Плюшевый: пророк

Глава 2 Письмо в бутылке

— Мне тяжело тебя отпускать даже на секунду, — пробормотал я Алёне в шею, — но нам надо торопиться. Морковка не может долго без магии, и лучше все сделать, пока еще светло.

— Что «все»? — спросила моя жена дрожащим голосом, продолжая цепляться за меня.

— Ты должна зажечь Черное Солнце.

Ее плечи окаменели под моими руками, и я торопливо добавил:

— Это не то, что ты думаешь! Это не оружие массового поражения, это способ создать прорыв в Кромке с помощью внутренней энергии! Кромка на этой планете очень толстая, магия не ощущается даже в горах — но вот таким способом можно добраться до метакосмоса! Я предполагаю, что в непосредственной близости от планеты в Междумирье существует своя экосистема, может быть, на базе этих фиолетовых магофитов, которые так восхищают наших ботаников — помнишь, да? И там живут слизни, которые…

Тут я очень быстро и максимально емко принялся рассказывать Алёне все, что произошло с цензором: бой, удар Черного Солнца, вылезших слизней, то, как я разобрался с ними магией, то, как появился Морковка.

— … Резерв у меня мелкий, как у ребенка, толком ничего не сделаешь, но пока прорыв открыт, магия из Междумирья просачивается и восполняет его. В прошлый раз хватило на довольно продолжительный сеанс стихийной магии и несколько мелких исцелений. В этот раз тоже надо попытаться воспользоваться как можно больше…

— А ты не хочешь улететь на Морковке? — вдруг спросила Алёна.

— Что? — я даже отстранился от нее, поглядел на ее лицо — усталое, залитое слезами… такое старое.

Она не казалась мне старой, пока я не знал, что это Алёна и воспринимал ее только как Сорафию Боней — наоборот, я думал, что эта женщина удивительно хорошо сохранилась для своего возраста. А теперь стало как ножом по сердцу.

Моя Лёня никогда не выглядела старше двадцати пяти!

— Ты мог бы полететь на Морковке и привести помощь, — сказала она слегка дрожащим голосом. — Так было бы надежнее, чем передать с ним письмо. Ты же это хочешь сделать?

Я снова прижал ее к себе, чтобы не видеть этого обреченного лица.

— С ума сошла, — сказал я резко. — Как ты себе это представляешь — что я брошу тебя тут? — Моя Леонида не маг, брать ее в подобную экспедицию было бы почти невозможно: она даже воздух для дыхание в Междумирье себе сама не обеспечит. — И потом, это невозможно. Морковка показал мне через нейрорезонанс, что он преодолел огромные пространства, где не мог найти пищу. Я не умею впадать в спячку! И припасов на несколько лет тоже не смогу взять! Честно говоря, я даже не знаю, сможет ли он вернуться — но оставаться здесь ему тоже нельзя. И он сам готов попробовать. Скучает по мамочке и уверен, что она-то нас отсюда вытащит.

Алёна издала хриплый, всхлипывающий смешок.

— Да, она-то точно тут всем покажет!

«Если они там все живы», — подумал я, но об этом Алёне пока говорить не стал: успеется. К тому же я не сомневался, что уж Урагановы-то уцелеют в любой заварушке, а Лана Ураганова — единственный метакосмозоолог, который смог действительно стать «родителем» в драконьей стае — и подавно.

— И потом, кроме тебя, у меня тут семья, — тихо продолжил я. — Ты знаешь. Мать, двое братьев, один совсем еще мелкий… ученики. Ты сама в похожем положении, не так ли? У тебя тоже внуки и другие обязательства.

Я почувствовал ее кивок.

— У тебя сохранилась память Сорафии или ты каким-то образом появилась тут несколько десятков лет назад? — задал я ей вопрос, ответ на который пугал меня больше всего. Потому что если второе…

— Память Сорафии. Я попала сюда… очнулась здесь… весной десятого года. Одновременно с тобой?

— Так и есть.

