Первый инженер императора – I

Глава 1

1

— Выметайся отсюда! Давай, пошел!

Чужая рука попыталась грубым толчком выпихнуть меня наружу, но я оказался проворнее. Не стоит меня трогать, когда я этого не просил.

Рука стражника скользнула по моему плечу, цепляя шов рубахи — грубый лен, сотканный на вертикальном ткацком станке, судя по диагональному переплетению нитей. Времени на анализ нет, но мозг автоматически фиксирует детали, словно сканер.

Меня зовут Александр, и я человек, что заснул в две тысячи двадцать пятом году в капсуле для криосна. В мире, где технологии и прогресс имели первостепенную важность. В мире, где был покорен космос. На планете, где жизнь и свобода человека имели первостепенную ценность.

А проснулся в средневековье.

Позади осталось небольшое помещение в задней части кузницы, где я пытался воссоздать лабораторию, чтобы решить свою очень важную проблему — отказ работы импланта, вживленного в мою голову. Как следствие, остановка работоспособности ключевых функций тела.

Мне бы современную лабораторию с МРТ и парочку мозговитых врачей, чтобы я мог хоть минимально вникнуть в проблему, но вместо этого на руках лишь грубые тиски из кованого железа, древесный уголь и примитивные щипцы.

И даже сейчас кузница была заполнена людьми и звуками разрушения. На моих глазах крушилось все, что мне удалось собрать. Звенели колбы, разлетаясь на осколки. Стекло — натриево-кальциевое, низкого качества, с пузырьками воздуха. Ломается на острые осколки с радиальными трещинами. Жаль, печь для варки прозрачного кварца я так и не достроил.

В воздухе летали листы пергамента, исписанные формулами, расчетами и чертежами. Чернила из сажи и уксуса размазывались под сапогами стражников, превращая дифференциальные уравнения в абстракцию. Я горько усмехнулся от этой мысли. Кому вообще здесь нужны интегралы?

Пускай немногое, но все же собранное собственными руками. И теперь механизмы, которые я рассчитывал использовать для дальнейшего облегчения своей работы — разбиты на мелкие кусочки.

Шестерня из дуба, выточенная по лекалам Архимеда — теперь расколотая на части, ременная передача из бычьих жил порвана с остервенением, словно ее с ненавистью грызли зубами.

Их крошили крепкими деревянными дубинами, железными прутами и подошвами сапог. Мозг по инерции продолжает фиксировать детали: дубина ясеневая, волокна расположены радиально. Ударная вязкость около ста джоулей на метр квадратный. При минус двадцать по цельсию становится хрупким. Жаль, сейчас лето.

Синие мундиры с пятиконечными звездами, высокие слегка заоваленные шляпы, что застегивались ремешками на подбородках и напряженные лица с пульсирующими желваками и надутыми венами.

Удар, звук лопнувшего стекла, лязг металла.

Лязг характерный для низкоуглеродистой стали. Никаких следов легирования.

Внутри меня клокотала даже не злоба, а полноценная ярость, но ничего сделать я не мог. Мое нынешнее состояние все еще оставалось непригодным даже для драки один на один, поэтому максимум, что я был способен — покинуть помещение и следовать за стражниками, которые десять минут назад вломились ко мне и устроили погром.

Я знал, что то, чем я занимаюсь — запрещено, но выбора у меня не было.

Мне не сковали ни рук, ни ног, поэтому я мог спокойно идти с гордо поднятой головой в сопровождении двух стражей порядка. Они плелись чуть позади, но не отставали, держа дубинки наготове. Нужды вести меня под руки не было, потому что Великий Новгород был окружен высокой стеной по периметру, а главные ворота, естественно, охранялись.

— Живее давай, — сказал один из стражников и попытался ткнуть меня сзади в правый бок. Я успел перенести вес и сделать легкий шаг вперед, сохраняя собственное достоинство, и тем самым разорвал дистанцию, чтобы удар не достиг цели.

Ему это явно не понравилось. А мне не нравилось то, что меня пытались бить просто так.

Час был ранний, поэтому на улицах практически не было людей. Одинокие бедняки сидели в переулках, плотно закутавшись в полы плащей и старались не отсвечивать, завидев мундиры.

