Первенец (СИ)

Глава 42 - Дарион

Наилий жалел, что дверь в гостиную без стекла. Деревянное полотно мешало заглянуть внутрь и узнать, как там Куна. Публий разрешил войти только Аттии, она сейчас обмывала Дариона. Сын плакал, военврач вполголоса раздавал указания, а женщины молчали.

Только медики могли закрыть перед генералом двери, да еще так категорично. «Нет, Наилий, операцию ты не увидишь». Куна по-прежнему лежала на столе под наркозом, а Публий накладывал швы стежок за стежком. Методично и бесстрастно. Так, будто он все еще в академии у тренировочного макета. Не стоит отвлекать, лезть под руку и задавать вопросы. Закончит - сам выйдет.

Генерал уперся лбом в оштукатуренную стену и закрыл глаза. В коридоре назойливо пахло сыростью от пропитанных туманом курток и травяным отваром с кухни. Женщины не готовили, в Нарт собрались. Голодные обе. И Дарион. Его кто-нибудь собирается кормить? Наилий дернулся к двери и решительно постучал, но спрашивать и требовать не пришлось. Ручка провернулась, замок щелкнул, и боком в проем вышла Аттия, закутанная в синтетическую ткань от бахил до шапочки. У неё на руках недовольно кряхтел клетчатый сверток.

- А вот и наш папа, - прошептала матушка куда-то в складки одеяла. Запеленали Дариона с головой - лица не разглядеть. Слабый, беззащитный, маленький, словно кукла. Наилий шагнул к ним, не чувствуя ног, и остановился.

- Покажи, - хрипло попросил генерал, - покажи мне.

- Верх у комбинезона снимай, - улыбнулась Аттия, выставив локоть, чтобы случайно не схватил ребенка, - и шапочку у меня из кармана возьми.

Пришлось подчиниться, но никогда еще генерал так не путался в рукавах. Ткань будто прилипла, а молния рассерженно трещала. Забыл до конца расстегнуть.

- Все!

- Еще шапочка, - пропела матушка.

Помочь не могла, руки заняты. Спрятав волосы, Наилий, наконец, выдохнул. Аттия аккуратно переложила ему на сгиб локтя сверток, поправляя ладони так, чтобы держал правильно. Дарион не смотрел на отца. Уткнулся носом в белую рубашку и тихо сопел.

Наилий мир перестал чувствовать. Просочившийся в дом туман, шепот матушки, собственное тело, ставшее чужим. Его сердце лежало на руках и прятало в край пеленки огромные щеки. Радость бежала по венам волной тепла, голова кружилась от эйфории и хотелось только одного - чтобы сын открыл глаза. Но мальчишка собрался спать, нахмурив брови до глубокой складки на переносице.

- Не тебя похож, Наилий, - тронула за плечо Аттия, - смотри, какой строгий.

- Офицером вырастет, - рассмеялся генерал. - Бойцов будет по плацу гонять.

А сам уже вглядывался в чуть вздернутый нос, покатый лоб.

- Нет, не похож.

- Копия, - настаивала матушка, обнимая сзади за плечи, - я ведь помню. Ты такой же крепкий родился. Щеки, как кузнечные меха ходили, соски на бутылке не успевала менять.

Аттия вдруг замолчала, уткнувшись в генеральское плечо. Слезы расплывались на рубашке, и казалось, что как в детстве пахнет молоком и цветочным медом. Том далеком детстве, где еще не было тренировок и голоса мастера, кричавшего «подъем», а мальчишки делили на всех одну маму.

Дарион будет счастливее его, Наилий наизнанку ради этого вывернется.

***

Хитрую анестезию поставил лейтенант Куне. Укол в спину, от которого отнимаются ноги, а сознание остается. Лежа на столе, она успела разглядеть все приготовления. Обернутую стерильными простынями тумбу с хирургическими инструментами в лотках, вторую с лампой и растворами для обработки, куда отнесут Дариона. Так радовалась, что услышит крик сына, увидит его. Дождаться не могла тех нескольких мгновений от строгого «начали» Публия до первого вдоха ребенка.

А его как пилота катера Публий поднял в воздух и мгновенно положил на пеленку к Аттии в руки. Куна едва успела разглядеть крохотное личико, косолапые ножки и сине-зеленую нить пуповины. Сердце застучало, нагоняя давление до блестящих мушек перед глазами. Облегчение накатило волной слабости. Родила. Несуществующие боги, она родила!

- Покажите, - робко попросила Куна. Пошевелиться не могла. Ног не чувствовала, а руки военврач привязал к столу и отгородился от пациентки тряпичным экраном, чтобы не видела, как он режет и шьет. Где-то по ту сторону в держателе стоял планшет и снимал операцию, а Цеста в гарнитуру подсказывала, что делать. Публий слушал акушерку.

Дарион кричал за спиной Аттии, тяжелый воздух гостиной разбавлялся все новыми и новыми запахами. Резкими химическими, мягкими с парфюмерной отдушкой, навязчивыми и едва уловимыми. Куна тянула шею, выворачивала голову, но видела только, как матушка сосредоточенно пеленает младенца.

