Песнь надежды. Том 6

Глава 240

Первое время мы шли по дороге. Разбитой, потрескавшейся дороге, которая от времени и воздействия представляла из себя нечто после недельной бомбёжки, которая шла когда-то через огромные луга, а сейчас через пустыню с твёрдой потрескавшейся землёй.

Иногда приходилось взбираться на небольшие уступы, иногда перепрыгивать большие трещины в земле. Из некоторых трещин шёл красный свет, как от огня или лавы, хотя источник света я не видел. Некоторые были просто пропастью.

Три раза за время нашего пути по дороге нам приходилось прятаться в складках местности, так как по небу пролетало что-то типа гарпий. Целые стаи, я насчитывал штук сорок в одной группе. Они кружились, летали, выискивали пищу.

Один раз мы встретили хищную лозу, но она окутывала здание бокового КПП и не спешила нас преследовать.

Но, наверное, хуже всего мы переносили крики. Тихие, как фоновый шум типа воя ветра… но это был не вой ветра. Я различал, как они просили о помощи, как молили спасти их. Визжали, рыдали, смеялись. Дети, женщины, мужчины, старики…

— Я блять долго не выдержу этого… — пробормотал Пятый. — Эти крики…

— Не слушай их, — отозвался я.

Хотя это совет из разряда: «Не обращай внимания на зубную боль». Эти крики действительно нервировали. Проблема даже не в том, что мы их слышим. Будь они громкими, то, мне кажется, проблем было бы меньше, а здесь они тихие, подленькие, нашёптывающие, как будто пытающиеся свести с ума.

— Легко сказать, — покрутил он головой, будто пытаясь вытряхнуть их из головы.

— Это души? Или просто какой-то звук? — спросил Седьмой.

— Да души, не слышишь крики, что ли?

— Да, но может быть просто звуковой эффект, завихрения воздуха и так далее…

— Ты можешь разобрать слова? — спросил я, продолжая следить за местностью. Мы сейчас как раз осторожно пересекали участок, покрытый трещинами.

— Да, кажется.

— И я. Скорее всего души, — я бросил взгляд на пылевую бурю, которая огромной стеной приближалась. — Нам бы дойти до леса, прежде чем она накроет нас.

— С другой стороны, летающие твари будут не страшны, — сказал Второй. Он посмотрел в сторону небольшой стаи, которая кружилась в стороне от нас.

— Я боюсь не их, а того, что мы можем не увидеть, — отозвался я.

Вообще, из-за насыщенного тёмного кровавого света, который заливал округу, было сложно разглядеть что-нибудь. Глаза начинали уставать от напряжения, не говоря о том, что смотрел я через стекло ребризера.

На одном из участков твари всё же налетели на нас сверху, однако спугнуть их оказалось достаточно просто — пулемётная очередь просто срезала нескольких, и остальные бросились в разные стороны. Теперь, после этого и нам стоило как можно быстрее уйти, так как сюда будут стекаться все хищники. Один из солдат, Четвёртый, остановился возле твари.

— Парни… гляньте на это… — сиплым голосом позвал он нас. Или же это маска так исказила его голос…

Тем не менее, посмотреть было на что.

Я осторожно ботинком перевернул пернатую тварь, что хотел атаковать нас в спину. Она слегка напоминала по строению тела грифона, если не считать гнилых, сочащихся гноем лап — такая резанёт тебя по коже, и инфекция обеспечена. Куда больше пугала голова твари.

— Поправьте, если у меня глюки, но это… — начал было он.

— Похоже на голову человека, — закончил за него Восьмой.

— Более того… — я присел, чтобы рассмотреть тварь получше, — это ребёнок. В смысле, голова ребёнка.

Потому что спутать голову человека и птицы было сложно. Несмотря на искажённые черты лица, отлично угадывались щёки, пусть сгнившие так, что зубы видны, нос, лоб, надбровные дуги, нижняя челюсть. А ещё я видел ещё светлые волосы, которые кусками торчали оттуда, где кожа на черепе ещё осталась.

— Жесть… какого хрена? Мутация?

— Не знаю, — покачал я головой, — но возможно. Предположу, что…

И в этот момент я чуть не помер от испугу.

Голова неожиданно повернулась ко мне, взглянув на меня ясными синими глазами, и спросила:

— Мамочка?

Я от неожиданности подался назад и шлёпнулся на задницу.

Все остальные просто замерли.