Завернув на небольшом перекрестке за угол, мы подошли к приземленному кирпичному зданию с крышей из старинной черепицы и с окнами, в которые были вмурованы толстые металлические пруты. Кирпичная кладка «дикарка», имевшая неравномерный обжиг.

Раствор — известково-песчаный, уже крошится на стыках. Если бить четко под углом сорока пяти градусов, то можно выломать блок за пять минут… Сбежать отсюда не составит проблемы, если ночью здесь никого не будет.

Один из стражей порядка постучал в дверь из старых дубовых досок, скрепленную коваными скобами из полосового металла, расклепанного явно вручную. Слегка перекошенная и рассохшаяся от времени, чуть в щелях светящаяся насквозь. Внутри раздались грузные шаги и дверь открылась.

На пороге стоял тучный мужчина не просто внушительных размеров, а таких, что в проем ему явно приходилось проходить боком. Он осмотрел меня с головы до ног, после чего презрительно потянул воздух носом и сплюнул под ноги.

И чем внимательнее я его рассматривал — тем больше он напоминал скорее палача, чем еще одного из хранителей порядка.

— Этот? — пробасил он гнусаво.

— Ага, — отозвался второй и в этот раз дотянулся до меня тычком дубинки в районе печени.

Я сдержался, не скривив ни единой мышцы на лице, хотя ощущение было не из приятных.

— Заводите, — сказал житель подземелья и подвинулся в сторону.

— Слышал? Че стоишь? Двигай давай! — сказал сопроводитель и, держа меня рукой за плечо, направил вниз по ступенькам.

Внутри царил сумрак, сырость и затхлость. Воздух напитан запахом старой прелой соломы и немытых тел. Хотя и к тому, и к тому я уже успел слегка привыкнуть. Средневековье как оно есть.

— За решетку его, — сказал толстяк, набивая чем-то рот. — Главный сейчас подойдет.

— В этом нет необходимости, — возразил я спокойно. Мой мозг уже активно анализировал ситуацию и сопоставлял все переменные.

— С чего бы вдруг? — спросил один из стражников, продолжая меня подпихивать в сторону каталажки.

— Я могу спокойно подождать вашего главного за вон тем столом. Или мне безоружному, закрытому в этом тесном помещении есть куда бежать? — поинтересовался я, резко развернувшись и сделав шаг назад от двух мундиров. — По-моему, некуда.

Явно ошеломленные моей ловкостью, которую я до того не проявлял, все трое смотрели, как я спокойно подошел к столу и сел за него, сложив руки на столешнице.

От былой грации еще что-то осталось. Ничего, когда я приведу себя окончательно в порядок, смогу и более резво двигаться. Пока что только так.

— Так недозволенно! — взревел верзила, отчего его обвисшие щеки вздрогнули, словно холодец. Так и хотелось спросить: «причина тряски?», но я удержался.

— Кем? — таким вопросом я откровенно нарывался на неприятности, но тон моего голоса был абсолютно спокойным.

Понятно, что меня могли тут же поколотить, сломать пару конечностей или выдрать все ногти на пальцах, чем явно этот «малыш» тут и занимался на дознаниях. А судя по его габариту самых неразговорчивых еще и ел на завтрак.

Но пока что обходилось. Мой вопрос застал их врасплох. Глаза открылись, лица исказились в масках непонимания, рты разинули и стояли переглядывались друг на друга.

— Как это «кем»? Законом! — наконец-то пришел в себя один из мундиров, тот, что был выше и худощавее. Его голос сорвался от возмущения, напомнив мне вскукарек молодого петушка ранним утром. Я подавил в себе желание улыбнуться.

— Как хранители правопорядка, будьте любезны, предоставьте мне документ, в котором четко указано, что я обязан быть заключен за решетку. И на данный момент я не понимаю по какой причине вы выдворили меня из кузницы, потому что ни про арест, ни про его причины вы не сказал ни слова. Просто вломились и начали крушить все вокруг.

Пухлое лицо детины покраснело от злости. Было видно, что он понял максимум четверть от того, что я сказал и это его раздражало.

— Я тебе сейчас покажу букву закона! — взревел он и двинулся ко мне, грузно шагая по полу темницы. Его шаги глухим эхом наполнили помещение.

Не скажу, что дрогнул. Чем больше шкаф — тем громче падает. Однако, думается мне, любой бы испытал легкое волнение при виде такой туши. Словно бегемот на всех парах несся.

