Пленники зимы

III

В лаборатории уже темно.

Дмитрий, едва слышно чертыхаясь, шарит по стене в поисках выключателя. Свет больно бьёт по глазам, но их чувства всё ещё в плену событий пятисотлетней давности. Раскалённая солнцем палуба, но запах выступившей из дерева смолы неуловим: всё подчинено тёрпкому, тянущемуся из трюмов запаху перца, гвоздики, кореандра… Этот аромат густым облаком несётся впереди судна и ещё более длинным шлейфом крадётся сзади. Его ни с чем не спутаешь. Это запах удачи, золота и свершившихся надежд…

– Ну и бредятина, – зовёт их обратно к реальности голос Дмитрия. – Это же надо такое придумать!

– А что с женой и детьми? – уточняет практичная Света.

– Здесь он просчитался, – отвечает Максим. – Беатрис ничего не получила. Дело не в королевской обиде. С этим – порядок. Того, что привёз в трюме "Виктории" Элькано, с лихвой хватило, чтобы окупить все расходы на экспедицию. Просто Магеллан стартовал, имея на бортах двести шестьдесят пять человек, а в Лиссабон вернулось восемнадцать. Наверное, цена кому-то показалась слишком высокой…

– А дальше что?

– Амбициозный Элькано присвоил себе славу первооткрывателя западного пути к пряным островам, а имя Магеллана стали забывать. На что он и рассчитывал. Уже через тридцать лет его путешествие стало легендарным. Без карты нескольким десяткам кораблей было суждено разбиться в предательских водах Магелланового пролива, и самые отъявленные романтики усомнились в его проходимости…

– Но карта-то есть…

– Карта понадобилась Дрейку, который решил, что лучшего места, откуда совершать пиратские налёты на бразильские фактории испанцев, не найти. А карту он нашёл в архиве приятеля своего отца, преподобного монаха Финиуса…

– Да откуда тебе это всё известно? – не выдерживает Дмитрий. – Так рассказываешь, будто сам всё это видел…

– Ты сам сделал этот вывод, – замечает Максим. – Я тебе не подсказывал.

– Я эту историю совсем не так знаю…

– История учит тому, чему учит учитель истории… – Максим пожимает плечами. – Потомки интерпретируют события так, как им велит интерес… и позволяет совесть.

– Ты не ответил, – напоминает Светлана. – Откуда ты всё это знаешь?

– Знаю, – просто отвечает Максим. – Смотрю и вижу. Что вижу, то рассказываю.

– Видишь? – перебивает его Дмитрий. – Что-то не припоминаю я за тобой таких способностей. Что значит "видишь"?

– Смотрю на предмет и чувствую, каким ему следует быть. Или думаю над чем-то и понимаю, что всё могло быть иначе, более логично… красиво… А значит, так оно и было.

– Красиво?

– Точно, – соглашается Максим. – Целесообразность и красота. Если, конечно, это не одно и тоже. В природе всё подчинено красоте. Социальная жизнь – часть природы, и подчиняется тем же законам.

– И вся человеческая история – целесообразна и красива? – зло, с насмешкой справляется Дмитрий.

– Безусловно!

– Например, Хиросима…

– Люди увидели, что это такое. На деле. Не на семинарах по ядерной физике в секретных лабораториях, а живьём. Да, живьём… Увидели как живьём горят десятки тысяч человек одновременно. Увидели и ужаснулись. Это полезно. Как прививка.

Разве человек думает о миллионах гибнущих в его теле клетках при вакцинации? Его задача спасти себя, как личность. А случается, врачи даже не интересуются мнением больного и ампутируют конечности без его согласия…

– Но клетки – не люди? – спрашивает Светлана.

– Что мы об этом знаем? – отвечает вопросом на вопрос Максим. – И что о нас знает наш социальный организм?

– А разве такой есть?

– Макросоциум? Конечно, есть.

