Первый инженер императора – I

Глава 10

10

За покосившимися воротами и обвалившейся крышей виднелось нечто большее, чем просто ветхость. Сама дорога, ведущая к усадьбе, давно сдалась бурьяну, превратившись в узкую, едва различимую тропу, словно природа всеми силами пыталась скрыть следы былой человеческой деятельности.

Лишь местами виднелись едва различимые следы колес от давным-давно ездивших повозок. По обе стороны от тропы тянулись старые сады, представляющие собой хаотичное нагромождение одичавших деревьев и кустарников.

Сквозь их сплетения нагло пробивались сорняки и крапива, распространяя в воздухе горьковатый, терпкий аромат. Забытые яблони, скрученные от старости, клонили ветви к земле, увешанные почерневшими гнилушками.

Подгнившие плоды испускали сладкий запах увядания, смешиваясь с ароматом прелой листвы. В тишине, нарушаемой лишь жужжанием назойливых мух и редким карканьем ворон, слышался слабый шорох сухих листьев и потрескивание веток под порывами ветра.

Сам господский дом — когда-то, несомненно, величественное строение — теперь стоял, словно израненный зверь. Стены, ранее выбеленные, покрылись серыми потёками и мхом. Часть оконных рам прогнила, и сквозь пустые проёмы гулял холодный ветер, принося с собой запах сырой земли и прелой листвы.

Уцелевшие наличники, украшенные искусной резьбой, покрылись пылью и сколами. На некогда алой черепице крыши зияли огромные проплешины, сквозь которые просматривалось серое небо.

Позади дома, среди одичавшего парка, виднелись искривлённые крестьянские домики, обросшие бурьяном. Большинство из них стояли с почерневшими от времени брёвнами, с провалившимися крышами и пустыми глазницами окон, без дверей и ставней.

Казалось, что жизнь покинула это место много лет назад, оставив лишь отголоски прошлого. Деревянные колодцы, стоявшие во дворах, напоминали о былом достатке, но сейчас представляли собой лишь глубокие, затянутые тиной ямы.

Во дворах, где когда-то бегали дети и суетились хозяйки, разрастались сорняки. Всё было словно погружено в оцепенение, из которого доселе не было пробуждения, и казалось, что запустение сковало поместье в своих объятиях на долгие годы.

Проведя поверхностный осмотр, я решил, что первым делом нужно познакомиться со своими людьми, которых мне отдали в подчинение. Пять телег. Десять семей.

Они сгрудились на центральной площади у входа в господский дом, возле наполовину разрушенного и высохшего фонтана, украшенного каменной горгульей с отбитой головой. Тюк за тюком люди снимали с повозок своё нехитрое имущество, как своё, так и моё.

Без лишних слов я подошёл к одной из телег и стал её разгружать. Развязав тесёмки, я откинул брезент, который укрывал груз и защищал от пыли или возможного дождя. Взяв один из вещмешков, я перекинул его через плечо и стянул, после чего понёс к фонтану, где и стал всё упорядоченно размещать.

Люди косились на меня, словно на прокажённого, будто я пришёл из другого мира. А мне была неясна их реакция. Краем глаза я заметил, как одна из женщин, крайне бледная и истощённая, будто недавно оправилась от тяжёлой болезни, уронила мешок, в котором явно было что-то хрупкое, возможно стеклянное.

С неприятным звуком разбиваемой посуды он упал на землю. В воздухе повисла напряжённая тишина. Все вперили взгляды на бедную женщину, которой, очевидно, не хватало сил даже стоять на ногах, не то что разгружать повозку.

Ну, дворецкий, удружил. Когда на днях поеду в город — найду его и задам пару вопросов.

— Саша… — обратился ко мне Михайлович, но я проигнорировал его.

Я направился к женщине, чтобы помочь поднять мешок и взглянуть на содержимое. Если что-то уцелело, то можно будет отложить в сторону, а осколки (ибо иначе это не назовёшь) сложить отдельно и вывезти на свалку.