Мозг сразу подал варианты.

Первый: он грузный сверху, но голени были непропорционально тонкими для такого веса. Если как следует пнуть стул и попасть ему в колено, то с вероятностью девяносто процентов он скорее всего завалится набок, как Титаник.

Второй: стол довольно широк, а этот кретин неповоротлив. Можно выиграть время, если начать возиться с ним вокруг вмурованной столешницы. Он быстро выдохнется, потому что явно не привык к долгим и активным кардио нагрузкам.

Но были еще двое. Хотя что-то мне подсказывало, что они предпочтут остаться в стороне и просто наблюдать за происходящим, как за цирковым представлением. Слон гоняется за мышью.

— А ну успокоились все! — гаркнул новый голос и после этого перешел на неразборчивое бормотание. Помещение тут же наполнилось запахом старой браги и перегара. Все трое работников сразу перевели взгляды на правую часть помещения, где в потемках скрывалась деревянная дверь, из-за которой и вышел мужчина. — Совсем от рук отбились… Кого вы на этот раз приволокли?

— Это… — замялся худой мундир, — тот, что в кузнице сидел… который занимался черти чем там… запрещенными делами. Научничал, вот!

То, как он лебезил и подмазывался явно говорило, что он побаивается этого мужчину. Либо по званию старше, либо провинился ранее и теперь выслуживался.

Мужчина вышел к нам ближе. В свете тусклого коптящего под потолком фонаря он выглядел неважно. Глубокие синяки под глазами. Помятое осунувшееся лицо казалось неестественно бледным. Складывалось впечатление, что большую часть вчерашнего вечера он сначала искал дно у бутылки с крепким пойлом, а потом всю ночь обнимался в уборной с унитазом. Или что тут у них осталось.

Форма выглядела помятой и замызганной, как и ее обладатель. А запах… о нем я уже говорил.

Мужчина приложил ладонь к лицу и провел сверху вниз, словно смахивая накопившуюся усталость. Либо пытался таким образом раскрыть закисшие глаза или унять головную боль. А может и все разом.

— Этот? — спросил он, осматривая меня своими покрасневшими глазами, словно не веря в услышанное. — Научничал?

Меня даже несколько оскорбило то, с каким пренебрежением и недоверием произносил этот мужчина слова в мой адрес. Словно я не инженер, а какой-то полоумный, который два плюс два сложить неспособен.

— Не научничал, а мастерил, — поправил я их, на что получил еще один недовольный вздох от, судя по всему, их командира.

С одной стороны, я мог попробовать отбрехаться от того, что эти двое выдумали. А так как всю лабораторию разнесли в щепки, то и доказать-то они ни черта не смогут. Скажу, что кузнечные приблуды были для изготовления подков и инструмента на продажу.

А с другой стороны, ничего запретного я не делал. Вроде. Хотя, кого я обманываю. Делал еще и как. Но это не значило, что меня надо было арестовать и отправить в темницу!

— А ты у нас, получается, самый умный? — одарил меня вопросом повелитель подземелья, подходя к столу. Он абсолютно расхлябанным образом отодвинул ногой стул и просто рухнул на него, скрестив руки на груди, после чего закинул ноги на край стола. — Садись, погутарим, — сказал он, кивнув головой на стул возле меня.

— Капитан, а…

— А вы можете быть свободны, — обрубил он. — Ты тоже, — обратился он к верзиле.

Я все же присел за стол, наблюдая за происходящим. Двоица в мундирах вышла прочь из полуподвального помещения темницы, а здоровяк скрылся за колонной и потом исчез с поля зрения.

Может он притаился где-то в полумраке и задремал, а может и ушел куда-то глубже. Насколько тут обширное пространство мне не очень довелось понять, да и не особо-то и хотелось.

— Ну, рассказывай, — сказал он. — Чем жизнь не мила, раз чудачества запрещенные делать решился, — начал он.

— Я бы хотел знать с кем разговариваю, — ответил я спокойно, без хамства и с максимально располагающим тоном. Просто хотелось говорить не с абстрактным мужчиной, который явно имел какой-то вес здесь в душном подвале, а с кем-то более конкретным.

— Свиридонов Олег Евгеньевич, — представился мужчина. — Начальник темницы и ответственный за исполнение приговора.

— То есть палач? — уточнил я.