— Сорафия к тому времени около двух месяцев находилась в полукоматозном состоянии, была почти парализована. Ия не давала ей умереть, поила молоком с медом. Но она, конечно, все равно умерла бы — на высшем-то ранге столько времени не тренироваться! Я только пришла в себя — и мне сразу пришлось отбивать атаки муниципалитета на Школу, в том числе буквальные… — Алёна снова усмехнулась. — Веселое было «второе рождение»!

Я стиснул ее сильнее. Господи, спасибо. Спасибо, что, по крайней мере, самые жуткие страницы биографии Боней Алёна знает только по ее памяти. Смерти дочерей… нет, даже не хочу представлять это. Сегодня, когда Герт чуть было не остался мертвым у меня на руках, это было близко — почти как если бы умер мой сын. Никому такого не пожелаешь, тем более любимой женщине.

— Прости…

— Ничего. Главное, что ты жив. Это главное. Все остальное… — ее голос перестал дрожать, она сказала твердо и жестко. — Ты прав, нам надо спешить. Давай уже разберемся с самым неприятным.

— Морковка! — я обернулся к дракону, снова погладил его по морде. — Сейчас я напишу письмо… Тебе надо доставить его мамочке. Или кому-то из семьи. Понял?

Морковка заурчал.

— Что напишешь? — спросила Алёна.

— А что я могу написать? — я хмыкнул. — Планета неизвестно где, добраться до нее неизвестно как, мы выглядим по-другому, вы нас не узнаете, хотя Леонида стала еще красивее.

Она улыбнулась.

— Прогиб засчитан.

— Еще напишу, что Кромка очень толстая, поэтому использование магии затруднено, что мы находимся на континенте, условно «севернее» субтропической зоны, с мощной островной грядой к условному «западу». Напишу, что всех любим и что если они физически не могут или не успевают нас спасти, то у нас все хорошо, мы стараемся многое сделать и ни о чем не жалеем.

— Хороший текст, — согласилась Алёна. — Поддерживаю.

— На самом деле я жалею, — вздохнул я, с трудом отрываясь от нее и поднимаясь на ноги. — Мне не надо было тащить тебя с собой на ту конференцию!

— Вообще-то, официально это я была приглашенной стороной, а ты поехал, как мой плюс один. Если забыл. Главное, ты жив, еще раз говорю. Я не сомневалась, что ты погиб!

— Как будто ты меня не знаешь, — заметил я легкомысленно.

— В том-то и дело, что знаю! — мрачно сказала Алёна. — Ты все время пытаешься сдохнуть! Помнишь, как мы с тобой познакомились?

— Ну что ты опять начинаешь… — закатил я глаза.

— Ты свое собственное сердце вырвал! Руками! И теперь — «ой, да что такого, было и было»…

Я расхохотался и, не в состоянии удержаться, снова уселся рядом на землю, обнял ее.

— Все, все! Мне нужно писать письмо! А тебе нужно готовить этот удар Черного Солнца…

— Да, конечно, — Алёна вздохнула. — Эх, Морковка. Как жаль, что ты скоро от нас улетишь!

Дракон ткнулся ей в плечо, и она ухватилась за его надбровные выступы, чтобы встать.

Письмо было написано, запечатано — к счастью, слуга Сорафии не подвел, положил все, что нужно: и бутылку, и воск. Я упаковал его в кожаный мешочек и аккуратно, толстым шнуром примотал его на шею дракона. Еще раз поцеловал Морковку в нос, погладил его. Алёна последовала моему примеру. Очень жалко было отпускать зверя — я даже сам не понимал, насколько по нему соскучился, пока он не появился! Впрочем, я не позволял себе думать о доме, о детях и друзьях. Об Алёне тоже запрещал бы себе думать, если бы только не знал, что она здесь и что я должен ей помочь.

Должен ей помочь! Оказывается, это она помогала мне — причем почти что с самого начала.

— Я готова, — сказала Алёна деловым тоном. Она стояла на краю обрыва, заходящее солнце алыми бликами горело на ее черном бархатном плаще и белых волосах. Все-таки фразу «соберись для поездки за город» она или ее слуги поняли странно: кроме этого бархатного плаща с шерстяным подкладом, на ней было еще белое платье лишь слегка короче тех, что она обычно носила. Правда, еще и кожаные сапоги. Может, это элемент образа? Кажется, я ни разу не видел Сорафию не в платье, разве только ранним утром во дворе графа Флитлина во время тренировки. — Если эти слизни будут падать на лес, возможно, стоит найти поляну? Или хотя бы прогалину? Чтобы легче было их сжигать, не устроив лесной пожар?

