8
Легко ли это было? Хотелось бы мне ответить утвердительно. Но я бы солгал самому себе, ведь легко не было и в помине. Только теперь я начинал осознавать, что мой шанс распрощаться с жизнью на крепостной стене был куда выше, чем я полагал изначально.
Теория вероятностей утверждала, что подобный исход близок к нулю, но все же ему никак не равнялся. И вот, когда царь Романович извлек из-за пазухи скомканный белый флаг — меня будто молнией пронзило. Эта картинка вспыхнула в моем воображении, как искра в кромешной тьме.
«Он в любом случае намеревался начать переговоры, — промелькнула мысль. — Это была подготовка к затяжной осаде. Они собирались измором взять город, дабы вынудить Алексея Петровича к диалогу по прошествии долгого времени. И, судя по наличию осадных лестниц, они бы даже предприняли штурм».
Но наличие белого полотнища у Романовича свидетельствовало, что он тоже предусмотрел все наперед. Именно поэтому легко не было. В этом мире было столько непредсказуемых переменных в каждом деле, что все мои теоретические просчеты могли стать фатальными в любой момент.
Я глубоко вдохнул, отгоняя беспокойные мысли. Совсем не о том сейчас стоит думать.
— Кроме того, согласно нашему Кодексу, тебе вместе с титулом жалуется поместье в Хмарском, что в двух часах езды к северу от города. Когда-то там жила иная баронская семья, что занималась тонкой обработкой металла. Гравировка, инкрустация, роспись — ты понимаешь, о чем я. Но незадолго до кончины императора, они чем-то прогневили его и уехали далеко-далеко на восток.
— Нелёгкая судьба им выпала, — равнодушно отозвался я.
Бессмысленно сейчас негодовать на покойного императора за его решения. С тем же успехом можно выйти и бороться с ветряными мельницами, если заняться больше нечем, а у меня планов было невпроворот.
— Да нет, — возразил монарх, убирая клинок в ножны и возвращаясь к столу. Куда он подевал меч, который так лихо выхватил, я и не заметил. — Просто в один момент им надоело молчать, и они воспротивились Указу. За что и были сосланы, — он демонстративно постучал пальцем по виску. — Есть время, когда надо молчать, и есть время, когда нужно говорить. Старший Поклонский перепутал час молчания. Но бог с ним и с его семьей, надеюсь, у них всё благополучно.
Поднявшись с колен, не дожидаясь разрешения, я опустился на стул. Я не стал возражать монарху, что совершенно не согласен с тем, что есть время для молчания. Если что-то не устраивает, то лучше говорить об этом. Это не призыв к бунту или революции, нет. Это говорит об умении вести диалог — важнейшем человеческом навыке.
Но тут же мелькнула и другая мысль: монарх — политик. Его главная задача всегда говорить, когда это нужно и слушать, когда говорят другие. Об искусстве политических интриг я ничего не знал. Поэтому, возможно, что в его случае иногда молчание действительно было золотом.
— Завтра утром я проведу церемонию твоего титулования и передам людей в твое подчинение. С этого дня, Александр Иванович Кулибин, ты — первый и главный инженер государства.
Тени от люстры за спиной царя причудливо плясали по стенам. За окном уже отчётливо виднелась бледная луна, тянущаяся к своему зениту. Лицо монарха выражало усталость, а слипающиеся веки и красные белки глаз подсказывали, что он вот-вот потеряет сознание — только успей подложить ему подушку.
— Ваше Величество, — спокойно обратился я. — Если у вас нет ко мне больше вопросов…
Он распахнул глаза, явно отгоняя накатившую сонливость и провел рукой по лицу.
— Да, час уже поздний, — произнес он. — Я отдам приказ, чтобы тебя проводили домой.
От одной только мысли, что меня снова будет сопровождать этот назойливый паж-гонец, меня пробрала дрожь. Клянусь богом или другой высшей силой, устроившей весь этот кавардак в мире, если я проведу с ним еще хоть одну минуту — я его прикончу.
— Не стоит, Алексей Петрович, — вежливо отказался я, поднимаясь со своего места. — Тут недалеко. Пусть ночь темна и полна ужасов, но я справлюсь, — я одарил монарха теплой улыбкой, убеждая, что ничего страшного не случится. — Да и в конце концов, разве не царский патруль каждую ночь ходит по улицам и кричит: «Двенадцать часов ночи и всё спокойно!»?