Олег Евгеньевич усмехнулся, чуть прикрыв глаза. Было видно, что мой вопрос слегка его развеселил.

— Палач — это тот детина, с которым ты хотел тут в кошки-мышки поиграть, — ответил он, не соблюдая ни единой формальности. — Смею заметить, что если бы он ухватил тебя за шею, то, скорее всего, свернул бы, не думая.

— То, что он думать не любит я уже понял.

Олег Евгеньевич снова хмыкнул, а губы тронула тонкая и едкая улыбка.

— Будешь говорить почему закон старый нарушаешь или нет?

— Что конкретно я нарушил? — спросил я. Да, я знал, что все, что связано с наукой, прогрессорством и развитием тут под запретом, но хотелось бы понять конкретнее. Почему-то среди местных жителей никто точно не мог мне ответить.

Олег Евгеньевич вздохнул.

— Ты правда хочешь, чтобы я тебе это сказал или придуриваешься?

— Действительно хочу знать.

— Согласно Императорскому Слову от две тысячи четыреста девяносто пятого года июля месяца, двенадцатого числа — все научные разработки прекращаются и встают под запрет. Всякий, кто будет продолжать идти вопреки Указу — должен быть незамедлительно казнен без суда и следствия.

Ну, приплыли. То есть покойный император просто так запретил все, что касалось технологического и развития в общем, чтобы… что? И… две тысячи четыреста девяносто пятого года… это что, с момента, как я уснул прошло более четыреста семидесяти лет⁈

Вопрос хороший, нужно будет изучить, но сейчас есть более насущные проблемы.

— Так, — сказал я. — А я тут причем?

— Есть свидетели. Множество. Что ты собирал какие-то механизмы в заднем помещении кузницы.

Я открыл было рот, чтобы возразить, что мало ли что там за механизмы в кузнице могут быть. Чай для простого народа стараюсь, однако Олег Евгеньевич поднял палец, не дав мне сказать ни слова.

— Я бы рад был закрыть на эти слухи глаза, потому что народ у нас… темный, дремучий. Им кузнечные меха покажи, так все — темное колдунство. А про царский самовар я вообще молчу. Но есть одно маленькое «но».

Я поднял бровь в немом вопросе. Внутри себя я догадывался о чем могла идти речь и даже признавал, что был не прав, но виду не подавал.

— Маленькие механические заводные волчки, которые ты подарил бедным детям недалеко от храма. Признаю, действительно увлекательные штуковины, особенно в наше время. Сам-то я не застал тех времен, когда кареты по небу летали, а ты, думаю, о них и не слышал даже.

Я отрицательно покачал головой. Летающих карет я действительно не застал. У нас были самолеты, вертолеты и даже ракеты. А вот кареты… нет, такого не было. А если карета, то к ней еще и лошадь летающая нужна была. Ну, точно глупости же.

— Их мог дать кто угодно, — спокойно возразил я.

— Да в том-то и дело, что да. И я готов бы был и на это закрыть глаза, но сопоставив эти два факта вырисовывается один простой вывод: ты нарушил Указ, в котором четко было сказано, что все разработки запрещены. Я половину из того, что там написано не понимаю, но четко знаю одно — твое дело уже решено на закрытом судебном заседании. Завтра на рассвете тебя повесят.

От удивления у меня даже брови нахмурились, и нижняя челюсть приоткрылась.

Мало того, что это звучало как бред, так еще и сразу на эшафот определили. Какое-то закрытое судебное заседание. А судьи — кто?

— Прошу прощения? — сказал я, не скрывая удивления. — Вот так сразу?

— У нас по-другому не делается, Саша, — ответил он мне, пожав плечами. — По большому счету я вообще делаю тебе одолжение только тем, что сейчас с тобой разговариваю, а не веду прямо к петле. Можно было бы еще положить на стол, приковать кандалами и попросить Ваську тебя попытать, чтобы узнать кто тебя надоумил на подобное.

— А кто-то должен был? — спросил я, хмыкнув.

Олег Евгеньевич пожал плечами.

— Кто знает?

Дело дрянь. Если меня уже каким-то там тайным закрытым судом определили прямо на тот свет, то единственным вариантом выкрутиться было попробовать как-то достучаться до царя. Потребовать обжаловать решение этих незримых вершителей судеб.

— Я имею право на последнюю просьбу, которую вы обязаны выполнить, Олег Евгеньевич?

