III


– Что ж, – внушительный бас Виктора выдавал усталость и удовлетворение человека, сознающего важность проделанной работы. – Итоговый документ на три четверти готов. Если претензий к последнему черновику нет, думаю, пора его передавать на обработку юристам. Потом ещё неделя на вычитку и тонкую доводку, а там и подпишем…

– Это ты, что ли, подписывать будешь? – неприятным голосом спрашивает Герман.

– Нет, не я, – спокойно отвечает Виктор. – Подпишут партнёры, указанные поимённо в первых пунктах устава и учредительного договора.

Мне их перепалки и колкости безразличны. Инициатива Виктора, взявшего на себя роль посредника и ответственного секретаря в наших переговорах – тоже. Кроме того, Виктор представляет интересы Светланы, которая молчит и во всём соглашается со своим духовным поводырем. Здесь, конечно безучастным оставаться тяжело. Но я пытаюсь.

Удивительный человек!

– Мне не совсем понятно, с чьим юристом будет советоваться Светлана, – говорю тихо, но внятно. – После того, как мы закончили обсуждение основных вопросов, приводить наши договорённости в соответствие с действующими международными нормами будут, насколько я понял, юристы Калимы. Несложно себе представить, чьи интересы будет отстаивать итоговый документ после этой обработки. Свой экземпляр я отправлю в Женеву. А куда и кому отправишь свой экземпляр ты, Светлана?

– У Светланы нет этих проблем, – немедленно вмешивается Виктор. – Я её юрист, она доверяет моей компетенции…

Удивительный человек. И разносторонний.

– Виктор, – мой голос тих и спокоен. Я – сама кротость. – Твоё имя мне известно.

Когда будет нужен твой голос, я тебе скажу об этом. Светлана, проснись, ты – наш равноправный компаньон. Я хочу слышать твоё мнение: кто будет отстаивать твои интересы в международном арбитраже, если я или Калима нарушим условия соглашения?

– Виктор! – она отвечает звонко, с вызовом.

Я качаю головой. Вот это гипноз! Учиться тебе у него, Максик, нужно, а не ёрничать да насмехаться.

– Светлана, – стараюсь держать себя в руках, но бешенство уже бурлит в крови и распирает грудь. – Виктор изъясняется только на одном языке – на русском…

– Как и ты, – запальчиво перебивает она меня.

– Верно, – покорно соглашаюсь с ней, – потому я и не претендую на роль специалиста по таким сложным вопросам.

– Это моё дело…

– Максим, – насмешливо вмешивается Калима. – Но ведь это и в самом деле её выбор…

– Точно, – поддакивает Герман. – Это её дело!

Роль Германа во всей этой истории мне совершенно непонятна. Поначалу тихий, даже какой-то пришибленный, за прошедшие две недели он воспрял, расправил плечи и начал задирать всех, кого ни попадя. Меня, Светлану, Виктора и даже Калиму.

Наглость его растёт день ото дня, но никто не даёт ему отпора. Я – потому что мне всё равно. Виктор – потому что он тут на тех же правах, что и Герман.

Светлана… Светлана молчит, преданно, по-собачьи, глядя на Виктора своими азиатскими глазами, которые сводят меня с ума. Чёрт бы его подрал! Что он там с ней делает в постели?! Что он с ней делает такого, чего не делал я?! Что она в нём нашла такого, чего нет у меня? Пусть скажет!

Уродом себя чувствую. Клоуном.

– И если уж речь о сложных вопросах, – продолжает Герман. – Скажи, Максим, а на какую роль претендуешь ты?

Я чувствую их взгляды и понимаю, что его вопрос – лишь отголосок какого-то спора; что-то такое они говорили обо мне. А теперь, вот, Герман решился спросить.

– Странный вопрос, – я пожимаю плечами. – Не уверен, что вообще претендую на какую-то роль.

– Да ладно тебе, не скромничай, – по всему было видно, что Герман решил идти до конца, и останавливать его никто не собирался. – Как тебе роль Господа Бога?

Этакий добренький всезнающий, всепрощающий Максим…

Я смотрю на него и чувствую скуку. Что там у него налито в стакане? Уж точно не томатный сок.

– Да ты не отмалчивайся, – напирает Герман. – Тем более что вопрос-то совсем простой: будь у тебя власть Господа, как бы ты разделался с Виктором?

