II


На второй день пути показались горы.

Сначала в виде тёмной полоски на горизонте, потом вполне заметной на фоне утомительно разноцветного неба серой глыбой камня. Это препятствие пока ни у кого не будило тревожных мыслей. Наоборот, вселяло надежду на лучшее. Потому что хуже быть не могло.

Моё решение продолжить движение вдоль реки на вездеходах не встретило ни восторга, ни сопротивления. Они были подавлены смертью. Шокированы разгромом экспедиции и крахом собственных надежд. Они замкнулись внутри себя, внутри своего ужаса. У каждого на лице читался один и тот же вопрос: "что, если следующим буду я"?

Теперь нас было восемь.

Последним умер Ашот, два дня назад, спустя сутки после начала движения.

Так что, похоже, смерть мы прихватили с собой.

К несчастью, парень оказался в Светкином вездеходе. Когда Ашот свалился, она совсем потеряла голову: забыла, как остановить машину. Я понял, что происходит что-то странное, только когда сам, следуя рельефу, отвернул влево, но её вездеход продолжил своё движение к обрыву.

Местность сильно изменилась. Судя по счётчику, мы прошли уже около трёх сотен километров. Но, если по прямой, то вряд ли больше ста пятидесяти. От реки мы сильно уклонились влево. Плоская пустыня давно осталась позади. С каждым часом овраги становились всё глубже, а их стены – круче. И когда машина Светланы, не сбавляя хода, ринулась к одному из этих обрывов, я, не задумываясь, заглушил двигатель и выскочил наружу.

Потом, анализируя свои действия, я понял, почему не решился догнать своим вездеходом потерявшую управление машину и подставить ей борт. Мы были увешаны бочками с горючим, как новогодние ёлки блестящими гирляндами.

Нет, я не мог так рисковать.

Поэтому, ничего не говоря Наташе, которая сидела бок о бок со мной на кожухе воздушного фильтра, – месте, совсем не предназначенном для пассажиров, я выбрался из машины и бросился вдогонку за идущей к пропасти машиной.

Мне понадобилось лишь несколько шагов, чтобы набрать приличную скорость. Воздух немедленно превратился в плотную, осязаемую среду, которой, оказывается, я не просто дышал все эти годы, а внутри которой ходил, ел, спал… Вот ведь как: я жил, а воздух всё это время предательски, исподтишка давил на мои плечи с заметной силой.

Все эти дни мы двигались с небольшой скоростью, чуть меньше тридцати километров в час. Поэтому расстояние между мной и машиной быстро сокращалось. Но ещё быстрее мы со Светланой приближались к обрыву.

Я вдруг почувствовал, что могу не успеть.

Мой давний кошмар быстро превращался в реальность. Я бегу – она убегает. Бывает одна, бывает с кем-то. Иногда с Виктором, иногда – с какими-то незнакомыми людьми. Но всегда одно и тоже: я вижу её рыжую косу, подпрыгивающую на красной майке в такт сильному упругому шагу, пытаюсь догнать и чувствую, как слабеют, заплетаются ноги, а она уходит, убегает всё дальше и дальше…

Когда я ухватился за скобу кормы вездехода, до обрыва оставалось метров двадцать.

Я подтянулся, вылез на кузов, протопал по крыше и, повернувшись спиной к надвигающейся смерти, рванул люк водителя на себя.

К моему удивлению он открылся.

Обычно, когда водитель садится на своё место, люк – он же дверца – захлопывается.

Там есть такие специальные защёлки, которые не позволяют его открыть снаружи. Но он открылся, а я не стал терять время, чтобы лезть внутрь: головой вперёд скользнув в темноту машины, дотянулся до рычага стояночного тормоза и опустил его.

Машина, клюнув носом, остановилась.