Внутри меня таилась надежда, что здесь, как и в моем времени действовало золотое правило. Задержанному — один звонок. Осужденному на смертную казнь — последняя просьба. А в одной книге я как-то читал такую фразу: если тебя собрались повесить — попроси стакан воды. Мало ли что случится за то время, пока его несут.

— Допустим, — снисходительно ответил он.

Надо выразить мысль максимально конкретно, чтоб не случилось, как в загадывании желания джину. Чем меньше конкретики — тем хуже будет результат.

— Я прошу передать сегодня же Его Величеству, что находится здесь в городе Великом Новгороде, что хочу попросить у него о встрече, так как я, Александр Иванович Кулибин могу быть полезен для государства под его началом. Скажите ему, что я — инженер.

Олег Евгеньевич скривился, словно вляпался в коровью лепешку новым башмаком.

— Ну и слово-то какое… инженер! Долго вспоминал его?

Я пожал плечами.

— Меньше секунды.

Он скинул ноги со стола, подняв с пола столп пыли, отчего в носу неприятно стало зудить. Я прикрыл рот руками и громко чихнул, не сумев сдержаться.

— Будь здоров, — сказал Олег Евгеньевич.

Я невольно хохотнул. Желать здоровья тому, кого завтра должны повесить. Иронично. Видимо до него тоже дошла вся соль сказанного, потому что начальник темницы тоже рассмеялся в ответ.

— Жаль тебя. Хороший ты парень. Видно, что голова варит, — он хлопнул себя ладонями по коленям и тяжело поднялся со стула. — Но, так как никуда тебя отпускать не могу, то прошу пройти в камеру, побудешь в ней до утра. Ужин, как говорит старик Аркадич в корчме «Два карася», за счет заведения.

Я поднялся со стула почти что со скрипом. Головой все понимал, анализировал трезво и принимал с хладнокровным спокойствием, но вот тело явно не хотело принимать существующий факт.

— Просьбу твою исполню, — сказал он. — Все передам, но ничего обещать не буду, сам понимаешь.

— Понимаю, — ответил я.

Я вошел в камеру, окруженную толстыми металлическими прутами и сел на низкую лавку. На полу тоже лежало старое, но хотя бы сухое сено. Прутья выкованы вручную, прямоугольные, примерно двадцать на двадцать миллиметров. Местами толще, местами тоньше, но достаточно прочные, чтобы сдержать преступника без инструмента.

Металлические петли неприятно скрипнули, после чего трижды лязгнул замок. Судя по виду это обычный «снегирь» — простейший штифтовый механизм, который можно открыть при помощи обычной женской заколки.

Я прислонился спиной к кирпичной стене и прикрыл глаза. Кирпич неприятно давил на позвонки. Интересно, какова она толщиной? В метр? Нет, звук шагов за ней глухой — значит, полметра с глиняной штукатуркой снаружи. Вариант бить в место кладки оставался актуальным, если найти чем…

Мысли в голове крутились одна за другой и все сводились к тому, что придется прорываться с боем. Просто так отвести себя на виселицу я точно не дам. Нужно придумать способ, как вырваться и попробовать сигануть через стену.

Эшафот как раз близко примыкал к отвесной защитной стене, ограждавшей город. Высота стены примерно восемь метров. Кладка с бойницами и с башнями сверху для лучников.

Если подтянуться на перекладине, после чего хорошо прыгнуть и ухватится руками, то может и получиться, только… что, если наденут кандалы?

Выбью большие пальцы из суставов и сниму их, потом вправлю. Да, пару месяцев будет болеть, но лучше так, чем проститься с жизнью.

Я не заметил, как за размышлениями провалился в сон. Меня не волновал ни ужин, ни его отсутствие. Волновала только задача, где переменных было так много что удержать каждую казалось практически нереальным.

Лязг металла рывком выдрал меня из неуютной и вязкой темноты полудремы. Надомной стоял верзила, а за ним за решеткой по ту сторону двое представителей синих мундиров с пятиконечными звездами. В этот раз другие лица, не те, что вчера.

Они смотрели на меня, щуря глаза, которые явно открыли сегодняшним утром с трудом и без особого желания. Воздух тут же заполнился запахами кислой браги и вечерней попойки.

— Вставай, — прогундел недовольно Васька-палач. — Пора идти.