— О слизнях в этот раз позаботится Морковка, — я покачал головой. — И о прочих существах, если они появятся. Нет гарантии, что каждый раз будут только слизни.

— Понятно, — кивнула Алёна. — Ты уверен, что другого вреда Черное Солнце не наносит?

— Цензору не нанесло. Оровин погиб от слизня, а не от самого удара. Но если вдруг почувствуешь себя плохо, я тут же тебя исцелю.

— Хорошо. Но на всякий случай отойди назад на несколько шагов.

Я послушался.

Она вытащила из ножен кинжал и вытянула перед собой. Впечатляющая аура Великого мастера закружилась вокруг, собираясь в точку на конце лезвия. Поймав мой взгляд, Алёна начала объяснять свои действия тоном университетской преподавательницы, с легкой улыбкой в голосе.

— Главное — концентрация внутренней энергии. Тонкость в том, чтобы собрать ее на самой границе предмета, иначе такая мощь в ограниченном объеме разрушит любой материал, не говоря уже о человеческом теле. Как мы теперь знаем, она даже специфическое пространство Кромки разрушает. И, кстати, первому рангу будет труднее, чем высшему или Великому мастеру — тебе придется дольше концентрировать энергию, коль скоро у тебя ее в принципе меньше.

Так странно было слышать привычные интонации Сорафии в речи на моем родном языке, да к тому же еще и знать, что это говорит моя жена! Она прежде никогда не звучала так академично.

— Понял, — сказал я.

— Насколько я понимаю, техника не зависит от, скажем так, средства доставки — удар Черного Солнца можно наносить хоть кулаком, хоть оружием. Школа Цапли универсальна, но меня учили на мече. Кинжал, впрочем, сгодится не хуже. Ну и удар нужно наносить не просто так, а, опять же, как меня учили, в «в зазор между пространством внутренней энергии и обычным пространством». Вот так.

С этими словами Алёна сделала выпад, вонзая кинжал в пустоту.

Тонкая черная трещина побежала прямо по воздуху, одновременно трехмерная и двухмерная — поразительное зрелище! Прорыв черным солнцем возник над нашими головами, от него разбежались длинные «лучи» вторичных трещин.

Я снова почувствовал привычную волну эйфории: магия вливалась в тело.

Морковка взревел и тут же рванул вверх, чуя близость родной среды. Первого же слизня, появившегося из прорыва, он играючи схватил зубами, заглотил — и был таков. А потом, в последний раз оглянувшись на нас, сам исчез в разрыве. Больше из черной щели никто не появился.

— Он с той стороны их всех перебьет, — сказал я. — А нам нельзя терять ни секунды. Раздевайся.

С этими словами я сорвал с себя плащ и начал расстилать на земле.

Алёна приподняла брови, но тоже послушно дернула завязки плаща.

— Вот как? — спросила она с дразнящей, игривой интонацией. — Настолько не терпится?

— Именно. Снимай платье и ложись на живот.

— А сил-то у тебя хватит, старый ты лис? — снова та же дразнящая ирония.

— На глаза — не знаю, — я иронии не принял. — Что там у тебя, нервы или мозг? А вот снять боль в спине должно хватить. Грыжа, да?

— Грыжа, несколько неудачных шрамов, защемление нервов — насколько мы с Иаром смогли диагностировать, — Алёна тоже заговорила серьезно, послушно избавилась от платья, под которым у нее, как я и подозревал, оказалась черная тренировочная форма Цапель из очень тонкой, но плотной ткани. Затем моя жена улеглась на подстеленный плащ, подложив себе под руки и подбородок собственный, бархатный. — Я ведь трансплантолог, а не врач общей практики! Хотя тут, конечно, пришлось отказаться от «роскоши специализации», как говорил Валерий Иванович… Помнишь его?

— Еще бы, — я сел рядом, положил руки ей на затылок. — Он очень долго с тобой работал. Как я понимаю, Иэррей — вовсе не чудо-лекарь? Он прикрытие?