Царь усмехнулся, скрестив руки на груди. Тень веселой ухмылки проскользнула по его лицу.
— Надо будет отдать приказ, чтобы они прекратили это.
— На всё ваша воля, Алексей Петрович, — отозвался я и поклонился. — Доброй ночи.
Развернувшись на пятках, я вышел из помещения и направился к выходу из поместья монарха. Бесшумно ступая по ковру, которым были застелены все полы, вплоть до лестницы в главном холле, я спустился и покинул царский дом.
Ночной город встретил меня прохладным воздухом. Несмотря на разгар лета, я почувствовал, как от свежести по телу побежали мурашки. Я поежился, так как был одет лишь в лёгкую футболку с коротким рукавом.
«Ничего, сейчас по пути согреюсь», — подумал я. Быстрым шагом я направился к своей кузнице.
Где-то вдалеке кричали ночные птицы и тявкали лисы. Жизнь под покровом ночи продолжала идти своим чередом, даже когда все горожане давно заперли ставни и двери на засовы. Тем, кому рано утром идти в поле, уже видели пятый сон.
До кузницы я добрался без происшествий, хотя мозг то и дело подбрасывал пугающие образы: то из тёмного переулка на меня нападают бандиты, то какая-нибудь чупакабра, после встречи с которой от меня и мокрого места не останется.
Тело валилось от усталости, но сна не было ни в одном глазу. Я тихо вошел в кузницу, прикрыв дверь, после чего прошел по коридору, переступая скрипучие половицы, чтобы не разбудить Михалыча и прошел в мастерскую — ту часть дома, где я тайком сооружал свою лабораторию. К этому моменту здесь не осталось ни следа моего труда. Все чертежи и расчеты были разорваны или сожжены. Подтверждением служили рукописи, что лежали в корзине у рабочего стола, истлевшие на три четверти.
Даже если бы я очень захотел, я бы не смог их восстановить, а значит, придётся всё переписывать заново. От верстака остались лишь отверстия в столе, которыми я крепил его насквозь металлическими шпильками, чтобы не шатался. Я провел рукой по шершавой поверхности, ощущая пыль и колючую металлическую стружку под пальцами и глубоко вздохнул.
Чувство напрасно потраченного времени глодало изнутри. Словно в напоминание, в черепной коробке возникло неприятное болезненное ощущение. Точно в самой середине серого вещества появился маленький раскалённый шарик. И теперь прожигал голову насквозь, наращивая металлический писк.
Мир перед глазами на секунду поплыл. Я упёрся руками в стол и закрыл веки, делая размеренные вдохи и выдохи, стараясь стабилизировать состояние. Или хотя бы не рухнуть без сознания посреди мастерской.
Сколько длился приступ, я не знаю, но, когда я об этом задумался — звона в ушах уже не было. Я открыл глаза и посмотрел на свои руки, сжатые в кулаки. Я даже не заметил, как их сжал, оставив ногтями тонкие борозды в деревянной столешнице. Хорошо, хоть не повредил их и не вогнал занозы.
Аккуратно ступая, стараясь не шуметь, я добрался до своей комнаты и упал на кровать. Когда я заходил в мастерскую, спать совсем не хотелось. Но это оказалось обманом. Как только голова коснулась подушки, я тут же провалился в темноту, по ощущениям куда более глубокую, чем во время криосна.
В голове всплыли отрывочные воспоминания, как я приходил в себя в капсуле. Вернее, моё сознание пробуждалось, я часами витал в нигде и размышлял, пока снова не растворялся вместе с темнотой на неопределённое время.
Но сейчас я спал, и сон этот был крепок.
Организм сам проснулся до рассвета. Не скажу, что ощутил прилив бодрости и готовности к новому дню после вчерашних приключений, но, однозначно, готов заявить, что выспался и отдохнул. Значит, нужно собираться.
Михалыча нигде не было, а из кузницы не доносилось ни звона молота, ни треска пламени в горне. На кухонном столе он оставил кусок вчерашнего пирога и стакан с простоквашей, которые я уплел с огромным удовольствием.