– Предоставил бы его самому себе, – вырвалось у меня и тут же зазнобило: почему-то показалось, что не следовало этого говорить, будто не ко времени внутри что-то открылось. И ещё я почувствовал злость от его вторжения и напора. – Тебе-то что до всего этого?

– А ты об этом спроси у нашей хозяйки.

А вот это что-то новенькое: в его голосе впервые проскальзывают нотки высокомерия.

Я перевожу взгляд на Калиму. Уж не спит ли он с ней?

– Калима, – чувствую, как деревянеет язык. – Я интересуюсь знать, что здесь делает Герман?

– Максим, – ласково отвечает Калима. – Я с этими людьми знакома чуть больше двух недель. Это твои друзья. В недалёком прошлом – товарищи. А некоторые из них, я бы рискнула сказать – весьма близкие к тебе люди… – она смеялась надо мной! – Я думала, тебе так будет легче! Это ведь ты настоял, чтобы при обсуждении договора нас было больше, чем двое…

Я поражён точности, с которой она выбирает слова. Всё верно. Это мои друзья. Мы вместе росли, становились старше, женились. Потом крестили детей и ломали голову над тем, что подарить своим крестникам на день рождения. Где это всё? Как странно… вместо того, чтобы объединиться против чужака, успевшего продемонстрировать свою злобу и жестокость, они ожесточаются против меня.

Я закрываю глаза и пытаюсь расслабиться, спасти рассудок от реальности, в которой люди, которым я готов отдать все свои чувства, жизнь и душу, злы ко мне, или, в лучшем случае, равнодушны.

"Прости им Господи, – еле сдерживаюсь, чтобы не расплакаться от тоски и безысходности. – Ибо не ведают они, что творят".

Вот дела… для них наёмные убийцы Калимы ближе, чем я. Те – понятны в своей жестокости, я – непонятен в своей доброте. И потому, всё-таки, чужак – я, а не Калима.

"Не берите себе близких друзей, кроме вас самих"…

Сознание быстро перелистывает события последних дней, чтобы найти светлые, радостные минуты. В них я бы мог на мгновение укрыться, отдохнуть, привести мысли и чувства в порядок. Две недели… кошмарный сон!

Самым печальным был переход экватора. Я заперся в каюте и мрачно прислушивался к ликующему визгу Светланы, долетавшему из открытого иллюминатора. Когда измазанные сажей матросы, раздобыв у второго помощника запасной ключ, открыли дверь, я, недолго думая, ударил бейсбольной битой, предусмотрительно прихваченной из спортзала, ближайшего по колену. Потом предупредил, что не всегда попадаю по конечностям и буду лупить по "чём попало", если они немедленно не уберутся ко всем чертям. "Черти" засверкали улыбками, и мне тут же пришлось пополнить список своих преступлений ещё десятком ушибов.

Осада продолжалась несколько часов. К переговорам подключились господа офицеры, потом старший помощник пообещал запереть меня в лазарет за хулиганство. Я сообщил о готовности немедленно перейти в лазарет при условии, что там меня оставят в покое. Наконец, появилась хмурая Калима с трезубцем и в короне. Надо отдать ей должное. Насколько "черти" были похожи на измазанных сажей пьяных, неряшливо одетых матросов с дурацкими красными платками на головах, настолько она была похожа на королеву. Я раскис, размяк и уже готов был признать поражение, но она лишь бросила на меня беглый взгляд, в котором была и печаль, и сожаление, кивком головы отправила всех прочь, пожала плечами и ушла. Они оставили мне разгромленную каюту, измазанную с обеих сторон мазутом дверь и горькое чувство досады.

Дверь я снял с петель и выставил в опустевший коридор. Проём занавесил простынёй, проветрил и навёл порядок в каюте. Задраил иллюминатор и, уже на койке, попытался сосредоточиться на чтении Корана. Если бы Аллах не хотел, чтобы они это делали, этого бы не было. А потому – не суди, не твоего ума это дело. Ты думай о своих отношениях с Аллахом. Наступит время, и все придут на суд Его.

Аллах с терпеливыми. "Терпи, будь терпимым, будь стойким и бойся Аллаха, – может быть, тогда ты будешь счастлив!.." Её смех преследовал меня до самого вечера.

– В таком случае, – возвращает меня к действительности сочный бас Виктора. – Будем заканчивать…

– Ещё нет, – прерываю его медоточивую речь. Голос у меня звучит ровно. Всё-таки удалось успокоиться. – Прочти-ка, любезный, ещё раз положение о распределении прибыли и порядке подсчёта голосов.