Инерция беспомощным котёнком вытащила меня из люка, и швырнула в пропасть. Я был в полном сознании и видел, как удаляется от меня приземистый, стальной корпус вездехода, быстро скрывающийся в ржавой туче поднятой пыли. Как из этой пыли грозными матовыми снарядами вырываются две бочки, как они летят вслед за мной, вращаясь и переворачиваясь…

Потом эта замедленная съёмка прекратилась.

Я почувствовал себя в воздухе.

В том самом, что всего секунду назад мешал мне бежать, а теперь и не думал как-то сопротивляться моему полёту. Я вовремя развернулся, подставил под удар ноги, потом немного смягчил падение руками и покатился по земле, стараясь сдерживать рефлексы и не цепляться за проносящуюся мимо поверхность камня.

Всё обошлось. Двухсотлитровые бочки с топливом благополучно пролетели мимо.

Светлана рассекла бровь, но подоспевшая Наташа быстро остановила кровотечение, наложила пару швов и вполне симпатичную повязку через затылок. Игорь, Герман и Маша отделались ссадинами и ушибами. С ними Наташа недолго возилась. А вот Ашоту помощи не потребовалось вовсе. Вытащить его задубевшее тело мы смогли только через грузовой люк.

– Извини меня, – сказала Светлана. Прошло уже минут десять, но она всё ещё оставалась бледной. Наверное, Наташа перед тем, как наложить повязку, умыла её лицо от пыли. – Я потеряла голову. Он сидел со мной, на месте штурмана. Потом взял за руку, хотел поцеловать…

– А потом взял и умер, – не совсем вежливо прервал я её объяснения. – В следующий раз будешь думать, кому протягивать руку для поцелуя.

Мне показалось, что она обиделась. Но тревожило меня не её настроение. На правой штанине, чуть выше колена расползлось тёмное, влажное пятно. Брюки оказались порваны, ссадина на ноге нестерпимо зудела и беспокоила всё сильнее.

Я распорядился Светлане, чтобы она отвела свой вездеход к моему, и, пока мужчины быстро отвоёвывали у податливой песчано-глинистой почвы несколько кубов грунта, опять спустился вниз.

На этот раз овраг не произвёл на меня большого впечатления: глубина метров пять, зато в ширину метров тридцать. Будь меньше, ох и вмазался бы я в противоположную стенку!

Я склонился к земле и принялся за поиски.

И я нашёл.

Тварь, раздавленную моей ногой, узнать было не просто. Неудивительно, если учесть, что все её жизненные соки красовались теперь на моих брюках. Судя по всему, какое-то насекомое величиной с ладонь. Тело сплющено в лепёшку и скатано в пыли, поэтому представить, как это существо выглядело при жизни, было невозможно.

Я осторожно переложил находку в кепку и поднялся наверх. Землекопы заканчивали работу и с интересом выкручивали головы, чтобы заглянуть мне в руки. Я ещё раз подивился приспособляемости человека. Похороны теперь стали такой же неотъемлемой частью нашей жизни, как и кепки с длинными козырьками. Я остановился рядом с ними, только чтобы в очередной раз попрекнуть Игоря за его излишнюю привязанность к оружию. Этот малый нас когда-нибудь перестреляет.

Просто так, со страху. Как он умудрялся копать землю с автоматом на плече?

Игорь спокойно выслушал мои нарекания, потом, ничего не говоря, вытащил из петлицы моей куртки дозиметр, тщательно осмотрел его и вернул на место.

– Всё-таки в кармашке этому прибору было бы удобнее, – заметил он.

– Только не в моём, – ответил я и пошёл искать Машу.

– И что вы хотите, чтобы я сделала с этим мусором? – поинтересовалась она, когда я показал ей содержимое кепки.

– Что значит "что"? Два кубика адреналина, кислород, капельницу с физраствором и в реанимацию…

– А если без шуток?

– Если без шуток, мне нужен анализ на токсичность. Выясни, была ли эта тварь ядовитой.

– И как я это сделаю? У нас что, есть мыши? Или кролики? А может, на себе проверить?