Переодевшись в свежее бельё и одежду, я направился к центральной площади, где уже готовилось торжество. Я не ожидал, что монарх настолько буквально имел в виду «проведу церемонию посвящения». Да и мне почему-то думалось, что вчера он всё сказал, что хотел. Наверное, обычаи требовали публичного выступления.
Рабочие стягивали брусья толстыми канатами и возводили подиум, на котором, как я предполагал, и должно было происходить действо.
— Собираетесь принимать поздравления и подарки от царя, молодой человек? — раздался приглушённый голос за спиной.
Я резко обернулся, но с лёгким удовольствием и облегчением увидел знакомую фигуру в балахоне с капюшоном.
— Мэтр Скворцов! — воскликнул я. — Но мы же договаривались встретиться у ратуши.
Из-под капюшона раздался тихий смешок.
— Вы обо мне плохого мнения, если решили, что я пропущу церемонию награждения. Тем более, — произнес он с каким-то юношеским задором, — что вы это заслужили.
— Да нет, — парировал я. — В том смысле, что я даже не думал, что это действие требует столько внимания.
Маг встал рядом со мной, наблюдая за работой плотников. Стучали молотки, звенели колья, скрипело дерево. Мужчины изредка переругивались, когда у них что-то не получалось или перекашивалась диагональ конструкции, из-за чего верхняя площадка не хотела вставать в паз.
— Всё было бы куда менее торжественно, если бы вы уже обладали титулом, молодой человек. А так, как вы безродный, а вернее будет сказать, что Кулибины лишились всех своих притязаний ещё при императоре, то по нашим законам монарх обязан созвать весь люд и объявить, что вы отныне именуетесь бароном и что к вам, естественно, следует относиться с уважением.
— Но для чего? — искренне недоумевая, спросил я, потому что в своё время все подобные церемонии предпочитал проводить в течение пяти минут по смартфону в государственном приложении. Сменить фотографию в паспорте? Пожалуйста. Расписаться с девушкой, но при этом не идти в ЗАГС и не устраивать застолье? Тоже можно. Каждому своё, конечно, но мне так было проще.
— Нынешние царства-государства малы, Александр. И не так много родов осталось после кровавых междоусобиц, потому что почти все высокородные занимались наукой в старину. А таким образом монарх показывает, что любой житель города за успехи и заслуги может стать родовитым, получить надел и верно служить своему государю и царству.
— Логично, — резюмировал я.
— Ещё как, — подхватил Скворцов. — Схема неидеальна, а критерии отбора у Его Величества весьма строги, но это даёт плоды. Как минимум с вами он не прогадал.
Меня не особо занимали монаршие предпочтения в собственных протеже. Пусть выбирает кого вздумается, лишь бы предоставил мне возможности и свободу в научных изысканиях и экспериментах, иначе я быстро заскучаю.
Скворцов отошел к небольшому фонтанчику, где уселся на бортик и поманил меня к себе. Я приблизился к магу, все равно заняться было нечем.
— Так о чём вы хотели побеседовать? — непринужденно спросил он. Мэтр держал посох обеими руками, продолжая наблюдать за ходом строительных работ.
— Вы говорили, что у меня есть склонность к магии, — осторожно начал я.
— Истинно так.
Иногда мне казалось, что мэтр Скворцов умышленно изъясняется лаконично. Сам не знаю, почему.
— Значит, я могу увеличить свой потенциал.
Я услышал, как маг тихонько хмыкнул. Сейчас он снова надвинул капюшон на глаза, так что я мог лишь слышать его реакцию, но не видеть.
— Способности есть, это бесспорно, — отозвался он.
— Мне необходимо разобраться в магии, — прямо заявил я. Не только потому, что мне хотелось узнать что-то новое и неизвестное раньше. Вдумайтесь! Магия! Я могу ее выучить! — Вы можете меня помочь с этим?
— Могу ли я? — вопросил он с притворным удивлением. — Вопрос следует задавать иначе, молодой человек. Вернее спросить: «захочу ли»?
Я невольно нахмурился, задумавшись. Вопрос и вправду был метким, ведь рунный маг ничем не был мне обязан, и вполне мог отказать лишь потому, что ему неинтересно тратить на меня время. Или отсутствует желание. Или солнце сегодня встало не так, как вчера. Или в манной каше попался комочек и испортил настроение на целый день.