– Конечно, конечно, – не сдаётся Дмитрий. Чувствуется, что его задело. – Инквизиция – тоже красиво?

– Одно из самых красивых решений, – подтверждает Максим. – Подумай сам, какой великолепный предохранитель на пути прогресса! Да ещё на основе веры, вплотную подобравшейся к истине и громче всех призывающей к терпимости!

– Зачем прогрессу предохранитель?

– А было бы лучше, если бы атомная бомба появилась в каком-то отдельно взятом графстве? Или бактериологическое оружие в руках гугенотов… после Варфоломеевской ночи?

– Максим, – сопит и потеет Дмитрий. Глаза красные, раскалённый паяльник в очередной раз забыт, отброшен. – Что за бред ты несёшь?

– Но как же это? – вторит ему Света. – Ты же сам всё время цитируешь Библию. Нет там никакого социума…

– Да как же нет? В Евангелии только о нём и говорится!

Теперь они молчат.

Их страшит то, что он может сказать.

Их страшит то, что он сейчас скажет.

– Едва родившись, колония из шестидесяти триллионов клеток под названием "человек" сама себя не осознаёт. Без присмотра родителей она погибнет. Так и человечество.

Без отца, Господа своего, Создателя, оно бы неминуемо погибло. Ребёнок растёт и в какой-то момент осознаёт себя человеком. Человечество подрастает, приходит время, и сознание макросоциума просыпается. Библия ему дала имя: Бог-сын…

– Там ещё был святой дух, – хрипло вставляет Дмитрий.

– Почему был? Он и есть. Только это не существительное. Это глагол, способ передачи информации, материальная связь между Отцом и Сыном – человеческим социумом.

– Пророки, мессии?

– Исус – человек, которому выпал счастливый билет. Его рождение совпало с моментом самоосознания человечества, как разумной единицы. Он отождествил себя с макросоциумом и стал Сыном. После Него не могло быть пророков. Бог-отец отошёл в сторону. Ему больше незачем опекать подросшего Сына. Отсюда и развал империй, варварство и дикость: ребёнок, предоставленный самому себе, первое время ломает всё, до чего может дотянуться. Дальнейшие последователи могли подключиться с помощью Святого Духа только к общечеловеческому сознанию – к Сыну человеческому, но не к информационному каналу Бога-отца. Господа нет, Он ушёл…

– Погоди, человек творит чудеса, доказывая тем самым, что он пророк, при чём тут какой-то информационный канал?

– А ты представь армию роботов на швейной фабрике, занятых вышиванием квадратного узора на ткани. И вдруг, на вход одного из роботов поступает новая программа, и теперь он вышивает петли и окружности. С точки зрения его соседей, которые могут видеть, что происходит, этот робот – пророк, мессия, несущий слово Истины… Чудеса не являются доказательством высшей сущности, это лишь новая программа, новая информация о том, как вышивать вместо квадратиков – кружочки.

– Ты хочешь сказать, что можешь по своему желанию подключаться к сознанию этого социума?

– Я ничего не хочу сказать. – Максим даже покачал головой. – Ты – спрашиваешь, я – отвечаю.

– Но это следует из твоих слов!

– Тем не менее, это ты сделал такой вывод, ты это сказал…

– Мне не нравится то, что ты говоришь!

– Не спрашивай, и я тебе ничего не скажу.

– Тебя нужно изолировать от общества!

– Кто несёт большую ответственность: кто спрашивает или кто отвечает?

– Что это? – вместо ответа Дмитрий поднимает вверх руку с упаковкой аспирина.

– Аспирин, – с готовность отвечает Максим.

– Для чего он мне?

Максим усмехается. Давненько его никто не экзаменовал. Даже интересно.

– Это совсем не трудная задачка, – отвечает он своему другу. – Тебе было нужно не лекарство, а припой. Аспирин – это ацетилсалициловая кислота – отличный антиоксидант, сейчас ты на этих таблетках будешь лудить провода, прежде чем их спаяешь…