— Ну почему. Для здешнего уровня — практически чудо-лекарь. Очень умный и способный юноша, приехал к нам на континент не чтобы просто зарабатывать деньги на варварах, как большинство оиянцев, а чтобы учиться — и в Лидасе у оптиков, и в нашей Гильдии Медиков… Но в хирургии он, конечно, ничего не понимал, оиянские лекари этим не занимаются… — Алёна добавила с улыбкой в голосе: — Он мне очень тебя напомнил.

— Меня?.. — мои руки замерли.

— Ну да. У тебя были очень похожие манеры, когда ты был прикован к постели да к инвалидному креслу! Такой невозмутимый, слегка аутичный молодой человек. Иэррей еще и болен был, когда мы с ним встретились — тоже как ты. Камни в почках, тяжелый случай. Бедняга уже на тот свет готовился.

— И ты его спасла?

— Да, рискнула… Страшно было — ни освещения нормального, ни инструментов, сама еле вижу. Хорошо, у Иара эта линза оказалась, он ее не совсем законным путем из Лидаса притащил, чуть ли не контрабандой. Но пиелолитотомия — относительно простая операция, и мальчику терять было нечего, дело у него уже очень далеко зашло. Так что вот. После этого он был мне очень благодарен и согласился даже врать про то, что это он меня учит медицине, а не наоборот.

— Ну надо же, — усмехнулся я. — А я сначала принял его за тебя!

— Что⁈

— Представь себе. Я догадался, что тебя забросило в чужое тело, как и меня. Но не знал, в мужское или женское. Искал подозрительных. У Иэррея медицинские знания — раз, манера говорить — тоже такая… современная. Он у тебя нахватался, да?

Алёна захохотала.

И вдруг задохнулась.

— Я вижу!

— Хорошо, — сказал я. — Я боялся, что у тебя нарост в черепе после травмы давил на мозг или что-то в этом роде, но просто нерв был поврежден. Я подстегнул регенерацию первым делом, вот он и зажил. А я сейчас уже над твоей спиной работаю.

— Хочу на тебя посмотреть!.. — она начала поворачиваться, и я надавил ей рукой на поясницу.

— Лежать, женщина! Сказал же — спиной занимаюсь! Надо успеть как можно больше, пока Прорыв не закрылся! У меня резерв крохотный, я с ним только царапины залечивать могу.

Алёна послушно легла.

— Подумать только!.. — вдруг пробормотала она. — Тот умный не по годам, страшно израненный ребенок, внук графа Флитлина… Это был ты! Мы еще четыре года назад могли бы узнать друг друга!..

— Ты слишком хорошо играла свою роль. Я для тебя кучу знаков придумал, всю одежду вышивкой разукрасил…

— Вышивкой⁈

— Да, нашими буквами.

— Какая классная идея!

— Угу, жаль только, что не сработала. Я и сейчас так хожу, посмотришь еще. А ты не реагировала. Мне и в голову не пришло, что ты просто не видишь! К тому же у меня-то памяти Лиса не было…

— Не было? А как же ты…

— Выкручивался. Повезло, что вокруг оказалась любящая семья и спокойная обстановка. — Относительно спокойная, но о пятерых убитых плюшевым мишкой Воронах я как-нибудь потом ей расскажу. А, хотя нет, она и так знает. — Ну вот, я судил по себе, думал, перенос для нас обоих сработал одинаково. Не учел, что ты все-таки оказалась ближе к центру поля. А может, причина в чем-то другом… В общем, мне казалось, что без памяти Сорафии даже ты не могла бы возглавить Школу — а значит, ты не она.

— Факт, не смогла бы. Меня б сожрали.

Вдруг она начала хихикать.

— Нет, ну я-то должна была догадаться, что это ты! Должна была! Ты мне даже предложение делал точно теми же словами, что и первый раз!

— Что⁈

— Ну да! «Вы такая надежная женщина, мне срочно нужен партнер, на которого можно полагаться, давайте поженимся, это и для вас тоже будет выгодно». Точь-в-точь, как первый раз!