Скворцов заметил мое молчаливое смущение и усмехнулся. Тихо, хрипловато, словно у него першило в горле. Отдаленно этот звук напоминал мне карканье потревоженного ворона.
— Я всего лишь подшучиваю, молодой человек. Простите мой преклонный возраст, но иногда я не могу упустить случая потешить себя. Вы бы видели свое лицо сейчас! А тогда у главных ворот…
Он вскинул руку и скрыл ее под капюшоном. Вытирал слезу, вызванную смехом, предположил я.
— В наши дни не часто выпадает шанс развлечься, — произнес он, успокоившись. — Но на ваш вопрос отвечу коротко: да. Я могу преподать вам то, что знаю сам.
Превосходно! Это прекрасные известия. Теперь остается спланировать все таким образом, чтобы я находил время для занятий со Скворцовым, благоустраивал город и поместье… Я ведь даже не подозреваю, в каком оно виде после столь долгого запустения!
И представить масштаб предстоящей работы было трудно. Но рассуждая логически, я понимал, что сил туда придется вложить немало.
— Рад это слышать… — я запнулся. — Как мне к вам обращаться?
— Мое имя покрылось пылью столетий. Едва ли кто-то вспомнит, как меня зовут, да и я сам уже забыл, — ответил маг, сделав голос дрожащим, как у глубокого старца. — А посему величайте меня по-прежнему. Мэтра Скворцова будет предостаточно.
Я равнодушно пожал плечами. Загадочный он, этот мэтр Скворцов. Действительно, как я и подозревал, со своими причудами. Но его согласия обучать меня было достаточно, чтобы я не обращал на это внимания.
— Тогда, когда начнем? — спросил я, наблюдая, как площадка для торжества почти приобрела завершенный вид.
Рунный маг поднялся с парапета, всем весом опершись на вычурный посох.
— Как только приведете в порядок свое поместье, молодой барон, — ответил он мне. — Но начнем, пожалуй, с этого, — произнеся это, мэтр Скворцов слегка коснулся пальцем моего лба, отчего мир вокруг снова завибрировал. Пространство стало белым и густым, словно молочный кисель. Мне почудилось, что я проваливаюсь куда-то.
Внезапный шок парализовал меня на несколько мгновений, но когда я понял, что могу двигаться — все равно ничего не видел, кроме безграничной белизны, куда бы ни бросил взгляд.
— Удивительно, не так ли? — раздался голос, казалось, в моей голове и повсюду одновременно.
— Что это? — изумился я. — Где я?
Чья-то ладонь легла мне на плечо, и я ощутил, как мои ноги с размаху коснулись чего-то твердого. Обернувшись, я снова увидел мага, стоявшего рядом. Капюшон был откинут с его головы, а взгляд направлен прямо, будто он видел цель.
Сердце громко билось в моих ушах, а ладони стали слегка влажными от волнения.
— Все в порядке, — успокоил меня Скворцов. — Мы в твоем разуме.
— Где⁈ — изумленно воскликнул я, поскольку слова мага были похожи на бред помешанного старика.
Но Скворцов лишь таинственно улыбнулся и вытянул руку вперед.
— Зри, — молвил он.
— Я ничего не вижу, — отозвался я, и мой голос едва слышным эхом разнесся в пространстве.
— Если ты не научишься хотеть видеть, юный барон, то в магии тебе не место, — вразумительно заметил маг, щелкнув меня двумя пальцами по макушке. — Смотри внимательно.
Я уставился на белую пелену. В то место, куда указывал Скворцов, но сколько ни силился — тщетно. А Скворцов продолжал улыбаться, и эта улыбка казалась издевательской.
Значит, в чародеи мне не попасть, если не увижу?
В груди возникло острое жжение. Очень странное и неприятное чувство, будто мне под кожу запустили колючего ежа.
Я вперился в белую стену. Пытался пронзить ее взглядом. Казалось, что сейчас в том месте, куда направлено мое зрение, образуется дыра, но… ничего не происходило. Белым-бело, как зимой во время лютой метели.
— Ладно, так уж и быть, помогу, — сказал мэтр Скворцов и прикоснулся пальцем к моему виску.
И я увидел.