- Мы готовы.

- Пуповину обработала? - отрывисто спросил Публий. - Скобку поставила?

- Да. К груди можно приложить?

Куна дернулась попросить, рот открыла, но лейтенант ответил быстрее.

- Нет, я еще не закончил. Помешаете.

Инструменты ворочались в поддоне с металлическим лязгом, а Куна губы кусала от досады. Матушка не стала спорить с хирургом, унесла Дариона в коридор. Может и правильно, Наилий тоже волновался, но бездна, как обидно. Вместо огромного живота - пустота и тревога, которая теперь всегда будет с Куной. Где её ребенок? Как он там?

- Извини, - пробормотал Публий из-за экрана, - будь я настоящим акушером, справился бы лучше. Потерпи немного, хорошо?

- Что вы, лейтенант Назо, - выдохнула Куна, - вы нам жизнь спасли. Это я должна просить прощения...

- Лежи пока. Все позже.

(обновление от 18.08)

Лампы светили в глаза, их со всего дома собрали и включили одновременно. Одна до сих пор горела над тумбой, где Аттия пеленала Дариона. По старинке с головой, Куна так не умела. Видела раньше на снимке из медицинского центра, где мать держала сверток с Аврелией и страдала, будто несла домой беду, а не ребенка. Куна не будет такой. Как можно не любить своё дитя? Забыть ту радость, что сейчас греет тысячей светил, променять на обиду и претензии, кто кому жизнь испортил.

Мать с ней больше не ругалась, но и не звонила. Четыре месяца, что она в горах, Куна не слышала ни её голоса, ни сестры. Сама так захотела, верно, но боль не отпускала. Неужели им настолько наплевать? Ведь мать знает, что скоро станет бабушкой и даже не пытается найти дочь и внука? Номер Куна помнила, могла сама позвонить, но поняла, что не станет. Мать - взрослая, самостоятельная и это её выбор. Если бы действительно волновалась за дочь, её бы ничто не остановило.

- Все, я закончил, - доложил Публий и гремел теперь инструментами, прибираясь у стола. Экран снял, накрыл простыней ноги Куны и выключил половину освещения. Большой ком пропитанных кровью тряпок сунул в пакет для мусора и, выдохнув, встал рядом.

- Я ведь так тебя и не поздравил, мама Куна. Какой мальчишка получился - загляденье.

Лейтенант устало улыбался, вытирая запястьем пот со лба. Все отвлеклись на Дариона и забыли, чьи руки достали его на свет. Одной бездне известно, чего это стоило Публию.

- Спасибо вам, - сказала Куна, болезненно сглатывая слюну пересохшим горлом. Больше слова не шли. Да и можно ли вложить в них ту благодарность, что чувствовала?

- Ты главное поправляйся, - кивнул военврач, - и Дариона береги. Знаешь, я сейчас понял акушерок. Жизнь всегда драгоценность, но увидеть рождение новой - настоящее чудо. Выбирай я специализацию в академии сегодня, не уверен, что остался бы хирургом.

- И очень зря, - отозвался с порога Наилий, - военно-полевая хирургия тебе бы этого не простила.

- Может быть, - рассмеялся Публий, промолчав про собственный запрет для генерала стоять в операционной. Улыбка не сходила с их лиц, Куна никогда раньше не видела мужчин такими счастливыми. Любовалась бы и дальше, не держи Наилий клетчатый сверток.

- Лейтенант Назо, - тихо позвала она, - а теперь можно покормить ребенка?

- Да, конечно, - спохватился военврач, - Наилий, неси его.

Под ноги генерал почти не смотрел, и Аттия крутилась рядом, направляя, чтобы не врезался в диван или тумбу. Столько взрослых вокруг одного младенца, а матери до сих пор не разрешили его подержать. Узлы на веревках затянулись туго, Публию пришлось буквально отрезать Куну от стола. Если бы не анестезия, давно бы сама сбежала. Пусть недалеко, но к сыну.

- Отдайте, - простонала Куна, не замечая, как Аттия надрывает ткань операционной сорочки на груди.

- За голову не трогай, - предупредил Публий, - рано еще.

Сонного Дариона осторожно уложили на живот матери. Маленького, теплого, родного. Хотелось обнять покрепче, но как? Куна едва его придерживала, боясь что-нибудь повредить. Сын прижался пухлой щекой к груди и тут же замотал головой. Да так сильно, что пушок на макушке шаркался об пеленку.

- Что с ним? - в панике дернулась Куна.

- Грудь ищет, - улыбнулась матушка, - давай поможем.

Дарион сам справился, больно уцепившись деснами за сосок. Пыхтел, как закипающий чайник и щеки раздувал. Пахло от него теплой пеленкой, детским мылом и чуть-чуть карамелью. Самый сладкий младенец.

Куна слушала его дыхание и думала, что едва ли заслужила такое счастье, но она будет стараться. Может и не знает, каково это - быть хорошей матерью. Но догадывается, что для начала ребенка нужно просто любить.