Наперерез мне кинулся мужчина, упав на колени и прислонившись почти лбом к земле.

— Не гневайтесь, барин! — запричитал он на местный манер. — Прошу, не бейте! Хворала моя непутёвая, еле с того света вытянули, — через каждое слово он почти бился челом о землю, а я не понимал, что происходит.

Я присел на корточки и положил ему руку на плечо. Мужчина средних лет, возможно, чуть ближе к сорока годам. Худощавый, чумазый. Темные сальные волосы. Кожа загорелая явно от постоянной работы в поле. Он вздрогнул, когда я коснулся его, словно зверь, познавший лишь побои.

— Как тебя зовут? — спросил я самым спокойным голосом.

— В… Василь, — ответил мужчина, заикаясь, и поднял голову. Серые, почти бесцветные глаза. Я видел в них отражение своего лица.

Я встал и протянул ему руку.

— Поднимайся.

Василь смотрел на меня с непониманием, как я три минуты назад на них. Потом его взгляд опустился на мою протянутую ладонь, отчего редкие брови крестьянина поднялись ещё выше.

— Вставай, — повторил я и слегка покачал рукой, намекая, чтобы он за неё взялся.

Василь протянул дрожащую руку. Осторожно, словно боялся обжечься, он коснулся моей ладони, а затем ухватился за неё всеми пятью пальцами. Несмотря на свою внешнюю слабость и измождённость — хватка у него оказалась железной.

Я дёрнул Василия на себя, помогая подняться с земли, после чего стряхнул с его плеча пыль и песок, что налипли, пока он кланялся.

— Слушайте, — сказал я строго. — Здесь никто никого бить не собирается. Ясно?

— Да, Господин барон, — робко ответил Василь, переминаясь с ноги на ногу.

Я окинул взглядом застывших людей, смотревших на нас с испугом.

Супруга Василия тем временем осела на землю, прислонившись плечом к телеге, побледневшая до воскового оттенка.

— Помогите ей, — скомандовал я женщинам, стоявшим возле неё. — Дайте воды и пусть не берётся ни за что тяжёлое, а лучше отведите отдохнуть, — я повернулся к Василию. — Что с ней?

Мужчина замялся, словно ему было неловко говорить со мной или выносить семейные тайны на публику.

— Не знаю, Ваше благородие. Долго болела, постоянно кашляла и жаловалась на боль в груди. Горела от температуры денно и нощно. Наша бабка-знахарка ей какие-то припарки прикладывала и отвары всякие пить заставляла, пока эта гадость из неё не вышла.

Ясно. Подхватила бронхит из-за ослабленной иммунной системы, который перешёл в пневмонию и начал губить женщину. Когда разберусь со своей головой — нужно будет поискать старые медицинские книги и узнать о добыче пенициллина. Но до этого ещё очень далеко.

Я кивнул Василию и похлопал по плечу.

— Главное, что она жива, верно?

Он активно закивал головой.

— Да, барин, правду говорите. Конечно, главное.

— Вот и хорошо. Ступай, разгружайте телеги, мы с Михайловичем эту закончим. И посмотри что там в мешке было. Всё, что целое — оставь, а если в труху, то выкинь.

Он низко поклонился и стал пятиться к своим соплеменникам.

— Спасибо, — повторял он многократно. — Спасибоспасибоспасибо.

Я повернулся и подошёл к повозке, с которой успел снять только один мешок и осмотрел. В голове снова возникла неприятная боль, сводящая с ума. Я взялся рукой за борт и удержал равновесие на всякий случай, вдруг ноги подкосятся. Но обошлось.

Андрей Михайлович был тут как тут.

— Ты в порядке, Саш?

— Да, — отозвался я. — Все нормально. Поможешь разгрузить?

