как надлежит, как только японцы перейдут нашу границу! Самураи явно собираются напасть!

Командующий Дальневосточным фронтом генерал армии Апанасенко бросил телефонную трубку — ярость клокотала в нем, грозила выплеснуться наружу. Всего полчаса времени, и тягостное ожидание, в котором он жил больше года, разрешилось, когда он увидел в утреннем небе над Хабаровском самолеты с красными кругами на крыльях. Нагло совершив облет, они тут же удрали на сопредельную территорию, благо до нее рукой подать. И вот уже новое, более наглое требование — передать в течение месяца сахалинские нефтепромыслы, или японцы займут их силой. Причем угроза была действительно реальной, японцы никогда не скрывали желания овладеть всем Сахалином, южная часть которого была передана им по Портсмутскому миру, после позорного поражения царизма в войне 1904–1905 годов. И воспользовавшись гражданской войной, до 1922 года оккупировали Приморье, а до 1925 года занимали северный Сахалин. Предлагали не раз «купить» территории, понятно, что платить не собирались, отнять им привычнее, как произошло в случае с КВЖД. Но сейчас запредельно наглый ультиматум был подкреплен угрозой начать войну, и сделать с Советским Союзом то, что им удалось провернуть с царской Россией.

Запредельная наглость, но все закономерно, вполне логично — воюющая в коалиции страна должна воевать со всеми сторонниками враждебного альянса. А потому ситуация на Дальнем востоке выглядела противоестественной — Япония воевала с США, войну Рузвельту объявил и Гитлер, а в то же время как самураи соблюдали нейтралитет по отношению к Советскому Союзу. Да и СССР не объявлял войны Японии, и это было объяснимо — противостояние с Германией и ее многочисленными европейскими союзниками отнимало все силы, страна жила в чрезвычайном напряжении. В прошлом декабре с Дальнего Востока и Забайкалья отправилось на запад полтора десятка кадровых, хорошо укомплектованных и вооруженных дивизий, вместо которых стали развертывать два десятка новых соединений по сокращенному штату. Передали на советско-германский фронт также значительную часть имеющихся самолетов, до семисот, и больше тысячи двухсот танков и бронеавтомобилей — без такого «вливания» контрнаступление под Москвой вряд ли бы прошло так успешно. В результате численность бойцов и командиров упала до семисот тысяч, но теперь благодаря проведенной дополнительно мобилизации по всей Сибири их численность удвоилась, что позволило основательно прикрыть все опасные направления.

Сейчас Дальневосточный фронт представлял достаточно внушительную силу, и что немаловажно, боеспособную, хорошо вооруженную и оснащенную. В Ставке озаботились отправлением сюда опытных командиров и бойцов, прошедших войну, и находившихся на излечение в госпиталях многих сибирских городов. И даже смогли отправить на восток больше трехсот «тридцатьчетверок» и около полутысячи самолетов новых типов — штурмовиков, «лагов» и «яков», а Тихоокеанский флот получил новые «сушки» и «И-185». И подготовленных летчиков с танкистами также отправили, с боевым опытом, что немаловажно. Так что исходящую от Японии постоянную угрозу осознавали, тем более самураи нисколько не скрывали своих планов, сосредоточив в Маньчжурии самую многочисленную «армию», которая скорее являлась группой армий.

Всего в Квантунской «армии» имелось семь армейских объединений, каждое численностью в пехотный корпус двух-трех, а иногда и четырех дивизионного состава. Эта практика у противника сформировалась со времен войны с русскими в 1904–1905 годах, и окончательно вошла в «обиход» десять лет тому назад, когда из Квантунской области, оттяпанной от царской России, самураи перешли в наступление. Они вероломно напали на китайцев, и за короткое время завоевали всю Маньчжурию, свою давнюю цель, объект притязаний, которые предъявлялись на протяжении полувека, с того самого момента, когда Страна Восходящего Солнца нанесла поражение войскам императрицы Цыси и фактически взяла под свой протекторат Корею. А после победы над русскими, удалось через четверть века захватить обширное пространство, по которому проходила линия КВЖД, пока еще формально принадлежавшая СССР. Лига Наций осудила оккупацию, но японцы вышли из этой организации, плевать они хотели на словесные увещевания.

На огромной территории, включающей в себя и почти всю «Внутреннюю Монголию», самураи объявили создание марионеточных государств «Маньчжоу-Го» и «Мэнцзянь». Во главе первого был поставлен последний император Китая Пу И, свергнутый с престола малолетним в ходе Синхайской революции, что произошла тридцать лет тому назад. И этот акт отнюдь не был не легитимным — маньчжурская династия триста лет правила Поднебесной империей, и в глазах маньчжуров, коренного населения, которое составляло четверть от пятидесяти миллионов жителей, власть ее являлась вполне законной и преемственной. А вот с «Внутренней Монголией», созданной из двух провинций «Чахар» и «Суйюань», получивших автономию, произошло неладное — там монголов из шести миллионов было в той же пропорции, что и маньчжуров, но «легитимным» правителем этого квази-государства японцы назначили князя Дэ Вана Демчигдонрова, землевладельца, род которого шел от самого Чингисхана.

Все дело в том, что огромные массы китайцев, не меньше двадцати пяти миллионов, переселились за «великую стену», ища спасения от бушевавшей в стране кровопролитной войны, что шла как с японцами, так и между гоминьданом и коммунистами. В результате этого «переселения» вполне лояльное к японцам местное коренное население «растворилось» в ханьской среде, а вот те были настроены к оккупантам крайне недоброжелательно, и не важно, какой ориентации при этом придерживались. Хотя и коллаборационистов хватало — иначе бы японцы не смогли бы вот уже пять лет воевать в Китае, захватить и удерживать за собой значительные территории. А за «Маньчжоу-Го» вообще держались мертвой хваткой — десять лет там проводили ускоренную индустриализацию, используя миллионы китайцев как практически дармовую рабочую силу. Из Мэнцзяна вывозили каменный уголь и железную руду, а вот Маньчжурия из «сырьевого придатка» потихоньку превращалась в основную опору японской экономики, превышая показатели метрополии в несколько раз. И цифры были достаточно внушительными — каменного угля добывали в год больше двадцати пяти миллионов тонн, выплавляли полтора миллиона тонн чугуна, и столько же выдавали синтетического топлива. Развивалась быстрыми темпами машиностроение, за десять лей отсталое китайское захолустье, из которого экспортировали только в больших количествах бобы, причем в ту же Японию, превратилось в промышленно развитый регион, благодаря сырью и продукции которого Страна Восходящего Солнца строила авианосцы и вела военную экспансию.

— Ничего, если полезут, будем драться, — Иосиф Родионович дернул головой, прекрасно понимая, что обычно за ультиматумом следует война. Обсуждать японские предложения в Москве не собирались…

На административной карте Китая хорошо видно, что созданные японцами «независимые» государства вплотную соприкасаются с Монгольской народной республикой («внешняя Монголия», иначе Халха), и населены родственными народами по языку, крови и религии. И события на Халхин-Голе были связаны именно с этим «узелком» — между собой воевали русские и японцы не только за свои геополитические интересы, но и за давние склоки двух действительно без всяких кавычек «братских народов» — халхинцев и чахар с баргутами.