— Не помню… — чуть смущенно проговорил я. — Но тогда ты согласилась быстро! За пять минут! А в этот раз три года меня мурыжила!

— Что я могу сказать? Нужно было сразу на драконе прилетать.

Тут уже расхохотался я.

А потом вдруг понял, что комок у горла — это не смех, а слезы. Моя магическая диагностика скользила по телу Сорафии, выявляя старые шрамы, болезни, грыжи (не только в позвоночнике, было их достаточно), срощенные переломы… Сколько же ей пришлось пережить. Не все из этого именно ей, но я видел достаточно травм, пришедшихся явно на последние годы. И — искалеченные, буквально искалеченные яичники! Это более старое, но…

— А что у тебя с репродуктивной системой? — не удержался я от вопроса. — Неудачный аборт?

Хотя на последствия аборта это не было похоже: те обычно калечат матку.

— А. Нашел, — ее голос потерял всякие эмоции. — Нет. Когда меня отправили служить при дворе — ты наверняка в курсе — свекровушка уж постаралась, чтобы я не родила незаконнорожденного принца. Я… Сорафия умоляла этого не делать, говорила, что будет очень осторожной. Просила дать ей возможность родить мужу третьего ребенка. Но старая… сволочь сказала, что у рода уже достаточно наследников мужского пола, а я — то есть Сора — ее лучший агент, и она не может послать императору второсортный товар. Сорафия подчинилась. Она всегда была такой. Сильный боец, но перед авторитетами пасовала. Последствия сиротского детства.

— Боюсь, что это я вылечить не смогу, — сказал я. — Тут нужна комплексная терапия.

— Ничего страшного, уже почти не болит. И потом, я все равно за пределами детородного возраста.

— Возраст мы тебе откатим. Не до юности, конечно, но лет до сорока…

— Надеюсь, не сейчас? Постепенно?

Я не ответил.

— Эй! Милый мой супруг! Ты серьезно, не собираешься же ты сейчас меня омолаживать? Побереги магию! Как мы объясним, если я видимо скину лет двадцать возраста?

— Поздно, — сквозь зубы процедил я. — Какие мог процессы, я уже запустил.

И в этот момент я почувствовал, что Прорыв закрывается — и что мои целительские усилия выкачивают магию безвозвратно. А вместе с остатками магией наконец проливаются и слезы — злые, тяжелые.

Я хотел спасти Алёну! Чтобы она выжила! Я не хотел, чтобы она страдала! Своей памятью, чужой памятью — все равно! То, что она, не думая, говорит про Сорафию «я», означает: для нее эта память достоверна. Она четыре года прожила почти слепой, сражаясь с постоянной болью и чужими злодеяниями! Тогда как я тут почти что на курорте был! Здоровое тело, строгий режим, любящая родня…

Это было слишком. Просто — слишком. Даже для меня.

— Милый, ты что? — тихо спросила Алёна. — Ты что, плачешь?

— Ничего, — всхлипнул я. — Ничего, сейчас… сейчас пройдет.

Алёна помолчала и сказала:

— Знаешь, у этого переноса есть по крайней мере одно очень позитивное последствие. Помнишь, я страшно переживала, что у меня маленькая грудь? А ты мне всегда говорил — ну и что, главное, чтобы руку наполняла?

Я выжал из себя смешок.

— Не помню, чтобы ты страшно переживала на этот счет.

— Переживала-переживала. Но теперь все в прошлом. Потому что эта грудь даже в те твои руки не поместилась бы. Не говоря уже про новые.

Ну что ж, если она хотела меня отвлечь от моральных страданий, ей это качественно удалось!

— Какое… бездоказательное утверждение, — только и сказал я, запуская ладони под подол ее рубашки. Ее кожа была теплой, почти горячей, и очень мягкой по сравнению с моими загрубевшими ладонями.

— Я готова отвечать за свои слова, — дразнящим тоном произнесла Алёна.

— Тебе придется, — пообещал я.

И пришлось.

Но сначала мы были вынуждены развести костер — ведь без магии иначе не было бы спасенья от комаров.

p. s. Анекдот.

— Что делать, если мужчина плачет?

— Дать грудь. Действует в любом возрасте.