Он молча кивнул, взявшись обеими руками за края мешка. Я взялся за противоположные и на счёт «раз-два» мы стянули его на землю. Судя по сыпучести это была какая-то крупа. Наверное съедобная, а не на посадку.

— Михалыч, — обратился я к кузнецу вполголоса. — Объясни мне их поведение?

Кузнец, обтерев руки о штаны, посмотрел на меня и проследил за взглядом. Крестьяне, как и раньше, выглядели настороженно и угрюмо. Смотрели на нас, словно мы и вправду прибыли с другой планеты. Или из тёмного леса.

Я не особо разбирался в их мыслях, поэтому даже не пытался вникать в причины такого поведения. Хотя, так как нам жить вместе, то придётся залезть в душу к каждому и выяснить, что за скелеты спрятаны в их шкафах.

— С непривычки, наверное, — ответил Михалыч. — Привыкнут. Для нашего человека покидать стены защищенного города не самое частое явление, знаешь ли. Да и вообще удаляться от столицы.

— Понимаю. Но человек такое существо, что ко всему привыкнуть может. К смене обстановки в том числе. Но неужто так по городу убиваются?

Я поймал себя на мысли, что, если это правда, то поражаюсь силе привязанности этих людей к месту. Хотя, сам я был из другой эпохи, где привязанность к месту и земле уже давно утратила свою значимость, уступив место технологическому прогрессу, мобильности и свободе.

«А они тут вон, как по месту горюют», — с недоумением подумал я, наблюдая за потухшими взглядами и понурыми головами.

Хотя внутри себя я понимал, что дело не в привязанности к месту, а в чём-то другом. Терзало крестьян нечто более глубокое.

— Андрей Михайлович, — спросил я, — а почему, когда я с монархом про Хмарское упомянул, то все так недовольно скорчились, словно им навоз предложили лежалый пожевать вместо завтрака?

Я не стеснялся выражаться при кузнеце. Он и сам был тот ещё матершинник, когда мы вместе трудились у горна.

— Та… — отмахнулся старик, берясь за край очередного мешка. — Слухи одни. Говорят, будто барина того из дома выживали силой.

— В смысле «выживали»? — переспросил я, недоумевая. — По указу же Императора у них конфисковали всё имущество и отправили на восток со слов Государя. Или нет?

— Так вроде и так и сяк, — ответил он, словно сам не знал всей истории. — Говорят, что он со своей семьей совсем не хотел отсюда уезжать. Прямо за землю тут держались. Не знаю, правда ли это, но говорят, что его тогда… ну, из дома силой вывели…

— Из дома силой вывели? Ну и что? Ну, вывели и вывели, в чём проблема?

— Дальше… — он развёл руками. — Разное говорят.

— Говори, — настаивал я.

— Говорят, что призраки тут по ночам бродят, — усмехнулся кузнец. — А то и ещё чего похуже. Чудовища, мол. А всё потому, что по слухам главу того рода здесь у фонтана за непокорность и казнили. Вот и мается его душа, отмщения ищет.

Я хмыкнул и покачал головой.

— Глупости какие.

— Глупости, — согласился старик, но не стал спорить со мной. — Но… вот так говорят.

— Призраки — это несерьёзно, Андрей Михайлович, — с улыбкой ответил я. — Они неосязаемы. Это не имеет научного обоснования. Они не могут никого напугать, потому что их нет. Физика это отрицает.

— Может, — сказал кузнец и пожал плечами.

«Может», — промелькнула мысль. Я задумался, отложив мешок и облокотился на борт повозки. Да. Призраков, скорее всего, нет. Их отрицает физика. Как и магию отрицала. Но… я ведь сам собираюсь сейчас в эту магию окунуться с головой. Или вляпаться по шею, как там говорится.

А что будет, если я скажу, что магия — это не совсем магия, а просто то, что ещё не было изучено? Что если рунная магия — это просто манипуляция энергией, которую мы в моей эпохе тогда не поняли и не имели знания о природе этого явления. Может и призраки тоже что-то из этой оперы? Может они тоже как-то связаны с энергией, но мы это пока не изучили?