— Мама? Я хочу к маме. Вы не видели мою маму? — это был чистейший детский голосок, но, глядя на то, что его издаёт, хотелось кричать. — Вы поможете мне её найти?

— Б-боюсь, что нет, девочка, — выдохнул Третий.

— Тогда можно… я у вас откушу кусочек с руки, пожалуйста?

У меня мороз пошёл по коже, насколько по-детски безобидно это прозвучало.

— Или можно я у вас откушу кусочек щеки? Или ноги? Можно? Я хочу кушать, дайте мне себя немного. Немного мяса с ваших костей. Дайте мне откусить немного вас. Дайте мне вас укусить! Дайте! Дайте мне обглодать вашу руку! Или лицо! Дайте мне содрать мясо с вашего лица! ДАЙТЕ! ДАЙТЕ МНЕ ВАС СОЖРАТЬ! ДАЙ СОЖРАТЬ СЕБЯ!!! ДАЙ!!! ДАЙ МНЕ СОЖРАТЬ ТВОИ МОЗГИ, СУКА! ДАЙ Я СОЖРУ ТЕБЯ БЛЯТЬ МРАЗЬ!!!

Она истошно завизжала. Глаза начали в прямом смысле слова вываливаться из глазниц, пасть открывалась так, что рвала щёки полностью. Тварь задёргалась и…

Очередь из моего автомата разнесла её башку в клочья.

Я поднялся на ноги.

— Всё, насмотрелись и уходим. Мы и так задержались.

На несколько минут, но всё же. Да и, по правде сказать, я просто хотел их увести отсюда подальше. Я-то много дичи повидал, а вот у них может и крыша съехать.

Мы продолжали двигаться по дороге ещё некоторое время в полном молчании. Произошедшее слегка выбило их из колеи. Каждый обдумывал то, что увидел, пока я озирался по сторонам.

Вскоре вдоль дороги через пустыню по левую сторону началось поле сухого, уже давно мёртвого кустарника. И в нём было что-то жуткое. Я смотрел на него, и мне казалось, что там будто клубится чёрный дым среди ветвей. Иногда я даже видел лица среди ветвей и тихий смех…

— Пойдём через поле, — позвал я остальных.

— Не по дороге? — удивился Пятый.

— От дороги одно название осталось. А мы срежем путь.

— Уверен? — уточнил Восьмой.

— Да. Здесь нет правильных дорог. К тому же…

Я бросил взгляд на кусты. Что-то непреодолимо манило меня заглянуть туда. Вот я просто чувствовал необходимость посмотреть, что там. Возможно, что-то важное и нужное нам. Интуиция тоже кричала, буквально визжала заглянуть туда, и я бы сделал это… не будь сейчас в аду. Я уже с трудом удерживался, чтобы не подойти и не зайти в этот густой кустарник, что скрывал всё по пояс.

— К тому же, нам надо уходить от бури.

Я специально не стал обращать внимание остальных на кусты. Если меня уже трясёт от желания, прямо как будто всё чешется внутри, то они и вовсе бросятся туда.

Я увёл отряд в равнины, где, кроме потрескавшейся земли, ничего не было. Пока мы шли, чёрное солнце так и не сменило своего положения, продолжая окрашивать всё в красный свет. На нашем пути больше ничего не встречалось, кроме камней и иногда кусков скал. Несколько раз нам приходилось прыгать через трещины, но они были в пределах нормы.

Ещё я постоянно сверялся с газоанализатором, который показывал разные показатели. Где-то дышать было вообще невозможно, а где-то можно было даже рискнуть походить без ребризера. Этот газоанализатор работал не на батарейках, а на банальных химических реакциях — если какого-то газа становилось больше, соответствующая жидкость меняла свой цвет в зависимости от концентрации.

Проход через пустыню у нас занял часа четыре. Найдя небольшое участок ещё более-менее чистого воздуха, я позволил сделать привал на три минуты, так как надо было хотя бы попить. Первым маску снял Шестой, и, увидев, что он в течение этих трёх минут не начал харкать кровью, я позволил и другим снять маски.

Воздух практически сразу начал обжигать лица, словно плеснули на него солью. Дышать тоже было трудно: я не закашливался, но в горле начало першить, будто нюхнул газового больничка. Да и раздражение в глазах появилось.

— Ты уверен, что мы не сдохнем? — спросил Седьмой.