– Уже, – успокоил я её и, нимало не смущаясь, начал раздеваться.

Она была права. Лабораторные животные погибли в подводной лодке. Ещё один эпизод, ощутимо ударивший по нервам: что делать с утонувшими кроликами и птицей? Никто не сказал ни слова, когда я уложил мешок с ними на дно ямы, рядом с телами экипажа.

А сейчас я снял комбинезон и присмотрелся к царапине на бедре: набухшей, сочащейся кровью и сукровицей, со вздутыми багровыми краями.

– Ну, вот! – наигранно всплеснула руками Маша. – Через два-три часа мы будем точно знать степень токсичности. Или всё-таки обработать рану?

Я промолчал, а она смазала царапину антисептиком и вкатала мне в задницу какой-то дряни.

– Вообще-то это забота Наталии, – недовольным тоном напомнила мне Маша, не забыв одобрительно похлопать ладошкой по моему голому плечу.

Я пробормотал что-то о пользе разнообразия и подумал, что теперь мы точно знаем: здесь есть жизнь.

Жизнь здесь была…

Скоро колёса перестали поднимать шлейф бурой густой пыли. Теперь мы ехали по короткой, жёсткой траве, и даже смогли выстроиться в колонну без риска хрустеть песком на зубах во время обеда.

Настроение у всех заметно улучшилось. И причина этого была очевидна: после смерти Ашота пошёл четвёртый день, а мы никого не потеряли. Царапина на ноге почти зажила. Повышенная температура и озноб продержались примерно сутки. Словом, обошлось… похоже, на халяву получил какую-то прививку от этого мира.

Обошлось?

Я чувствую, как опять сдавливает горло: проблемы не любят покойников, предпочитая оставаться с живыми.

– Сок будешь? – спрашивает Наташа.

Я отвлекаюсь от раскачивающихся впереди гор и своих невесёлых раздумий. Я благодарен ей. Этот человек знает, насколько важна своевременная забота и участие.

– Из твоих рук, Натали, я готов яд пить вёдрами!

Прямо перед ней, над лобовым стеклом висит прикрученный к кронштейну светоотражательного козырька наш первый трофей: жвалы той твари, что я раздавил в овраге. Игорь прикрутил. Я был против, но Калима шепнула, что свидетельство опасности на видном месте будет стимулировать осторожность. И точно: жвалы блестят и, несмотря на малые размеры, производят жутковатое впечатление. Очень твёрдые и острые – царапают даже металл. Не хотел бы я встретиться с компанией их владельцев: живых и подвижных…

– Где же столько яду взять? – Наташа передаёт мне пакетик с трубочкой. – Давай-ка лучше сок, оно и дешевле будет.

Я ловлю трубочку губами и втягиваю в себя мягкий, прохладный напиток. Наташа, как обычно, в нарушение всех норм и инструкций сидит рядом, и если бы мы ехали в моём КАМАЗе, я бы точно знал, где лежала бы моя правая рука. Но здесь этот фокус не проходит. Тут и в самом деле следует быть начеку.


***

Едва мы въехали в предгорье, мне стало понятно, что продолжать движение двумя машинами было не разумно.

Теперь поросшая низкой травой почва со всех сторон скалилась острыми гребнями камня, предательски расступалась неширокими, но глубокими ущельями с почти отвесными стенами.

Я остановился и вылез из машины.

Светлана ловко пристраивала свой вездеход рядом с моим.

За неделю перехода она стала классным водителем, пропахла маслом и соляркой, научилась своевременно, в соответствии с микрорельефом местности, переключать мосты и уменьшать радиус разворота одновременным поворотом передних и задних ведущих колёс.

– Всё, Светка, – крикнул я. – Приехали.

Из её машины вышли Герман с Машей, потом показался Игорь. В нашей компании одинокими остались только Калима с Серёгой. Впрочем, Сергея наши дамы утешают по очереди, так что его одиночество, без сомнения, спорно.