А что? Пусть читает!

Но он и не думал обижаться. -… Делить на три равные части…

– Нет, – я качаю головой и вижу, как настораживается Калима. А что же она думала?

Что козырный туз в игре только один, что ли? Даёшь козырных тузов по числу рукавов играющих! – Не так. Давайте по-другому. Прибыль и голоса при принятии решений делятся в соответствии с числом реальных входов, которыми владеют участники.

– Что значит "реальных"? – немедленно уточняет Калима.

– Реальными будем считать входы, которыми мы будем пользоваться, чтобы проникнуть внутрь континента, а не те, которые числятся у нас на бумаге.

– Ты хочешь сказать, что не уверен в своих координатах? – забеспокоился Виктор.

– Если в чём я уверен, так это в координатах, – ухмыляюсь ему прямо в лицо. – Не подставят и не подведут.

– Но тогда мне нет смысла разрабатывать ваши входы, – замечает Калима.

– Смысл появится, если будут заключаться сепаратные соглашения между заинтересованными участниками: один владеет входом, другой ресурсами для его эксплуатации. Эти двое смогут договориться. Зачем им мнение третьего?

Все молчат. Обдумывают. Валяйте, думайте. Смысл в тишине, а не в обилии слов.

Слово – темница истины. Истина, втиснутая в рамки слов, чахнет и корчится. Слово уродует её, четвертует тело, насилует душу… И краткость его речей обнажала Истину.

– Всё равно не понимаю, – нарушает молчание Калима. – У меня есть действующий вход; так что же: мне теперь на нём замкнуться и забыть о вас?

Я улыбаюсь, и она тут же осознаёт совершённую ошибку.

– Я даже могу сказать, какой из твоих четырёх виртуальных входов оказался реальным.

Вот так!

– Ну что ж, – не спуская с меня глаз, проговорила она. Губы сжались в одну бескровную линию. – Скажи.

– И если я не ошибусь, ты нам скажешь, сколько уже человек потеряла, в попытке туда пробиться.

– Скажу…

Я беру со стола салфетку, пишу на ней координаты, комкаю и щелчком отправляю записку на её край стола. Очень удачный выстрел, между прочим. Комок бумаги подкатывается к ней прямо в руки. Она, не спеша, его разворачивает. Морщит лоб, что-то припоминая, сжимает салфетку в руке, прячет в кармашек костюма.

Когда она вновь встречается со мной взглядом, я вижу в них настороженность и удивление.

– Восемь.

Шах и мат! В игры они со мной играть вздумали!

– Но это в корне меняет все наши договорённости… – неуверенно нарушает молчание Виктор.

А спеси-то поубавилось! Муж, "упорный в препирательствах"… А что же он думал: во второй раз бесплатно в рай на моём горбу прокатиться?

– Виктор, ты опять что-то напутал! С тобой я ни о чём не договаривался, да и не о чём мне с тобой договариваться. У тебя ничего нет, что было бы мне нужно.

Я вдруг чувствую во взгляде Калимы восхищение.

– Максим, если ты знаешь, какие из двенадцати входов будут реальными, то, наверное, будет лучше их объявить…

– Зачем это? Лучше не будет. Да, я знаю, а вы – нет. Ну и что? Ничего не изменилось. Без твоих денег и флота, Калима, наши входы так и останутся набором цифр на салфетке. Ресурсы как были у тебя, так они у тебя и остались. Просто задача осложняется тем, что через одни входы попасть внутрь несравнимо труднее, чем через другие…

– Но это означает, что с этой минуты условия диктуешь ты.

Я качаю головой:

– Тебя удивляет, что меня это устраивает?

Но она не закончила:

– И, судя по твоему лицу, наибольшее число реальных входов досталось тебе.

Я пожимаю плечами: зачем спорить с очевидным?

– А как быть с ней? – она кивает головой в сторону Светланы. – Ты заварил эту кашу…

– Никак, – я пожимаю плечами. – Пока у тебя есть надежда, что под координатами Светланы прячется что-то реальное, она – полноправный участник нашего договора.

Загрузим её друзей рутинной, административной работой, чтоб не хулиганили, а сами займёмся чем-нибудь творческим.

– У меня уже есть администрация…

– Значит, – я делаю вывод, – работать они будут у меня.

– Нельзя ли помедленней? – не выдерживает Света.

За последние две недели это первые её слова, которые я могу отнести на свой счёт.