Я посмотрел на свои руки, на свои пальцы, которые до этого касались руны в том месте; вспомнил огненный шар, которым управлял на стене…

«И правда, — подумал я. — Физика раньше много чего отрицала. А что, если всё, что кажется нам сверхъестественным — это просто неизученное?»

— Эй, Саш! Чего это ты замер, как статуя? — раздался голос кузнеца. — Помогай.

— Да-да, — встрепенулся я и снова стал разгружать телегу.

Мы быстро перетаскали все пожитки к фонтану, после чего я посмотрел на крестьян. Лица были всё такими же хмурыми и унылыми. Похоже, что я погорячился, когда понадеялся на их самостоятельность.

— Так, слушайте меня все! — громко сказал я, стараясь говорить чётко и понятно. — На данный момент, пока не знаю сколько времени, мы будем жить все вместе в господском доме. Дома ваши в плохом состоянии, сейчас нет возможности их чинить. А заставлять вас жить там без крыши и окон, чтобы вы простудились — мне оно не надо. Поэтому пока что поселимся здесь.

Народ кивал и молчал. Меня такая ситуация не устраивала.

— Все всё поняли? — спросил я, глядя им прямо в глаза, в которых не увидел ни страха, ни злобы, а скорее покорность. Это меня ещё больше напрягло. Что же с ними раньше-то происходило, что они такие забитые?

Крестьяне переглядывались друг с другом, словно ища поддержки.

— Да, барин, — ответили мужчины разрозненно. Только Василь выделялся живостью, явно обрадованный тем, что никакого наказания для его супруги не будет.

— Поняли, барин, — эхом отозвались женщины.

Я вздохнул.

— Тогда за мной.

Я направился к дому, который с близкого расстояния казался ещё хуже, чем издалека. Подойдя к центральному входу, я приложил ладонь к покосившейся двери и толкнул её.

Помещение встретило меня удушливым, тяжелым запахом старости и затхлости. Любое движением поднимало взвесь пыли до потолка, отчего я невольно закашлялся.

Сквозь щели в стенах просачивался самый обыкновенный сквозняк посвистывая, как сорванец, а из пробоин в потолке на пол падали тонкие оранжевые лучи закатного солца.

Полы местами давно прогнили и под ногами поскрипывали половицы, словно кости старого скелета. Потолки второго этажа обвалились во многих местах, а куски штукатурки валялись на полу, похожие на куски застывшей сметаны.

На стенах виднелись следы копоти и гари. Похоже, что тут были пожары или попытки поджечь дом.

— Мда, — вырвалось у меня.

Андрей Михайлович похлопал меня по спине.

— Не расстривайся, Саш, — сказал Михайлович, посмотрев на меня с сочувствием. — Разгребём.

«Разгребём», — подумал я. Ну, разве что если трактор завести и проехаться по всем комнатам. Или снести все к чертовой бабушке.

— Да, — ответил я, после чего обернулся к крестьянам. — Разбираем вещи и располагаемся в комнатах. Тут их много, места всем хватит.

В глазах поданных не было ни энтузиазма, ни особого желания, но они начали разносить свои пожитки, распределяясь по комнатам. Лишь некоторые посматривали с любопытством на всё происходящее.

Я прошёл вглубь дома. Правая его часть была полуразрушена, поэтому двигаться приходилось осторожно. По обе стороны коридора располагались двери. Все они были старыми и разбухшими от сырости. Некоторые петли поржавели и скрипели, когда я пытался открыть двери.

В помещениях царил мрак, но с каждой секундой глаза привыкали, и можно было разглядеть убранство комнат. Всё было завалено мусором. Старая мебель с поломанными ножками, кучи тряпья, горы старой бумаги, разбитая посуда. Всё это покрывала толстый слой пыли и паутины.