Больше всех скрипит зубами Герман. Вот уж не думал, что он настолько ревнив. Мы с Наташей относимся к этой проблеме исключительно конструктивно: чем больше смеха за обедом, тем меньше ночью горьких слёз.

Другое дело Калима. Серёга, разумеется, сделал попытку с ней сблизиться. До сих пор с синяком под глазом ходит. Но даже этот вопрос как-то уладился. Женщины и уладили.

– Господа – товарищи, мужчины! – зычным ефрейторским голосом решительно бужу тихую дрёму обломков скал и притаившегося под землёй камня. – Ставлю задачу: залить до полного бак первой машины топливом из бочек, прикрученных к машине Светланы. Пустые бочки снять с обеих машин и уложить на грунте. Перенести весь запас пищи и питьевой воды в первую машину. Вездеход Светланы законсервировать.

Этим у нас займутся Игорь с Германом. Всё понятно?

– Так точно, – совершенно серьёзно ответил Герман.

– Отлично, – сказал я ему. – Будешь за старшего. И прикажи Игорю отложить автомат. Тоже мне, игрушку нашёл.

Они тут же занялись делом.

– Калима!

– Я.

– Вместе с Сергеем на разведку местности вправо от вездехода. Не больше часа в одну сторону. Никуда не лезть. Разведка в режиме своевременного возвращения.

– Есть.

– Оружие не забудь…

Она уже шла к вездеходу, озабоченно посматривая на часы. Я увидел, как Сергей радостно подошёл к ней, но она никакого восторга напарником не выказала.

– Теперь вы, мои дорогие женщины…

– Слушаем тебя, господин, – за всех ответила Светлана.

– Света, в караул. Голову не поднимать, но смотреть в оба. Маша. Праздничный ужин. Чтоб через два часа всё было готово. Не меньше трёх блюд. Минимум консервов, и ради Бога, осторожнее с солью!

– А Наташа?

Только Светлана игнорировала мой командирский голос. Только она позволяла себе задавать вопросы. Но я ничего не мог с этим поделать. Впрочем, в команде были только взрослые люди. Без хихикающих юнцов. Все всё понимали. Отвели Светке роль любимой жены и махнули рукой: на то он и командир, чтобы делать, что вздумается.

– Наташа пойдёт со мной на разведку влево от стены.

– Налево? – вскинула вымазанной йодом бровью Света. – А можно с ней поменяться?

Максик, ну какая разница кому в карауле стоять? Давай сегодня я пойду с тобой "налево"…

Я угрюмо сосредоточился, нахмурился и начал припоминать, что Калима в таких случаях говорит о дисциплине. Но вдруг почувствовал, как Наташа дотронулась до моей руки. Я посмотрел на её лицо. Она чуть заметно кивнула.

– Ты не прошла спецподготовку, – промямлил я. – Ты не справишься с автоматом.

– Научишь… – уверенно ответила Света. – Водить этого монстра научил, теперь научишь стрелять из автомата.

– Минуточку, – она думала, что я так легко сдамся? – Должок, помнишь?

– Должок?

– Конечно. Уговор был: я учу тебя водить машину в обмен на школу танцев. Как же так: прошлый кредит не отработав, уже новый просишь?

– Как же мне было его отработать, если ты от меня в каюте прятался?

Девушки радостно рассмеялись. Маша даже захлопала в ладоши. Я смотрю Светлане в глаза и перестаю быть командиром. Наташа, прости меня. Это выше моих сил.

Она – моя хозяйка.

– Ладно, – собравшись с силами, я отвожу взгляд и возвращаюсь под сверкающие небеса у серой громады камня. – По просьбам трудящихся… Тогда Маша в караул, за Наташей обед. Светлана, бегом за оружием… – и уже ей в спину, – одного автомата будет достаточно!


Загрузка...