— Нет. Но мы сдохнем без еды и воды, а это первый участок с более-менее чистым фоном. А всё, что вы ощущаете — эффект на агрессивную среду. Не факт, что дальше будет лучше.

— Но если мы сейчас все траванулись?

— Если не станет хуже в ближайший час — значит, протянем и несколько дней. Собственно…

Нам больше и не нужно, чтобы выполнить задачу, хотя я искренне надеялся если уж и сдохнуть, то хотя бы в том мире, а не вечно гнить душой здесь. Вон, целый хор криков, и я уже понял, откуда они доносятся — из города. Думаю, там нам может прийтись тяжело, хотя я рассчитывал обойти его.

Но сейчас нашей целью было добраться до леса.

Песчаная буря уже почти нагнала нас. Теперь я чувствовал, как в спину бьют порывы ветра и как песок шелестит по защитной маске. Вокруг с земли поднялась пыль, образовывая дымку. Порывы ветра налетали, будто пытаясь столкнуть с ног, и тут же затихали. Видимость быстро падала.

— Группа, меняемся! — крикнул я. — Я замыкающий, Восьмой первый! Все ближе друг к другу не растягиваемся и, если что, кричим!

Если это поможет.

Мы поменялись местами буквально за пару минут до того, как стена песка обрушилась на нас.

Это было похоже на то, как если бы я нырнул с головой в воду. Вот вроде ещё более-менее, а потом словно удар, который буквально сбивает с ног, и вокруг не видно дальше вытянутой руки. Ветер был не сильный, с ног не сбивал, однако в первый момент он едва не свалил нас всех с ног.

— Ближе друг к другу, — хлопнул я впереди идущего по плечу. — Ближе сбиваемся! Передай следующему!

Я специально выбрал себя замыкающим, чтобы лучше следить за тылом. В такой обстановке именно он находится в большей опасности.

Порывы ветра становились всё сильнее и сильнее, весок окутывал нас со всех стороны. Но был в этом и значительный плюс — мы не слышали криков. Правда, и минус был — мы не слышали вообще ничего.

Пока мы продолжали продвигаться вперёд, первая волна бури прошла, и песка стало чуть меньше. Теперь я мог разглядеть всю группу, что сбилась поближе друг у другу и продвигалась дальше. Ощущение было такое, что мы попали в водоворот крови. Всё красное, словно воздух пропитался кровью. А в песчаной буре то тут, то там виднелись силуэты людей.

Очень скоро я понял, что мне не показалось, очертания людей действительно виднелись вокруг нас, взрослых и детей, они возникали в порывах ветра и в порывах ветра исчезали.

— Первый! Видишь это?! — передал мне впереди идущий от Восьмого.

— Да! Продолжайте продвигаться. Не обращайте внимания, не слушайте их!

Мы упорно шли хрен знает куда через бесконечный песок в то время, как вокруг нас всё больше и больше собиралось силуэтов людей. Вскоре я уже слышал и их голоса.

Их голоса.

Через маску, шелест песка и вой ветра.

Их тихие, жалобные голоса прокрадывались в самое сердце, пытаясь выдавить всю жалость, что могли. Я косо следил за парнями, чтобы никто не поддался, не забывая постоянно следить за тылом.

— Помогите… помогите мне…

— Заберите меня…

— Умоляю… я хочу жить…

Силуэты приближались, становились отчётливее, я мог ещё лучше разглядеть их. Люди, много людей, включая детей. Они не тянули к нам руки, но молили не оставлять их.

И вот это уже были настоящие души. Уставшие, напуганные и стремящиеся найти кого-нибудь живого. Они просто хотели спасения, которого никогда не получат.

— Не оставляйте нас…

— Заберите мою дочь…

— Заберите нас…

— Останьтесь, молим, останьтесь…

Призраки рыдали, стонали, плакали, молили. Они не навязывались, но приближались, кружились вокруг нас, выворачивали всё наизнанку.

Когда один из солдат слегка отошёл в сторону, я быстро нагнал его и толкнул обратно в строй.

— Шестой, ты ебанулся?! — рявкнул я сквозь ветер.

— Я… просто там ребёнок… — он указал пальцем, и буквально в пяти метрах я увидел сотканную из песка и ветра девочку, которая плакала.

— Пожалуйста… я устала, я хочу домой… спасите… спасите меня…

— Иди, блять! — рявкнул я, буквально швырнув вперёд.

Сам же даже не бросил на неё взгляда.