***

Публий долго рассказывал под запись, сколько часов Куне нужно лежать, когда можно пробовать встать с кровати и как обрабатывать шов после операции. Генерал сидел в гостиной, замотавшись в стерильную пеленку, и только успевал разбивать на планшете аудиопоток на файлы.

Забрать Куну в Равэнну снова не получалось, да никто и не рвался. Легарскую компанию нужно доводить до капитуляции противника и Наилия на Дарии все равно не будет.

- Куна не справится без помощи, - бубнил Публий, - кто-то должен приносить ребенка на кормления и решать бытовые проблемы.

Виликусам это не поручишь. Генерал сомневался, что молодая мама оставит ребенка голодным, постеснявшись достать грудь из сорочки при постороннем мужчине, но зачем создавать неудобства? Да и лучше Аттии вряд ли кто-нибудь справится, а матушка не хотела покидать горы.

Даже Цесту не пришлось уговаривать. Акушерка причитала в гарнитуру, что такая операция в полевых условиях чревата осложнениями и рвалась осмотреть пациентов сразу, как только сойдет туман или расчистят завал на дороге. Настаивала, что проработает в Нарте два месяца и будет следить за Куной, пока она не восстановится.

Разумеется, генерал не возражал. Тем более, вокруг Цесты уже крутилась половина Нарта. Новость о дариссе акушерке женщины разнесли по городу быстрее, чем рядовые приказ о старте учений по казарме. У медпункта каждый день выстраивалась очередь, Цесте корзинами таскали продукты, а Глория клялась возить на мотоцикле, куда скажет по первому свистку. Измучились местные без хорошего врача. Так ведь и заманят остаться на совсем.

- Педиатра бы еще хорошего, - не унимался Публий, поглядывая на Дариона. Наелся мальчишка и уснул прямо на груди матери, а Куну отказалась отдавать, словно боялась, что больше не увидит.

- Генетики только по аномалиям, - нахмурился генерал, - другие детские хвори их не волнуют. Понял, что-нибудь придумаю.

Военврач притих, переводя дыхание, и в паузу у Наилия запищала гарнитура.

- Слушаю.

- Ты там как? Всех научил правильно эвакуироваться? - бодро спросил Марк. - Прилетишь в гости? Я много рыбы нажарил, один не съем.

Наилий накрыл микрофон ладонью и тихо вздохнул. В гостях ведь на чужом материке, а хозяину сектора даже не позвонил. Формально генералы могли летать по планете ни перед кем не отчитываясь, но правила вежливости требовали устного или письменного приглашения. Марк от него отмахнулся, учения согласовал не глядя, а теперь висел на линии и ждал ответ.

- Извини, Сципион, не могу.

Обидится ведь Марк, если придумать глупую причину, а на правду о новорожденном сыне обидится вдвойне. Почему Наилий молчал о ребенке? Закрутился, забыл, не придал значения? Первенцу? Девять месяцев? Бред.

- Я здесь с женщиной, - начал издалека генерал пятой армии, - в моем старом доме. Помнишь возню с документами? Владею вот. Приехал в отгулы между командировками.

- Понятно. Я мешаю.

Бездна его забери! Уже на взводе. В гарнитуру не пыхтит, но все и так слышно по ледяному тону. Да-да мешает! Наилий скоро улетит обратно к легарцам, а так хотелось побыть с Дарионом.

- Как Северина? - попытался перевести тему генерал пятой армии. - Как дети?

- Нормально, - выцедил Марк и замолчал. Связь держал, но палец уже явно на кнопке гарнитуры. В интернате было проще, а с генеральскими погонами на плечах и через океан словно стена выросла. Вместо ночных разговоров в общей спальне - графики командировок, учения и семьи с их проблемами. Марк рыбы нажарил, пообщаться хотел, а Наилий признаться не мог. Глупо. Слова давили на нервы как река на плотину. Барьер трещал, разваливался на части и генерала прорвало.

- Марк, у меня сын родился час назад прямо в доме. Сильный, крепкий, здоровее нас с тобой. Хотел его в город забрать в медпункт, а в долине туман - не сесть, не взлететь. Застряли мы здесь, не до рыбы мне сейчас, давай как-нибудь в другой раз.

- Отсыревшие патроны, утонувший магазин! - ругнулся Сципион. - Жди, сейчас прилечу!

Из крайности в крайность. Сорок циклов, а Марк не изменился.

- Стой! - дернулся Наилий. - Не надо нас спасать. Я не могу сейчас забрать всех в Равэнну, Куне покой нужен. Она здесь останется, а я дождусь хорошей погоды и буду у тебя.

Послушал он как же. Тяжелый транспортник легче с курса сбить, чем генерала девятой армии.

- Рыба пропадет. Жди, скоро буду.

- В бездну. Прилетай, - ответил Наилий уже в короткие гудки разрыва связи. Быстро не доберется, Куна успеет отдохнуть, а дальше по обстоятельствам.