Стыдно упускать такую возможность поговорить с любимой женщиной.

Я и не упускаю.

– Отчего же? Можно. Входы входам – рознь. И отличаются они не только геометрией створа, как ворота от дверей или от форточки. Они отличаются ещё и протяжённостью тоннеля, его изгибами и скоростью потока воды. Эти параметры могут облегчить, а могут осложнить реализацию проекта. Не всё равно, каких усилий и жертв будет стоить проход внутрь континента…

– Ты хочешь сказать, – перебивает меня Виктор. – Что Светлане достались "невыгодные" входы?

Я долго молчу, собираясь с силами, чтобы ответить, а не запустить ему в голову чем-нибудь тяжёлым.

– Ты обманул меня? – вмешивается Светлана.

Я смотрю на её чуть подрагивающие от обиды губы и почему-то не чувствую сожаления.

– Какая трогательная сцена… Тебя? Света, помилуй, при чём тут ты? Это его я обманул, – я киваю в сторону Виктора. – И уж поверь, получил от этого большое удовольствие.

– И что же дальше? – интересуется Герман.

– Сценарий прост. Наш триумвират в силе. Подписываем глобальное соглашение, с учётом моих замечаний, разумеется. Потом, чтобы не распылять силы, я называю магистральный вход, которым внутрь континента можно будет попасть на обычной подводной лодке, не теряя времени, людей и батискафы, – краем глаза вижу, как катает желваки на скулах Калима. – С вами я заключу трудовое соглашение, по которому вы от моего лица возьмёте на себя административные вопросы, ну, а я займусь любимым делом.

– Каким же? – справляется Калима.

– Буду плевать в потолок и смотреть мультики про дядюшку Скруджа.

– Здорово, – она восхищённо щёлкает языком. – Но для этого нужно много трудиться.

– Что ж, для того, чтобы не работать, я готов работать до седьмого пота.

Наш трёп грубо прерывает Виктор:

– Что значит "рутинная административная работа"?

– Строительство шлюза, персонал станции, транспорт, обеспечение, связь с внешним миром… да мало ли? Если мы найдём там что-нибудь стоящее: нефть, руды… то придётся заняться строительством портового терминала, вижу большие проблемы с перегрузкой. Доставка пионеров, их обслуживание… Работы хватит.

– И ты им всё это доверишь? – Калима оставила свой игривый тон. Вопрос звучит здраво, она встревожена.

– Конечно, – я насмешливо скольжу взглядом по напряжённым лицам и останавливаюсь на Светлане. – Это мои друзья, я их люблю, и абсолютно им доверяю.

– И когда мы обсудим условия сотрудничества? – спрашивает Виктор.

Всё-таки он молодец. Приходится отдать должное его выдержке и самообладанию.

Сумел бы я играть с его спокойствием? Не зная ни поля, ни противников, ни правил игры. Может, и в самом деле в нём есть что-то, чего нет у меня?

– После ужина, в восемнадцать тридцать.

– Ну, а мне когда к вам на приём? – подаёт голос Калима.

– Как только освобожусь. Примерно в восемь часов вечера.

– Молодец, – она хлопает в ладоши. – Всех развёл, каждому по мышеловке. А сейчас чем будем заниматься?

– Ну, как же? – я чувствую усталость. – До ужина ещё есть время. Давайте заканчивать с трёхсторонним соглашением.

– Постойте-ка – поднимает руку Герман. – А откуда нам известно, что он ещё парочку-троечку каких-то трюков не припрятал? Сейчас мы о чём-то договоримся…

– Ещё раз повторяю: я договариваюсь только с Калимой и Светланой.

– Так и я о том же, – невозмутимо откликается Герман. – То, что ты называешь "Светланой", состоит на самом деле из трёх человек.

Я молчу. Никогда ещё с такой силой не чувствовал себя марионеткой. Почему-то вспомнился снегопад далёким морозным утром и беспорядочный рой белых точек на фоне серого покосившегося забора. Чувствую сожаление по своим брошенным приятелям: КАМАЗ, соевая корова… не будет Николай смазывать трубопроводы.

Проржавеет всё…

– Максим, – басит Виктор. – И всё-таки, как с секретами?

– Конечно, есть!

Все замерли. Только Калима чуть выпрямилась, с интересом прислушиваясь к нашей перепалке.

– И когда ты их откроешь?

– Как только почувствую на горле ваши пальцы…


Загрузка...