— Нет возможности помочь им? — негромко спросил Седьмой. — Как-нибудь… перенести?

— Перенести?

— У нас есть анализаторы, которые могут отличать души между собой. Возможно, как-то забрать…

— Им уже не помочь. Они заперты здесь навечно, и это уже ничего не исправит. Просто иди и не думай об этом.

— Легко сказать… — пробормотал он.

Я понимал, о чём он. Даже меня начало пробирать их мольбами. Особенно женщины и дети — их всегда жальче всего. Эти полные слёз голоса, в которых теплится хрупкая надежда на призрачное спасение, страх остаться — это всё просто пробуждает в человеке всё человеческое, что в нём осталось.

Не думал, что во мне этого так много…

А души тем временем вообще охренели. Они стояли в паре метров от нас и просто давили жалостью. Всё, чего они просили, сводилось к нескольким вещам: остаться, забрать, помочь. Все они принимали формы из песка и порывов ветра, на наших глазах становясь людьми.

И, кажется, начинали сдавать. Кто-то останавливался, кто-то вроде собирался отойти, но тут же отдёргивал себя и возвращался в строй. А Шестой…

Никогда не знаешь, кто сломается. В конечном итоге, каждый раскрывается в тот момент, когда бьют по самому больной. И Шестой вновь отклонился от курса. Призраки, души запертых здесь людей, уводили его в песчаную бурю, облепили его со всех сторон, пока остальные товарищи немного тупили, словно не обращая на это внимания.

Я тоже… немного тупил, если честно. Я уже чувствовал в груди такую душевную боль, что мелькали мысли, что легче застрелиться, чем теперь. Легче остаться с ними и подарить хотя бы немного живого тепла, немного облегчить их страдания…

Но я не облегчаю страдания — я их приношу.

— Прошу… — появилась передо мной девушка, перепуганная, забитая, — не оставляйте меня здесь…

Но я, не моргнув глазом, просто прошёл через неё, разрушив хрупкий силуэт и услышав её рыдания за спиной. Я прошёл прямо сквозь силуэты, схватил Шестого и швырнул его к группе, которая только-только очнулась, едва не потеряв своего товарища. И после этого без каких-либо раздумий сбросил автомат с плеча и зажал спусковой крючок.

Грохот автоматной очереди даже с глушителем спокойно пробивались сквозь бурю. Пули мгновенно разрушали хрупкие силуэты, что были передо мной. Они кричали от испуга и боли, бросались в стороны и рассыпались. Мольбы сменились криками ужаса, страха и рыданием. Я прошёлся веером по всем силуэтам, что были перед нами, разгоняя назойливых призраков.

Удивительно, но это сработало. Души начали быстро расходиться, исчезать, перепуганные стрельбой. Я же… не буду врать, что я не чувствовал себя паршиво, но моей задачей было сохранить людей, а этим уже не помочь.

А Шестой… Я на него даже орать не стал. Тут уже ничего не сделаешь — он какой есть и вряд ли не понимает, что только что сделал.

— Всё! Пошли! Быстро-быстро! — рявкнул я, подгоняя своих.

Стрельба — это всегда плохо. Я до последнего надеялся, что этой стрельбы никто не заметит, и буря скроет произошедшее, но…

Буквально мы прошли десять метров, как раздалось:

— О-о-о-о-о-о-о-о-у-у-у-у-у-у-у-у-у…

Громкий звук, похожий на стон мученика. И исходил он не совсем позади нас, он шёл откуда-то сверху, будто источник звука за нашими спинами был размером… с дом? А потом мы все почувствовали, как земля слегка вибрирует под ногами. Вибрирует так, будто кто-то по ней шёл…

— Блять… — только и пробормотал я. — Твою же… — и тут же развернулся — БЕЖИМ! БЕЖИМ, ДАВАЙТЕ!

И сам бросился спасаться бегством.

Я говорил, что в аду не бегают. Только в самом крайнем случае. Так вот это был самый крайний случай. Я встречал тварей в первое своё путешествие в ад, огромных и совсем маленьких. И могу с уверенностью сказать, что здесь они другие. Такие же мерзкие, но другие по формам и видам, будто каждый мир искажался по-своему. Но что их всех объединяло, так это опасность, что они несли.

— ДАВАЙ! БЕГОМ! — подгонял я, убегая последним. Потом бросил мимолётный взгляд за спину и начал непроизвольно бежать ещё быстрее.

За пеленой песка за нами вырастала громадная тень.