Я заглянул в одну из комнат — бывшая спальня. Посреди неё стояла сломанная кровать с торчащими из матраса пружинами. В углу валялась груда одежды. На стенах были видны ободранные остатки обоев, в некоторых местах оголились брёвна.

Следующая комната — кабинет. Книги и бумаги валялись по всему полу. Полка для книг была сломана и лежала рядом с разбитым столом, на котором перевернулась чернильница, оставив синее пятно.

Третья комната — детская. Разбитые игрушки, куклы без голов и старый игрушечный конь без ноги. На стенах остались детские рисунки, которые поблекли от времени.

Остальные комнаты были в таком же удручающем состоянии. Похоже, что этот дом действительно пытались уничтожить, а потом просто забросили.

В конце коридора была лестница, ведущая на второй этаж, но я решил отложить её осмотр на потом. Слишком устал для походов наверх, да и в одиночку подниматься в неизвестность было не особо заманчиво.

Я вернулся к Михалычу, который стоял на входе и о чём-то беседовал с Василием.

— Куда мы с тобой? — спросил он у меня.

— Давай пока вместе где-нибудь расположимся, — ответил я. — Уже ночь близко, некогда особо разбираться, потому что… — я присвистнул, — работы тут непочатый край.

Мы прошли по коридору и заглянули в несколько комнат. Все они были похожи друг на друга. Разбитая мебель, кучи мусора и пыли. У меня даже зачесалось в носу от этого, и я чихнул.

— Будь здоров, барон, — тут же сориентировался Андрей Михайлович. Я повернул на него голову и увидел широкую издевательскую улыбку. Пройдоха старый, улучил момент, чтобы меня подколоть.

Ну, иначе и не скажешь. Из грязи в князи, но, по крайней мене, мой подъем по иерархической лестнице был заслуженным!

В итоге мы остановились в самой дальней комнате, которая была чуть более целой, чем остальные. В ней была целая кровать. Матрас выглядел не самым лучшим образом, но я понимал, что на данный момент — это лучшее, что тут можно найти.

Кузнец сбросил на пол свои пожитки, и принялся осматривать помещение. Он внимательно проводил пальцами по пыльной поверхности, морщился, чихал, а потом нашёл старую щётку, которой принялся сметать пыль с кровати.

Крестьяне расселились по комнатам, разнесли пожитки и устроились на ночлег. Кому на кровати, кому на полу. И на удивление, никто не спорил из-за места, а просто тихонько расселились кто где смог.

— Ну, вот и наш дом, — произнёс я, вытирая пыль и пот со лба.

— Да, — отозвался Михайлович. — Только как будто не наш.

— Ничего, — сказал я, — обживёмся. Ты сам сказал: «разгребем».

— Сказал, — отозвался Михайлович.

Когда я сел на кровать, солнце уже спряталось за горизонт, и в доме стало темнеть. На улице раздавались странные звуки. Где-то ухала сова, где-то завывал ветер, а где-то лаяли собаки. И откуда здесь только еще собакам взяться?

Но среди всех этих звуков был ещё один.

Что-то скрипело. Где-то совсем рядом. Словно пол. Я лежал на кровати, глядя в потолок, но, как ни пытался, не мог определить источник шума.

Я перевернулся на бок и посмотрел на Михалыча. Он лежал ко мне спиной и похрапывал. Звуки, которые издавал старик, были настолько громкими, что я почти перестал слышать посторонние шорохи.

Я стал медленно закрывать глаза, проваливаясь в сон. В голове крутилось много мыслей, и я не заметил, как уснул.

Пробудил меня пронзительный визг.

Я открыл глаза. В комнате было темно, но я видел, как Михайлович резко сел на кровати и уставился на дверь. Я сел рядом и прислушался.

И снова пронзительный визг.

И звук чего-то таскающегося по полу. Скрежет. Шуршание.

— Чего это? — спросил я вполголоса.

— Не знаю, — ответил кузнец, — но мне это не нравится.